Dragonrend

Из всех вещей, о которых он мог думать, спасаясь от потока драконьего огня, в голову Алдуина почему-то пришёл Тенегрив. Точнее, он задался вопросом, в какой части Нирна находится это назойливое животное, когда оно действительно нужно. Сейчас было самое подходящее время для того, чтобы конь своим появлением отвлёк внимание другого дова, который буквально дышал ему в спину. Такими темпами ему грозила смерть. А потом он почувствовал благословенное облегчение; тяжесть ушла из его лёгких, они наполнились воздухом, и Алдуин вновь почувствовал силу, связь с глубокой магией, что текла по его венам. Ту'ум был в его власти. Необходимо было выбрать правильный момент. Изменив направление, он оступился и едва не упал, хоть и перенёс вес тела вперёд; по его плечу и руке скользнули обжигающие языки пламени. Ещё секунда — и он превратился бы в пепел. — ВУЛД НА КЕСТ! Если бы не сила ту'ума, которая овладела его ногами и вдохнула в них жизнь, он бы сейчас валялся на земле. Алдуин привык к ускоренному полёту, к внезапному импульсу, пронзавшему могучие крылья, к энергии, что заполняла каждую его жилу вплоть до крючковатых когтей — под действием этого Крика он рассекал воздух быстрее, чем метеоры, падающие с небес. Однако это не шло ни в какое сравнение со скоростью, дарованной ему теперь. То же количество силы, приложенное к меньшему телу, давало невероятную быстроту. Всё вокруг превратилось в каскад цветов, объекты смешивались, перетекали друг в друга, и он прищурил глаза, чтобы сфокусироваться на медной шкуре соперника. Прохладный ветер коснулся его спины, смягчая ожоги, в то время как Алдуин поднял клинки, которые сжимал мёртвой хваткой. Хотя он ещё не сражался с другими дова в образе человека, он знал вкус такого боя. Он пережил много битв, повстречал множество достойных врагов, и из этого давно минувшего прошлого он черпал вдохновение сейчас. Огонь не доставал лишь в одно место — рядом с самим драконом. Как и ожидалось, дова увидел его приближение, поднял огромное крыло, желая откинуть его в сторону, но значительно недооценил бешеную скорость Алдуина. Скользнув под чёрную тень, он почувствовал, что хватка ту'ума ослабла. Алдуин откинулся назад и со всей силой, на которую была способна его левая рука, погрузил даэдрический меч в уязвимое место прямо у основания драконьего крыла. Там чешуя была немного мягче, оставляя незащищённым кольцо плоти — лучшее место для удара, за исключением шеи и живота. Усиленный мощью ту'ума, зачарованный клинок вошёл в тело по самую рукоять, зазубренный металл разрубил чешую, и Алдуин почувствовал горячие капли крови, брызнувшие на его лицо и шею, а затем его окутало алое сияние. Жжение от ран исчезло; он ощущал, как его кожа и плоть срастаются благодаря жизненной энергии дракона. Вдруг у него зазвенело в ушах от пронзительного крика. В ту же секунду дракон развернулся, вытягивая длинную шею с разинутой пастью и щёлкая рядами острых, как бритва, зубов в попытке достать Алдуина из-под крыла и порвать его на кусочки. Его обдало горячим зловонным дыханием, а в глубине этого гигантского рта ещё виднелись плоть и кровь предыдущей жертвы. Дова был в неудобной позиции. «Ему явно не хватает опыта сражений с людьми, которые могли бы дать отпор», — мрачно подумал Алдуин, уклоняясь от зубов и нанося ответные удары Соловьиным клинком. Будь противник умнее, он бы уже оказался подброшенным в воздух. Давным-давно воин по имени Биркир использовал на нём такой приём, но с копьём. Полёт со скалы стал финальным аккордом в их поединке, хотя смертный продержался достаточно долго, что удивило даже его самого. Тогда он счёл Биркира ничтожеством. Но теперь всё казалось не таким однозначным. Металл звякнул о древние зубы; глупая попытка схватить Алдуина языком стоила врагу длинного болезненного пореза, наполнившего его рот кровью, когда он отпрянул, плюясь и шипя. — Довакин, я сокрушу тебя! А затем сын Акатоша подпрыгнул и больно приземлился на грубую чешую, что порвала мягкую человеческую кожу, в которую он был одет. Дракон вертелся из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть с себя и человека, и меч. Если он упадёт на землю, его тут же растерзают или затопчут до смерти. Он сотню раз проделывал это с людьми, которых сбивал с ног. Сурово вцепившись в даэдрический меч, застрявший в теле дова, Алдуин стиснул зубы и ощутил горечь страха, хотя в его душе не угасало стремление выжить. Боль и усталость просочились в его мышцы; пальцы вокруг даэдрического клинка онемели, он их уже не чувствовал. Ещё немного — и его сбросят, и всему наступит конец. В отчаянии он рубанул по извивающейся стене из чешуи и мускулов. Вниз потекли тёмно-алые ручейки, но его запас энергии почти иссяк, он больше не мог держаться. Он лишь хотел, чтобы дова на мгновение замер… Когда его пальцы начали соскальзывать, Алдуин отвёл правую руку как можно дальше и вонзил Соловьиный клинок прямо вниз, собрав последние силы. Меч не подвёл его, и Алдуин был вознаграждён всемогущим рёвом дракона, который застыл в агонии. Мир любезно перестал вращаться: его ноги вновь коснулись твёрдой земли. Выдернув меч, он замахнулся и нанёс удар по тому, что всё это время было его истинной целью. Кости, соединявшие крылья дракона с телом, всегда были самыми крепкими и тяжёлыми в плечах. Но дальше, там, где паутина кожи росла и расползалась, они тоже начинали истончаться и светлеть, становясь немного полыми, чтобы обеспечить возможность полёта. Всё это не защищало их от переломов. Меч рассёк кость почти до середины. Где-то на фоне раздался крик дова, но Алдуин едва услышал его, наслаждаясь скрежетом осколков по металлу. Он резко вытащил клинок и снова всадил его в то же место; разъярённый дракон начал бешено махать крыльями, движимый скорее первобытным инстинктом, нежели разумом. Крыло безжалостно ударило его по рёбрам, и Алдуин услышал — нет, почувствовал — омерзительный хруст. Боль захлестнула его с головой, особенно после неудачного приземления в нескольких метрах от врага. И вот он лежал среди погорелой травы. «Вставай. Ты должен встать». Внезапно накатила тошнота, и Алдуин был вынужден бороться с рвотными позывами, пока он пытался встать на ноги, опираясь на меч. Его левая рука безвольно болталась, плечо было вывихнуто, а тело покрыто царапинами, зато ноги были целы, слава Акатошу. Они просто болели, словно Тенегрив станцевал на них мазурку. Несколько раз. Но оно того стоило, решил он, оглядев своего врага. Дова не бросился в атаку, и теперь Алдуин знал, почему. Его крыло висело сбоку, изогнутое под неестественным углом, и порванная кожа оголяла белоснежную кость. Конечность почти отделилась от тела — вероятно, действия самого дова усугубили ситуацию. Значит, с этим покончено. Дракон не мог подняться в воздух и своенравно сжечь их здесь, на этом открытом холме. Будь Алдуин настоящим человеком, он дал бы врагу шанс сдаться, ведь они оба были разбиты в пух и прах. Истинный дова, однако, не бежал от драки: одна мысль об этом заклеймила бы его трусом и дураком. Вместо этого Алдуин старался не дышать слишком глубоко, не обращать внимание на скрежет костей где-то в районе сердца, идя к своему сопернику. Он почувствовал, как лёгкие наполняются воздухом. Будет только один шанс использовать ту'ум. Следующий удар обязан стать смертельным — для кого-то. Дова зарычал, забарабанил хвостом по земле в истеричной попытке хоть немного облегчить боль; огромные когти вскопали землю, а звук его хриплого дыхания, казалось, был слышен даже в Хай Роке. Слюна вперемешку с кровью лилась из его пасти; обезумевшие от боли глаза застилала жажда мести. Голосом, похожим на низкий раскат грома, он начал проклинать Алдуина на драконьем языке, проклинать имя Довакин и само существование Драконорождённого. В этот самый момент, к величайшему ужасу Алдуина, последние лучи солнца высветили блеск золотистых волос. Борьба почему-то привела их ещё ближе к Фрейе. Она шевелилась, а дракон был всего в паре метров от девушки. Ему хотелось наорать на неё, сказать, чтобы она лежала и притворялась мёртвой. Если дова поймёт, что она здесь, то в считанные секунды разорвет её на части. Он с неимоверным трудом закрыл рот и с ещё большим трудом перешёл на лёгкий бег, хотя каждая клеточка его тела билась в агонии. А потом Драконорождённая каким-то образом поднялась на колени, и в её руке вспыхнуло пламя. В этот момент Алдуин понял, что, не изменяя традициям, Фрейя делала прямо противоположное тому, чего хотел он. Она пыталась привлечь внимание дракона.

***

Когда я вынырнула из спасительного забытья, я осознала две вещи. Во-первых, мне было больно, очень больно. Во-вторых, земля дрожала; казалось, что весь Скайрим готов расколоться на части прямо подо мной. И кто-то — что-то — выло. — Проверь свои конечности, детка. Двигаться можешь? Это были бандиты, а действие происходило на краю обрыва с узким выступом далеко внизу. Я была так поглощена тем, чтобы сохранить собственную голову и обезглавить врагов, что забыла все уроки об окружающей обстановке. Они загоняли меня всё дальше, пока их дружки пытались подстрелить Бриньольфа, который прорубал кровавый путь ко мне. Загнанный в угол дракон смертельно опасен, и четверо бандитов поняли это слишком поздно. Впрочем, они своего добились, и, когда я вонзила клинок в горло мужчины, я уже падала, хватая пальцами воздух, словно могла найти в нём опору. Следующее, что я помнила — это как я плашмя лежу на спине, а Бриньольф стоит передо мной на коленях, и только боль напоминала мне о том, что это не сон. — Проверь свои конечности, детка. Двигаться можешь? Всё ещё не размыкая глаз, я стала по очереди сгибать пальцы ног и рук. Когда они откликнулись на команды, меня затопило облегчение, хотя пальцы левой руки двигались с трудом, причиняя мне боль. Что ж, паралич из-за возможного перелома черепа исключён. Когда боль слегка утихла, ко мне вернулась концентрация, и я поняла, кто содрогает землю и откуда исходит этот бешеный рёв. «Дракон». Открыв глаза, я попыталась встать, но результатом стал приступ головокружения, который заставил мир вращаться на сумасшедшей скорости в течение долгих секунд. Когда меня наконец отпустило, я повернула голову, почувствовала, как трава щекочет мне щёку, и сквозь длинные стебли увидела зрелище, от которого кровь стыла в жилах похлеще, чем от снежных бурь Виндхельма. Дракон бешено метался, описывая круги и постепенно приближаясь ко мне. Как только он поднял крылья, я поняла причину его гнева: Алдуин сумел забраться под крыло дова, цепляясь за что-то, торчащее из его бока, и рубя всё, что было в пределах досягаемости меча. Земля вокруг них дымилась, обугливалась, а некоторые пожарища всё ещё горели, подхваченные ветром. «Шевелись, Фрейя. Встань на ноги», — беззвучно приказала я себе. Прикусив щёку, чтобы не закричать, я заставила себя повернуться на бок и лечь на живот. Я чувствовала каждый синяк, появлявшийся на Алдуине, когда он врезался в шипы на теле дракона. Жгучая боль, что расцвела на моей спине, правом боку и руке, была вызвана глубокими кровоточащими порезами и царапинами. «Драконья чешуя». Я поморщилась и подтянула под себя колени. Опёршись на предплечья, я увидела, что с левой стороны плоть была разорвана; запястье находилось под странным углом, и я рассудила, что оно сломано. Оглушительный рёв чуть не порвал мои барабанные перепонки. Раздался дикий шквал огромных, кроваво-красных крыльев, и взрыв боли повалил меня, заставив корчиться на земле; я почувствовала, как ломаются мои рёбра, и единственным, что заглушило мой крик, был крик самого дова. — О боги… — выругалась взмолилась я, когда к горлу подступила желчь, а в глазах начало темнеть. Зарывшись пальцами в землю, я с неимоверным трудом пыталась вернуться в сознание. Помогло то, что в нескольких метрах от меня в землю впечатался гигантский хвост, взметнувший вверх комья травы и грязи. Мне ещё предстояло убить дракона, и будь я проклята, если сейчас отключусь. Упасть в обморок можно и после того, как я с ним расправлюсь. Насилу приподняв подбородок, я поняла, отчего зверь так страдал. Его вывихнутое крыло висело вдоль тела, а участок кожи, волочащийся по земле, был весь в крови. Крыло было практически отрублено — его удерживала лишь небольшая косточка, которую не сумел раскрошить Алдуин. Затем я увидела его, поднимающегося из пыли и дыма, такого же окровавленного, избитого и израненного, как я сама. «Но живого», — прошептала я и почувствовала тяжесть, о которой даже не подозревала. «Я должна ему помочь». Если мои телесные ощущения совпадали с его, эту битву нужно было закончить как можно быстрее, чтобы мы оба остались в живых. Он был слишком далеко, чтобы попытаться напасть, а дракон — слишком близко, чтобы я чувствовала себя комфортно, поэтому я не решалась наложить исцеляющее заклинание. Свет привлечёт его внимание, и тогда я умру раньше, чем моя плоть начнёт восстанавливаться. Когда я вновь перевела взгляд на Алдуина, он уже приближался к противнику, держа в руке Соловьиный клинок. Дова оскалился. Воздух наполнили слова драконьего языка, и среди них я расслышала своё второе имя. Довакин. Он думал, что Алдуин — Драконорождённый. Если грубое, гортанное рычание и шипение в принципе что-то значили, то он, вероятно, посылал Алдуина — или меня — до самого Обливиона и обратно. В кои-то веки я была рада драконьему бахвальству. Оно заглушало все звуки, издаваемые мной, пока я ползла на животе, игнорируя неестественное смещение рёбер и тот факт, что моё левое плечо вышло из сустава. В моей правой ладони мерцали искры, как светлячки, танцующие в поле на рассвете. Низко пригнувшись, я сосредоточилась; слова заклинания слетали с моих губ снова и снова, пока моя рука не покрылась живым огнём, который, переливаясь, тёк по моей коже. Я открыла глаза и увидела бегущего на врага Алдуина. Дова подвинулся, развернувшись ко мне боком и не сводя глаз с оппонента. Его тяжёлый хвост дёрнулся в предвкушении. «Хочет ударить его хвостом», — догадалась я. — О нет, не сегодня, приятель, — мрачно пробормотала я, выпуская струю огня прямо в его морду. Дракон, должно быть, услышал меня, ибо он повернулся и, пригнув голову, уклонился от большей части огненного потока. — Ты! — прогрохотал он, словно не замечая моих огненных стрел. А потом его огромная голова с дикой скоростью устремилась ко мне. Он раскрыл пасть, но не набросился на меня: вместо этого я увидела яркую вспышку в темноте и тут же поняла, чтó он собирается сделать. — ЙОЛ! — ФО КРА ДИН! Мощь схлестнувшихся Криков опрокинула меня на спину. Воздух зашипел, лёд и пламя с треском ударились друг о друга; горячие оранжевые языки плавили снег моего бурана, а ледяные взрывы пожирали драконий огонь. Из-за спины дракона, словно сумеречный дух, появился Алдуин. Ухватившись за один из острых рогов, он ловко подтянулся. Дракон повернул голову, но слишком поздно: не успел он осознать случившееся, как Соловьиный клинок по самую рукоять вонзился в его череп. Его морда была достаточно близко, чтобы я увидела, как эти нечеловеческие жёлтые глаза закатываются назад. Он тщетно щёлкал челюстью и дёргал шеей, медленно опускаясь на землю, а затем рот его открылся в долгом предсмертном крике, который эхом прокатился по холму и мягко угас над долиной. После этого начался процесс, слишком хорошо мне знакомый — мне и Алдуину. Мёртвая плоть взвилась вверх и сгорела, исчезая в небытии, оставляя взору лишь голый скелет. Торжествуя над кровью, что он пролил, Алдуин повернул голову к восходящим лунам, вскинул руки и зажмурил глаза; окутанный нитями золотисто-белого света, он пожирал душу убитого дова.