Пространство вокруг окутывал тяжёлый черный дым. Он забивал нос запахами гари, крови и гниющей плоти. Ограничивал зрение так, что можно было только смутно догадываться, несётся на тебя живой человек или рвано подпрыгивая нападает лютый мертвец.
Казалось бы, со смертью Старейшины И Лин его проклятое войско должно было обратиться в прах, однако ожидания не оправдались в полной мере.
Цзян Чэн ещё не мог до конца осознать случившееся, последовавшее за резкой, надрывной, до боли отчаянной трелью флейты.
Он уже направил Ци в обнажённый меч и искрящийся пурпурными молниями Цзы Дянь, приготовился принять на себя первый, самый страшный удар немёртвого войска, как оно неожиданно отхлынуло от объединённой армии четырех орденов, разом позабыв о своей цели. Лютые мертвецы застыли на мгновение, не завершив движение.
Вот страшные, нечеловечески острые и длинные ногти пронзают кожу растерявшегося заклинателя в серо-золотом ханьфу, погружаясь в плоть, как нож в спелый персик, и замирают едва не добравшись до кости. Вот зубы мертвеца вонзаются в чьё-то горло, алым окрашивая белые одежды, давая почувствовать ужас смерти, замирают, чуть касаясь бешено бьющегося сосредоточия жизни, и резко отдёргиваются. Не сжавшись. Казалось бы, остановившееся время понеслось вскачь.
Немёртвые обрели новую цель. Они не обращали внимания на раны, на пышущих энергией янь заклинателей. Даже рассыпаясь пеплом, они стремились хоть на шаг, на прыжок стать ближе к желанной добыче.
Цзян Чэн не сразу понял, что произошло. Только когда первые лютые мертвецы оказались слишком близко к Вэй У Сяню, когда не остановились в чжане* от него. Расстоянии, ближе которого он подпускал лишь живых и Вэнь Нина.
Осознание оглушило.
Цзян Вань Инь отчаянно рванул вперёд, Цзы Дянем сметая обернувшихся против своего хозяина тварей.
Зачем?
Спасти беспутного шисюна, вытащить из круга ледяных безжалостных рук или же лично добить причину всех несчастий своей семьи? Цзян Чэн не знал. И даже много лет спустя он не смог бы ответить на этот вопрос. В любом случае, было поздно.
Первый лютый мертвец уже добрался до Вэй Ина, вырывая и отбрасывая флейту. Короткий полет, и Чэнь Цин плашмя ударила Цзян Чэна по лбу, пачкая чужой кровью, и упала в подставленную руку.
Бездумно заткнув флейту за пояс, глава Цзян вновь поднял взгляд, но Вэй Ин уже был погребён под толпой мертвецов. С каждой секундой их становилось всё больше. Последний лоскут черно-алых одежд скрылся из виду.
Вэй Ин не издал ни звука, ни крика, когда его разрывали на части, или же Цзян Чэн просто оглох в те секунды, не в силах поверить своим глазам. Он не мог так умереть! Только не так!
Пусть лица Вэй У Сяня и не было видно, но Вань Инь был готов поклясться, что тот улыбался, – той открытой печальной улыбкой, которая в последние годы сменила беспечность и озорство.
Мгновение, и Цзян Чэн почувствовал мощный ураган темной энергии, который сбил его с ног и протащил по чёрной могильной земле и камням несколько чи**.
Рядом шмякнулась пара полуразложившихся, с местами отошедшей от костей плотью, обнажёнными мышцами и клочками слезающей кожей, лютых мертвецов. Один уже потянулся стёртыми, измазанными густой черной кровью пальцами, с виднеющимися костями, к лицу не до конца пришедшего в себя главы клана, но распался прахом, не успев коснуться.
Пеплом и прахом разом забило рот и нос так, что вздохнуть не выходило. А в даньтьяне скрутило дикой болью, будто золотое ядро силилось вырваться из оков тела.
Все закончилось столь же внезапно. Звуки разом вернулись. Над Луань Цзан раздался усиленный заклинанием голос Цзинь Гуан Шаня:
"Старейшина И Лин мёртв! Разорван в клочья своими же слугами, и такая судьба ждёт всех шагнувших на тёмный путь! Стигийская тигриная печать уничтожена! Так очистим же от порождений тьмы и вэньских псов Мёртвое нагорье!".
Сотни глоток подхватили этот клич. Прежде нервно дрожащие заклинатели, уверенно перехватили свои мечи и двинулись вершить правосудие. Они не видели людей, не слышали просьб и криков, не различали живых и мёртвых, ведь все обитавшие на Луань Цзан в глазах мира осквернены. Одни тёмной энергией, другие принадлежностью к проклятому клану.
Лишь белые одежды Гу Су Лань были видны чуть поодаль от творящегося безумия.
Музыкой они смиряли затаённую злобу мертвецов, мягко успокаивали живых. Возможно среди них были и те, кто хотел бы помочь обречённым осколкам прежде великого клана, но в бою это было невозможно. Разве что один из адептов Гу Су сквозь дым пожара заметил меч, занесённый над совсем маленьким ребенком, и успел послать волну силы, сбившей атаку. В следующую секунду мальчик уже пропал из виду.
Неосознанно отмечая всё происходящее вокруг, Цзян Чэн поднялся на ноги. Нельзя проявлять слабость, только не во время битвы. Пусть с той волной тёмной энергии количество мертвецов заметно уменьшилось, но они не исчезли совсем.
Заискрил Цзы Дянь, хлестнув ближайших врагов и обратив их в прах. Рванули в стороны союзники, не нашлось рядом глупцов желающих попасть под горячую руку Сань Ду Шеншоу. На краю сознания болью обожгла мысль, что Вэй Ин всегда был рядом в битвах, так почему же всё вышло из под контроля?
Едва успев отмахнуться Сань Ду от слишком близко подобравшейся навки, Цзян Чэн отбросил мешающие в бою мысли.
***
Враги закончились внезапно. Вот рассекает со щелчком воздух Цзы Дянь и не находит новой цели. Вот Сань Ду сносит голову лютому мертвецу и не поднимается боле, роняя капли тухлой крови на чёрную землю, а перед глазами открывается хищный зев пещеры Фу Мо. Порог её исчерчен киноварными знаками, значение большинства из которых известно было разве что их создателю. Но даже так можно разобрать дао успокоения, подчинения, запрета и защиты, повторяющиеся раз за разом.
Четверо глав великих орденов замерли перед входом, не спеша заходить.
Один, в серых с золотом одеждах, обернулся к своим людям, оценивая готовы ли они к предстоящей битве. Второй, в лишившемся былого великолепия золотом ханьфу, с нескрываемой алчностью и затаённым страхом смотрел во тьму, он знал, чувствовал - ещё несколько шагов и артефакты, новые знания способные возвысить орден Цзинь окажутся в его руках. Третий, чьё белоснежное одеяние не смогла запятнать даже прошедшая битва, с грустной, понимающей улыбкой смотрел на Цзян Вань Иня застывшего на границе.
Цзян Чэн знал, чувствовал, что ловушек больше не будет и понимание, что ничего в пещере не причинит ему вред, отдавалось болью в сердце и покалыванием в золотом ядре.
Закончив с осмотром войск, Не Мин Цзюэ нетерпеливо устремился к пещере, но замер, не завершив движение, столкнувшись с гневным взглядом главы Цзян. Не он вел эту армию в бой, не ему идти первым.
Цзян Чэн медлил. Он предполагал, что увидит в пещере, но давал себе несколько мяо***, смирить нервозность и дрожь. Разум вспыхнул привычной яростью от понимания собственной слабости. Не давая себе колебаться Цзян Вань Инь шагнул вперёд.
Шаг. Ещё и ещё. Вспыхнули алым символы, озарив всё так же захламлённую пещеру. Творческий беспорядок, как сказал бы Вэй Ин.
В ноздри забился слабый запах крови от озера, казалось, будто в любую секунду раздастся знакомый с детства голос со смешливыми интонациями. Но нет. Тишину нарушали лишь дыхание да гулкий звук биения сердца, эхом разносящиеся по пещере.
Ближний ко входу стол, с которого явно без затей всё скинули на пол, почти ранил глаз аккуратно лежавшей на нём небольшой шкатулкой, придавившей обрывки пергамента.
Три удара сердца, что-то несомненно ценное, хрустнувшее под ногой, и письмо оказалось в руках своего адресата.
"Главе клана Цзян
Любимому шиди
Цзян Чэну
Если ты читаешь это письмо, значит, я уже мёртв
только попробуй не дочитать: вернусь лютым призраком и буду стоять над душой, пока совесть не проснется!
Знаю, невозможно простить все, что я совершил, и мучительной смерти не хватит, чтобы искупить вину, потому не прошу прощения
как бы оно ни было мне нужно. Я не могу вернуть Цзинь Лину, Цзинь Жу Ланю, А-Лину его родителей, и эта боль страшнее смерти, страшнее только жить, зная, что это моя вина и единственное, что мне под силу – дать ему защиту.
Шидзе, шидзе, молю, прости меня. Цзян Чэн, ты ведь зажжешь благовония?
В шкатулке на столе оберег от тёмной энергии и низшей нечисти, хотя и более сильным тварям должно не поздоровиться. Я уверен, что он безопасен. Я клянусь в этом, если ты ещё можешь верить моим клятвам.
Барьер на входе продержится не более семи цзы**** без подпитки
пусть ломятся, правда, я не успел его доработать, только настроить на тебя. Чтобы снять его, направь Ци в дао "отрицание" у входа. Ниже есть схемы и описание барьера
жаль, не успел добавить снаружи дао "сохранение" и "передача". Только представь, они атакуют, а рассеявшаяся ци от их заклинаний латает барьер!. Он укроет и от людей, и от нежити. Станет надёжной защитой для Пристани Лотоса. В состоянии покоя он собирает свободную Ци, поэтому в случае нападения у тебя будет время поднять всех. Нападение Вэнь больше не повторится.
Делай что хочешь. Можешь разрушить всё, сжечь записи, никто не узнает. Лишь бы всё не утекло в Лань Лин Цзинь! Знаешь, я закончил Компас зла, а ты тогда не верил, что это возможно. Теперь ночная охота станет легче. И флаги, я доработал флаги! Только осторожней, ты помнишь, на что они способны. Список готовых артефактов и их краткое описание на другом листе.
Прощай, шиди, Цзян Чэн, Цзян Вань Инь, великий глава клана Цзян. В последний раз выписывая твоё имя, я верю, что бы ни ждало тебя на пути, ты справишься с этим. Прости, что не смогу быть рядом ни делом, ни мыслью".
– Идиот, идиот, идиот, идиот... - Цзян Чэн сам не заметил, когда опустился на пол пещеры, в какой момент стал повторять заплетающимся языком одно слово, в какой момент глаза заволокла пелена, а пальцы стиснули в кулаке тонкий клочок пергамента. Не приходила на помощь привычная ярость. Душу затопила, переливаясь слезами через край, скорбь.
Да, он не мог и не сможет никогда простить, но чувство потери последнего близкого человека, нахлынувшее только сейчас, было безгранично и не оставляло места другим, более привычным эмоциям.
Сейчас он был благодарен У Сяню: за барьер, в который уже ударили первые росчерки заклинаний, за то, что никто не увидит его слабость, и в то же время готов был проклясть за то, что не давал всепоглощающе ненавидеть.
Как вообще ненавидеть человека, даже с того света стремящегося помочь?
Перед глазами всплыло бледное лицо сестры, её кровь на руках, белое, как у мертвеца, лицо У Сяня. Крик, неясно чей, разрывающий барабанные перепонки, и вновь поднявшаяся орда мертвецов.
Но в сердце оставалась лишь боль. За сестру, за себя, за беспутного идиота Вэй Ина.
Цзян Чэн не глядя дотянулся до шкатулки светлого дерева, задев дном о край стола. Внутри мелодично звякнуло. Слишком знакомо, чтобы быть правдой, но слух не обманул его.
В шкатулке на подкладке пурпурного шёлка лежал серебряный колокольчик с искусно выполненным цветком лотоса. Казалось, цветок на мгновение застыл в серебре и в следующую секунду он наполнится цветом и донесётся тонкий аромат. Рядом покоилось небольшое нефритовое украшение, оттенявшее серебро.
Не отводя взгляд, Цзян Чэн с громким хлопком закрыл шкатулку и торопливо убрал в рукав вместе с листами со стола. У него ещё будет время подумать, что с этим делать. Глубоко вздохнув, загоняя вглубь тоску и горечь, он поднялся на ещё нетвердых ногах.
Шаг. Ещё и ещё. С каждым разом всё увереннее. Символ у входа нашелся быстро, даже слишком. Дождавшись перерыва между атаками, он наполнил дао силой, и заклинатели хлынули в пещеру.
Впереди ему ещё предстоит спор с главой Цзинь за трофеи. С главой Не, желающим спалить магическим пламенем пещеру. Может, это действительно лучший вариант? С главой Лань, за призрачную флейту, что сейчас оттягивает пояс.
Нет. Чэнь Цин он не отдаст никому. Даже Лань Си Чэню.
