***
СССР сидел на стуле и закинув одну ногу на ногу и подписывал какие-то бумаги, иногда поглядывая на заключённого. Документов за последнее время скопилось настолько много, что Совету казалось невозможным прочесть каждый лист подписать его или отказаться от написанного, и не помереть. «Мх, в этом костюме так неудобно», — возмущался про себя надзиратель. Хоть Союз и часто носил строгие костюмы, но всё-таки предпочитал больше свободную одежду. Несколькими днями ранее на собеседование между странами-победителями случился спор. — Ему надо произвести впечатление. Желательно, плохое, — говорил Америка. — Сын, я знал, после того, как я тебя в младенчестве уронил, что будут осложнения. Но не подозревал, что такие! — закатывая глаза ответил на заявления Штатов Великобритания. — Ну пааап, — растянул гласную «а» США, — Рейх должен чувствовать себя некомфортно. — Для чего это? — Ну посуди. Он там просто просидит несколько дней, как дома, до окончательного решения и все. А нам нужен другой эффект. Он должен понять, что он проиграл и должен понести наказание. Для него это игра. Он же сумасшедший! Он этого не догоняет. — Все равно чушь все это! — отрицал чаелюб. СССР стоял напротив них и слушал этот великолепный спор. Ему даже честно нечего было добавить. Когда эти двое всё-таки утихомирились, то Союз направился в сторону выхода, но почувствовал на себе чью-то руку. — Хей, Совок, — обратился к нему Америка. — Чего тебе? — спросил Совет, на что в ответ Саня сунул ему в руки пакет, с тем самым темно синем костюмом, про который он недавно спорил, — Всё-таки думаешь, что я должен одеть его? — Да. Хотя бы попробуй. Если ничего не произойдёт или будет неудобно, то отдашь обратно, — выдал США и убежал. Достав дома содержимое пакета Союз увидел ещё кроме брюк и пиджака ремень, у которого возле пряжки, скорее всего это декоративная шлевка, была металлическая вставка, на которой красовалась звезда. Также в наличии еще красный галстук и белые перчатки. Перчатки сразу были откинуты в сторону Союзом. Таким образом обозначив, что он не собирается это надевать. В таком «боевом раскрасе» СССР уже четвертый день сидел и работал с бумагами, параллельно наблюдая за Рейхом. Нацист сидел, вроде, тихо и спокойно. Не хамил и не огрызался. Ни единого слова он не проронил даже, когда Совет наблюдал за тем, как Рейх принимал душ. Он даже редко двигался. Настолько, что от малейшего его движения, в полной тишине, звучавшее в два раза громче, чем обычно, Союз вздрагивал. «Какой-то он странный», — подозрительно смотря на немца, думал коммунист. Но сегодня он более активный. Рейх сидел на своей кровати и теребил рукав кофты, повязанной у него на бедрах. На нем была надета черная футболка, черные джинсы. Страны пожалели немца и на холодные дни дали ему белую, в серую полоску кофту на молнии. Но ее он не надевал, а повязывал на бедрах, хотя сейчас достаточно прохладно. Странный немец. СССР думая, перед подписью очередной бумаги уставился в угол. Мимо пролетела муха. Союз посмотрел на эту летающую сущность с мыслью: «Прибить бы». Потом снова взял ручку и начал что-то писать на документе. Рейх откинулся на кровать и начал смотреть в потолок, сложив руки на животе. На что Совет взглянул в сторону нациста и продолжил писать. «Какой-то он сегодня больно подвижный. Как бы эта псина ничего не задумала!», — недоумевал про себя коммунист. — Союз, мне тут так и сидеть? — выдал Рейх. СССР не ожидал услышать что-то от этого придурка. — А что ты предлагаешь? Мне выпустить тебя ещё, блять?! Сиди и не рыпайся. Молись, чтобы я тебе бошку не скрутил, а ведь так хочется, — нагрубил заключённому Совок, — Ещё отвлекать меня собираешься? На это нацист замолк на какое-то время. Союз усмехнулся от такого послушания. Но на этом Рейх не хотел останавливаться. Немец встал, подошёл к той части решетки, где стоит стул и начал гладить Совета по ноге. — Союз, — начал шептать Третий. Вздрогнув, коммунист отдернул ногу и отодвинулся подальше, перед этим вмазав немцу леща. — Ты чё, блять, себе позволяешь?! — прокричал на Рейха СССР, — Знаешь, как прекрасно было не слышать твой мерзкий голос все это время? Поэтому, сделай одолжение, помолчи! — Hier ist eine Hündin *, — злобно прошипел нацист и отошёл от решетки, потирая свою щеку. Союз уже успокоившись продолжил работать с бумагами. Тем более их осталось не так много. Кажется, Совет, всё-таки выживет после всех этих бумажек. Но вдруг он снова услышал это мерзкое тихое: «Союз» в исполнении Рейха. На этот раз СССР решил, что проигнорирует его слова. Но потом все же снова услышал этот: «Союз». Совет резко повернулся и грозно спросил: — Что тебе? — Выпусти меня~ — получил он в ответ фирменную ехидную улыбку от Третьего. — Что? Я не имею права. Тем более такого гада как ты. В жизни — нет! — грозно начал отрицать все СССР. — Ну, тогда хотя бы в комнату, в которой ты сидишь. Мне плохо, — видимо, попробовал соврать нацист. — Почему тебе плохо? — Не знаю. Тут душно. А я ведь знаю, что нужен вам живым. Так что лучше выпусти, если не хочешь почувствовать на себе гнев друзей. Я не прошу на волю, ведь знаю, что не пустишь. — Слушай. Из-за духоты ещё никто не помирал, тем более в комнате не лучше. И не смей мне угрожать. Союз встал со стула и подошёл к решетке, предварительно наклонившись, чтобы быть с немцем на одном уровне. На такой ход действий Рейх тоже подошёл ближе к решетке. — Ну, пожалуйста, — выпрашивал Третий. — Сказал же, нет! — нахмурился Совет. — Пожалуйста-пожалуйста! — не унимался Рейх. В этот момент невозмутимый СССР потянул руку в карман и достал оттуда ключ. Союз уже давно неровно дышит к своему врагу. Настолько давно, что Совет не останавливает себя при мыслях о голом немце и о том, как он его хочет. Невольно ключ повернулся в замочной скважине и дверь открылась. Коммунист проверил входную дверь комнаты, закрыта она или нет. «Ну посмотрим, что ты задумал. Не сбежишь же ты», — подумал СССР, решив разгадать план нациста. — Это только один раз, — прорычал Союз, глянув на немца. — Конечно же, — ответил Рейх, выйдя из «плена», — спасибо большое, обещаю, что не сбегу, — Третий подмигнул Союзу, на что коммунист отвёл взгляд на верхний угол. — Буду прямо я тебе доверять! Совет начал внимательно следил за каждым движением нациста. — А у тебя есть вода? — подойдя чуть ближе к СССР задал вопрос немец. — С ядом. Конечно, — наклонился Союз, достал из-под стола бутылку воды и протянул ее в сторону врага. — А если без шуток? — Рейх сделал серьезное лицо. — У нас яд запрещен. Не ссы, — посмеялся Совет. Нацист аккуратно взял бутылку, открутил крышку и маленькими глотками начал отпивать воду. А в это время коммунист сел на свой стул и начал пялиться на Рейха. СССР находил нациста чертовски привлекательным. Его аккуратные черты лица, его худое тельце. Союзу казалось, что будь Третий на стороне добра, он бы добился намного больше, чем встав на скользкую дорожку зла. Он мог бы просто соблазнять своего собеседника и тем самым добиваться все того, что немец давно хотел. Но он выбрал путь зла и жестокости. «А зло ему даже как-то к лицу. Он такой привлекательный, когда замышляет что-то», — считал Совет. За те четыре дня пребывания за решеткой, Рейх показал себя, как личность творческую. Весь день проведенный в камере он или спал или сидел на кровати, а иногда он садился за стол и просил у Союза бумагу, чтобы что-то нарисовать. Чисто из интереса коммунист как-то дал ему лист и ручку. Знаете, а он неплохой художник. Обычной ручкой он нарисовал скетч пейзажа, что окружал наш дом. Закончив пить немец закрыл бутылку крышкой и протянул обратно СССРу. — Спасибо, — поблагодарил нацист. — Не за что, — ответил Совет и поставил бутылку обратно под стол. — А чем ты тут занимаешься? — Третий подошёл к столу и взглянул на раскиданные бумаги лежавшие на столе. — Да так. Мое дело, — ответив, Союз убрал пару бумажек, не относящихся к этому делу к себе в карман. Видимо, этой псине снова стало скучно или он что-то удумал. Рейх начал ходить по комнате, всматриваться в стены, разглядывать объявления. А коммунист не сводил с него глаз. Он то ли следил за заключённым, то ли снова пялился на него. Вдруг, Рейх резко поворачивается и ловит взгляд своего смотрителя у себя на жопе. Тот заметив, что его спалили быстро отводит взгляд в сторону. — Хей, Союзик~ — пошло улыбнувшись окликнул нацист СССР. — Чего тебе? Третий быстро подошёл и сел к Совету на колени. Два врага оказались лицом к лицу. Нацист начал тереться и ёрзать на Союзе. Тот начал с силой отбиваться от немца и спихивать его с себя. Но Рейх был настойчивый и не желал слезать с Совка. Спустя несколько попыток коммуниста спихнуть с себя эту псину, он уже нехотя делал это. Момент и СССР будто слетает с катушек. СССР схватив немца за талию, начал целовать и иногда лизать шею своего врага. В ответ же Рейх начал тереться ещё интенсивнее, пока не почувствовал упирающийся в него член Союза. Тогда нацист начал расстегивать на Совете пиджак. Коммунист оторвался от своего дела и стал помогать Третьему. Вот на Совке уже нет ни пиджака, ни рубашки и Рейх может лицезреть его голый торс. Но Союз не собирался на этом останавливаться. Он быстро стягивает с немца футболку и оставляет засосы на его груди. В ответ Союз получает приглушённые стоны удовольствия. Затем, после нескольких минут наслаждений Третий берет обеими руками лицо коммуниста и притягивает к своему лицу. СССР не сопротивляясь целует нациста в засос, проталкивая свой язык все глубже и глубже в рот врагу, параллельно спускаясь к штанам немца. Расслабив ремень, Совет прошмыгнул к его боксерам, поглаживая, ещё не вставший член своего заключённого, через ткань. Нацист стал тихонько постанывать и закидывать голову назад. Вдруг, коммунист подхватил за ноги Третьего и встав прошел в камеру, где он на кровать осторожно уложил Рейха. — Тут удобнее, не так ли? — задал риторический вопрос Союз. Честно говоря, СССР не был любителем минета от своего сексуального партнера. Тем более дрочки. Мало того, что это забирает лишнее время, так и ничего такого и не происходит. «Я сам себе, если надо подрочу», — выражался Совет, — «Да, говорят, что когда делает это другой человек, то это приятнее. Но я не чувствую разницы.» Вот и сейчас коммунист решил не тратить на это время. Быстро освободившись от брюк и боксеров, он навис над Рейхом и, как бы, для подготовки жадно впился в его губы, сплетая их языки в жарком танце. Он исследовал каждый уголок его рта, каждое место его язычка.Через какое-то время воздуха перестало хватать, расцепив их губы, они вместе ловили воздух ртом. Страны пошло посмотрели друг на друга. СССР плюнул себе на пальцы и вставил их в немца. Тот зажмурившись от боли подался вперёд. Но Союз потянул его за бедра и вернул того на место. Пальцы задвигались внутри Третьего, тот вздыхал и прогибался в спине. Под конец растяжки Рейх сам насаживался на пальцы. Стоны нациста ласкали уши Совету и он уже не мог удержаться, что бы не войти в своего врага. Совок вытащил пальцы из узкого отверстия и приставил головку члена. Войдя, первый услышал сдавленный стон, но он не остановился. СССР дал какое-то время привыкнуть Третьему к своему органу в нем и начал двигаться. Сначала медленно, потом быстрее, потом ещё быстрее наращивая темп. Немец плотно схватившись за простыню елозил и ёрзал под коммунистом. Совета это только больше заводило. Но тот хотел сделать приятно им обоим. СССР старался быть нежным, старался сдерживать себя, чтобы не взять грубо своего врага. Вскрики боли нациста превратились в стоны. Он хотел ещё больше. Понимая это и видя потребность Рейха, Совет стал зверем, он стал безжалостно вторгаться в него, оставляя следы от пальцев на бедрах немца. Тяжело дыша, рыча, постанывая, он не прекращал трахать его. Так это продолжалось может полчаса, а может и час. Но для этих двоих это было не важно. Им казалось, что существуют только они. Только они вдвоем. Наконец, коммунист кончил и начались несколько секунд оргазма, для которых это все и затевалось.***
На следующий день Союз разбудил Рейха в 7 утра и приказал собираться. Немец послушно принял душ, почистил зубы, оделся и обулся. — Ну и что теперь? — недовольно спросил Третий. — Сейчас мы идём решать твою дальнейшую судьбу. — Опа, ООН всё-таки придумали, что со мной делать, — злобно улыбнулся нацист. — Радоваться будешь потом, а сейчас мы опаздываем, — СССР схватив руки Рейха, заключил их в наручники. На что получил неодобрительное выражение лица. Благо, суд решили устроить недалеко от этого участка. Идти долго не пришлось. Во время пути Третий пытался завести разговор, на что получал только игнор. СССР был в смятении. После вчерашних потрахушек Союз перестал чувствовать что-либо к Рейху. Будто ему только и нужно было выебать его для счастья. Это удивляло и одновременно пугало Совета. Ой, а вот они уже и на месте. Кажется, сейчас немцу будет несладко. СССР находил нациста чертовски привлекательным. Его аккуратные черты лица, его худое тельце. Союзу казалось, что будь Третий на стороне добра, он бы добился намного больше, чем встав на скользкую дорожку зла. Он мог бы просто соблазнять своего собеседника и тем самым добиваться все того, что немец давно хотел. Но он выбрал путь зла и жестокости. И он поплатится за это. Ему придется отмывать все свои 7 смертных грехов кровью и потом. Мысль о смерти вызывает у большинства людей тревогу, если не сказать больше. Некоторых она приводит в ужас и они боятся даже представить, что могут когда-нибудь умереть. Та жизнь, которую мы проживаем, это бесконечно малая часть нашего существования — череды жизней в физических телах и тех периодов когда мы находимся вне их. И смерть — всего лишь шаг вперёд на этом бесконечном пути. По моему, даже после смерти Третьему Рейху будет худо. Но это уже совершенно другая история. О которой уже никто не узнает, кроме немца.