God does play games with the Universe

«— Нам не дано постичь непознаваемый замысел, — сказал Метатрон, — но, безусловно... — Однако этот Великий замысел может быть лишь крошечной частью всеобъемлющей недостижимости, — вставил Кроули. — Вы не можете быть уверены в том, что все эти события не являются единственно верными с определенной непознаваемой точки зрения.»

Кроули было больно. Не физически. Больно где-то в том месте, где, как он знал, в человеческом теле находится сердце. Ощущение тянущей боли каждый раз, когда Азирафель самодовольно хмыкал и начинал нести какую-то чушь про всеобщее благо, победу добра над злом и этот невероятно глупый Непостижимый (или какой там, демон запутался уже) Замысел. Больно было каждый раз, когда пернатый начинал пороть свою ангельскую чепуху. Первое время Кроули предпочитал списывать это ощущение на сопутствующие обстоятельства или же попросту не замечать. Все же вечно игнорировать это не мог даже до крайности упрямый демон, поэтому в один прекрасный (или не очень - для кого как) день XIV столетия, которое и так было ему ненавистно, Кроули просто признался себе, что это именно ангельская болтовня Азирафеля скребёт его человеческое сердце. Однако на то, чтобы понять истинную причину такой реакции на манеру общения ангела, которая — да, безусловно — всегда слегка раздражала Кроули, но не более, тому потребовалось ещё века три (и не то чтобы он проводил по несколько часов ежедневно в рефлексии на эту тему, совсем нет). Каждый раз, когда Азирафель заводил свою волынку насчёт божьих замыслов, в которых сам черт ногу сломит, он не упускал возможности буквально ткнуть демона носом в то, кто он есть. Напомнить ему, что он падший, что он второго сорта. Указать ему его место. И от этого Кроули было больно. Ведь он не хотел падать. Он всего лишь связался не с той компанией. Стал задавать слишком много вопросов. Ничего не предвещало — просто однажды, раскрыв крылья, Кроули с ужасом увидел, что они угольно-чёрного цвета. Он помнил, как Гавриил притворно печально качал головой, когда смотрел вслед новоиспечённому демону. Кроули никогда не любил Гавриила и считал его лицемерным подонком. Но Гавриил, каким бы он ни был, все же оставался ангелом, в отличие от Кроули, и временами демону хотелось просто посмотреть в глаза Всевышней (хотя он даже не был уверен, что они у Неё есть) и спросить, в своём ли Она уме и видит ли, кто такие эти Ее ангелы на самом деле. Но до Всевышней не каждый-то ангел мог достучаться, что уж говорить о ком-то этажом ниже. Поэтому Кроули постарался смириться с тем, что он падший, полюбил чёрный цвет (его обожаемая «Бентли» в белом смотрелась бы просто отвратительно), привык смотреть на мир через темные очки и начал даже получать удовольствие, толкая людей на грешки. Но в глубине души, которой у демона, по идее, не предусмотрено, все ещё жила горькая обида на Небеса, которые отвергли его. Обида, от которой не избавиться, с которой лишь можно было научиться жить. И Кроули научился. Но Азирафель своими ангельски-правильными речами каждый раз очень метко попадал именно в тот дальний уголок, в котором эта обида гнездилась, заставляя змия снова и снова чувствовать ее. Кроули этого никак не показывал, ничего не говорил ангелу на этот счет, но внутри ощущал ту самую тянущую боль, которая в такие минуты чувствовалась угрожающе отчётливо и настойчиво стремилась выплеснуться наружу. *** Внешне безукоризненно правильный и добродетельный, Азирафель был той ещё занозой в заднице. Точнее сказать, сразу в нескольких задницах. Он был занозой Небес, потому что заключил Соглашение с демоном. Он был занозой этого самого демона, потому что «мы вовсе не друзья», «я его даже не знаю» и «пошёл прочь от меня, исчадие Ада». Ангел в прямом, можно сказать, смысле балансировал между Раем и Адом, и получалось у него это весьма достойно — во всяком случае, до известных событий. За все 6000 лет, что Кроули знал его, змий так и не смог до конца его понять. Азирафель оставался Ангелом даже тогда, когда поглощал блинчики в компании демона или делал за него грязные делишки, потому что бессмысленно обоим изводить себя долгой и мучительной поездкой верхом до Эдинбурга, если со всей работой — как по райской части, так и по адской — в силу их Соглашения в состоянии справиться кто-то один. Кроули и сам бы не смог вспомнить, как, и главное, зачем они заключили это Соглашение. Ведь демону и ангелу не то что сотрудничать — смотреть друг на друга без отвращения не полагается. Когда речь шла о других ангелах, Кроули исключительно аккуратно следовал этому правилу. Однако с Азирафелем он натурально сел в лужу. Азирафель изначально показался ему другим. Он отличался от тех ангелов, которых Кроули встречал до него. Он был... Интересным. Непредсказуемым. Искренним. Всепрощающим. Такие, казалось бы, естественные для каждого нормального ангела качества на Небесах встречались очень редко; а точнее, не встречались вообще. Кроули что-то почувствовал уже тогда, когда Азирафель совершенно не по-ангельски виновато сообщил ему там, на стене Эдема, что он отдал свой пламенный меч Адаму. В голове у змия в этот момент что-то щелкнуло (возможно, это был звук разрывающегося шаблона — кто знает...), он представил, как на месте Азирафеля поступил бы, например, Гавриил. Не меч бы он дал Адаму, а хорошего пинка, чтобы он вместе с беременной Евой выметался побыстрее из Эдема и не портил безукоризненные божественные яблочные плантации. Такое поведение Азирафеля, который, вопреки всем ангельским канонам, и не думал пытаться отправить демона обратно в Ад, стало причиной того, что Кроули, может быть, не совсем случайно сталкивался с ним впоследствии, и с каждым разом интерес его к этому ангелу все возрастал. При всей своей чистоте и искренности, Азирафель по меркам Небес не был идеальным ангелом. Он старался им быть, изо всех сил строил из себя вернейшего последователя Всевышней и ненавистника всего демонического, но один факт его Соглашения с демоном, его злейшим врагом, жирной чертой перечеркивал все его попытки. И от этого Азирафель страдал. Его совесть говорила ему голосом архангела Гавриила, что он ни в коем случае не может есть устриц в компании демона, но слова вылетали у него прежде, чем этот голос обретал хоть какую-то ощутимую силу, и в следующий момент Азирафель и Кроули уже на пару поглощали тех самых злосчастных устриц. Змию нравилась в ангеле эта черта — он не был идеальным, не был машиной, как все остальные на Небесах. Однако сам Азирафель в себе это ненавидел (насколько ангел вообще может ненавидеть), мечтал быть похожим на Гавриила или Михаила, злился на себя за каждую уступку своей совести, но уступал снова и снова. Он ничего не мог с собой поделать — ему нравилась компания Кроули, нравилось проводить с ним время, но даже под страхом сожжения в адском пламени он бы никогда в этом не признался. Ни себе, ни тем более демону. Вместо этого Азирафель старался при каждой возможности побольнее уколоть Кроули за его демоническую сущность, старался выстроить между ними стену, которая и должна быть между нормальными ангелом и демоном. Проповедуемая на Небесах мораль прочно засела в его сознании, поэтому собственные взгляды, которые этой морали противоречили подчас весьма кардинально, Азирафеля пугали, он старался по крайней мере сгладить их едкими замечаниями в адрес «исчадия Ада», когда, например, приканчивал на пару с ним третью по счету бутылку французского вина у себя в книжном. Иногда ангел замечал, как в ответ на его колкости в желтых глазах мелькает что-то неуловимое и очень глубокое, и нечто похожее на чувство вины просыпалось в душе Азирафеля, но эти мысли он решительно гнал от себя. Кроули — демон. Именно так и должен разговаривать с демоном настоящий ангел, коим, без сомнения, Азирафель и был. *** Опять же, Кроули не уловил тот момент, когда его интерес к ангелу возрос до откровенного неприличия. Может, в тот момент, когда Азирафель пытался «соблазнить» его блинчиками во время Французской революции (змий до конца так и не понял, зачем тогда отправился спасать ангела, и списывал все на чистую случайность), а может, и гораздо раньше — скажем, когда Азирафель рассказывал ему про потоп и радугу, даже не пытаясь скрыть своего негодования от действий Всевышней. Так или иначе, когда Энтони Дж. Кроули узнал от своих агентов, что некоего «идиота-букиниста, очень смахивающего на гомика» собирается прикончить шайка фашистских отморозков, он без раздумий вмешался в оперативные планы немецкой авиации, а затем вломился в церковь, где очень вовремя застал своего идиота с вышеупомянутыми отморозками. Разнести мирный район, в котором располагалась церковь, бомбами было поистине дьявольски, поэтому Кроули даже получил нечто вроде похвалы от своего начальства, но только потому, что начальство не знало истинной причины этого поступка. Спасение одной пернатой задницы в Аду не считалось за достижение. В тот момент, когда Кроули отбивал степ на обжигающей его демонические ноги церковной земле, он всерьёз начал подозревать, что окончательно попался. Подозрение усилилось, когда с помощью маленького демонического вмешательства дорогие ангелу книги чудесным образом уцелели при бомбежке. Азирафель даже не пытался поблагодарить Кроули за спасённые книги, но его взгляд был достаточно красноречив для того, чтобы ввергнуть демона в глубокое раздумье. В тот вечер Кроули напился и не стал сразу трезветь, поэтому на следующее утро проснулся с откровенно человеческим сушняком и чудовищным осознанием — он попался. *** Когда Кроули просил у Азирафеля святую воду, то был почти уверен, что тот откажет. Делиться с заклятым врагом собственными реликвиями на тот момент было серьезным нарушением всех мыслимых и немыслимых правил — идея взаимовыгодного сотрудничества с оппозицией на почве ликвидации предателей ещё не приходила тогда ни в светлые, ни в темные головы. Однако услышать в голосе ангела смесь страха и отвращения, когда тот описывал последствия своего «братания» с демоном, было неприятно и... Больно. Больно оттого, что Азирафель снова — хотел он того или нет — напомнил Кроули, что он «медленно скатившийся по наклонной», но также больно в принципе было различать такие интонации от ангела в свой адрес. Поэтому Кроули не нашёл ничего лучше, кроме как скрыть свои ощущения за ответной грубостью. Сработала естественная демоническая защитная реакция. Но чувствовал змий себя в тот момент не по-демонически паршиво. Вопрос со святой водой вроде бы со временем замялся, и Кроули даже изыскал способ добыть ее без помощи ангела. Однако Азирафель, будучи ангелом непредсказуемым, в данной ситуации проявил эту свою черту как нельзя ярче. Когда он протягивал демону термос со святой водой, тот сперва подумал, что ангел обманывает его и просто не хочет, чтобы кто-то влезал в церковь. Но Азирафель в тот момент посмотрел на Кроули с такой серьезностью и тревогой, что змий понял — никакого обмана, вода действительно наисвятейшая. Демоны не умеют благодарить, они, по идее, вообще не способны испытывать благодарность, но Азирафель все понял, когда Кроули предложил его подвезти. В ту минуту, когда ангел отказался и начал нести какую-то чепуху про пикник и «Ритц», Кроули тоже начал кое-что понимать. Азирафеля трудно было читать, он никогда не был открытой книгой, но в тот момент Кроули мог поклясться, что увидел в глазах ангела что-то очень похожее на его собственные чувства (которые к тому моменту уже не было смысла отрицать) — оно промелькнуло очень быстро, в следующую же секунду было подавлено обладателем глаз, но демон успел его ухватить. Может быть, одной из главных причин того, что Апокалипсиса так и не случилось, и был тот мгновенный порыв, который педантичный ангел не смог удержать, но который зато успел поймать демон. *** Ни в коем случае нельзя забывать, что Азирафель был настоящей занозой. Кроули ощутил это в полной мере, когда они вдвоём пытались провернуть акцию «За мир без Апокалипсиса». Моральные терзания, от которых был избавлен демон в силу самой своей глубоко эгоистичной сущности, ангелу по его природе были более чем присущи, поэтому эти шесть дней Кроули впоследствии окрестил своим личным Адом. Демон думал, что самое сложное было — уговорить Азирафеля действовать сообща, однако после того, как они обнаружили, что 11 лет воспитывали не того ребёнка, у Кроули появилась возможность убедиться, как жестоко он ошибался. Чем ближе был конец света, тем сильнее на Азирафеля давила его пресловутая ангельская мораль (возможно, катализатором был постоянно путавшийся под ногами Гавриил, которого Кроули за этот короткий промежуток времени успел окончательно возненавидеть). И чем сильнее на Азирафеля накатывала истерика, тем труднее для Кроули было напоминать ангелу, что они вдвоём в силу совокупности различных — как очевидных, так и совсем непонятных — причин отличаются от своих коллег по цеху, что у них давно уже своя сторона. Предложения демона сбежать от этого всего в другую галактику упорно разбивались о твердолобую ангельскую добродетель, но каждый раз, когда Кроули заикался об этом, он видел в глазах ангела то же самое, что и тогда в 1967 году, поэтому так и не решался в одиночку сбежать на Альфа Центавра. Однако Кроули был демоном, а демоническое терпение отнюдь не безгранично, поэтому, когда в очередной раз напуганный змий приехал к Азирафелю с предложением бежать, пока не поздно, а тот начал бормотать что-то про правильных людей, Кроули взорвался. Уже тогда, когда он ехал от книжного магазина ангела к себе домой встречать гостей, Кроули понимал, что то, что он наговорил Азирафелю несколько минут назад, было бредом, и не будет он среди звёзд, и ни на какую Альфа Центавра один не улетит. Поэтому сразу после того, как с дорогими гостями было покончено, демон помчался обратно к магазину. Позднее Кроули мог бы со стопроцентной (во всяком случае, близко к этому) уверенностью сказать, что за все тысячелетия своей жизни он не испытывал такого ужаса, как в тот момент, когда подъехал к магазину и увидел, что тот полыхает. Страшная мысль, что ангела больше нет, как-то мгновенно обосновалась в голове Кроули, несмотря на доводы здравого смысла — ангел не мог погибнуть от пожара, как максимум только развоплотиться — и от этой мысли демону стало как бы не хуже, чем в тот день, когда он впервые увидел свои чёрные крылья. Он должен был силком забрать отсюда Азирафеля. Связать, заклеить рот изолентой, кинуть в багажник «Бентли» и укатить в закат, не обращая внимание на возмущенное ангельское мычание. А теперь он больше никогда не увидит ангела. На их стороне остался он один. На автомате Кроули подобрал какую-то книгу, которая чудом уцелела в огне, и уехал. Сперва он собрался было ехать в Тадфилд, но мощная волна тупой безысходности, внезапно на него накатившая, лишила этот вариант всякого смысла. Самым логичным представлялось зарулить в ближайший бар и напиться там до синих чертиков. Демон же всегда мыслил логически и, несмотря на понесённую утрату, привычке своей не изменил. Он не думал, что делать и куда ехать дальше — он не видел смысла в этом. Он ни в чем уже не видел смысла и даже не старался его увидеть; он просто пил. Не самый худший способ встретить Апокалипсис, если подумать. Когда напротив Кроули возник полупрозрачный Азирафель, демон списал это на виски, которого успел уже уговорить в одиночку почти целую бутылку. Однако ангел, хоть и бестелесный, был самым реальным из всего, что происходило с Кроули за последние несколько часов. Нельзя не допустить, что «булки» очень этому посодействовали. В любой другой день Кроули сказал бы, что дорога до Тадфилда здорово напомнила ему поднявшуюся на Землю Преисподнюю. Но после зрелища сгоревшего книжного магазина и возникшей от осознания гибели Азирафеля огромной дыры внутри, как раз там, где у демонов не должно быть души, эта поездка показалась Кроули легкой вечерней прогулкой. Само собой, удерживать «Бентли» от превращения в груду расплавленного металла физически было тяжело. Но физическая тяжесть, как успел убедиться Кроули, ничто по сравнению с пустой тяжестью в районе не-души. По правде сказать, доехать до Тадфилда и не взорваться вместе с машиной демону помогло не одно только воображение — у него был мощный стимул, вместе с которым они планировали ещё успеть остановить Апокалипсис и который он просто не имел права больше потерять. *** Тот парень, Адам Янг, оказался тем ещё фруктом. Кроули после стольких лет жизни уже не в состоянии был удивляться людскому поведению, но этот мальчик его по-настоящему удивил. Хотя, строго говоря, Адам на самом деле человеком не был, поэтому ничего экстраординарного в этом не было. Когда вопрос с биологическим папочкой Адама был закрыт, Кроули почувствовал, с одной стороны, громадное облегчение, но с другой — зудящую тревогу. Небеса и Ад просто так этого не оставят. Предатели должны быть наказаны. Последнее пророчество Агнессы, которое поймал Азирафель, косвенно это подтверждало. Они с Азирафелем по-настоящему оказались на своей собственной стороне, и даже у ангела не нашлось сил с этим спорить. *** — Как думаешь, — Азирафель подлил Кроули в бокал ещё немного вина, — мы тут... Надолго? — Не знаю, — честно ответил демон и отпил из бокала. — Может, год, может, десять, а может, и все сто пятьдесят. В любом случае, сколько ни есть — все наши, — он усмехнулся. По правде говоря, они хорошо поели и выпили в «Ритц», но, так как повод сегодня был исключительно особый, напрашивалось продолжение банкета. О пережитом незадолго до этого решено было не упоминать — Азирафель отшутился уточкой, и тема была закрыта. Однако им обоим периодически приходила в голову шальная мысль, что было бы, не поймай ангел пророчество и не догадайся они поменяться телами. Азирафель извлёк откуда-то из дальней комнаты чудом восстановившегося магазина несколько бутылок красного сухого — верное средство избавиться от ненужных шальных мыслей и спровоцировать тоже шальные, но нужные. Если ты сверхъестественное существо, только что остановившее Апокалипсис и на пару с другим таким же объявившее войну Небесам и Преисподней, об алкоголизме можно не беспокоиться. — Ты останешься в Лондоне? — осторожно спросил Азирафель. Кроули что-то послышалось, и он посмотрел в лицо ангелу. — А ты? — вместо ответа спросил он. Азирафель шумно и раздраженно вздохнул. — Вопросом на вопрос отвечать невежливо, Кроули. — Вот только не надо сейчас читать мне нотаций, — демон немного лениво сел и поставил бокал на журнальный столик. — В конце концов, недавно мы пережили конец света. — Это не основание для... — Ангел, — прервал Кроули. Азирафель притих. В этот момент демон заметил на его лице эмоцию, которую не сразу смог опознать. Внутренняя борьба. Ангел отчаянно пытался побороть что-то внутри себя, и Кроули мог предположить, что именно, и очень хотел оказаться правым. — Ты думаешь, мы здесь посидели, напились, отметили конец света и разбежались по своим углам — так будет, по-твоему? — Мы же ангел и де... — заученно начал Азирафель, но Кроули снова не дал ему договорить. Он рывком подался вперёд и оказался вплотную к ангелу. Змеиные желтые глаза без очков вперились в серые ангельские. — А теперь попробуй еще раз, — еле слышно прошелестел Кроули, и Азирафель часто задышал, попытался отвернуться, но демон крепко схватил его за подбородок. — Ты идиот, ангел. Ты такой белый, пушистый, зефирный идиот. Меня всегда удивляло, как кто-то такой умный, как ты, может быть таким глупым, — Кроули наклонился к самому уху ангела, тот слегка дернулся, но уже не попытался отстраниться. — Нет никаких ангела и демона, мой сладкий. Есть Небеса, есть Ад и есть мы — непонятная субстанция, которая не принадлежит ни одному, ни второму, — Азирафель слегка задрожал, ощущая горячее дыхание Кроули. — Но ты же падш... — Не смей!.. Кроули резко дернулся в сторону, и ангел вздрогнул. Боль, которую демон, как ему казалось, приручил, выдрессировал, стремительно вырывалась наружу и теперь бушевала в его глазах вперемешку со злобой и обидой — на Всевышнюю, на Азирафеля, на себя самого, в конце концов. Демон, профессионально умеющий управляться с эмоциями, сейчас оказался под таким шквалом, что предпочёл закрыть глаза, чтобы переждать и хоть немного успокоиться. Кроули думал, события последних дней хотя бы заставят Азирафеля взглянуть правде, которую он так боялся, в глаза и сменить заезженную пластинку. И сейчас он отказывался верить, что ошибся. И слышать от ангела снова указания на свою давно уже не божественную природу не мог. В эту минуту это было особенно больно. Внезапно он почувствовал тёплое прикосновение к своей руке. Мягкие пухлые пальцы осторожно взяли его руку и перевернули ладонью вверх. Кроули открыл глаза. Азирафель едва касаясь выводил пальцами узоры на ладони у демона, а затем поднёс его руку к губам и нежно и невесомо поцеловал. — Я чувствую, — тихо сказал ангел и ещё раз поцеловал руку демона. — Мне просто нужно время. Нужно привыкнуть. К тому, что все... Не так. Я не могу так быстро. Дай мне немного времени. Он поднял глаза на демона, и в них тот увидел, как трещит и расходится многовековая стена, а из-за неё проглядывает тот отблеск, который Кроули впервые увидел в 1967 году и который в конечном итоге привёл их сюда. Боль снова поддалась и отступила. Кроули осторожно перехватил руку Азирафеля в свою, придвинулся ближе и мягко привлёк ангела к себе. Азирафель, сперва напряженный, постепенно расслабился и прижался к груди демона. Тот поцеловал его в макушку. — Я подожду, — выдохнул Кроули в светлые волосы. Возможно, именно это и предусматривал Непостижимый Замысел, но достоверно никогда известно не будет, потому что иначе он бы не был Непостижимым. Точно можно сказать одно — Бог обожает играть в игры со Вселенной.