Вечер судного дня (и утро следующего)

— Если хочешь, можешь переночевать у меня, — устало сказал Кроули, распластавшись по скамейке, где они с Азирафелем ждали автобуса. Он произнес слова буднично, словно это ничего не значило. Но для Азирафеля это значило слишком многое. Главным образом, это означало для него сделать еще один шаг навстречу тому, что его страшило больше всего во всей вселенной. Это было куда страшнее, чем стоять напротив Сатаны с огненным мечом. Собственно, в борьбе с Сатаной, пусть сколь угодно безнадежной, для него почти совсем не было страха. То есть, конечно, он был, но иного рода. Преодолевать тот страх было неизъяснимо приятно. «Потому что это соответствует моей ангельской природе, — подумал Азирафель, — в отличие от…» — Мы из разных лагерей, — сказал он Кроули. Собственно, он повторял это на протяжении столетий и только теперь осознал, как, должно быть, демон устал слушать одно и то же. — Нет никаких лагерей больше для нас, — ответил Кроули безнадежно. В конце темной улицы показался автобус, следующий в Оксфорд. Глядя на огни, мелькающие в темных окнах автобуса, Азирафель задумался о том, что теперь, когда «нет никаких лагерей больше» с ними, особенно с Кроули, может сделать бывшее начальство. — Ты знаешь, — сказал он, ковыряя пальцем резиновую прокладку у автобусного стекла, — мне кажется, нас ждет Смерть. Кроули промолчал. Азирафель хорошо знал этого демона. Случаев, когда он молчал в ответ на реплику, не стремясь по своему демоническому обыкновению оставить последнее слово за собой, было исчезающе мало. Можно сказать, это был первый такой случай, и это не сулило ничего хорошего. Кроули был с ним согласен и не мог предложить никакого плана. — Агнесса считает, — сказал Азирафель, когда они вышли из автобуса, - что мне надо с умом выбирать обличия. Она ведь это неспроста. Мы могли бы… Он не стал договаривать, уже зная, что Кроули его прекрасно понял. Тот пожал плечами. — Не поможет. Сам же прекрасно знаешь, что демона и ангела спутать невозможно, какую бы личину они не надевали. В секунду раскусят подмену, что ваши, что наши. Он приложил электронный ключ и автоматические двери любезно разъехались перед Азирафелем. Лифт понес их наверх со зловещим поскрипыванием. Да, Азирафаэль прекрасно знал, что зло, а демоны, как ни крути, воплощение зла, пахнут для ангелов, особенно для ангелов, живущих в чистом эфире Небес, где нет множества земных запахов, очень остро. Точно так же и ангельский запах, буде он спустится в ад вместо Кроули, покажется демонам невыносимым. Азирафель представил ухмыляющуюся физиономию Хастура, которую имел несчастье наблюдать во время Великого пожара в 1666-м году. Ужасная вышла штука, сгорел почти весь Лондон, потому что Кроули по каким-то причинам отвлекся на крестьянские волнения во Франции. Азирафель был так раздосадован, что потом демону пришлось помогать восстанавливать все как было. — Не понимаю, чем ты недоволен, — ворчал он тогда, — пожар остановил эпидемию чумы, можешь так и докладывать на Небеса. — Собор святого Павла, Кроули! Чума это прекрасно, то есть ужасно, прекрасно ее прекращение, но за Собор святого Павла Гавриил мне голову снимет. Фигурально выражаясь. — Ладно, я тут знаю одного талантливого парнишку. Можешь отчитаться не о разрушении, а о реконструкции. Будет лучше прежнего! Азирафель улыбнулся воспоминаниям о тех старых добрых временах. Тем временем, Кроули привел его в свою адскую, на взгляд Азирафеля, квартиру, в которой не было ни единой книги, зато много современных гаджетов и устройств. К примеру, едва ангел вошел, ему под ноги с дьявольским шуршанием бросился плоский диск с усиками, как у гусеницы. — Это робот-пылесос, — пояснил Кроули, несмотря на то, что Азирафель не успел задать вопроса. Кроули отпихнул пылесос ногой. — Не обращай внимания, проходи, располагайся. Я сделаю нам кофе. — Мне, пожалуйста, какао. Если можно. Спасибо. Кроули снял очки и потер переносицу. Его лицо выглядело осунувшимся и постаревшим, хотя если пересчитывать на людской век, он был гораздо младше ангела. Для сверхъестественных существ это не имеет особого значения, но когда долго живешь среди людей, поневоле набираешься и их предрассудков. «Должно быть я сам выгляжу не лучше», — подумал Азирафель и поискал глазами что-нибудь похожее на зеркало. — Почему у тебя нет зеркал? — спросил Азирафель, когда Кроули принес ему черную кружку с какао. Очутившись в руках ангела, кружка мгновенно побелела и даже слегка подрумянилась по краям, как зефиринка. — Я всегда выгляжу отлично, — пожал плечами Кроули. — Знаешь, я тут подумал, что ничего другого, кроме предсказания твоей книжной подружки, нам все равно не остается. Кроули растянулся на диване, потягивая эспрессо из микроскопической чашечки. Что бы он ни говорил, а выглядел он все-таки неважно. Азирафель отхлебнул какао и ответил как можно бодрее: — Я всегда думал, что Агнесса была вдохновлена скорее вашей стороной, но с Неапокалипсисом у нее получилось, так что… Что? Только не смотри на меня так, Кроули, я прекрасно осознаю, что и Небеса были в нем заинтересованы. Это просто… просто Непостижимый план. Так что мы всего лишь поменяем обличия ближе к рассвету и подождем, к чему это приведет. Какао несколько приободрило Азирафеля, хотя даже несмотря на это, его голос звучал преувеличенно, фальшиво оптимистично. Сейчас он не воодушевил бы даже детишек в детском саду, не то что такого старого змия, как Кроули. — Я устал, — ответил тот, совершенно не вдохновленный, — и это адская усталость. Поэтому я собираюсь пойти поспать, ангел. Могу соблазнить и тебя, если хочешь. — Сон так и не стал для меня таким удовольствием, как еда, Кроули. У тебя не найдется суши или ризотто с белыми грибами? — Закажу тебе доставку, — ответил Кроули, скривив рот. Через час курьер круглосуточной доставки сделал Азирафеля почти счастливым. Он расположился в просторной кухне Кроули, которая девственной чистотой и голубоватым светом, льющимся откуда-то из-под потолка, напоминала бы операционную, если бы не была сплошь черного цвета. В такой обстановке кто угодно потерял бы аппетит, но, безусловно, не ангел. Когда с роллами и сашими было покончено, Азирафель откинулся на металлическую спинку высокого барного стула и блаженно прикрыл глаза. «Что ж, если завтра меня ждет Смерть, я хотя бы провел эту ночь с удовольствием». Облизав губы, Азирафель подумал о Кроули, который, должно быть, видел уже десятый сон, и подумав — пошел на него посмотреть. В спальне было чуть больше того, что Азирафель мог бы назвать уютом, чем во всей остальной квартире. Или по крайней мере неизменный черный цвет здесь казался куда более уместным и не так сильно напоминал об адской тьме. В кровати королевского размера очертания спящего Кроули едва угадывались под пышными горами одеял и подушек. В тусклом свете ночника видны были только его рыжие растрепанные волосы и тонкая левая рука. Азирафель немного полюбовался на ее скульптурные очертания. Кроули спал так безмятежно, его дыхание едва доносилось даже до чуткого ангельского слуха. «Что ж, — подумал Азирафель, — а ведь и вправду соблазнительно». Кроули расположился с самого края кровати, на которой было еще достаточно места и для трех ангелов размером с Азирафеля, поэтому он, чудом оказавшись одетым в легкую пижаму с золотистыми пчелками, забрался и лег рядом. Дальше, как он знал, следовало прикрыть глаза и считать овечек, но едва он попытался, события минувшего стали проноситься у него перед мысленным взором. Он начал с их Кроули выступления перед Сатаной, а затем погружался все глубже и глубже в воспоминания, пока вдруг не обнаружил, что переживает Войну ангелов и Падение так, словно все эти события происходили прямо сейчас. В панике он открыл глаза, пытаясь усмирить слишком сильно колотящееся сердце. — Слава Небесам, — прошептал Азирафель, — что это был только сон. Теперь, когда он снова был в безопасной полутьме спальни рядом со своим мирно спящим другом, он осознал, что во сне был на стороне Падших и именно поэтому так испугался. Азирафель повернул голову и посмотрел на Кроули. Во сне ему снятся Небеса, — понял Азирафель, ему снится, что он не Падал. Это было так грустно, что ангел заплакал. Он выпростал крылья, хотя лежа на кровати это делать не особенно удобно, и простер их над спящим. — Странно, что я только и делал, все эти шесть тысяч лет, что напоминал Кроули о его Падении. Мог ли я быть таким жестоким? Азирафель был плохим ангелом, он это знал. Но до сих пор его малое соответствие ангельскому чину измерялось относительно Воли Небес, и никак не учитывало душевное состояние знакомых демонов. У него нет души, он демон, — напомнил себе Азирафель, но легче совершенно не стало. Он прекрасно знал, что отсутствие бессмертной души ничуть не мешает демону страдать. Азирафель и без всякого сна отлично помнил день Падения, точнее для Небес это был день Победы и Божьей Кары. Скрежет стоял страшный, когда часть Небес вместе с приговоренными рухнула куда-то в глубину, что отныне называлась Низом и Преисподней. Его сердце в тот день не страдало ни капельки, он был преисполнен ликования. У него и в мыслях не было попытаться представить, что чувствуют те, кого наказали таким образом. Он тогда не знал Кроули, которого, конечно же, звали совсем иначе. Левое крыло Азирафеля затекло от неудобной позы и он сел в кровати, больше не собираясь спать. Кроули слегка пошевелился во сне, тоже поменяв позу. Теперь Азирафель видел его лицо: тонкие брови, горбатый нос и чуть приоткрытый во сне рот, неожиданно нежный без обычной змеистой ухмылки. Ангел собрался с духом и попытался представить, что чувствует лишенный благодати. Бог отвернулся от Низвергнутых, отнял у них свою любовь — и при этом они не рассыпались в звездную пыль, а продолжили искореженное, больное существование. Чем дольше Азирафель думал об этом, тем сильнее чувствовал, что должен что-то сделать для Кроули, который и зеркал не держал в доме, для того, чтобы не видеть во что он превратился. В конце концов, если завтра их ждет Смерть, у него самого была долгая ангельская жизнь, наполненная не только разнообразными земными удовольствиями, но и любовью Господа. Только справедливо будет… Он осторожно погладил Кроули по щеке, ощутив легкое покалывание в подушечках пальцев. — Если я пойду долиной Смертной тени, то не убоюсь зла, потому что ты со мной, — произнес Азирафель едва слышно. Конечно, Давид предназначал этот псалом Господу, и в устах ангела он звучал даже Благословеннее, чем в устах еврейского царя, но Азирафель произнес эти слова, стараясь проникнуть в сон демона, став для него проводником к Божественной любви, которой тот был лишен. Это рискованное упражнение имело несколько последствий. Во-первых, Кроули снова поменял позу, обхватив во сне колени сидящего рядом ангела и устроив на них свою голову, словно на подушке. Во-вторых, Азирафель почувствовал, что любит его. Он был ангелом и чувствовать любовь ко всему живому, ко всему сотворенному, было в его природе. Так проявляется Благодать, потому что Творец любит все свое творение. Кроме демонов. Тем не менее, сомнений быть не могло: Азирафель чувствовал любовь к Кроули и, сосредоточившись, осознал, что любит его больше, чем любую другую божью тварь. Гораздо больше. — Я люблю тебя, — сказал Азирафель спящему. Кроули всхлипнул в ответ, но не проснулся. Тогда ангел обнял его, спящего, чувствуя тепло, исходящее от его тела. Они лежали так до самого рассвета. Кроули спал, а Азирафель улыбался и думал о том, что если завтра им обоим предстоит Смерть, Кроули хотя бы напоследок чувствовал настоящую Любовь. А когда за окном запел жаворонок, на радость прислушивающейся Богине, Кроули проснулся. — Твоя Агнесса была та еще штучка, — сказал он, поднимаясь и одергивая задравшийся на животе бежевый жилет, — но она никогда не ошибалась. — Воистину, — отозвался Азирафель, нацепив на нос черные очки. — Встретимся в парке, ангел!