О непостижимом плане и молитвах — несомненно, услышанных

Её часто обвиняли в том, что она была глуха к просьбам, слепа к бедам и безразлична к Земле в целом. Пожалуй, даже слишком часто для кого-то, кто имела статус всеслышащей и заботящейся о каждом живом существе. Но откуда тем, кто винил её, было знать, что они заблуждались? Она и правда едва ли отвечала на чьи-либо зовы. На то было немало причин, и довольно весомых. И всё же — всё же она никогда не могла до конца избавиться от чувства вины перед всеми, кто считал её безразличной, сколько бы раз ни напоминала себе об этих причинах. Потому что она слышала. Всё — от долгих молитв вслух до беззвучных коротких обращений, сопровождаемых взглядом к небу. И она запоминала. И затем, в особенно долгие вечера, эти мольбы неизбежно всплывали в её памяти. Она могла думать о них часами, гадая, сделала ли всё возможное — она старалась незаметно помогать, когда только могла, и всё же ей каждый раз казалось, что этого было недостаточно. К счастью, в такие вечера она никогда не оставалась в одиночестве. Её верная и самая благодарная слушательница оказывалась обычно в маленьком кафе, часы работы которого уже заканчивались. Стоило им сесть за свой столик у окна, как в считанные минуты, словно по волшебству, в кафе становилось пусто, и даже работницы уходили, не замечая оставшихся внутри двух посетительниц. И — опять же, каким-то непостижимым образом — никто не обращал внимание на то, что в закрытом кафе всё ещё горел свет, а за столиком у окна мирно пили чай две женщины. — Кроули обращалась ко мне, — её голос звучал тихо, но даже так в нём без труда можно было уловить тяжёлые нотки вины. — Кроули? С чем же? — её собеседница, кажется, не была удивлена. — С… просьбой. Она просила меня не уничтожать человечество. Я до сих пор поражена, если честно — это, конечно, Кроули, и всё же слышать подобное от одной из ваших… — Не так уж это и удивительно. У неё столько лет под крылом ангелица, мы с тобой обе давно знаем, что Кроули не из обычных приспешниц ада, — та немного отвлеклась, чтобы долить чаю, и, помолчав, добавила: — И я бы всё же предпочла, чтобы ты не относила меня к… этим вот. — Извини, извини. Привычка. Это и правда давно стало привычкой, условностью. На самом деле, их обеих едва ли можно было бы отнести к Небесам или Аду — даже ещё меньше, чем тех же Кроули или Азирафаэль. Они уже давно остались в стороне, следуя своему собственному плану; судьба мира решалась за чашкой чая в кафе на окраине Лондона. Они даже не утруждались формальностями и оставались в своих человеческих обличиях. (На самом деле, причина была в том, что однажды, когда они только познакомились, Дьяволица попыталась впечатлить Богиню своим внушительным демоническим обличием и грозным низким голосом, но та нашла это весьма милым и попыталась почесать её за ушком. Вышло неловко, и с тех пор Дьяволица решила появляться перед той только в человеческой форме. Богиня до сих пор была немного на это обижена). — Я бы хотела ей ответить, — призналась Богиня, глядя в окно на пустеющую улицу. — И помочь им, и… извиниться, пожалуй. Они чуть не погибли из-за того, что я потеряла контроль над ситуацией. — Мы потеряли. И мы можем им помочь. Отводить от них внимание Небес и Ада, например. За шесть тысяч лет мы с тобой, вроде, уже наловчились. — Не очень, судя по всему, — неловко улыбнулась та, вспоминая события после предотвращения армагеддона — они обе тогда совершенно упустили из виду, что за Кроули и Азирафаэль велась слежка. — Но в этот раз постараемся лучше. — Именно. И, пожалуйста, прекращай ругать себя. Они должны были сами пройти через это, ты же знаешь. Богиня благодарно ей улыбнулась, заметно приободряясь. Та была права, ей не стоило так корить себя. К тому же, она и правда помогала по мере возможности; может быть, прямого ответа дать и не могла, но могла попытаться сделать так, чтобы никто из тех, кто обращался за её помощью, не почувствовал себя неуслышанным или брошенным на произвол судьбы. Подсуетившись, к примеру, чтобы одна очень определённая демоница, нуждающаяся в компании, по удивительной случайности познакомилась в Эдеме с одной очень определённой ангелицей. Или годами не позволяя Небесам нарушать их мирную жизнь, пусть и с переменным успехом. Может быть, однажды та поймёт этот ответ. — О, вот и они. И, действительно, за окном показались два силуэта. Они неторопливо брели по пустой улице, и, к счастью, как и все остальные, не замечали засидевшихся посетительниц одного из кафе. Азирафаэль, кажется, увлечённо о чём-то рассуждала, жестикулируя; Кроули… что-то изменилось в ней. В её ауре, точнее, — почти неуловимо. Она была без привычных тёмных очков, и её взгляд ловил каждое движение Азирафаэль. Пожалуй, никто никогда не видел столь умиротворённой демоницы. Может быть, подумала Богиня, Кроули уже понимала. — Я им немного завидую, — произнесла Дьяволица, когда двое скрылись из виду. — Хотела бы я, чтобы мы с тобой могли бы так же сложить свои обязанности и, ну… найти себе какой-нибудь дурацкий человеческий дом. С садом. Яблоневым, — она весело усмехнулась. — Я бы могла наконец-то научиться печь, — задумчиво пробормотала Богиня, скорее, себе, чем ей. — Да, когда-нибудь обязательно устроим. И их непостижимый план, кажется, пополнился ещё на несколько пунктов.