Ловец мышей, воробьев и скверных мыслей

      Жизнь для Хидзикаты Тосидзо приобрела совершенно другие краски, когда влилась в новое русло глобальных перемен. Молва о его смерти, казалось, достигла ушей каждого в стране, но миновала горную деревушку, где они с Юкимурой-сан укрылись от врагов, которые не особо верили в гибель Хидзикаты.       Именно здесь он повстречал этого маленького рыжего дьяволёнка, то ли по ошибке, то ли по иронии судьбы принявшего облик молодого кота.       В день их первой встречи на улице стояла сильная жара, и только тень могучих деревьев закрывала мансарду от солнечных лучей и давала благодатный холодок. Солнце путалось в изумрудной листве и пятнами света падало на древесину вычищенной до блеска энгаве. Хидзиката сидел и писал стихи. Раны его до сих пор давали о себе знать не самым приятным образом, поэтому помогать Чидзуру по хозяйству он не мог, а написание стихов или хотя бы скудные попытки это сделать отвлекали бывшего самурая от скверных мыслей, вариться в которых он не переставал до сего дня.       Потуги изложить их на бумагу помогали лучше понять, от чего пришлось отказаться, чем пожертвовать, и стоило ли оно того вообще. Ответов Хидзиката пока не находил, да и вряд ли найдет. Слепая ярость вперемешку с ненавистью давно сошли на нет, по крайней мере перестали грызть так сильно, как в первые дни осознания гибели идеалов, за которые отдали жизни его соратники и друзья. Да и злиться сил уже не было.       Хидзиката слишком увлёкся мрачными думами и вовсе не наметил ушастую тень, спрыгнувшую с ветки близь растущего дерева вместе со своим усатым-полосатым хозяином. Не заметил бывалый самурай и то, как его тетрадку с набросками нагло, но очень умело вытянули у него прямо из-под носа. Очнулся Хидзиката только чудом — его окликнула вышедшая из-за угла дома с охапкой благоухающих цветов Юкимура-сан.       — Хидзиката-сан! — воскликнула она.       И мужчина тут же обратил внимание на причину столь бурной реакции. А причина эта буквально вприпрыжку, опрокинув тушечницу, удрала с тетрадкой в зубах, оставляя на чистой энгаве дорожку из чёрных кошачьих следов. Возмущённый подобной наглостью со стороны невоспитанного животного Хидзиката поднялся на ноги, совершенно не обращая внимания на ноющую боль во всём теле, и направился за котом. Но чернильная дорожка из клякс привела к зарослям неизвестного мужчине кустарника. Хидзиката, разумеется, разведал обстановку и там, обшарил почти весь сад в поисках наглой рыжей морды, абсолютно игнорируя просьбы Чидзуру не нервничать и бросить затею по линчеванию несчастного животного.       — Полно вам, Хидзиката-сан, — говорила девушка. — Это ведь всего лишь тетрадь.       — Ты ничего не понимаешь, Юкимура-сан, — говорил Тосидзо ворчливым тоном. Рявкнуть на Чидзуру мешало осознание её заботы о нём.       — Что вы сделаете с беднягой, когда найдете? — спрашивала его Юкимура, сдерживаясь от тяжёлого вздоха.       — Вырву хвост. Или усы, — сурово заявлял Хидзиката, шаря в кустах. — Надо же, стащил мои стихи, рыжий гадёныш.       — Вы сейчас будто про Окиту-сана говорите.       На лице Чидзуру в этот момент появилась печальная, но всё же улыбка, а Хидзиката замер, устремив свой взгляд в одну точку. На самом деле он ничего перед собой не видел, просто застыл. Юкимура, быстро осознав ошибку, тут же извинилась. Но Хидзиката махнул рукой, мол, оставь.       — Пусть живёт, — проворчал он, вылезая из зарослей кустарника. — Может, хоть ему мои стихи по душе придутся.       С того дня он не раз видел рыжего кота вдалеке: на дорожке в саду или на ветке дерева, что росло у высокого забора. Ближе зверь к нему не подходил, только изучал наглыми зелеными глазами.       До поры до времени.       В эти дни Хидзиката много курил, чему не была рада Чидзуру. И после очередной стычки на эту тему девушка всерьёз обиделась, даже плакала, не в силах больше убеждать любимого мужчину позаботиться о собственном здоровье. На утро после ссоры кто-то нассал в пепельницу и на сигареты Хидзикаты. И навряд ли это была Юкимура-сан.       — Хорошо хоть не на меня, — тяжко вздохнул Хидзиката, подумывая, что надо бы возобновить привычку спать с верной катаной под рукой.       Рыжий кот настойчиво пакостил Тосидзо, но всякий раз это было либо когда мужчина впадал в тяжкие раздумья, рискующие разорвать его рассудок на части и вогнать в отчаяние, граничащие с беспросветным безумием. Либо Хидзиката обижал Чидзуру, доводил бедняжку до слёз, а такое случалось нередко.       Иногда Хидзиката находил у себя на футоне или у сёдзи в комнату убитых мышек, воробьёв и ящерок. Едва ли не каждый день усатый-полосатый охотник приносил к его ногам свою добычу.       Чидзуру сначала пугалась, потом смирилась. Хидзиката же был убеждён, что кот хочет его смерти больше, чем все враги Шинсенгуми вместе взятые.       Всякий раз разубедить его спешила Юкимура-сан.       — Он о вас заботится, — добавляла Чидзуру после очередного утреннего «подношения».       — Заботится?! — у Хидзикаты едва не задёргался правый глаз.       — Именно. Коты приносят еду тем, кто, по их мнению, нуждается в заботе, — спокойно парировала Юкимура.       — Он надо мной издевается, считает, что я бабуля немощная, еды добыть себе не в состоянии, — фыркнул самурай.       На это Юкимура всегда лишь снисходительно вздыхала.       Хидзиката стал чаще думать об Оките. О его жизни, медленном угасании и смерти. К Соджи ведь тоже кошка перед смертью приходила. Только та была чёрная, а этот рыжий, почти каштановый. Если подумать, такой интересный оттенок шерсти Хидзиката видел у котов первый раз в жизни. А глаза-то его, глаза! Зелёные — изумрудные, с хитринкой и превосходством, граничащим с немного вышедшим за рамки приличия самомнением. Это был Окита Соджи. Окита Соджи, что переродился в кота. Мысль попахивала абсурдом, но одновременно грела сердце Хидзикаты Тосидзо.       Он осознал это в тот день, когда они с рыжим котом вместе сидели на энгаве и слушали шум дождя, идущего с раннего утра. Небо хмурилось, капризничало, послав на землю полупрозрачную стену дождя. Капли его быстро и мелодично разбивались о крышу дома, каменные дорожки, листву, кое-где собирались в лужицы и образовывали маленькие ручейки в саду.       Хидзиката мирно наблюдал за тем, как дождь, достигая земли, умирает, теряется, превращается в живительную влагу для многоликого растительного мира. И уж было провалился в свои мрачные мысли, как интуиция бывалого воина подсказала ему, что любуется капризами природы в сей час он не один. Хидзиката повернул голову и вздрогнул. Вот уж мелкий дьяволёнок. И не услышишь, как он подкрадётся к тебе на мягких лапах. А рыжий кот сидел рядом, на Хидзикату посмотрел лениво и принялся умывать лапы, будто так и должно быть. Дразнился. И показывал характер. На кого-то это было похоже. И Хидзиката знал на кого.       — Дождь кончится не скоро, идём в дом, — самурай поднялся на ноги.       Кот согласился, мяукнув, и послушно шмыгнул внутрь, вслед за исчезнувшем в раздвинутых сёдзи мужчиной.       На следующее утро Хидзиката вновь нашёл на футоне мёртвую мышку — новый трофей рыжего наглеца.