sleep off the pain and try again

Оливер был зол. Он был именно тем, кто мог бросить вызов логике без причины и следствия. На самом деле, Оливер Хэмптон мог закипеть по любой причине. В ту секунду как он увидел солнечный свет этим утром он пожалел об этом. Его жалкие попытки почувствовать себя хоть немного лучше были столь же продуктивны, как и слова кирпичной стене:"Пожалуйста, просто дай мне пройти", и он преуспел лишь в том, что стал еще больше раздражительным, чем раньше. Хуже чем раздражение было чувство тоски. Он чувствовал себя так, будто кто-то привязал к его спине камень и сказал:"Теперь это твое, ты должен носить его с собой и никогда не отпускать". В какой-то степени так все и было. Несколько раз на дню он уходил в уборную и плакал. Каждый раз он испытывал секундное облегчение, но потом это отвратительное чувство захлестывало его с новой силой, словно волна, которая накрывает своей мощью неподготовленную землю, орошая ее. Со слезами пришло замешательство:"Почему я чувствую себя так, словно со мной что-то не так?" и вина, "У меня же все хорошо в жизни, так почему я жалею себя?". Чем больше задавал себе вопросов, тем больше разочаровывался, путаясь еще больше в этом порочном круге. Он оказался в ловушке чувств и эмоций. Она блокировала все счастье внешнего, реального мира и высасывала все частички радости из его вен. Он словно был на американских горках, чувствуя то ошеломление, то страх. В его голове творился полнейший хаос, пока внезапно не осталось ни единой мысли. Тишина... И эта тишина была далека от утешения и спокойствия. Константой его состояния была чертова головная боль. То там... То там... Она полностью завладела его вниманием, заставляя не отвлекаться. Самым невыносимым было одиночество. Хотя его жизнь была переполнена любовью. У него была чудесная семья, заботливые друзья, замечательный парень, который просто обожал его, но все это могло исчезнуть однажды. Родители его поддерживали во всем, но он не мог бежать к ним каждый раз, когда ему становилось грустно. В конце концов он был уже взрослым человеком. Он знал, что друзья выслушают его, чтобы он не сказал, но слушать было нечего. Не было причины. Коннор Уолш, самый заботливый человек в мире, которого Оливер когда-либо встречал, сделал бы все, что в его силах, чтобы облегчить его состояние. Но он и так был слишком занят, и Оливер просто не мог заставить его волноваться, тем более знал, что Коннор ничем не сможет помочь. Он мог справиться с этим в одиночку. Просто оседлать эту чертову волну эмоций, захлестнувшую его, и ждать, пока это, что бы это ни было, не пройдет. Ты сможешь справиться в одиночку. По дороге домой он вновь и вновь вдалбливал в себя эти слова, пока они не стали его личной мантрой. Ты сможешь справиться в одиночку. Ты сможешь справиться в одиночку. Ты сможешь справиться в одиночку. Едва переступив порог квартиры, Оливер понял, что ошибся. Тот водоворот безумия, что угрожал его потопить весь день, в конце концов затянул его в свои глубины. Поддавшись своим ощущениям, он прислонился спиной к двери, закрыл лицо руками и снова заплакал. В этот момент по коридору разнесся голос Коннора: - Ты сегодня поздно. Я думал ты... Он замер. - Что такое, Оли? Что случилось? - Ничего, - сдавленно пробормотал Оливер. - Просто плохой день. Прошло примерно две недели с тех пор, как Коннор переехал в его квартиру. И ни один из них еще не разочаровался в совместной жизни. Правда, у них изначально не было ошибочный или чрезмерно оптимистичных иллюзий по поводу этого. Они оба знали, что ничего не поменяется. Грязные, непредсказуемые и дико ущербные. Оливер Хэмптон был первым, кто смог разрушить "идеальность" Коннора Уолша, и сам Коннор сделал тоже самое. Они уже сто раз, если не больше, видели не самые красивые места друг друга. Оливер видел нервный срыв Коннора в ту дикую ночь, и Коннор был рядом с Оливером, узнав о ВИЧ. Они уже давно прошли ту стадию притворства совершенства друг перед другом. На самом деле, они и не проходили этот этап. Через три недели их отношений Оливер бросил Коннора из-за его вечных измен, и, честно, Оливер больше не ожидал ничего совершенного от несовершенного Коннора Уолша. Они помирились, но у каждого были свои причуды и претензии друг к другу. За это короткое время совместной жизни они еще совсем мало пережили как пара. Поэтому, когда Оливер прижался к двери и заплакал, часть Коннора подумала об этом. Он был далеко не счастлив видеть парня таким, но вдруг это было просто затишье перед бурей. - Я могу как-то помочь? - спросил Коннор. - Вряд ли. Коннор неуверенно приблизился к Оливеру, и докоснулся руками до запястий парня, не делая попыток убрать его руки от лица. Если Оливер хотел спрятаться, то он не мог заставлять делать его обратное. Его прикосновение было лишь молчаливым напоминанием о том, что он рядом, и что он сделает все, чтобы стало лучше. - Там записан новый эпизод того ужасного шоу, которое ты любишь, - пробормотал он. - Мы можем посмотреть? Я обещаю, что буду молчать. Оливер покачал головой. - Я не в настроении. Это все испортит. - Ладно, а как насчет ванной? Это всегда расслабляет, - продолжил Коннор, но Оливер вновь покачал головой. - Хочешь, я что - нибудь приготовлю? Или мы закажем еду? - в отчаянии спросил Коннор. - Я не голоден, - вздохнул он, прежде чем убрать руки от лица. - Прости, что веду себя так. Просто... Не знаю, - он снова вздохнул. - Я скоро поправлюсь. Коннор не обиделся. Он столько раз застревал в этом состоянии, сбитый с толку, расстроенный, злой на себя... Он был просто рад, что Оливер не пытался скрыть свою боль. Он знал не понаслышке, что притворство только усугубляет ситуацию. - Не извиняйся, Оли, - тихо сказал он. - Ты уверен, что я ничего не могу сделать? - Уверен. Он хотел бы поспорить, ведь что-то же он должен сделать. Но он знал Оливера и доверял ему. Коннор ничего не мог сделать. - Хорошо, - сказал он. Для некоторых это бы бы конец. Теперь, когда все дружеские обязанности были закончены, они могли продолжить вечер как и планировали. Это ведь так просто. Для Коннора и Оливера было все намного проще. Когда одному было плохо, второму было не лучше. Возможно, это облегчает боль, возможно, дает понять, что ты не один, или, возможно, никак не помогает. Может, у них просто нет выбора. Поэтому, пока Оливер бесцельно бродил по квартире, пытаясь скоротать время, чтобы потом лечь спать и проснуться в лучше расположении духа, Коннор делал тоже самое. Они были, словно копией друг друга: не ели, лишь перекусывали, или вместе скучали. По ночам они смотрели все подряд. В это время Оливер ведрами ел чертов йогурт, а Коннор изо всех сил старался не высмеивать его выбор еды. Однажды Оливер ушел в ванную, чтобы вновь выплакаться. Когда он ушел, Коннор увидел на мониторе ноутбука открытый документ, в котором раз двести было написано лишь одно слово - "fuck". Наконец, когда пришло время, Оливер поплелся в ванную. Лениво почистив зубы, он переоделся в пижаму и лег под одеяло. Если и было что-то, что Оливер ненавидел в данную секунду, так это тоска. Он любил решать проблемы. Ему нравилось сталкиваться с проблемами лицом к лицу, а не оставлять их напоследок. Но сегодня у него не было выбора. Даже Оливер не мог решить проблему, которой, по сути, не было.Не было причин для тоски, значит не было решения. Все, что он мог сделать, это надеяться, что когда наступит утро, все образуется. В тот вечер последней сознательной мыслью Оливера было:"Пожалуйста, дайте мне почувствовать себя завтра лучше". Но он не мог сказать наверняка. Его сознание было затуманено сном, и в тишине их спальни, все всегда казалось более спокойным и нормальным. Настоящим испытанием будет, когда ему вновь придется справляться с реальностью. Удалось ли ему отоспаться, или ему было также страшно и беспокойно, как и прошлой ночью? Этот вопрос вертелся у него в голове, пока он собирался на работу, вялый и сонный. Он провозился на целых двадцать минут дольше положенного. Времени хватило только на то, чтобы принять душ и одеться. В какой-то момент с ним заговорил Коннор, и он что-то ответил, но он не помнил, что именно. Все было размытым и нечетким, будто его мозг был завернут в какую-то пленку, блокируя все сигналы из вне. Он плохо слышал и чувствовал все, что поступало снаружи. Но, с другой стороны, он не чувствовал всепоглощающей боли, которую чувствовал вчера. Может, он просто параноик. Может быть, он просто боялся, что вчера перенесется на сегодня, но на самом деле вчера был просто ужасный день, и если он перестанет об это думать и просто будет вести себя как обычно, тогда все вернется и будет как раньше. Но... Если с ним все в порядке, почему он так много думает о пустяках? Эти вопросы мучали его несколько часов. Он поймал себя на том, что размышляет о вечернем ужине, и широко улыбнулся. Если бы он все еще терялся в лабиринтах своих мыслей и страданий, эта мысль бы не пришла в его голову. Он понял, что сильно проголодался, вероятно, из-за того, что ничего не ел уже довольно давно. Когда он поймал себя на мысли, о дожде, который просто был обязан закончиться к тому времени, когда он пойдет домой, он чуть не заплакал от облегчения. Наверное, вчера, если бы кто-то окатил водой, он бы даже не посмотрел на того, кто это сделал. Сегодня же он беспокоился по любому пустяку. Его заботил обычный дождь. Значит, ему все же было не плевать. В этот момент Оливер испытывал все что угодно: радость, счастье, но не грусть. Все было в порядке. Ему не хотелось плакать, когда из рук выпадала ручка, когда компьютер слишком долго загружался. Он не знал, что случилось, но это и не имело значение. Он снова мог дышать полной грудью, и, боже, да, он дышал. Вечером, после работы он пошел домой той же дорогой, что и двадцать четыре часа назад, но ничего. В голове не звучали навязчивые мысли, слова, которые он вчера повторял, словно мантру. Ведь вчера голова была больше похоже на колесо для хомяка, забитое грызунами на стероидах. Сейчас там было только сладкое, томящее предвкушение. Он был легким, словно шар для боулинга в вакууме. Сердце билось как никогда быстро, а мутная "вода", забивающая его мозг, наконец отступала, позволяя мыслить яснее и адекватнее. Но все же он чувствовал усталость. Конечно, он ее чувствовал, ведь проработал целый день. Он был настолько уставшим, что даже готов был снова забыть про ужин, просто свернуться в клубок на кровати и пусть Коннор обнимает его до тех пор, пока кто-нибудь из них не сдастся и не пойдет в спальню. Когда он, наконец, добрался до дома, то его ждала звенящая тишина. Конечно, он был без понятия, где Коннор, но он и не возражал. Вчера, если бы он пришел в пустующую квартиру, он бы сломался окончательно. Хотя если бы не Коннор и его теплые объятья, он бы и не заметил. Присутствие парня рядом было негласным напоминанием о том, что его, Оливера, ждут. Достав телефон из кармана, он быстро написал Коннору,переодевшись в комфортную простую одежду, встал готовить ужин. Через какое-то время послышался звук поворачивающегося в замке ключа, и в гостиную ввалился запыхавшийся парень, задыхаясь и хватая ртом воздух. Коннор сразу же понял, что то, что досаждало Оливеру вчера, ушло, и больше не преследовало его, как какой-то хулиган с детской площадки с его насмешками и шутками. - Надеюсь, что ты готовишь... калорийно, - выдохнул он. Оливер рассмеялся, и этот смех у Коннора больший прилив эндорфинов, нежели пробежка в две мили. Прежде чем скрыться за дверью в ванной, Коннор оставил на щеке Оливера легкий поцелуй. Вымывшись, он переоделся в уютную мешковатую одежду. У них было негласное соглашение, что когда они одни они отдают приоритет теплоте и уюту, нежели эстетике и внешнему виду. - Как день прошел? - спросил Коннор, когда они сели за стол. - Как обычно, - пожал плечами Оливер. - А у тебя? - Тоже. Они замолчали, ведь все уже было сказано. В отличие от вчерашнего дня, это нельзя было назвать тишиной, которую можно было услышать, она была порождением тепла и уюта. Она наполнила комнату тихой, спокойной и безмятежной энергией, не имеющей абсолютно никакого веса. Они устали, как сегодня, так и вчера и позавчера, и все что ни сейчас хотели это провести время вместе. Они ели, пили, обменивались нежными, милыми улыбками, от которых Коннор, раньше, до встречи с Оливером, закатил бы глаза к затылку и оставил бы их там. Закончив, они быстро вымыли посуду, приняли душ и легли в кровать. Оливер обнаружил, что лежит под множеством одеял и подушек, которые Коннор, как обычно, положил сверху без всякой видимой причины. Они делали это так много раз раньше, но на этот раз Оливер воспользовался моментом. Этот момент ничем не отличался от такого же предыдущего, но все равно он был другим. Ему казалось, что он нашел то, что потерял, и он был полон решимости не принимать это как должное, не тогда, когда знал, что все это не имеет значения. Но идиллия быстро закончилась. - Сейчас я буду смотреть свое шоу, а ты будешь молчать, как и обещал, - сказал он. Коннор усмехнулся. - Я никогда не говорил, что буду молчать. Я сказал, что не буду говорить об этом. Оливер сощурился, внимательно смотря на парня. - Ты мудак, - засмеялся он. - Просто прекрати. Но на этот раз он молчал, просто положив голову на плечо Оливера, он мечтательно улыбался, смотря куда-то сквозь экран телевизора. Он не понял, когда закончилось шоу, и лишь легкий толчок в плечо, привел его в себя. - Спасибо, - прошептал Оливер. Они оба знали, что он благодарен Коннору не только за то, что тот позволил ему спокойно смотреть телевизор. - Можешь не благодарить. - Ладно. Так они и провели остаток ночи, свернувшись калачиком под неприлично большим количеством одеял, не имея никакой реальной цели, кроме как быть друг с другом. Когда часы пробили одиннадцать,они пошли в спальню. Они раскинулись по всей кровати в знакомой гармонии, и они лежали так между бодорствующим и бессознательным миром. - Я люблю тебя, - прошептал Коннор. - И я тебя, - послышалось в ответ невнятное бормотание. В ту ночь последней сознательной мыслью Оливера было: "слава Богу, у меня есть ты".