***
Нурменгард для Грин-де-Вальда был местом по значимости большим, чем дом — массивные колонны помогали удерживать высокие потолки, по стенам пробегали искры заклинаний, озаряя помещение, пол блестел переливами в тех местах, где чаще всего ходил мужчина. Казалось, что эта крепость дышит вместе с ним, и они питают энергию друг из друга, соединившись какой-то магической связью, потому что не было ничего, что Нурменгард не мог рассказать о Грин-де-Вальде, не было и того, что Геллерт не знал, находясь за его пределами. Любая информация, появляющаяся в этом здании магическим образом передавалась в его сознание, например как-то, что Лета до сих пор хранит фотографию Ньюта в защищённом несколькими заклинаниями ящике стола, но жалеет о том, что он совсем не похож на её отца. Узнав об этом, Геллерт лишь хмыкнул, сделав мысленную пометку обязательно использовать полученную информацию в свою пользу. А ещё он знает, что Куинни снятся через чур красочные сны с летающей выпечкой и теплой улыбкой Нью-Йоркского пекаря. К счастью, она странным образом забывает их ближе к пробуждению, а сладкие сны заменяются воспоминаниями о нем самом, а ещё обжигающим запястье знаком Грин-де-Вальда. И, конечно же, он в курсе, что Розье каждое утро тайком уходит из дома ещё до завтрака и отправляется в лес, где устраивает кровавую расправу над невинным животным, чтобы потом быть толерантнее с Куинни и Летой, чтобы он снова обратил на неё внимание. Самое главное из того, что знает Геллерт — то, что он имеет полную власть над каждой из этих женщин, но понимает всё лишь Винда. И поэтому он относится к ней по особенному, с большей серьёзностью и каким-то порой отцовским чувством, которое сразу рубит под корень за ненадобностью. Розье — самая яркая его приспешница, в некоторых вопросах она жёстче него, особенно в том, что касается убийства магглов. Она знает тысячи изощрённых пыток и никогда не скупится на их применение, с каждым разом всё больше удивляя Геллерта. Ему всегда казалось, что Винда выделяется из толпы глупых магов, подчиняющихся законам. Хотя бы потому, что нарушала она их всегда нарочно. У Розье не было установленных правил — у нее имелось дикое желание нарушать всё, что прописано в книге Эмили Раппапорт. И это заставило Грин-де-Вальда взять ее с собой. Точнее, она заставила его взять её, но ни разу мужчина не пожалел об этом. Более талантливого палача он бы все равно не нашел, да и не было времени искать. Убивать людей он предпочитал самостоятельно — так была больше вероятность того, что они погибнут, но когда убивала Винда Геллерт знал, что магглы умирают долгой и мучительной смертью. Например, сгорают заживо, как сегодня. Это Геллерт тоже знал. Или сразу морально, наблюдая повешение собственных внуков. Этим он не мог не гордиться.***
Розье стояла на крыше Нурменгарда, позволяя порывам холодного австрийского ветра развивать её длинное черное платье. Откуда взялась такая сумасшедшая любовь к высоте и строгим платьям Винда не знала, но она готова была надевать их каждый день, всё время меняя какие-то мелкие детали при помощи колдовства. Грин-де-Вальд всегда смеялся над ней с некой издёвкой, когда женщина спускалась по крученным лестницам, путаясь в длинных юбках, ругалась на одежду, грозилась сменить элегантную длину на брюки или случайно обрывала ткань, цепляясь за различные поверхности. Только ради этого смеха Розье была готова сделать всё и, конечно же, для собственного удовольствия. В данный момент она просто смотрела вдаль на то, как догорают остатки села, которое она посетила этим утром, вдыхала аромат дыма и крови, исходивший от одежды, снова и снова прокручувала в руках волшебную палочку. Разрастающиеся ковшом вокруг Нурменгарда и посёлка горы манили своим величием, и Винда была готова прямо сейчас аппарировать на самую их вершину, если бы не установленный Геллертом антиаппарационный барьер на территории крепости. Альпы всегда захватывали девушку своим недосягаемым могуществом. Иногда они напоминали ей самого Грин-де-Вальда с его жаждой власти и победы над американскими законами, с его целью возвышаться над всеми магами «ради общего блага». Эти мысли заставили Винду рассмеяться и она дико хохотала, подняв голову к неодобряющему её поступки небу, которое сейчас было затянуто черной смолью. И это веселило её еще сильнее: презрительная голубизна необъятного пространства, нахмурившиеся тучи, стремительно уносимые ветром от творящегося вокруг беспредела, чтобы их белоснежный пух не залился кровью так же, как и земля в окрестностях территории Геллерта. Внезапно закрылась дверь за спиной Розье, и тяжелые шаги на несколько мгновений вырвали её из собственного безумия. Она развернулась лицом к своему предводителю, шутовски кланяясь ему, и мерзкая усмешка расцвела на мужских губах. Он похлопал в ладоши, подходя к самому краю крыши и пальцем маня к себе женщину. Винда подчинилась, практически подлетев к Геллерту и став по правую руку от него, стуча каблуками, осматривая как всегда идеально выглаженные рукава его синего камзола и белый воротник, который так сильно противоречил всей сущности этого человека. — Браво, Винда, — Геллерт с дикой улыбкой осматривал окружавшие их луга и одинокую цветущую гадким дымом деревушку в паре километров. — Сколько жизней ты загубила сегодня? — с наигранным любопытством поинтересовался мужчина, полуобернувшись к своей помощнице, которая лишь пожала плечами, снова смотря на плоды своей сегодняшней деятельности. — Пара десятков детей была там точно. Около сотни стариков и практически не было молодых, — изрекла Розье, задумчиво хмурясь. — Слишком маленькая деревушка для большого страха, — она захихикала, смотря в разноцветные глаза, а затем замерла, потерявшись в них. Грин-де-Вальд дико улыбался, слегка приоткрыв губы, обнажая свои белоснежные зубы, и Винда неловко провела пальцами по его щеке, но внезапно сильная рука перехватила её запястье, опуская его вниз. Розье непонимающе смотрела на мужчину, пока в его руке не материализовался белый платок с такими привычными инициалами и миска воды, в которой он его позже смочил. Мокрая ткань коснулась её предплечья и только в этот момент девушка заметила засохшую на руках кровь, которая так же нашла себе место и на открытых участках груди, а под светом уходящего солнца еще и блестела на дорогой ткани вечернего платья. Геллерт молча обтирал худые руки, особое внимание уделяя каждому пятнышку, а затем прошелся полотном по упругой груди девушки и заклинанием очистил её одежду. — Сумасшествие сумасшествием, дорогая Винда, но давай соблюдать правила Нурменгарда? Правило первое — пусть наши руки по локоть в крови, но везде должна быть идеальная чистота, — он обвёл рукой просторы, принадлежащие крепости. — На лугах, в нашем доме, в голове, и, конечно, на теле.***
Спустя несколько месяцев, проведенных в Нурменгарде, Лета научилась многому, например, засыпать и просыпаться без сожаления о прожитом дне и грядущих его последствиях, а еще радоваться каждому брошенному в другого человека заклятию, стремиться достичь вершин, а еще познать как можно больше любви, максимально её получить, чтобы немногим позже также максимально отдать. Она научилась любить горы и царящий возле них холод, потому что они очень часто становились залогом тёплых объятий от человека с холодными глазами, научилась ценить и уважать зелень, которая поднималась вокруг крепости, не смотря на морозы, стоять на самом краю крыши, вглядываясь в небесную синь, поражаться тому, почему небосвод до сих пор не почернел, ведь в мире столько смерти, что из неё можно было бы выдавить галлоны чернил и разлить их на эту противную синь, которая вовсе не успокаивает, а напоминает разъяренное в шторм море, готовое поглотить худые корабли. Лестрейндж научилась стоять на краю обрыва и не хотеть упасть, точнее, максимально отгонять это желание подальше от себя. А научилась этому благодаря Грин-де-Вальду, который пугал своим могуществом и силой, а еще полным контролем над ней. И почему-то именно он сейчас сидел у её кровати, раскинувшись на мягком кресле, и заворожено смотря в окно за её спиной. У Леты всегда была плохая привычка спать спиной к окну, хотя иначе и открывались бы прекрасные пейзажи, но видеть перед сном жестокий мир ей вовсе не хотелось. Чисто интуитивно она натянула одеяло до подбородка и удивилась, когда Геллерт полностью стащил его на пол, открывая взгляду острые плечи и изящную фигуру. Лета подтянула под себя колени и попыталась спрятать грудь за руками, когда Грин-де-Вальд пересел на край кровати. Воротник его рубашки смялся и взгляд девушки застыл на алых следах от зубов на его мощной шее. Наверное, почувствовав, куда смотрит Лестрейндж, мужчина еле слышно выругался и заклинанием убрал метки Винды со своей шеи, сидящая возле него Лета сделала вид, что ничего не видела, и он засмеялся, резко схватив её за руку и усадив к себе на колени. Девушка задрожала и мгновенно отползла назад, практически упираясь спиной в окно — единственный источник света в её маленькой комнате, большую часть пространства которой занимала огромная кровать, и до сегодняшего утра Лестрейндж вообще не понимала, для чего она здесь нужна. В этот момент осознание накрыло её с головой. Она отгородилась подушками от Геллерта, а тот молча наблюдал за её поведением, посмеиваясь, а затем простым заклинанием отбросил все выстроенные баррикады в сторону, сделав несколько пасов рукой. Девушка дрожала, как молоденький лист на ветру, еще не укрепившийся на мощных ветвях, в голове у неё витали различные мысли, и Грин-де-Вальд медлил, выжидая. Подождав несколько минут он снова притянул Лету к себе и усадил на коленях удобнее, готовясь к долгим разговорам, и в этот раз не позволяя ей выбраться. Лестрейндж непонимающе смотрела на него, пытаясь прикрыться тканью ночной сорочки. — Зачем вы это делаете? — она натянула хлопок до невозможности. — Просто хочу с тобой поговорить? — предположил он. — Ты ведь боишься не того, что я могу с тобой сделать, дорогая, а того, что это тебе понравится? — он усмехнулся, убрав мешающие пряди с её лица, и Лета отрицательно замотала головой, что только подтвердило его догадки. — Я не любитель, — он не дал ей договорить, положив на губы указательный палец, а затем очертил их контур, с удовольствием заметив, как после этого его жеста, она облизала губы, пытаясь подавить родившийся в глубине глаз азарт. — Расскажи мне, Лета, — он вглядывался в её потемневшие омуты, пытаясь рассмотреть радужку в окружающем их мраке. — Что рассказать? — она искренне не понимала, о чем он просит. — О своём отце. Об истинной причине твоего страха перед ним, — голос Геллерта, казалось, был пропитан теплом и заботой. — Вы прекрасно всё знаете без меня, — Лестрейндж замялась, поправляя задравшуюся сорочку, чтобы снова прикрыть открывшиеся мужскому взгляду трусики. — Я знаю слухи, хочу подробностей. Тебе ведь нравилось, — он усмехнулся, проведя рукой по её колену и вверх, вновь задирая нагревшуюся от её тела ткань, ощущая как резкая дрожь прошлась по всему телу девушки. Она вновь постаралась выбраться, но сильные руки заставили её остаться на месте. — Ну куда ты, девочка, — он оскалился. — Тебе совсем необязательно там тереться. Ты и так производишь на меня должный эффект, но не надейся, я не буду вести себя как твой отец, — вторую руку Грин-де-Вальд запустил под сорочку, ощупывая её грудь. — Я не понимаю, о чем вы, — Лета закусила губу, подавив рваный вдох, не желая, чтобы Геллерт понимал, как его ласки на неё воздействуют. — Понимаешь, — он хохотнул, положив голову на худое плечо, скрытое тонким полотном и вдохнул аромат девушки, расплывшись в довольной улыбке. — Ты была слишком похожа на свою мать, но в отличии от неё — отвечала на его ласки. — У меня не было выбора, — холодно проговорила Лета. — Он бы убил меня. — Был, — спокойно ответил Геллерт, столкнув ткань с плеча, позволяя воротнику захватить его в свой плен. — Он бы и пальцем тебя не тронул. И ты это прекрасно знаешь, — мужчина оставил лёгкий укус на её плече, и в этот раз Лестрейндж не скрывала эмоций, позволив ему уложить себя поперёк кровати, и разорвать тонкую ткань её сорочки, скрывавшую под собой горячее тело. Но Грин-де-Вальд не торопился. Он осторожно провёл языком дорожку от шеи девушки до её пупка, зацепил зубами соски, поочередно посасывая их, пока Лета цеплялась руками за его широкие плечи, скрытые белоснежной рубашкой, и пыталась избавить от неё мужчину, одну за одной расстёгивая пуговицы, отрывая их, но полностью снять рубашку Геллерт не разрешил, остановив девушку на пол пути, он с помощью заклинания избавился от брюк и боксеров и цепкими пальцами подцепил резинку трусиков. Лета затаила дыхание, её руки замерли на его спине, сжимая плотную ткань рубашки, она вглядывалась в разноцветные глаза, поддаваясь ласкам одного из самых опасных преступников современности, и он с нежностью смотрел на неё в ответ. В какой-то момент она почувствовала как приятная телу ткань разорвалась на ней и вскоре поняла, что лежит перед Геллертом полностью обнаженная, как совсем недавно лежала перед своим отцом, убеждая саму себя, что ей мерзки его прикосновения, чтобы не ужасаться от одной только мысли о том, что на самом деле они волшебно ощущаются на её теле. Грин-де-Вальд провёл пальцами по внутренней стороне бедра девушки и раздвинул её ноги, устраиваясь между ними поудобнее, он обхватил её руки пальцами и завёл ей за голову, не позволяя прикасаться к себе, целовал и кусал её шею, не пропуская гневно пульсирующую жилку, которая слишком явно выбивалась из-под кожи, а затем резко вошел в неё и Лете показалось, что сам затаил дыхание, замер на некоторое время и продолжил движения в размеренном темпе, оглаживая смуглую кожу, освободив её руки, но всё равно прерывал любые попытки ответных прикосновений, и Лестрейндж извивалась под ним, желая дотронуться до широкой груди, взяться рукой за волосы, опустить немного ниже его голову, чтобы он снова прошелся губами там, где они исследовали её тело несколько минут назад. Она обхватила ногами бёдра мужчины, резко потянув его на себя, но он одним жестом сбросил их со своего тела, а вскоре вытащив из брюк ремень — привязал им руки Леты к спинке кровати, чтобы она больше не норовила коснуться его голой кожи. Он размеренно входил в нее, опираясь на левую руку, а второй сжимал грудь, зубами терзал ставшие колом соски и наслаждался тем, как хрупкая девушка стонет от его прикосновений, мучимая небольшим запретом на ответ. Он разрешал ей делать в Нурменгарде всё, но в этой спальне хозяином был он один. Геллерт набирал темп, вжимая Лету в кровать, то ли желая получить удовольствие как можно скорее, то ли уже просто будучи на пике. Он не прекратил рваных движений ни когда Лестрейндж с криком кончила, пытаясь вырвать руки из крепкого захвата кожи, ни когда по её лицу побежали слёзы, а глаза закрылись в истоме. Геллерт замер лишь тогда, когда сам получил разрядку, быстро развязал её руки и оделся, понимая, что девушке понадобится еще несколько часов сна, чтобы целый день бодро выполнять его прихоти. К тому моменту, когда Лета пришла в себя, мужчины в комнате уже не было. Она была одета в новую сорочку, её руки, на каких начали проступать синяки, холодил пробирающийся сквозь открытое окно ветер, а единственным напоминанием о том, что здесь происходило совсем недавно, было только стянутое на пол одеяло и брошенный на прикроватной тумбе ремень. Откуда он там взялся, Лета не помнила.***
Когда Грин-де-Вальд заглянул в комнату Куинни — она ласково гладила по голове Криденса, нашептывая ему на ухо что-то успокаивающее, и совершенно не замечая нежданного гостя в своих покоях. Геллерт наблюдал за ними какое-то время, облокотившись на дверной косяк, а потом с удивлением осознал, что Голдштейн пытается убаюкать их нового знакомого, напевая тому какую-то древнюю колыбельную. Мужчина приподнял брови, подходя ближе и укладываясь на кровать рядом с Бэрбоуном, чем напугал парня. Он от неожиданности вздрогнул, мигом вскочив с кровати и поток магии заискрился вокруг него. — Я просто решил прилечь, — ответил Грин-де-Вальд на вопросительный взгляд девушки и положил голову ей на колени, а затем отлеветировал стакан с водой Криденсу. — Выпей и успокойся, сынок. Я не собираюсь тебе вредить, — мужчина с улыбкой отметил взволнованность парня, то как крепко он сжал в руках посудину, и прикрыл глаза, когда тонкие женские пальцы оказались в его волосах. — Куинни, вы прекрасны, — прошептал он, устраиваясь поудобнее, а затем приоткрыл один глаз, когда почувствовал, как магическое напряжение в комнате начало угасать — Бэрбоуна в помещении не было. Он поцокал языком и неодобряюще качнул головой. — Кажется, сеансы терапии нежностью ему не помогают. Может, я возьмусь за свои методы? — Геллерт перевернулся лицом к девушке и выудил из-под кровати маленькую тряпичную куклу, а затем крепко сжал то место, где должна быть шея. — Нет! — вскрикнула Куинни, отпрянув от него. — Он же совсем не понимает, что делает! Он напуган, затравлен этой жестокой Мэри Лу! Он совершенно не знает мира за границами её дома! Он не верит никому кроме меня! Не загоняй его в угол, Геллерт, я умоляю тебя, — в её глазах плясал ужас, и мужчина засмеялся, наблюдая за открывшейся картиной. Он нежно поцеловал ладонь девушки и спрятал её в своих руках. — Я просто пошутил. Расскажи о нём, — попросил Грин-де-Вальд, принимая своё прежнее положение. — Я хочу знать всё, — добавил немного погодя, поглаживая её руку. — У него в голове такой бардак, — Куинни прикрыла глаза и откинулась на спинку кровати. — Будто в памяти ураган пронёсся, — она тяжело вздохнула, рассматривая мужчину. — Всё настолько спутано, что я не могу понять даже самые сокровенные его желания, — девушка пропустила сквозь пальцы светлые волосы. — Но он определенно хочет семью, — в какой-то момент в её голосе появилась печаль. — Я знаю, что ты можешь дать ему это, Геллерт, — проговорила Голдштейн. — Я знаю, что ты можешь впустить Криденса в свою жизнь. Его обскур опасен и силен, но нужда в любви у этого мальчика гораздо сильнее него, — а сейчас это было отчаяние? — Я догадываюсь как можно отделить обскура от человека, не навредив ему при этом, но Криденсу будет слишком больно, — Геллерт старался получать от процесса минимум удовольствия. — Между смертью и болью выбирают обычно боль, — Куинни смотрела на него не моргая. — Уж я то знаю, — она тяжело вдохнула, опустив голову и Грин-де-Вальд нежно коснулся её губ своими. В этот день она заслуживала поощрения.