Киноварь

      По камням стекала влага, собираясь в мелкие лужицы возле стен. Звуки дождя с улицы стихали за вторым поворотом узкого коридора пещеры, уступая холодным отзвукам падающих капель. Чем ближе подходишь к подземному озеру, тем холоднее становится — вместе с каменным ходом ты спускаешься под землю. Скользкие камни видели не одну босую ступню путника, случайно забредшего в пещеру в поисках спасения от непогоды. Кое-где застарелые пятна крови, оставленные чужими стертыми ступнями, темнели на неровном полу, освещаемые лишь блеклым светом подземных кристаллов.       Азирафаэль ежится, кутаясь в накидку, потяжелевшую из-за впитанной воды и медленно холодеющую. Под ней была только легкая шелковая рубашка, не то что не защищающая от холода, а даже способствующая медленному замерзанию юноши. Он уже начинал сомневаться в том, что сможет спокойно переждать разошедшийся на улице дождь в этой пещере. Даже слегка завидовал оставленной у самого входа лошади, но отступать уже не хотел — он прошел уже несколько поворотов и пару раз поскользнулся на влажных камнях, повредив подошву сапог, и теперь шел босиком. Все эти жертвы могли бы быть не напрасны, если бы он все-таки дошел до озера.       Темнота и сырость заставляла невольно вспоминать россказни о диких и опасных существах, живущих в похожих местах. Старики из деревни, у которых он часто останавливался со свитой, рассказывали про пещеры в лесу жуткие истории. Говорили, что в озерах, к которым ведет каменный лаз, живут огромные звери, похожие на ящеров, которые любят полакомиться человеческим мясом. Конечно, Азирафаэлю было сейчас страшно встретиться с подобным существом, но он старался убедить себя, что это лишь бабкины сказки, рассказываемые, чтобы дети не ходили далеко в лес.       Он любил такие истории, но старался в них не верить, потому что иначе — он знал это наверняка, — сойдешь с ума от паники и страха, сдавливающих череп своими когтями. Темноты боятся по разным причинам, но если еще и верить, что в ее темном лоне может скрываться нечто непостижимое, опасное, то легко потерять разум и навсегда забыть о том, кто ты такой. Азирафаэль не хотел бы такой участи для себя.       Раздался громкий в абсолютно пустом и полутемном тоннеле звук перебирания маленькими лапками, и юноша почувствовал, как по босым ногам хлестнуло что-то тонкое и шершавое. Он заметил маленькое черное тельце, скрывшееся где-то между камней, и с трудом совладал с желанием плюнуть ему вслед, чтобы вся нечистая сила, приписываемая этим существом убралась вместе с ним. Крыс он не то чтобы боялся, скорее, недолюбливал, особенно их маленькие злобные глазки, поэтому тут же отошел от стены и направился дальше, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не наступить на хвост еще одной твари. Он был уверен, что крыса в этой пещере далеко не одна.       Его с детства учили, что любое существо заслуживает жизни, но порой ему казалось, что некоторые из них на самом деле созданы лишь для мучений человека. Крысы приносили чуму и смерть. Он просто не мог любить существ, которые, пусть даже не по собственной воле, оставляли после себя развалившиеся постройки, гниющие трупы и огромные кострища, на которых сжигали всех, кто уже умер от заражения. Появление крыс всегда связывали с бедами, хоть они и водились в каждом втором доме даже в самых богатых и процветающих городах. И сейчас, думая об этом, он начинал волноваться о том, что ждет его впереди. Однако это не единственное, о чем он переживал.       Рассуждения о смерти заставили его прийти к неутешительному, но логичному выводу: вода в подземном озере, которое он ищет, может быть заражена чем-то, и пить ее будет опасно. Может быть, ему повезет, и крысы туда не добрались еще из-за сырости и холода, но на вид и запах он не сможет определить, пригодна ли вода для питья. Стоило ли так рисковать? Азирафаэль пока боялся дать себе однозначный ответ, предпочитая разобраться на месте.       Тем временем пещера все круче уходила вниз, превращаясь едва ли не в полностью вертикальный спуск. Юноша старался ступать на щербины в полу, держась за стену. Наконец, он почувствовал, как воздух стал еще более влажным и холодным, и увидел небольшой арочный проход, через который проникал мягкий голубоватый свет, похожий на свет от кристаллов, какие обычно растут у самой воды.       Азирафаэль прикрыл глаза ладонями и пролез в дыру. Он оказался в зале, ярко освещенном кристаллами, в обилие покрывающими стены, а также водой, переливающейся из-за отраженного от них света. Это место было чертовски красиво, но столь же опасно — острые зазубрины сталактитов на потолке, казалось, ждали мгновения, чтобы пробить чей-то череп. Азирафаэль недолго рассматривал потолок, выискивая хотя бы малейший повод сомневаться в безопасности нахождения под ним, но не найдя, несколько успокоился.       Юноша, не мешкая, подошел к воде. Камни возле нее были с острыми неровными краями, словно отточенные водой, однако поверхность озера была абсолютно гладкой, как зеркало, и явно не могла послужить причиной их деформации. Не давая себе времени задумываться над этим, Азирафаэль наклонился к воде и коснулся ее кончиками пальцев, так что по ней пошли дрожащие круги. Она была холодной, даже ледяной на ощупь, но юноша, уже испытывающий сильную жажду, не зациклился на этом, зачерпнув ее ладонями.       Вкус у нее был несколько железный, что было удивительно, ведь люди, исследовавшие эти пещеры ранее, не нашли месторождений железа. От холода десны немного покалывало, а пальцы рук уже слегка занемели. Напившись, Азирафаэль быстро умылся и откинул влажной ладонью непослушные кудри с лица. В отражении на воде на него смотрело уставшее лицо, сохранившее при этом упрямый блеск серо-голубых глаз. Но рассматривал себя он недолго.       Внезапно отражение рассыпалось на осколки, а водная гладь вся смялась, растревоженная каким-то движением, шедшим из глубины. В голове юноши мелькнула мысль о ящере, и он в страхе попытался как можно быстрее подняться и попятился, но запнулся о торчащий камень и упал на спину. Панически задергав ногами и руками, он отполз на некоторое расстояние от озера.       Над водой возник чей-то гладкий затылок со стоячими твердыми чешуйками. Азирафаэль замер, оцепенев от страха, и наблюдал, как нечто довольно-таки большое подплывает к берегу. Затем на камнях оказалась когтистая лапа, покрытая блестящей от воды чешуей, отливающей огненно-красным. За ней показалась вторая и наконец весь огромный ящер вылез на берег, роняя крупные капли воды на камни. Под его массивными сильными лапами треснуло пару камней, и мелкое крошево посыпалось в щели между ними.       Юноша не мог с точностью сказать, какие именно чувства у него вызывало это существо. Это была смесь восхищения, ужаса, благоговения, страха. Огромный ящер со сложенными за спиной крыльями грузно влезал перед ним на камни, отряхиваясь от воды. В старинных легендах подобных существ называли драконами, но они всегда были огнедышащими и не терпевшими воду, зато любившими золото. Этот же мало того, что вылез из воды и, как понял Азирафаэль, находился там все это время, так и выглядел совершенно не как существо, которое могло бы извергать пламя. Дракон вскинул сложенные до этого за спиной крылья, и его обдало брызгами, так что он весь съежился. Холодная вода попала на лицо, забралась под накидку, заливаясь за шиворот. От неожиданности юноша вскрикнул и тут же пожалел о том, что издал хоть какой-то звук, когда ящер, услышавший это, повернулся к нему.       У него были ярко-желтые глаза с вертикальными зрачками, глубоко врезанные в удлиненную морду. Они очень внимательно посмотрели на лицо явно испуганного Азирафаэля, но, несмотря на то, кому они принадлежали, их выражение показалось юноше каким-то слишком человеческим. Оно было недобрым, недоверчивым, но вместе с тем, сквозь эту ужасающую желтизну пробивалось что-то другое, очень знакомое. Не без труда юноша признал в этом выражении скрытую тоску, печаль болезненного одиночества, выраженную в откровенном отчуждении от всех, кто пытается его разбавить. Эти чувства были слишком знакомы человеку, чтобы не испытать некоего странного единения с существом перед ним.       Это придало Азирафаэлю сил, и он хрипло, на грани слышимости поздоровался с существом, одновременно с вылетевшими словами понимая, что это может сильно разозлить ящера. В конце концов, он и так потревожил его, а теперь еще и делает вид, что это было правильно. За такую дерзость немудрено было бы оставить свою голову в драконьей пасти, отдельно от тела.       Но то, что случилось после подобной наглой выходки, сильно удивило юношу.       — Кто ты такой? — расслышал Азирафаэль за сильным шипением и понял, что это спросил ящер, теперь осторожно устраивающийся напротив и закрывающий своим большим телом озеро и большую часть света от кристаллов на стенах.       — Я — принц Азирафаэль, — медленно выговорил юноша пугливо, подтягивая к себе ноги и пряча их за влажной накидкой, чтобы хоть немного согреть. — А вы… Дракон?       Послышался шипящий смешок, из пасти ящера вылез раздвоенный язык, а затем ловко вернулся назад. Вопрос был более чем глуп.       — Ты достаточно смел, чтобы задавать глупые вопросы в чужих владениях, Принц. Хватит ли тебе смелости встретить свою смерть здесь?       Азирафаэль дрогнул, не в силах пошевелиться и даже броситься бежать. Он просто сидел и смотрел, словно под гипнозом, на ящера, положившего голову на лапы и наблюдающего за ним с холодным любопытством. Но что-то задело его в желтых глазах, какое-то мимолетное чувство, так что он сглотнул ком в горле, чтобы продолжить говорить. Мысль о побеге даже не возникла в его голове, ведь дракон запросто бы успел его поймать.       — Вы собираетесь меня убить? Прошу вас, отпустите меня, я больше не потревожу вас.       Что-то бешено зашипело, заскрипело, и Азирафаэль, сначала зажмурившийся, вдруг понял, что дракон смеется. Причина смеха ему была непонятна, но это принесло ему краткое облегчение, надежду на возможное спасение. Внезапно ящер поднялся, хлопнув кожистыми крыльями, и волной воздуха растрепало волосы юноши. Вытянутая морда с выпирающим из-под губ клыками оказалась перед самым лицом Азирафаэля, и тот замер, боясь пошевелиться.       Дракон не двигался, только всматривался в открытое человеческое лицо, не скрывающее своих даже самых постыдных эмоций. От принца перед ним пахло не только пещерной влагой, но и горькими травами и свечным воском — малознакомыми ему ароматами. От других людей, приходивших в пещеру, всегда пахло потом, иногда мочой и неизменно страхом, который, казалось, затмевал все остальные запахи. Азирафаэль тоже его боялся, но его страх не был главным в этом калейдоскопе ощущений, он отходил на второй план. Дракону это понравилось.       Задумавшись, ящер не сразу понял, что происходит, когда холодная рука с покрасневшими пальцами коснулась его чешуи, медленно ведя по ней подушечками, очерчивая линии каждой отдельной частички, забираясь ногтями под эту красную броню и царапая жесткую кожицу. Касание отдалось приятным трепетом где-то в животе, чувством незнакомым, но достаточно приятным, не опасным, и ящер замер, позволяя наглому человечишке ощупывать его морду.       Азирафаэль сам не знал, откуда взялась в нем эта храбрость, но дракон выглядел так беззащитно, слишком открыто перед ним, и рука сама потянулась, чтобы погладить его морду. Чешуя оказалась жесткой и скользкой, с маленькими зазубринками, слегка царапающими пальцы, но юноша быстро понял, как нужно ее ощупывать, чтобы не пораниться. Было приятно изучать дракона, и смотреть, как он осторожно выдыхает на Азирафаэля, забираясь теплым дыханием под его рубашку. Они оба не знали, сколько вот так сидели, но ящер будто млел под неловкими прикосновениями человека, едва ли не подаваясь им навстречу и сдерживая бурчащие звуки, отдаленно напоминающие урчание котенка.       Наконец, он слегка наклонил голову и подался назад, уходя от чарующих прикосновений юноши. Дракон никогда прежде не встречал кого-то, кто мог бы просто так дотронуться до него и гладить, ласкать его острую чешую, не боясь, что это приблизит миг быстрой, но мучительной смерти. И от этого он слегка размяк, подавил гнев от неожиданного пробуждения. Он осмотрел Азирафаэля снова, теперь не затянутыми пеленой злости глазами, подмечая, что тот весь пронизан светом. Он был бледен, и светлые глаза и волосы только дополняли образ болезненности, но изнутри него, через кожу будто лилось нежное свечение. Он словно вбирал свет кристаллов, чтобы потом сам излучать похожий. Проходя сквозь его кожу, это сияние вырисовывалось синим кружевом вен на бледных запястьях, выглядывающих из-под накидки из расстёгнутых манжет рубашки.       Его красота была несомненно привлекательна, но она не блестела, как красота золотой статуи. Она матово облекала его, придавая грустное гипсовое величие. Драконы всегда предпочитали золото другим металлам и камням, но сейчас ящер видел перед собой настоящее сокровище, которое не было сделано из золота или хотя бы из меди. Оно было живым и настоящим, и безумно хотелось прибрать его к рукам. Но какой смысл владеть кем-то против его воли? Это было не тем, чего хотел ящер.       — Ты не испугался и не убежал, принц, — с усмешкой сказал дракон, чуть наклоняя голову к плечу. — Поэтому я дарую тебе возможность узреть мой более привычный твоему глазу облик.       Дракон начал медленно пятиться, уходя обратно под воду. Азирафаэлю показалось, что, прежде чем скрыться под водой полностью, он улыбнулся, обнажая ряды желтых острых зубов. Озеро все задрожало, заплескалось, но затем стихло, словно бы ничего и не было. Юноша следил за водой, удивляясь, что он ждет возвращения ящера, а не убегает прочь в страхе, который все еще грыз его изнутри.       Водная гладь снова смялась, разошлась легкими волнами, а у самого берега начали появляться и лопаться небольшие пузыри воздуха, видимо, кто-то дышал под водой или же задерживал дыхание. Азирафаэль подполз к берегу, удерживаясь за камни, и осторожно вглядывался в глубину, прищурившись, но не мог ничего разглядеть через толщу мутноватой воды. Он наклонялся не низко, но держался за камни прямо перед самой водой, едва касаясь ее кончиками пальцев, словно был готов нырнуть прямо сейчас.       Вода разошлась, выпуская из своих глубин чей-то затылок. Азирафаэль удивленно выдохнул, когда его руки накрыли чьи-то большие ладони с тонкими длинными пальцами. Лицо, затем появившееся перед ним, было покрыто чешуей, словно наростами, в некоторых местах. Оно было узким, с горбатым острым носом. На поверхности воды плавали длинные темно-рыжие волосы. Глаза человека были закрыты лишь пару мгновений, пока по ресницам стекала вода, но затем он резко их раскрыл, являя ярко-желтую радужку и вертикальный зрачок.       Азирафаэль бы отпрянул в испуге, но чужие руки удержали его на месте, перехватив за запястья. Длинные пальцы мягко погладили его кожу, отчего по спине пробежали непонятные мурашки. Человек вызывал у него какую-то странную смесь все того же страха и приятия. Это был дракон, словно бы впихнувший себя в чужую, но уже человеческую шкуру, не пугавшую уже так сильно, как его предыдущее воплощение. Впрочем, принцу казалось, что это лицо как нельзя лучше подходило ящеру, такое лукавое и диковатое, похожее на человеческое, но сохранившее в себе что-то почти змеиное.       — Все еще боишься меня? — голос шипел, словно владелец не мог избавиться от этой досадной черты, присущей ящеру, не человеку.       — Н-нет, — промямлил Азирафаэль, понимая и сам, как жалко выглядит его ложь.       Ящер усмехнулся лукаво, но несколько грустно, а затем отпустил его руки, хватаясь за камни рядом.       — Подвинься, я вылезу из воды.       Принц, очнувшись от легкого оцепенения, быстро отодвинулся от берега, давая ящеру место, куда тот мог взобраться. За камни схватились чужие пальцы, а затем, после секунды тишины, раздался громкий плеск, и дракон сидел перед человеком, полностью обнаженный, абсолютно не скрывая и не стесняясь своей наготы. Азирафаэль с трудом заставил себя перестать рассматривать поджарое тело, сверкавшее островками чешуек, переливающихся от воды, и перевел взгляд на лицо, на котором застыло хитрое выражение несерьезности, игры.        Азирафаэль даже не представлял, что за игру затевал дракон, но готов был сыграть в нее. Им постепенно завладевал азарт, отметая все страхи. Перед ним было существо, похожее на человека, которое смотрело на него без страха и подобострастия, присущего большинству подданных. Существо, абсолютно не собиравшееся стелиться перед ним и всеми силами пытаться завоевать расположение, чтобы устроить себе теплое местечко под королевским боком. Это было так ново и приятно, что даже то, что человек перед ним еще несколько минут назад был огромным ящером, не смущало и не ослабляло нового ощущения.       — Так, значит, ты принц…. — начал медленно дракон, склоняя голову к правому плечу и прищуриваясь.       Он прощупывал почву для начала беседы, и Азирафаэль с предвкушением принял эту тему, продолжая разговор.

***

      Они говорили долго — босые ноги Азирафаэля уже начали слегка опухать и краснеть, а сам он мелко дрожал от холода, с завистью смотря на дракона, который даже будучи обнаженным словно бы не чувствовал низких температур и не съеживался. Он как будто грелся от какого-то внутреннего огня, не нуждаясь в посторонней помощи, но принц так не мог. И жалел, что тут нельзя развести хотя бы небольшой костерок.       Дождь на улице наверняка уже закончился, но принц все не находил повода уйти, даже когда разговор окончился долгим молчанием. Они просто смотрели друг на друга, без страха и непонимания, ощущая, как между ними устанавливается абсолютно случайная, но крепко спаянная связь.       Дракон, видимо, заметил все-таки, что человек замерз и начал медленно и осторожно двигаться к нему, боясь спугнуть. Он сел совсем близко, расставив руки в стороны в приглашающем жесте.       — Иди сюда, принц, я теплый, обещаю, — улыбка ящера была сочувствующей, куда более мягкой, чем раньше, а выражение его глаз заставляло доверять ему.       Азирафаэль скинул уже холодную накидку и обхватил ящера руками за шею, прижимаясь к нему дрожащим телом. Тот не обманул — он и правда был теплым, даже горячим, но пахло от него холодом и влажными камнями. Закружилась голова от этого приятного запаха и тепла, от которого хотелось разомлеть. Дракон чуть наклонился, прижимаясь носом к холодной шее принца и дыша на нее, забираясь под рубашку теплым дыханием, чтобы согреть. Дрожь медленно унималась, теплые руки, скользящие по прилипшей к спине рубашке, дарили ощущение комфорта, безопасности. Уюта. Даже несмотря на то, что они находились в сыром пещерном зале.       Принц чувствовал некую неправильность происходящего: королевская особа жмется к, пусть и не совсем человеческому, мужчине, тая в его тепле. К тому же, он был ящером, опасным существом, которое пожирало незадачливых путников пачками, но отчего-то сделало исключение для него. Это было странно, но объятия дракона были такими приятными, что Азирафаэль не мог противиться им. Он знал, что если кто-то узнает об этом, то может случиться нечто ужасное, однако сейчас все переживания отошли на второй план. Хотелось наслаждаться, а не переживать о чем-то.       Но все хорошее должно заканчиваться: Азирафаэль не мог оставаться в объятиях дракона слишком долго, поэтому мягко отстранился, поймав тихий, полный разочарования выдох. Глаза ящера смотрели несколько обиженно, но совершенно не зло. Его руки скользнули в последний раз по спине поднимающегося с колен принца.       — Мне нужно идти сейчас, но я могу вернуться… Если ты хочешь, — робко сказал принц, поднимая накидку и быстро надевая.       Ящер промолчал, отвернувшись к воде, словно задумавшись о чем-то мало касающемся юноши рядом.       Азирафаэль вздохнул и, подождав немного чего-то, отвернулся и направился к проходу назад, в пещеру, не в силах слишком долго смотреть на напряженную спину и затылок дракона, понимая, что каждая секунда делает этот миг еще тяжелее. Когда он уже пролезал в тоннель, он услышал тихий, шипящий голос, пропитанный надеждой на скорую встречу:       — Мое имя Кроули. Запомни его, Азирафаэль!       Азирафаэль улыбнулся сам себе, стараясь игнорировать разлившееся в груди тепло, и пошел по скользкому полу вверх, с трудом взбираясь по холодным камням. Когда он добрался до выхода из пещеры, то заметил, что небо уже начинало наливаться розоватым и оранжевым, цветами заката. Рваные облака медленно уплывали за горизонт, словно воины после долго и изнурительного сражения. Деревья отбрасывали длинные тени на блестящую от дождевой воды траву. Капли, стекающие по листьям, отражали оранжевый свет и поблескивали, словно горстки алмазов. Негромкие птичьи трели усыпляли, принося беспокойным душам сладостную гармонию выдержавшего шторм леса. Азирафаэль замер, вдыхая знакомые запахи и глядя на это спокойствие и свежесть, так непохожие на полумрак и затхлый воздух пещеры.       На секунду Азирафаэль снова почувствовал чужие пальцы на своих лопатках, нежно оглаживающие ткань влажной и липкой рубашки. «Кроули», — медленно, пробуя каждую букву языком, произнес принц, и это имя унеслось легким порывом ветра в лесную глушь, подальше от любопытных ушей. Азирафаэль поежился и, наконец, стал собираться назад в путь. Его конь Сандалфон переминался с ноги на ногу, готовый увезти своего седока назад к деревне.       Принц надел сапоги, затем отвязал коня и ловко взобрался на него, рассматривая вход в пещеру, стараясь лучше его запомнить, чтобы снова сюда вернуться в другой раз. Он повел коня в лес, ощущая, как приятно в груди дрожит сердце при одной лишь мысли о новой встрече с ящером, имеющим такие пронзительные, слишком человеческие глаза. «Словно два осколка янтаря», — подумал Азирафаэль, смеясь про себя этому недоразумению. Янтарь был камнем солнечным, пронизанным теплом и сосновым запахом, а Кроули жил во тьме, куда запах леса попросту не доходил. Принц надеялся, что еще успеет показать ему всю прелесть лесных чащ, в которых слышится беспрерывная возня, пение птиц и треск веток под звериными лапами.       В деревню он вернулся, когда на землю опустились сумерки, а ночные животные уже медленно выползали из своих нор, пробуя на вкус становящийся по-ночному холодным воздух. Его стража взволнованно сообщила поехавшим с ним охотникам, что принц вернулся, а те сразу же бросились к нему, узнавать, где он бродил, не заблудился ли он и не подвергся ли нападению диких животных. Азирафаэль равнодушно наблюдал за этой возней, лаконично отвечая на задаваемые вопросы и никак не упоминая о том, что он исследовал пещеру, в которой пережидал непогоду. А его мысли все еще оставались в сыром и холодном зале пещеры, где под водой скрывался ящер с ярко-желтыми глазами и надеялся снова увидеть приглянувшегося ему человека.

***

      Они виделись нечасто: Азирафаэлю сложно было улизнуть из дворца под каким-либо предлогом, но он старался. Каждая встреча с Кроули даровала ему столько радости, что хватало на целую неделю разлуки. Принц дышал встречами с драконом, мчался к нему, не жалея коня, и долго-долго вдыхал его запах, силясь впитать в себя каждую секунду этой встречи, чтобы возрождать в памяти каждый ее миг, будучи уже в своих покоях. Он смаковал каждую улыбку и смешок, и так часто всматривался в лицо ящера, что мог бы описать по памяти каждую морщинку и складочку на его лице.        Им нравилось оставлять друг на друге свой запах, метки, которые не дано было увидеть кому-либо. Они не опасались, что кто-то их заметит. Местные боялись пещерных тварей и крыс, которые в большом количестве обитали там.       Их доверие только росло с каждой встречей. Шугающийся внезапных прикосновений Кроули уже не скрывал своей привязанности к человеку: он часто, ничего не стесняясь, обвивал Азирафаэля руками за талию и клал голову ему на плечо, с силой вжимаясь грудью в чужую спину, и иногда даже совершенно бесстыдно касался чужого носа кончиком своего и всматривался в глаза, словно выворачивая всю душу человека наизнанку. Принцу казалось, что так ящер пытается показать ему что-то, открыть тайны своего сердца, но он не был уверен в своих предположениях. В конце концов, он спросил, немало смущаясь, самого Кроули об этом и узнал, что касание кончиками носов у драконов — проявление самой глубокой привязанности, нежности. Почти предложение стать еще ближе, отдаться друг другу полностью.       Но Азирафаэль долго гнал от себя эти мысли, даже думал прекратить эти совершенно бессмысленные и опасные для него отношения, но каждый раз снова и снова возвращался, не в силах выдержать долгой разлуки. Он срывал цветы, плел венки, нес свежие ягоды и фрукты, пряча их под накидкой. Кроули было интересно все, что бы ни принес ему принц. Ведь на всех этих вещах был его запах, перемешанный с природным. Особенно Кроули нравились цветы: розовые, голубые, желтые, белые. Все такие яркие, пахучие и очень идущие Азирафаэлю. Он учился вплетать их в чужие волосы, получая ни с чем не сравнимое удовольствие от того, что просто касался светлых прядей. Принцу нравилось сидеть чуть отклонившись назад, пока дракон пыхтит позади, пытаясь ровно вложить цветок в чужие кудри.       Они так сильно привязались друг к другу, что первый поцелуй был лишь формальностью, ожидаемым внешним проявлением их чувств, которые не могли не созреть во время их встреч. Кроули не знал, что такое поцелуи, а Азирафаэль никогда не целовался прежде, но оба были довольны друг другом и этим невинным актом верности. Поцелуй стал своеобразной клятвой, которую нельзя было нарушать. Азирафаэль сказал сам себе, что он никогда больше не сможет оставить Кроули, а тот в свою очередь обещал последовать за принцем, если это будет необходимо. Это было даже странно, в один день слушать пугающие байки про коварных и жадных драконов, а на другой таять в объятиях ящера, который не хотел делиться ни одной частью отданного ему принцем тепла. Жадный, жадный дракон хранил свое сокровище, пряча в самом своем сердце, чтобы даже сама смерть не смогла его лишить этого.       Как жаль, что не во всех сказках бывает хороший конец! Точнее, не во всех сказках хороший конец на самом деле является таковым. Счастливым было бы для Кроули и Азирафаэля остаться вместе, никогда не расставаясь. Быть навеки друг другу отданными. Но по законам сказок любая принцесса нуждается в том, чтобы быть спасенной от злого дракона рыцарем. И рыцарь совершенно случайно появился, чтобы сыграть роковую роль в этой сказке о большой, но неправильной любви.       Михаил была красива, умна, целеустремленна — Азирафаэль искренно восхищался ею, но — не любил. Разве могли ее нежные руки и неумелые ласки заменить жадных, твердых прикосновений жестких пальцев Кроули? Разве могли ее мягкие, зефирные уста заменить шершавые, потресканные губы ящера? Разве могла она, даже такая прекрасная, заменить того, к кому сердце рвется каждую секунду жизни принца? Она не была Кроули, и только этот факт навсегда отрезал ее от любви принца, впрочем, она к этому и не стремилась.       Она подозревала, что у Азирафаэля есть кто-то и, будучи не меньшей собственницей, чем дракон, стремилась стать единственной, пусть даже и не испытывала к принцу ничего, кроме посыпанного пылью вежливости презрения. Это был брак по договоренности, ради двух королевств, и она хотела его даже больше, чем их родители. Она мечтала править и этот брак смог бы дать ей в руки две страны, ведь Азирафаэль был, к несчастью, плохим королем. Он был слишком мягким и не смог бы держать даже одно королевство, не опрокинув чашу его благополучия дном вверх.       У принцессы же были все качества для этого: холодная расчетливость, ум и, что едва ли не самое важное, неумение привязываться к кому бы то ни было. Любовь чинила препятствия даже самым мудрым королям на пути к вечной славе, а она не умела любить, не могла отдать кому-то себя. Она могла завоевать человека, поставить его, как трофей, на высокую полку в своей голове, но большего ей было не нужно. Ни ласки, ни нежности, ни тепла — это все были пустые, быстрые удовольствия, которые не стоили того внимания, которое уделяли им везде и всюду.       Сопливые баллады про несчастных влюбленных проходили мимо ее ушей, она училась сражаться, но так и не познала истинное значение рыцарской чести, зато научилась идти по головам к своей цели, прибегая порой к гнусным методам. Но они были действенны, и ей было все равно, чья при этом прольется кровь, даже если человек был ей близок. Привязанности мешали ей жить, так что она даже с удовольствием избавлялась от родных. И принц, который должен был вскоре стать ее мужем, являлся очередным препятствием на пути к трону.       Будучи его объявленной невестой, она не боялась, что после смерти принца договоренность на брак будет расторгнута — наоборот, в интересах королей было объявить наследницей обоих престолов её, безутешную вдову. Они наверняка подумают, что вздорной принцессой легко вертеть, стоит только поводить перед ее носом очередным удовольствием, но это было ей на руку — они осознают все слишком поздно, чтобы отнять у нее трон. Но пока это были лишь планы, сначала ей нужно было узнать, к кому неравнодушен ее жених и найти эту девушку.       Михаил не была сильна в слежке, но она знала, что довольно часто принц куда-то уезжает, и наняла того, кто за ним проследит. Ей не нужно было узнавать имя и статус девушки, она хотела наведаться к любовнице сама, с мечом наперевес и положить конец этим поездкам раз и навсегда, даже если придется прежде разобраться с самим принцем, а потом уже с его незадачливой возлюбленной.       Нанятый ею человек справился замечательно, однако принес весьма странные известия — принц действительно ездил в одно и то же место, но этим местом была пещера в лесу: холодная, непримечательная, не слишком-то подходящая для свиданий. Михаил это не могло остановить, и она, вооружившись, в следующий отъезд принца поехала следом, руководствуясь подсказками, которые ей любезно предоставил шпион, и собственными амбициями.       Пещера действительно оказалась непримечательной, но небо подозрительно хмурилось, когда она подъезжала к месту. В воздухе пахло грозой, витало душное предчувствие шторма. Михаил спешилась и завела коня в пещеру, тут же узнав Сандалфона, привязанного в ней к какому-то камню. Она огляделась, но не заметила Азирафаэля здесь, поэтому решила проследовать коридором вглубь пещеры, надеясь найти жениха там.       Она ступала тихо и осторожно, опираясь рукой в перчатке на стену, чтобы, если она вдруг запнется, не издать лишних громких звуков. Тусклый свет иногда выхватывал ее горящие глаза — место было отвратительным, пахло плесенью и сыростью, ни одна благородная девушка не согласилась бы пойти в такое даже ради встречи с принцем. Это означало, что Азирафаэль нашел себе простолюдинку, что только сильнее распалило и без того разозленную пребыванием в подобном месте Михаил. Разве может жалкая простолюдинка сравниться с ней? Едва ли.       Она не собирается делить принца, а вместе с ним и его трон, с богатой дамой, не то что с какой-то нищенкой.       Наконец, она оказалась у прохода, и медленно выглянула из него. Азирафаэль лежал рядом с каким-то мужчиной, положив голову ему на грудь, пока тот перебирал его волосы. Они говорили о чем-то, но Михаил не слышала слов. Она была поражена открывшейся правдой, и в ней зрело отвращение. Ее будущий муж, король, возлежал рядом с другим мужчиной в грязной сырой пещере. Но ее привлекла и другая деталь: они оба были обнажены, а на бледной коже Азирафаэля, сверкали наливавшиеся кровью следы от чужих зубов, что значило только то, что ныне он отдал себя в чужие руки.       Это была бесчестная измена, предательство своей невесты, и кроваво-красным пятном расплывался в сознании принцессы гнев. Она не любила его, но простить такое не могла. Где-то в груди, еще не закостеневшая часть сердца ныла, изводясь от боли и ненависти, к тому, кто так легко оставил все обязательства перед ней и отдался бесстыдному желанию другого мужчины. Девушку мутило.       Михаил едва удержала себя на месте, напомнив, что нужно дождаться удобного момента, чтобы месть за подлый поступок свершилась.       Наконец, Азирафаэль, счастливо улыбнувшись своему любовнику, отвернулся, потянувшись за штанами. Момент был идеальный. Михаил тихо подошла к ним, никак не выдав своего присутствия. В груди у нее клокотал гнев, который дал ей сил молча занести меч над чужой грудью, покрытой мелкой россыпью чешуи.       Раздалось громкое шипение, крик, а затем хрип и неразборчивое из-за полившейся изо рта крови бормотание. Дрогнул потолок, посыпалась каменная крошка, но ни один сталактит не упал.       Азирафаэль вскочил, повернулся и замер, в ужасе смотря на Михаил, которая удерживала меч, воткнутый в грудь Кроули, и плакала, крепко стиснув рукоять оружия. Ящер извивался, цепляясь за лезвие и царапая руки, но затем стал медленно обмякать, удивленно и обиженно смотря на Азирафаэля. В желтых глазах мелькнула прощальная нежность, как неисполненное обещание, и они потухли, словно вмиг потерявшие всю яркость.       Тело Кроули стало медленно покрываться бесцветными чешуйками, а затем, когда он весь походил на человекоподобную ящерицу, они рассыпались на мелкие пыльные осколки, не оставляя от ящера ничего, кроме лужи алой крови, натекшей из раны. Азирафаэль, не осознавая до конца, что произошло, упал на колени и в исступлении подполз к этой крови, роняя в нее свои слезы, тихо, молча. Не веря.       Михаил подняла меч, остановив его точно над шеей принца. Она смотрела с холодной решимостью завершить все прямо сейчас, уже видя перед собой корону, которую наденут на ее голову после того, как она вернется домой с вестью о безвременной кончине принца.       — Ты предал королевство, Азирафаэль, — сказала она ледяным тоном, смаргивая текущие из глаз слезы боли и унижения.       Принц молчал, смотря на мутное отражение своего лица в луже драконьей крови. Недавние исполненные страстью касания Кроули отдавались тупой болью на каждом сантиметре его тела. Он дрожал, не зная, хочется ему закричать от бессилия или умереть, не разомкнув уста, на которых горели огнем драконьи поцелуи.       — И ты умрешь за это.       Тишину разрезал свист меча и влажный звук падения чего-то. Голова Азирафаэля покоилась отдельно от тела в луже драконьей крови, с выражением покорности и боли в стремительно увядающих глазах. Они блестели, но уже не живым светом, а остатками невыплаканных слез по ящеру.       Михаил наклонилась и опустила веки принца, закрыв ему глаза. Ей не было жаль его, но влажные от слез глаза мертвого жениха заставляли ее чувствовать себя еще хуже. Плакал бы он также по ней, своей брошенной невесте, пока чужие руки касались его обнаженной поясницы, пока чужие губы оставляли распутные поцелуи на бледной коже? О, наверняка он даже не вспомнил о ней, пока постыдно стонал под чужим телом. Какая мерзость!       Внезапно под ее рукой что-то задымилось, вспенилось. По полу побежал белый дымок. Она с удивлением увидела, как драконья кровь, смешиваясь с кровью человеческой, твердела и слипалась, образовывая нечто, похожее на минерал. Он покрывал каменный пол красноватым наростом. Какая-то часть даже покрыла лежащую голову Азирафаэля. Михаил мечом расколола нарост и взяла один из осколков, рассматривая его. Это был какой-то новый минерал, еще теплый, отливающий алым, будто кровь, из которой он и появился.       Михаил подняла его повыше, рассматривая на свету. Камень переливался красным и черным, поблескивая в сиянии кристаллов. Михаил спрятала его под рубашкой, чтобы рассмотреть уже в замке, и ушла, оставив тело Азирафаэля лежать на холодном, мокром от натекшей крови полу пещеры и стараясь не оборачиваться.       Она увела Сандалфона из пещеры и, вернувшись домой, сказала королям, что принц пропал в лесу, она нашла только коня, хотя и изъездила его в поисках всю чащу вдоль и поперек. Подобранный минерал обжигал кожу при каждом слове, но она терпела легкую боль. Пройдя в свои покои, она обнаружила, что камень прожег ее рубашку и выпал где-то в коридоре, но не пошла его искать. В конце концов, он абсолютно точно не имел какой-либо ценности, так какая в том печаль?       Долго еще королевство горевало по пропавшему наследнику, а его тело растаскивали крысы в пещере, обагряя себя потемневшей королевской кровью; стены его последнего пристанища обрастали алыми минералами, что создала драконья кровь, смешиваясь с человеческой.

***

      — Нет, ангел, ты подумай: что если Богиня успел создать не одну такую Землю, просто другие не получились, и Она их заменила на то, что у нас есть сейчас! — Кроули залпом осушил второй бокал вина и взглянул доверчиво на Азирафаэля, сидящего рядом, рассчитывая на его поддержку в этом совершенно безумном (но не более чем вся их жизнь) предположении.       — Ты просто пьян, мой дорогой, — серьезно сказал ангел, но не удержался и улыбнулся демону. Теория была откровенной глупостью, но отчасти забавной.       Кроули лишь вздохнул, пожал плечами, мол, как тебе еще объяснить, и оставил легкий поцелуй на чужих губах, заканчивая таким образом разговор. Азирафаэль по привычке погладил обручальное кольцо на своем пальце, глядя на точно такое же на пальце Кроули. Их маленькое обещание быть рядом в любом веке, при любых обстоятельствах. Всегда быть на их стороне.       На кольцах матово блестели инкрустированные капли киновари, прозванной в народе драконьей кровью в былые времена, когда мир не знал ни ангелов, ни демонов, а история про любовь человека и дракона, преодолевшей времена и миры, так и осталась запечатанной на устах принцессы, ставшей великой, но очень жестокой королевой.