Я чертовски пьяна

      Нет, не тобой. Ты ушла из моего сердца так же, как пришла в него — резко, с разбегу, и болезненно. Впрочем, ладно — боль это штука временная, справлюсь, можно подумать мне никто до тебя сердце не разбивал. Что, думала, ты такая особенная? А нихуя, от всех прочих нехороших людей, что насрали мне в душу, тебя отличает лишь одно — пол…       Странно. Когда-то я думала, что сделать больно может только мужчина. Привыкла, видимо, с детства, что папа — злой, а мама — добрая, тёплая и мягкая, и у неё всегда можно найти укрытие от всей тьмы этого мира.       Но я ошибалась, когда думала, что ты такая же. Купилась на твою солнечную улыбку и добрые шутейки. На твои оригинальные песни под гитару и офигенные рассказы из путешествий. На твою помощь в подготовке к выпускным экзаменом и милое платьице, которое ты носила на выпускном балу. На то, как мы в середине праздника пошли в туалет и махнулись нарядами, а наши одноклассники были настолько бухие, что не заметили, что не так.       А ты… оказалась полным ничтожеством, неспособным на банальное человеческое сочувствие. На такие свойственные людям чувства, как солидарность и сдержанность в своём чёрном юморе. Ты, верно, считаешь себя очень смешной, когда выкладываешь в инстаграм мемы со сгоревшим дотла корпусом моего университета, однако в твою красивую, но дурную голову ни разу даже не постучалась мысль о том, что кому-то может быть не смешно от твоих мемов. Например, родственникам погибших и раненных. Или их друзьям. Ты даже не подумала, что во время пары, прямо в кабине для переводов заживо сгорел мой кузен, с которым ты с детства была знакома.       Ты полюбила шутки о том, что мне сам бог велел прогулять пары в тот день. А я полюбила сны о том, как медленно убиваю тебя. За каждый мем. За каждый смешок. За каждое хихиканье твоих оставшихся друзей.       — Да я просто кекаю, расслабься.       Какое там?.. Ты не просто кекаешь, ты мне в душу срёшь. И говоришь что-то там про свободу слова. Знаешь, кроме свободы слова существует также и свобода пойти на хуй за некоторые слова. Есть вещи, о которых нельзя шутить. Если в тебе только осталось что-то человеческое.       Осталось ли в тебе хоть что-то человеческое? Сомневаюсь. От той Оли, которую я полюбила в старших классах, осталось одно имя. Я смотрю на тебя — и уже не вижу той девушки, которая была готова рискнуть своей жизнью, чтобы достать щенка из ямы. Вроде же ничего не случилось (я всё время была рядом с тобой и видела тебя), откуда в тебе такие изменения?!       В какой момент человек перестаёт быть человеком? Не в тот ли, когда он решает жить, как описывал мистер Фриман, по принципу «жрать-срать-ржать»? И можно ли вообще называть это жизнью?       Я закрыла свой дневник на последней странице и решила оставить тебя — и свою прежнюю себя, тебя любившую, далеко позади. Меня же нынешнюю понесёт ветер перемен — и понесёт он в первую очередь в кабинет психотерапевта.       Не было ничего более удовлетворительного в моей жизни, чем тот момент, когда я по одной вырывала страницы из проклятой синей тетрадки и кидала их в камин. От некоторых воспоминаний, как и от некоторых людей в своём окружении, просто необходимо избавляться раз и навсегда.       И я это только что сделала с тобой, моя премерзкая первая любовь.