Она тонет. Наташа Романофф чувствует себя настоящей утопленницей, которая в последний момент передумала и теперь жадно глотает воздух. Пытается вдохнуть в себя последние его капли. Она утопает, когда видит его с другой. Когда он обнимает её за талию перед тем, как она убегает за кулисы. А сам выискивает глазами свою рыжую знакомую, к которой он пришёл. Девушка надеялась, молилась, что он не явится. Что он забудет об этом выступлении, что его крашенная блондинка не разрешит ему прийти. Но он здесь, сидит в зале и жадно ищет её глазами. Он тоже утопленник. А Нат — его кислород.
Блондинка бесится в самом начале представления, когда видит взгляд Роджерса на зеленоглазой. Когда понимает, что он тонет в ней. Не любуется своей девушкой, а откровенно пялится на новенькую балерину. Не понимает — чем она его зацепила? Да и не поймёт. Только вот злоба и зависть больно колют в самое сердце, ведь парень никогда не смотрел на неё такими глазами, полными любви, страсти, и со звёздами где-то в уголках. Такими блестящими, позволяющими убить себя.
И убить её. Наталья Романофф балерина, которая зачаровала его. Схватила в плен своими лентами и привязала к себе очень крепко. Но малышка Нат не знала, что привязывает к себе зверя. Чёртова психопата, который любит ломать таких, как она. С жизнью в глазах и синицами в руках.
— Наташа, можно тебя на пару минут?
Заходит к ним за кулисы, сразу после представления. Его девушка готова прямо тут разорвать их обоих, ведь он пришёл не к ней. Но рыжая кивает, и энергично шагает за ним вслед.
— Я вся во внимании, но, как ты и сказал, лишь на пару минут.
Улыбается. Так искренне, что ему аж противно от самого себя становится. Не хочется ломать её, такую нежную, но в тоже время рёбра ломает от желания заполучить её, покорить себе и никому больше не отдавать.
— Как ты смотришь на вечерний сеанс в кино? Допустим, завтра вечером? Кафе и билеты с меня, с тебя лишь присутствие и такая же очаровательная улыбка.
— А Лаванда, разве она не будет против, если ты поедешь со мной? — ухмыляется парню, пока тот молчит.
Блондин бросает взгляд на свою-пока-ещё-даму, и снова переводит взгляд на собеседницу. Она как фея, как кукла. Только больше похожа не на Динь-Динь, а на Тигровую Лилию.
Похожа на равного ему воина.
— Об этом я тоже позабочусь. Ну так что, Нати, поедешь?
— Я поеду только если ты, Стиви, прекратишь так сверлить меня взглядом.
Все девушки наблюдают то, как самый красивый парень уходит от Лаванды Честер, к новенькой русской балерине.
— Значит, я заеду за тобой завтра в шесть, Наташа Романофф.
— Значит, я буду ждать тебя завтра в шесть, Стив Роджерс.
***
Знай она тогда, что он скоро сломает её, она бы в жизни не поехала. Ни за что бы не согласилась и переехала. В охапку схватила кота и подругу, и бежала бы от него так далеко, как только ей мог позволить этот мир.
Но она не знала этого. Не знала, что скоро воина приговорят к немедленной казни, без права на спасение. Поэтому правда ждала его к шести часам. Ждала и слушала, как подруга говорила «
Нат, не уезжай, оно того не стоит. Пожалуйста, у него же есть девушка, не лезь туда. Я наслышана о Роджерсе, и поверь, ты не хочешь также. Прошу, не надо». Но Романофф было не интересно. Она была заинтересована в парне, и никто не был в состоянии отговорить её.
Только это было тогда. Сейчас она сидит у них на кухне и выкуривает третью сигарету за полчаса. Если Стив сам не решается её добить, то, может, хоть никотин убьёт. Наташа вновь сидит за столом этой кухни, не понимая, почему она всё ещё здесь? Почему, если ей так хочется уйти, сбежать, забыть, она всё ещё остаётся с ним? Зачем эта кукла привязалась к кукловоду, что никак не решиться убить её?
Наташа не знает, и это незнание медленно жрёт её изнутри. Глаза больше не сверкают изумрудным пламенем, больше не горят желанием жить. Теперь лишь сверкают догорающим пеплом, с привкусом неминуемой гибели.
«
Зачем ты сломал меня? Почему именно я?»
«
Потому что ты идеальная фарфоровая кукла. Тебя так и хочется сломать»
Взмахи её длинных ресниц раскроили его разум. Размолотили в пыль, раскромсали бродячим псам, разметали по дорогам, словно капли дождя. В сравнении с ней все люди сливались с фоном, разбегаясь тенями по бетонным лабиринтам города смешались с машинным гулом. Превращали себя в отражения глянцевых витрин и безжизненных фотографий. В их спальне тоже есть фотографии. Общие, и на каждой ей хочется разорвать лицо. Но не его — своё.
Что же нужно было сделать, Стиви, чтобы она так начала ненавидеть себя? Он не скажет. Не может произнести это вслух. Не имеет на это права.
Наташа Романофф стоила большего. Имела право на большее.
Она сама что-то большее. Как минимум, она была такой, до встречи с ним. Огонь злобы и ненависти в этой девушке был как пожар в плотной коробке, из деревянных досок. Внутри он разгорался до немыслимых размеров, в то время, как наружу выходил лишь периодически через искры. Но рано или поздно в любых, даже самых крепких, идут трещины. Вот и в ней пошли. Пламя внутри разжигало доски, и они разгорались с неистовой силой. Её защита лопнула.
Он сломал идеальную девушку. Сломал, когда однажды ночью привёз к себе домой. Сломал, когда однажды ночью начал целовать запястья. Сломал, когда пропустил мимо ушей её «
нет». Убил, когда она увидела в его глазах свой потухший пожар.
Пожар, который сжёг её. Всю, без остатка.
Когда на следующее утро она вернулась домой со стеклянными глазами, Тесса даже не спросила, что произошло. Она знала, что так произойдёт. Рано или поздно он бы сломал её. Она была куклой в его руках, которой можно было играть до посинения. Пока руки не отсохнут. И он играл. Был для неё
лучшим худшим кукловодом. Самым жестоким в мире хозяином.
Но он никогда не наносил ей колото-ножевых, никогда не бил по рёбрам. Никогда не оставлял синяков на теле, потому что он был умен. Потому что он убивал её изнутри. Сжигали все её мысли дотла и смотрел, как красиво они горели. Как быстро она выбирала в лёгкие воздух, словно и правда тонет. И она тонула. Но это был последний раз.
В тот день за окнами лил дождь, а он негромко играл на фортепиано в их общей гостиной. Но она ненавидела его мести. Наташа больше не желала их слышать. Посему она приближалась к подоконнику медленно, привлекая его внимание. Рыжие волосы собраны в аккуратный пучок на макушке, а талию облегчает пачка — та самая, в которой она была в тот день. Окно мерзко скрипит, пока девушка открывает его. Несмотря на это, Стив продолжает свою игру. Нат танцует в такт своей самой ненавистной мелодии, и когда она обрывается, Романофф падает вниз.
Роджерсу нужна минута, чтобы осознать, что она сделала. И он делает тоже самое.
кукловод убил свою лучшую
фарфоровую балерину.
