Focus on me

— Это нормально, — думает Чонин, — они все здесь обычные. Люди, как люди. Только вот один… Суперзвезда.       Чонин встретил его на пляже в какое-то адское жарище, когда тот, которого назвали Бан Чаном, держал в руках коктейль с кучей льда и тупым зонтиком, где-то с края бокала. Такой же тупой друг — Хенджин — просек ситуацию, которую не понял даже сам Чонин, где-то за три секунды, но было уже поздно. Рассматривая Чана немного поодаль, он услышал в его словах самое важное: — Одиночество — не смерть, его сложно зафиксировать.       Не ясно чем — то ли своей пафосностью, то ли креативностью, но эта фраза запомнилась ему, словно какой-то непонятный завет или что-то в этом роде. Было до ужаса любопытно узнать, что она означает и что значит конкретно для Чана. А что для самого Чонина? Возможно, он одинок и не может этого понять. Может быть и понимает.       Откинув эти мысли, Чонин все ещё не может оторвать взгляда то ли от стакана с тупым зонтиком — как хочется ему думать, то ли от человека, который его держит и непринужденно улыбается, говоря со своим другом. В Бан Чане запоминается каждая черточка. Его волосы мягко сливались с солнцем, а смех шуршал песчинками и ласкал слух. Хенджин поет: — Я подбросил камеру в воздух — и она снимает звезды, и она снимает небо. Я так хотел зафиксировать вечность.       Чонин ничерта не понимает, куда несет этого тупого оленя. Ему что, в сок водки подмешали? Лови его потом по всему пляжу, когда сам Хенджин словно одинокая тигрица в поисках тигра. Тигр покрупнее, правда, ловится сам, едва Хенджин заканчивает волать на все побережье. Он представляется Минхо и, замечая заинтересованный на местной суперзвезде взгляд Чонина, говорит: — Ах, Чан. Мы работали недавно вместе. Сейчас просто на отдыхе. Кстати, ищем мальчика для нескольких роликов. Пока может на фоне постоять, ну, там простые сцены с поцелуями поиграть. А если будет хорош и будет желание, то перспективы есть.       Хенджин своего тигра слушает, хихикая и потягивая очередной коктейль. Чонин кривится, ну боже мой, что за драма. То ногу на ногу закинет, то ручку вперед вытянет, мол, давай, Минхо, бери и гладь. Или просто бери.       А вот на приглашение Минхо поработать Чонин соглашается легко. Сначала мальчик для массовки, а потом ему обещают большую роль.       Почти каждый вечер Чонин приходит в новую студию и каждый раз встречает абсолютно незнакомых людей. Такая работа могла бы тяготить его, но он уже мало того, что привык, так еще и добился определенных успехов в своем роде деятельности, получив звание местной «звезды». — Начали! — стандартная команда на съемочной площадке, которая ничем не выделяется среди привычного быта этой «студии».       Чан не ожидал, что сегодня будет так. Напротив него стоит парень с ангельской улыбкой и лисьими глазами. Он ещё совсем молодой, по виду — хорошо если совершеннолетия достиг, а уже пропащий.       Почему Чан пришёл к такому выводу? Потому что никто не появляется на этой площадке от хорошей жизни. Так он думал до этого дня. Кажется, мальчишку привел Минхо и, видимо, уговорил задержаться. А у Минхо есть вкус и чувство стиля, значит, съемочный день обещает быть нескучным. — Ты не смотри на мой внешний вид, — произносит Чонин, закусывая губу. Чонин знает, что выглядит больше невинно и как-то по-детски наивно, но все не так просто, как казалось бы. — Хотя нет, смотреть все же нужно, — юркий язык проходится по губам.       И Чан смотрит. Оторвать взгляда не может. Чонин красив настолько, что от одного взгляда на него дух захватывает. Глаза парня хитрые, смотрят с наглостью и задором, а подводка на них придаёт его взгляду излишней сексуальности. Губы тонкие, изогнуты в пошлой усмешке, влажные и ярко-розовые, словно помадой накрашены. Скулы острые настолько, что, казалось, одним прикосновением к ним можно порезаться.       Он безусловно сексуален.       Он безусловно ещё очень молод. Особенно для того, чтобы быть в этой профессии. Сколько ему? Лет девятнадцать? Двадцать? Совсем ещё зелёный.       На площадке все естественно. Чан как бы невзначай касается плеча Чонина, ярко улыбаясь. Младший в ответ ему смеётся, мило смущаясь, от чего сердцу Бана становится нехорошо — сердцебиение смещается с привычного ритма, ускоряясь, и Чан думает, что это обычная жара от раскалившихся ламп и разыгравшееся воображение, но когда их взгляды пересекаются, то он понимает, что пропал. Он буквально тонет в лисьем прищуре и чёрных омутах глаз.       Знакомство героев снимают непринужденно. Массовка отыгрывает свои реплики быстро, и Чан тянет воротничок: душно, скорее хочется к главному блюду. Оператор дает минутную паузу. Им поправляют макияж, быстро подкручивают свет. Чан немного отвлекается, так что Чонин первый включается в съемку. Он придвигается близко и интимно шепчет пошлые, незамысловатые, присущие обычному порно фразы, что с его детским лицом казалось бы смешным и абсурдным, но нет. Это выглядит как-то совершенно не так. Как-то правильно и необычно. Даже завораживающе. Неужели Минхо научил? Или это природный дар мальчишки?       Чан на секунду теряется, но быстро включается в дело, как настоящий профи своего дела. Опуская руки на талию Чонина, сжимает стройные бока, пробегаясь по ним пальцами. Он цепляет чужой мягкий свитер, слегка поднимая края. Чонин не сопротивляется, наоборот помогает стянуть его с себя, оставаясь в одних джинсах, что тоже не задерживаются на его бёдрах, оставаясь грудой ткани у ног.       Оператор подгоняет, мол, еще снимать чертову кучу дублей, но главному актеру плевать.       Чан откровенно рассматривает. Любуется. Предвкушает то, как будет брать Чонина на узком диване, на котором места и для одного человека мало, но это кажется всего-то лишним поводом быть ближе друг к другу. Чонину нравится его взгляд, и он слегка покачивает бёдрами, наблюдая за тем, как Чан сглатывает.       Чонин подходит ближе, буквально вжимаясь в Чана, опускает руки на его плечи, гладит мышцы, что так приятно перекатываются в его ладонях. Так правильно. Между ними чувствуется искра, хотя они видятся впервые в жизни, что не может не радовать. Притяжение в подобной ситуации считается большим плюсом. А Чонин слишком хорошо помнит: одиночество нельзя зафиксировать. Камера снимает их тела, лица, пошлые стоны. Любые, самые мерзкие слова выплевываются ради больших денег и наслаждения зрителя. Но поймать на пленку то, что однажды слышал Чонин никому не удавалось.       Чонин облизывает губы и слегка касается ими оголенной шеи Чана, а затем теребит края майки, и оба они понимают, что пора ее снимать, одежда лишняя и ненужная. Чан стягивает с себя майку буквально за секунду и Чонин опускает руки на ремень его джинсов, ловко расстегивая, а следом расправляется с ширинкой. Подняв руку на уровень лица, высовывает язык и проходится им по ладони, обильно смачивая слюной, а после без всякого стеснения лезет в штаны Чана, обхватывая уже вставший член.       Чану бы поперхнуться, но работа не позволяет, поэтому он давит в себе этот порыв и берет лицо Чонина за подбородок, слегка сжимая и притягивая к себе. Целует. Напористо и с силой, показывая, кто тут главный. Вроде бы мелкий пока и не претендует, но что-то в нем есть хитрое. Лисье. А Чонин откровенно млеет, поддаётся поцелую и следует за Чаном, позволяет углубить и кусать свои губы. Но лишь для того, чтобы старший потерял бдительность.       Рука сжимает головку члена — и Чан глухо рычит в поцелуй, сильно прикусывая нижнюю губу Чонина, отрываясь от желанного рта и буквально звереет. Он отстраняется, вытаскивая руку наглого юнца из своих штанов и усаживается на диван, увлекая за собой. Оператор больше не влезает, только поддакивает скрипучее: — Диван не заляпайте. Ну, чего застыли. К делу!       Чонин улыбается, послушно садясь рядом и не успевает заметить, как его опрокидывают поперёк колен. Воздух из лёгких вышибает моментально и скорее от неожиданности, нежели от удара. Рука Чана оказывается на ягодице, и наверняка Чан замечает, как идеально она помещается в его ладонь. Словно создана для того, чтобы ее трогали именно эти руки. Камера снимает, фиксирует вечность. Если Чан здесь не от хорошей жизни, Чан здесь, чтобы сбежать от одиночества, то Чонин бежит вместе с ним.       Чан бы сидел так ещё долго, но работа сейчас превыше вопросов и мыслей, роящихся в голове от хитрых искр в глазах доставшегося ему напарника. Они зачитывают свои реплики с третьей попытки попадая в нужный настрой. Режиссер недоволен, но Чану плевать. Он рыкает на него, что и так сойдет. В конце концов, не Каннский фестиваль. Кого вообще интересуют реплики по сценарию, когда мелкий засранец на его коленях ерзает, пыхтит в притворных попытках выбраться и вызывает катастрофическое желание, правда, желание чего, Бан так и не определился. Выбор колеблется между удушить и выебать, но первое незаконно, а второе вот-вот случится. Так что выбор слишком очевиден.       Чонин извивается и не знает, чего ему ожидать. Минхо рассказывал о Бан Чане достаточно, но никогда ничего личного, вроде истории семьи или как он пришел в эту индустрию. — У каждого своя история. Спроси его, если осмелишься.       Глаза Чана мутные, нечитаемые. А дыхание горячее. Эмоции незнакомые, но буквально все говорит о том, что смелость Чонину пригодится. Он вполне себе не против быть отшлепанным за эту самую наглость, на что и нарывается, слегка щипая за бедро.       Чан тут же снимает чужое белье, оголяя ягодицы и в эту же секунду с размаху ударяет по ним ладонью. Чонин взвизгивает, но под последующие удары подставляется с охотой, облизывая губы и дышит рвано. Нежная кожа стремительно розовеет, а кое-где даже краснеет. Чан видит, как Чонин в нетерпении подаётся бёдрами вслед за его рукой, как изящные длинные пальцы сжимают обивку дивана, что наталкивает на определённые мысли. — Ты любишь грубо? — интересуется Чан, забивая на прописанные реплики. Режиссер молчит, только что-то указывает оператору. Крупный план? Да пожалуйста. Чан шепчет в самое ухо и в этот же момент проталкивает сразу два пальца в уже разработанные мышцы. Знал, куда шел, этот хитрый лис, и был готов. — Я просто люблю, — отвечает Чонин, прикрывает глаза и, кажется, откровенно ловит кайф от того, как пальцы Чана растягивают его, как скользят внутри, хотя смазки на них не было, и задевают чувствительный бугорок. Наверное, Чан впервые захочет пересмотреть видео с собой именно из-за этого мелкого наглеца.       Чонин издаёт тихий, совершенно незаметный стон, но не тонкому слуху Чана. Поэтому он проходится по простате снова и снова, в этот же момент наносит хлесткие удары по заднице Чонина, от чего тот не выдерживает и срывается на более громкий, уже гортанный стон, царапая обивку дивана. Чан победно улыбается, скидывая мальчишку с колен на диван, навалившись сверху. — Ты так-то не лёгкий, — шепчет Чонин, смотря через плечо. Кажется их разговоры вырежут при монтаже, так что Чонин позволяет себе даже хмыкнуть. Чан поднимается, облизывая так быстро высохшие губы, рассматривая стройное тело. Он кажется Чану очень привлекательным и даже до жути красивым, но по его поведению сразу ощущается то, что характер у младшего первоклассное дерьмо. — Получше обопрись ручками, малыш, — командует Чан и Чонин нехотя становится в коленно-локтевую. Подчиняется, принимая нужное положение. Оператор обходит со всех сторон, снимает так долго, что с любым другим партнером уже пропало бы всякое желание имитировать страсть. А тут еще и стоять у всех на виду в самой пошлой позе заставили. — Что дальше? — в голосе агрессия, которую он старается скрыть.       Чан сразу понимает, что Чонин не привык подчиняться — он любит руководить процессом и все эти штучки съемочной команды его бесят. С Чонином должно быть хорошо в любой позе, но пока ему совершенно, абсолютно ничего не светит. Чан не позволит, пока не попробует сам. К тому же юношеское раздражение только больше волнует эмоции. А Чонин как будто чувствует и играет не с камерой, а по сценарию, который они пишут сами. — Может тебе ещё отсосать? — В следующий раз обязательно, — отвечает он спокойно, размеренно, а сам поедает взглядом.       Руки Чана опускаются на спину, проходясь по острым лопаткам, спускаются ниже, останавливаясь на округлых ягодицах, разводя их в стороны. Чан высвобождает свой член из тесных боксеров. Он проходится головкой между ягодиц несколько раз, слегка надавливает на горячие мышцы.       От такой игры в «кошки-мышки» и «кто-кого» Чонина злость берет, но он не решается возмутиться, потому что знает такой тип людей, как этот Бан Чан. Если сейчас сделает хотя бы вздох не в ту сторону, Чан пропустит его по всем кругами ада как минимум трижды и только после этого, может быть, позволит кончить, но это не точно, ведь надо будет его очень слезно умолять об этом и буквально на коленях сосать прощение. Видимо, режиссер на этой площадке сам Чан, так что все зависит именно от него. Такой расклад совершенно не по нраву, поэтому Чонин переступает через себя — подчиняется. В конце концов, его сюда привело любопытство, и именно оно буквально имеет его так, как хочется. — П-пожалуйста, — наигранно умоляет Чонин так, как требует сценарий порно, но Чан сосредотачивает свое внимание на голосе. — Что?       Яркий свет слепит в лицо, а режиссер требует больше чувств. Ублюдки, думает Чонин. Даже потрахаться нормально не дают, то поверни голову, то глаза прикрой, то видите ли, эмоций не хватает, а еще более раздражающее — перебор. В этой индустрии нет правил, есть деньги, липкий страх. Есть бесконечные запасы пленки, флешек и бесстыдных стонов. Но Чонин здесь не для этого. Подавись своим сценарием, решает он, будет вам актерская игра. — Пожалуйста, выеби меня.       Голос максимально пошлый, срывается на хрип, а сам Чонин трется своими бёдрами о пах Чана.       Чан жуёт губы, рвано выдыхает, но все же начинает медленно входить, все ещё растягивая эту игру. Чонин рвано дышит, принимая в себя член, сжимает обивку дивана, инстинктивно пытаясь насадиться. Чан явно не собирается мириться с таким раскладом, поэтому тянет, резко входя до основания и прижимая к себе, кусая в основание шеи.       Чонин стонет громко, с чувством и откидывает голову на плечо, блаженно прикрывая глаза. Дыхание неровное, сердцебиение бешеное, рот приоткрыт в немом стоне. Чан на пробу двигает бёдрами и Чонин даже от такого малейшего движения уже готов сойти с ума. С первого же раза попадая по простате, Чан не мало удивляет, но непременно радует. Чонин и не надеялся получить от процесса хоть и капли удовольствия, но оказался приятно и чуть ли не впервые в жизни удивлён. — Хорошо тебе, малыш? — спрашивает Чан, начиная трахать более резко.       Чонин молчит, лишь тихонечко поскуливает и губы кусает. Чану такой расклад не нравится от слова совсем, и он впивается пальцами в бедра, сжимая их сильно и увеличивает амплитуду движений. — Сука, — заикаясь, еле слышно шипит Чонин, укладывая свои ладони на руки Чана, царапая их.       Чан не теряется и грубо нагибает, вдавливая лицом в диван, резко входит и выходит до конца, кусает шею, лопатки, оставляя укусы и засосы. Чонин думает, что это провальная ситуация. За следы на теле оставленные этим засранцем могут и от работы отстранить больше чем на неделю, а это потеря приличной суммы денег, которая лишней не будет. И злится, но молчит. Все еще не хочет усугублять ситуацию. К тому же камера снимает и он должен показывать лишь то, как ему хорошо, а не кучу неприязни и агрессии, которую хочется выплеснуть прямо в ухмыляющуюся рожу. А в том, что выражение его лица сейчас именно такое, Чонин даже не сомневался.       Чан замечает, что Чонин как-то отвлёкся от процесса и опускает руку на его член, сначала едва касаясь, а после того, как он возвращается к реальности, массирует головку. Получается только охать, облизывать губы, насаживаясь на член самостоятельно, отзываясь на движения его рук. Раздражение отступает и сменяется удовольствием. Обычно редко бывает партнёр, который хотя бы на вид приятен, не то что умеющий нормально играть и трахаться, но вот Бан Чан целое исключение. Чёртов идеал, которого у Чонина никогда не было. Каждый раз, когда Минхо его спрашивал о том, как он видит идеального партнёра, Чонин лишь улыбался и говорил о том, что главное, чтобы трахаться умел, а остальное не важно. Как оказалось, его идеал имеет выкрашенные в белый кудри, крупные черты лица и блядскую улыбку, от которой дышать перестаёшь, не говоря уже о сильных руках и властном характере.       Относительно умения трахать сомнений Чан тоже не вызывал, и на данный момент Чонин прекрасно ощущал это на собственной шкуре. А точнее заднице. И с каждым толчком эта уверенность усиливалась, а необъяснимый восторг, зарождающийся в груди, вызывал ужас. — Ты буквально оскорбляешь меня, витая в облаках с моим членом в твоей заднице.       Чан толкается грубо, резко и так хорошо, одновременно с этим надрачивая член, что у Чонина коленки разъезжаются в стороны и приходится удерживать его свободной рукой, чтобы тот не упал. Чонин откровенно расслабляется, стараясь получить полное удовольствие, не забывая играть на камеру, хотя было бы по факту что. В отличии от обычного порно, в этот раз все более чем естественно, потому что по-настоящему.       Чонин упускает момент, когда приближается к разрядке и сжимает Чана в себе особенно сильно, когда кончает и обмякает в его руках. Чан выходит неторопливо и Чонин переворачивается, расслабленный и довольный, но понимает, что это не конец, раз второй актер ещё не кончил, то и съемка быть завершена не может.       Лениво поднявшись с дивана, он останавливается лицом на уровне паха Чана, поднимая тёмный взгляд лисьих глаз и смотрит прямо в глаза. Ухмылка Чана так никуда не исчезла, отчего Чонина слегка ведёт. Гордый и властный. Именно такой ему и нравится.       Чонин дотрагивается ладонью до члена, сразу же проводя ей вдоль, сжимая чуть сильнее у основания, проделывая это движение и дальше. Чан дышит часто, накрывает чонинову ладонь своей, направляя так, как ему нравится. Чонин слегка склоняется, замечая, что Чан вот-вот кончит и подставляет свое лицо, которое тут же пачкает обильная струя спермы.       Вид просто завораживает. Чониново лицо в чановой сперме выглядит максимально идеально — словно они сочетаются как инь и янь. Чан смотрит довольным котом и пальцами левой руки проходится по чониновой щеке, после легко хлопая по ней. А после того, как слышит команду «снято», победно усмехается и уходит в душ, даже не взяв с собой вещи.       Действительно, кого бы он стеснялся.       «Супер-порно-звезда Бан Чан», — фыркает про себя Чонин и агрессивно вытирает лицо салфеткой, тяжело вздыхая. Чонин ненавидит эту профессию, но ничего с этим поделать не может. Пока что. А вот с тем, чтобы подобраться к Чану ближе и узнать о нем хоть немного больше, он справился на ура.