***
Темнота. Такая уютная и обволакивающая. Тело совсем не чувствовалось. От этого было очень радостно и легко. Если он не чувствует более физических оков над собою, то значит ли это, что он умер? Почему-то стало очень смешно. Смех получался беззаботным - будто ему снова пять, будто бы ещё всё впереди и будущее кажется светлым местом. Где-то впереди он увидел огонёк. Словно бы кто-то держит масляную лампу на вытянутой руке. Огонёк проплыл влево. Потом опять качнулся вправо. Как будто державший его искал кого-то. - Мама? - Какая я тебе "мама", а, выблядок?! Резкий и чужой голос проткнул Андрея насквозь и потянул за собой. Прочь от огонька. К боли. К страху. К нестерпимой и непонятной горечи. В руки больно впивалась бечёвка, обвязанная вокруг запястий. Тело затекло от неудобной позы, в которой его закрепили на стуле. Он попытался разомкнуть гермоворота своих век, но не смог: кто-то невидимый впечатал свои кулаки в его тело. За ощущениями пришли и мысли, но поймать их Андрею не удавалось - били сильно. - Глаза открой! Было очень трудно сосредоточится на этом приказе извне. Внезапно чья-то холодная и влажная рука схватила его за подбородок. - Глаза открой, сука! За приказом последовала звонкая оплеуха. Андрей с трудом разлепил веки. Свет. Яркий и неживой. Белый. Колючий. И такие же колючие глаза напротив. - Ну что, ганзейский ты упырь, будем отвечать на вопросы следователя? Андрей что-то промычал в ответ. Голову трудно было держать прямо. Хотелось опустить её себе на грудь и закрыть глаза. Попытаться вернуться к тому огоньку. - Слава, он не понял. - Постойте! Сказывается шок и... - Новый голос замолк также резко, как и начал. Он был этому даже рад. Голоса мешали. Но через долю секунды на него снова обрушились удары - лучше бы оставались только голоса. Всё познаётся в сравнении, не правда ли?.. Его разум отключался. Он остался в роли Незримого Наблюдателя для тела Андрея. И просто фиксировал происходящее. "Тебя душат". "Сломали нос". "Внутри разорвалось что-то. Селезёнка, наверное". Было больно. Очень. Казалось, каждая клеточка в его теле стала сосудом, вместилищем боли. У него что-то спрашивали. Он что-то отвечал. Но всё больше кричал. Хотя воздуха уже не хватало. Удар. "- Мам, а смерть это больно? - Нет, сын. Больно понять, что жил зря". Удар. "Мам, не умирай! - Прости, Андрейка, но время пришло". Мешок. Мешок на голове. "- Я с тобой! - Нет! Ты должен жить! - Зачем?.." Не хватает воздуха. Не хватает воздуха. Не хватает. Темнота. И маленький огонёк впереди. Мягкий и тёплый. - Мама?..1/5
23 мая 2013 г. в 22:42
- Всё, мужики, фонари тушим. – Командир остановился перед неприметным люком в одном из боковых съездов между Проспектом Мира и Комсомольской. – Идём тихо, ничего не боимся, там пол ровный, сам проверял. – Он ободряюще подмигнул бойцам, остановившись взглядом на новобранце:
- Не дрейфь, Завьялов, не заметишь, как снова дома будем.
Рядовой Андрей Завьялов кое-как выдавил из себя подобие улыбки. Идти по запасным ходам, без освещения, полагаясь только на уверенность командира было страшно.
Когда Андрей был совсем ещё пацаном, он провалился в служебные помещения, что находились под перроном станции. Но если где-то, как он потом слышал, их населяли люди, то в случае с его родной станцией, коренными жителями этого пространства были крысы. Их серые, влажные тела ковром накрыли мальчишку – от ужаса он начал кричать, но какая-то крыса сунулась к нему в рот, и наружу теперь рвалось только мычание. Если бы не проходящий мимо солдат, который возвращался с дежурства домой, если бы не его друзья, то так бы и оборвалась его жизнь – с крысой во рту, во тьме и смраде заброшенных помещений. Но тогда его вытащили, станционный доктор промыл его рот водкой и больше он не играл с товарищами в той стороне.
Сейчас воспоминания липким комком подкатили к горлу, заставляя бойца то и дело нервно сглатывать.
Спрыгнув с последней перекладины лестницы, он услышал под своими сапогами сдавленный писк, хруст и последовавшее за ним мерзкое хлюпанье. Теперь Андрей был даже рад отсутствию света – совсем не хотелось наблюдать копошащийся серый живой ковёр у своих ног. Стараясь не упускать из виду спину впереди идущего товарища, парень начал движение вдоль стены.
Их отряд вытянулся в цепочку, Андрей шёл предпоследним: его спину прикрывал матёрый туннельный волк, солдат удачи, привлечённый к службе звонким перезвоном патронов из мошны Ганзейского государства.
Сырой воздух обволакивал, глушил в себе все звуки. Через какое-то время на парня напал иррациональный страх: ему показалось, что он один в туннеле. Один, совсем один, наедине с крысами, темнотой и сыростью, а спина впереди – лишь морок, пришедший успокоить его безумие...
Судорожно втянув воздух, он помотал головой, отгоняя от себя все лишние мысли. Лучше было сосредоточиться на выполнении задания.
Когда его включили в состав диверсионной группы, он был несказанно рад: сердце согревало доверие администрации - Андрей не рассчитывал, что ему позволят показать себя так рано.
Воображение вовсю рисовало ему соблазнительные картины: повышение по службе, уважение на станции, тёплая улыбка Катерины, которая, быть может, взглянет на него иначе...
Но стоило его ногам коснуться камней тёмного туннеля, как картинки в его голове стали бледнеть, терять свои привлекательные очертания. И не хотелось ему уже ни повышения, ни одобрения кого бы то ни было. Хотелось к тёплому огоньку, домой, улечься на раскладушку и слушать станцию через брезент палаточных стенок.
"Ну и слабак же ты".
Какая-то часть него скривилась от этих малодушных желаний. Именно она заставляла его упражняться до седьмого пота, собирать-разбирать автомат до чёрных мушек перед глазами.
Эта часть стремилась доказать всему оставшемуся в живых миру, что он, Завьялов Андрей, тут не просто так. Что он не просто кусок мяса, ходячая фабрика по производству дерьма.
Мирная же часть просто хотела жить. Как угодно, лишь бы в тепле и сытости - герои найдутся.
Сколько он себя помнил, эти две части всегда были с ним - без их споров не оставалось ни одно из важных решений.
Андрей ни с кем не делился этой своей особенностью: во-первых, особо и не кому было; а во-вторых, он боялся, что примут его за сумасшедшего. В одной рассыпающейся от времени брошюре, он вычитал про раздвоение личности - и тогда это здорово напугало его.
Но время шло, ничего коренным образом не менялось и Андрей свыкся с постоянными спорами в своей черепной коробке.
Несмотря на выигрышную позицию его малодушной стороны, ноги продолжали нести тело вперёд.
"Споры спорами, а приказы надо выполнять".
Впереди послышалось командирское шипение и через некоторое время боец, шедший перед Андреем, обернулся к нему:
- Туннель двоится, влево идём.
Парень кивнул и передал послание наёмнику сзади.
Пространства справа становилось всё больше. Андрей почувствовал у себя на коже промозглое, с гнилостными нотками, дыхание туннеля. Несмотря на тёплое ганзейское обмундирование, он поёжился.
Страх, разжавший свои когти на время внутреннего спора, снова стал сбивать темп сердцебиения у Андрея. К тому же, где-то на границе сознания стала мелькать крошечная искорка беспокойства.
Интуиция его никогда не обманывала. От этого становилось ещё гаже.
Чтобы как-то отвлечься от назойливого предчувствия, он решил подумать о чём-нибудь хорошем. О будущем. Ибо в прошлом, сказать честно, всё больше оттенков тёмных.
Рос с матерью. Отца не знал. Да и мать знал не долго: в 10 лет он остался один. От изгнания со станции за нахлебничество его спасло только то, что к труду он был приучен с самых малых лет и мог быть полезным на свиноферме. Его жизнь тогда была похожа на череду бесконечных часов по колено в навозе и бесконечных же ночей, которые принимали ребёнка с его горем и слезами.
Мысли о матери больно кольнули его. По нутру словно прошлась когтистая лапа упыря. Он любил её, мама была единственным островком света для него. Андрей очень жалел, что не осталось после неё никакой, даже самой маленькой, фотокарточки.
"Интересно, а она гордилась бы мной?"
Под тяжестью этого казалось бы лёгкого вопроса, мост его мыслей стал деформироваться.
Какое одобрение станционного начальства? Какие лычки?
Если она, там, в другом мире, смотрит на него и улыбается - это ли не счастье? Так и умирать не страшно...
Смерть, словно отвечая, дала о себе знать разрывающими темноту трассерами.
Он не успел даже испугаться.
Последнее, что он увидел - это падающее, изогнувшееся под каким-то неестественным углом, тело командира.
Дальше была только темнота.