***
Кошмар этот повторяется уже давно, с того самого дня, как Гурд перебрался жить в Новую Резиденцию Верховного Правителя. Она же — бывший королевский дворец. Правда, большая часть дворца сейчас нежилая, но министры говорят, это дело времени. Нужно найти время, чтобы отреставрировать и восстановить все, что было разрушено. Гурд прекрасно помнит те дни. Он ведь должен был умереть. Он почти смирился со своей судьбой, в конце концов, недаром мать так любила повторять: «Какой толк роптать на судьбу. Нам надлежит смиренно нести свой крест». Зеркальщики же, с которыми Гурд работал, были не согласны с его матушкой. Они считали, что нужно не просто «роптать на судьбу», а пытаться изменить ее. «Гнать надо всех этих негодяев, которые наживаются на нашем труде!» — то и дело говорили они. Разумеется, тихо, вполголоса, чтобы не услышали посторонние, но — говорили. И чем дальше, тем чаще звучали эти речи в стенах зеркальной мастерской. «Мы жизнь свою тут гробим, чтобы нашему милейшему главному министру сыто жилось. Ему — золото да сладкая жизнь, а нам — могила! Чтоб ему сдохнуть, мерзавцу, да побыстрее!» — Толом, главный заводила, смелел день ото дня, и уже практически в открытую говорил, что надо бы собраться, вооружиться кто чем, да и прибить господина Нушрока, когда он в очередной раз сунет свой длинный нос в мастерскую. Толом был, как говорили старики, излишне горяч, и ему не раз советовали не совать голову в пекло. «Того и гляди без головы останешься! — повторял ему старый Алис. — Сам знаешь, где можешь оказаться за такие речи!» Толом лишь отмахивался от старика: какой смысл пугать его Башней смерти, волков бояться — в лес не ходить. Бояться никого не нужно, а то так и придется до конца дней дрожать, как бы чего не вышло, да мечтать о хорошей жизни. Гурд слушал эти речи и думал о том, что жизнь несправедлива. Толом, пожалуй, прав в одном: нет никакого смысла в том, чтобы предаваться глупым мечтам, мол, однажды все изменится. Вернее, сначала-то он верил в эти сказки, пока однажды в мастерскую не явились солдаты и не арестовали пятерых зеркальщиков. На глазах всех остальных их заковали в кандалы, зачитали приговор и увезли в Башню смерти. — Смутьянам здесь не место! — заявил на другой день управляющий, собрав рабочих. — Да и вам всем наука будет, — грозно взглянул он на них. Верховодил «смутьянами» тогда лучший друг Толома, Цероб. Очевидно, он обладал сильным характером, поскольку не выдал лучшего друга, и сам Толом остался на свободе. Когда же Цероба и остальных его товарищей осудили и казнили, Толом заявил, что теперь он продолжит борьбу. Гурду же в тот момент, стыдно признаться, стало страшно, что однажды его тоже могут вот так забрать в тюрьму и убить. — Все это… бесполезно! — прошептал он в тот день, глядя вслед карете, которая увозила несчастных зеркальщиков. — Мы отомстим за них, — уверенно проговорил Толом. — Если бы! — буркнул Гурд. Именно в ту минуту он страшно разозлился и на Толома, и на управляющего, и на хозяина, и даже на собственных родителей. В конце концов, если и есть способ изменить свою жизнь, то только один — родиться в богатом доме. Если бы он, Гурд, родился в семье ну хотя бы господина управляющего, богатого купца или же самого господина министра, то не пришлось бы ему работать от зари до зари. Иногда, когда господин главный министр лично приезжал в зеркальные мастерские проверить, как идут дела, Гурд, спрятавшись в укромном уголке, провожал потом глазами раззолоченную карету, представляя себя на месте Нушрока. Вот была бы жизнь: катался бы день деньской в карете, жил в роскошном доме и делал что хотел… Чем больше Гурд думал об этом, тем сильнее злился, и однажды эту плотину ярости в его душе прорвало. Он сам плохо понимал, что делает и говорит. Ему хотелось одного: ударить побольнее как господина управляющего, так и самого Нушрока. Разумеется, ни ударить на самом деле, ни причинить боль он не мог, поэтому кричал им в лицо оскорбления, а потом взял да и разбил ненавистное кривое зеркало. Опомнился он лишь тогда, когда холодный и надменный голос Нушрока велел заточить его в Башню смерти. Когда его заковали в цепи и оставили на вершине Башни одного, Гурд пожалел обо всем, что сделал. Теперь ему придется умереть ни за что ни про что, так рано и так глупо. Но тут начались самые настоящие чудеса. Две незнакомые девчонки-чужестранки, переодевшись королевскими пажами, проникли в Башню смерти, принесли ему еды и воды, сказали, что обязательно освободят его. Они сдержали слово, через некоторое время действительно вернулись с ключом от кандалов и освободили его. Переодевшись в костюм пажа Гурд в сопровождении одной из девчонок (она назвалась Яло) спустился вниз. Взявшись за руки, они стояли вдвоем в предрассветном полумраке, смотрели на страшную Башню смерти и ждали, когда спустится Оля, вторая его спасительница. Потом он помнил шум, суету, смех и радостные крики: «Нушрок разбился! Конец рабству! Долой кривые зеркала!» Оля говорила что-то о новой стране, которую придется строить, дескать, где-то далеко, у ее народа получилось построить справедливое государство, где все счастливы, значит, получится и у жителей Королевства кривых зеркал. Когда рухнула Башня смерти, все собравшиеся на площади, как один закричали и захлопали, а после зеркальщики с криками «Смерть негодяям, воздадим им по заслугам» устремились в дома богатых горожан. — А там и до дворца доберемся! — смеялся Толом. — До самого короля! Наконец-то, теперь ни один паразит от нас не уйдет! Гурд ничего не ответил, просто пожал плечами, подумал лишь о том, что больше всего ему хотелось бы оказаться у себя дома… За несколько недель взбунтовавшиеся жители столицы разрушили до основания зеркальные мастерские, разграбили дома зажиточных горожан, убили и посадили в городскую тюрьму хозяев, захватили королевский дворец, арестовав практически всех придворных. Министра Абажа вместе с женой и сыном убили (правда, зеркальщики назвали это казнью и воздаянием за прошлое) одними первых. Король со своим семейством и ближайшими слугами бежал, переодевшись конюхом, но один из слуг выдал его, и у самых городских ворот их схватили и отправили в темницу. Через день после этого низложенный Топсед Седьмой умер от сердечного приступа, а еще через два дня был убит предводитель повстанцев — Толом. Кто решился поднять руку на без пяти минут нового короля, так и не удалось узнать. Толом как раз готовился возложить на себя корону, вышел на балкон под одобрительные крики собравшейся внизу толпы, произнес речь, сказав, что отныне сделает все, чтобы народ жил счастливо, после чего спустился «к своим возлюбленным подданным». Стоило только ему появиться у ворот, как раздался выстрел, сразивший нового короля наповал. Люди шептались, будто видели человека, закутанного в черный плащ, скрывшегося за углом дворца, но поймать его не удалось. — Какая страшная трагедия! — воскликнул господин Куап. Некогда он был придворным короля Топседа, но как только люди Толома ворвались во дворец, пал перед ними на колени и принялся уверять, что раскаялся во всех своих злодеяниях. — Отныне я — ваш слуга! Поверьте мне, господа, я стану вашим верным псом! — Что ж, — махнул рукой Толом, — поглядим! — Теперь нам нужен новый правитель, — сказал Куап. — Может быть… — Остался еще один человек, — крикнул кто-то, — кто бок о бок сражался с храбрым Толомом. Он видел, как рухнула Башня, он — такой же борец, как те храбрые пажи, победившие Нушрока. — Да здравствует Гурд! — подхватили остальные зеркальщики. К Гурду явилась делегация из дворца во главе с господином Куапом. — Вы — наша последняя надежда, мой юный друг, — сказал он. — Вам надлежит взять правление в свои руки! — Но я же… не справлюсь, — промямлил ошеломленный Гурд. — Помилуйте, ведь я и все остальные верные вам люди всегда будем рядом, — по-отечески улыбнулся ему Куап. — Мы поможем вам, ваша милость! Так Гурд стал Верховным правителем. Куап отсоветовал ему становиться королем. — Все наши короли и королевы, — сказал он, — слишком уж дискредитировали себя. Народ не любит и никогда не полюбит нового короля. Теперь у нас будет свободная от королевской власти страна. А во главе будете стоять вы — Верховный правитель Зеркальной страны. Лучше будет нам теперь называться именно так. — Ну… хорошо, — кивнул Гурд, — будь по-вашему. Быть Верховным правителем оказалось не очень-то трудно, но вместе с тем — чертовски приятно. Гурд отныне жил в королевском дворце, ему можно было спать до полудня, ездить на прогулки в горы, устраивать праздники, балы и фейерверки, на которые приглашались уважаемые жители столицы, — разумеется, все это — по совету и при помощи Куапа, ставшего главным советником. — Как видите, — улыбаясь, говорил Куап, — нет ничего проще. Вы — главный правитель, и слово ваше — закон! Поначалу Гурду было несколько неловко, но очень скоро он привык, и чем дальше, тем больше входил во вкус. Наконец-то ему можно было наслаждаться жизнью, не думая о том, как бы добыть хотя бы крошку хлеба на ужин. А для всего остального есть советники и министры. Вскоре Куап привел во дворец пожилую женщину, скромную, аккуратную, с умными темно-серыми глазами, смотревшими ласково, но вместе с тем настороженно. Она явно разволновалась, увидев господина Верховного правителя, поэтому нервно переминалась с ноги на ногу и поправляла свой белый накрахмаленный передник. — Эта женщина — моя дальняя родственница. Она очень старательная и умная, — сказал Куап, — я подумал, она сможет стать хорошей экономкой и верой и правдой служить вам. — Что ж, — пожал плечами Гурд, — очень хорошо… — Аклеб, господин, — поклонилась женщина. — Жаловаться не будете. А еще… господин Куап, вы ведь обещали и дочь мою в услужение взять. Если можно, разумеется. — Пусть приходит, — милостиво разрешил Гурд. Так во дворце появилась Ацирук, добродушная молоденькая хохотушка, которая покорила Гурда сразу и наверное, на всю оставшуюся жизнь. В первый же день она принесла ему такой роскошный и вкусный ужин, что Гурд потерял дар речи. — Такого вкусного жаркого, — улыбнулся он, облизывая вилку, — не ел, наверное, и сам король! Вы просто чудо, милая Ацирук. — Вы можете сделать эту милую девушку главной кухаркой, — сказал ему Куап, когда Гурд поблагодарил его за то, что привел во дворец таких замечательных служанок. — А старую Аксал давно уже пора уволить. — Как скажете! — согласился Гурд. Ацирук очень быстро стала не только главной кухаркой, но и близкой подругой Гурда, которой он мог доверить любую тайну. Господин Куап решил объявить ее официальной невестой господина Верховного правителя. — Через год-другой, думаю, вы можете и свадьбу сыграть, — пообещал он, и Гурд несказанно обрадовался. Иногда в стране происходили и неприятные события. В частности, верные люди донесли главному советнику, что в армии назревает недовольство, дескать, солдат не устраивают новые порядки. Куап тут же убедил Гурда подписать приказ об аресте нескольких начальников дальних гарнизонов, предварительно разжаловав их в солдаты. А генерала Нотипа, одного из главных недовольных, отправить в ссылку. — Вы можете спать спокойно, — повторял Куап, — бунтовщики не посмеют навредить вам. — Я, ваши советники и слуги, та же верная Аклеб, никогда и никому не дадим вас в обиду. — Вы мой ангел-хранитель! — улыбнулся Гурд. — Думайте только о хорошем, — вернул ему улыбку главный советник. Что и говорить, Гурд был полностью счастлив. Вот только с недавних пор ему стали сниться кошмары. Почти каждую ночь он вновь видел себя на Башне смерти, его окружали какие-то страшные чудовища, тянули к нему руки и пытались столкнуть вниз. Ацирук, навещавшая его, рассказала об этом матери, та доложила обо всем Куапу, и тот велел пригласить к Гурду лучшего лекаря. Лекарь осмотрел правителя, сказал, что у того расшатаны нервы, и ему нужно больше отдыхать. — Вот и прекрасно! — потер руки Куап. — Завтра же устроим пышный бал, хорошо, ваша милость? — Я не против, — отозвался Гурд. — А пока, — Куап протянул ему бумагу, — вот, извольте подписать новый указ. Мне кажется, лучше закрыть все зеркальные мастерские. Они больше не приносят нам дохода. Что толку, что мы стали изготовлять прямые зеркала… От них одни убытки. А еще… неплохо бы восстановить Башню смерти. Столько развелось смутьянов, надо бы приструнить их! Гурд подписал, не раздумывая. Честно говоря, больше всего его в тот момент занимали мысли о завтрашнем бале.***
Гурд закрывает глаза и старается улечься поудобнее. Еще можно немного понежиться в постели, в конце концов, еще слишком рано. Беспокойство, так внезапно охватившее его, проходит, и сон медленно начинает подкрадываться к нему, затягивая в свои сети. Неожиданно его будят громкие крики, бряцанье оружия по паркету и звон разбитого стекла. Брошенный с улицы камень разбивает окно, и в комнату сразу же врывается прохладный осенний воздух и ветер. Гурд вскакивает с постели, бежит к окну, распахивает его и видит толпу народу, запрудившую всю площадь перед дворцом. — Что это такое? — кричит он и бежит к дверям спальни, рывком распахивая их. — Вы арестованы, верховный правитель! — отвечает словно выросший из-под земли военный и грубо хватает его за руки. Второй военный приходит на помощь своему товарищу и они связывают Гурду руки. Гурд удивленно хлопает глазами, пытается вырываться и вдруг видит за спинами солдат, которых с каждым мгновением в комнате становится все больше и больше, Куапа и Аклеб. Экономка сочувственно вздыхает, но ее хитрые серые глаза при этом сияют от радости. Куап же в ответ лишь ухмыляется и разводит руками. — Ах ты негодяй! — шипит Гурд. — Я сделал все, что мог, — пожимает плечами Куап. — Отпустите меня! — кричит Гурд, но тут же получает увесистую оплеуху. — Молчать! — кричит на него солдат. Солдаты вдруг почтительно замолкают и расступаются: в комнате появляется молодой мужчина в парадном мундире. Это генерал Нотип, собственной персоной. Оказывается, он и не думал уезжать в ссылку. Вместе с ним заходит женщина, закутанная в черный плащ. — Благодарю вас, господа! — поворачивается она к солдатам, и те почтительно склоняются перед ней. — И разумеется вас, дорогой господин Куап. — Я просто исполнил свой долг, сударыня, вы же знаете, я всю жизнь служил вашему батюшке, да покоится он с миром. — Вы проиграли, милейший, — она откидывает с головы капюшон и в упор смотрит на Гурда. — Уведите его! Гурд в ужасе отшатывается от ее взгляда, поскольку он точно такой же, какой был у Нушрока, сковывающий по рукам и ногам, словно душа покойного министра вселилась в эту неизвестную Гурду женщину. Она тем временем отводит от него глаза и улыбается: — И ты, Асырк, молодец, сработала на совесть. — Всегда к вашим услугам, госпожа Анидаг, — отвечает «Аклеб», и Гурд перестает сопротивляться, повиснув на руках своих тюремщиков. — Теперь все в ваших руках, ваше величество! — почтительно склоняет голову генерал, а Гурд крепко зажмуривает глаза, чтобы не расплакаться от досады. Они все подстроили. Гурда попросту держали здесь как заложника, Куап же предал его. Вернее, он с самого начала водил его за нос, обманул всех, прикинулся, будто перешел на сторону народа. А сам оставался верен старому королю и его министрам. — Уведите его! — махнув рукой, небрежно говорит между тем Анидаг. — Вы нам очень помогли, дорогой правитель, — усмехается она. — В подземелье его! — приказывает она солдатам. — А там посмотрим, что с ним делать.***
Анидаг смотрит вслед этому жалкому зеркальщику и нервно передергивает плечами. Потом, когда придет время, надо будет побеседовать с ним, что называется по душам. В конце концов, именно он был в тот день на Башне смерти, когда погиб ее отец. Пожалуй, единственный правильный указ, что издал этот глупый мальчишка — это приказ о восстановлении Башни. Надо бы поторопиться с этим. А потом отправить туда свергнутого правителя, и на этот раз ему уже не уйти. Она еще раз кивает Куапу. Он верный человек, недаром отец ценил его, говоря, что если во всем королевстве на кого и можно положиться, то на него. А выбирать ей не приходилось: отец мертв, министр Абаж, которого он хотел привлечь на свою сторону, тоже. Его сын, которого прочили Анидаг в мужья, также погиб, она осталась совсем одна. Значит, нужно искать новых сторонников, и господин Куап очень кстати повстречался ей на пути. Тем более, что он не был посторонним: Куап помнил Нушрока еще совсем юным, когда тот только начинал свою придворную карьеру, и высоко ценил его. Когда в городе начались беспорядки, Куап первым делом отправил своих людей в замок Нушрока и помог его дочери скрыться от обезумевших зеркальщиков. Он спрятал ее в своем доме, в потайной комнате, хвала небу, туда разъяренная чернь не добралась — Я многим обязан вашему отцу, — сказал он ей. — Хотя бы так я верну ему долг… — Что ж, — задумчиво произнесла Анидаг, — тогда помогите мне, господин Куап. Помогая мне, вы тем самым исполните волю моего покойного отца. Он ведь… очень хотел все изменить. И теперь я должна закончить то, что не успел сделать он. — О чем вы? — не понял поначалу Куап — Я расскажу вам, — кивнула она. — Когда придет время. Несколько дней она обдумывала свой план, перебирая в уме разные варианты, просчитывая ходы. Наконец, она приняла решение и поделилась с господином Куапом своими мыслями. — Да, — ответил Куап, выслушав ее рассказ, — ваш отец был прав. Нам действительно нужна мудрая, добрая и справедливая королева, госпожа Анидаг, — поклонился он ей. Куап взял мальчишку под свое покровительство и буквально сделал пленником, заперев его во дворце. Асырк отправилась служить во дворец для того, чтобы у Анидаг и Куапа были свои люди и осведомители. Именно Асырк и нашла Ацирук, представив ее Гурду как свою дочь. На самом же деле девица была кухаркой (а по слухам, и не только) в одном из домов терпимости в столице, а после нанялась служанкой к одному торговцу, у которого Асырк покупала овощи и фрукты для господ. Разумеется, когда Верховный правитель сделал своей невестой непотребную девку, это возмутило и его сторонников и простой народ. Затем беззаконием и своеволием, которые позволил себе правитель, возмутились военные, когда он приказал разжаловать отличившихся еще при батюшке прежнего короля командиров, и когда выслал генерала Нотипа, который снискал себе славу в войне против Княжества глубоких озер несколько лет тому назад. Именно благодаря ему Королевство кривых зеркал не было завоевано врагом. И именно он устранил с дороги недоумка Толома, который еще при жизни отца без конца мутил воду и начал тогда все беспорядки. Кроме того, в результате подрывной деятельности Куапа, Гурд обложил крестьян новыми налогами, запретил купцам торговать с иностранцами, приговорил к смерти нескольких чиновников за ничтожные просчеты вроде опоздания на службу на несколько минут. Мальчишке же так понравилось развлекаться, ничего не делать и наслаждаться жизнью, что он совершенно не желал вникать в дела государства. Что ж, сам во всем виноват! Последней же каплей стал закон о снижении размеров жалованья рабочим, закрытии всех зеркальных мастерских (первым делом она повелит открыть их снова, и там будут делать лучшие зеркала в мире, которые принесут славу королевству!) и восстановлении Башни смерти. Несколько солдат по приказу тайно вернувшегося в город Нотипа, переодетые простыми крестьянами, отправились в город, где принялись подбивать зеркальщиков и торговцев на новый бунт. — Нужно убрать этого глупого мальчишку, который ввергнет нашу страну в пропасть! — без конца повторяли они. И вот сегодня утром настал долгожданный момент: народ, вооружившись камнями и дубинами, двинулся ко дворцу. Полки, верные Нотипу, без труда вошли во дворец: тайный ход им загодя открыла Асырк, а охрану еще с вечера распорядился снять Куап. — Теперь дело за вами, ваше величество! — Нотип кланяется ей и целует руку. — Благодарю вас! — отзывается Анидаг. Она скидывает плащ, поправляет выбившийся из прически локон, после чего крепко сжимает в руке висящий у нее на шее медальон — старая фамильная драгоценность, подаренная ей отцом. — Вот и все, отец, — еле слышно шепчет она. — Мы добились, чего хотели. Вы можете спать спокойно. — Затем она вскидывает голову и уверенно идет на балкон. Остался еще один, последний, шаг. Жаль все же, что отец не видит ее… Анидаг в сопровождении Нотипа, который станет главнокомандующим армии, и Куапа, чья судьба занять пост первого министра, и нескольких солдат выходит на балкон королевского дворца. Она поднимает руку и ждет, пока собравшиеся на площади люди успокоятся, и установится тишина. — О несчастные жители нашего королевства, — громко произносит Анидаг, и ее уверенный голос, звенящий хрустальным колокольчиком, разносится по всей площади, — мне известно, как много вам пришлось вынести! Вы много претерпели и выстрадали по вине наших прежних правителей, которые, увы, думали лишь о собственном благе. Но теперь, вы можете быть уверены, с этим покончено раз и навсегда. Я обещаю вам, что отныне все пойдет по-другому! Вы, настрадавшиеся от глупости и самоуправства никчемного узурпатора, наконец-то сможете вздохнуть свободно, потому что теперь для всех нас начинается новая жизнь! Она будет светлее и лучше прежней, потому что мы вместе, вы и я, сделаем так, чтобы всем в нашем благословенном краю жилось спокойно, счастливо, в сытости и достатке! Поверьте, — она с силой сжимает руки в замок и продолжает, переведя дыхание, — отныне вы ни в чем не будете нуждаться. И никто больше не посмеет угнетать и притеснять вас! Когда она замолкает, на площади стоит такая тишина, что кажется, слышно, как жужжит пролетевшая мимо муха, но уже в следующий миг внизу раздаются несколько радостных восклицаний, а вслед за этим всех собравшихся охватывает ликование, и вот уже вся площадь тонет в восторженном гуле. Анидаг переглядывается с генералом Нотипом, который не сводит с нее восхищенного взгляда, и с министром Куапом, который с нескрываемым торжеством оглядывается вокруг. Затем она вновь сжимает в кулаке свой медальон и довольно усмехается.