— Извините, вы такие уже брали? Вкусные?
Баки поёжился и взял живой рукой следующую сливу, проверяя, насколько она мягкая. Не затем он сбежал из Нью-Йорка жариться во Флоренцию, чтобы разговаривать тут с людьми.
— Я просто... Раньше не... Не был... А, к чёрту.
Последнее было высказано с таким знакомым вздохом, что Баки невольно обернулся. И так сжал кулак, что от сливы остались только косточка и жалкие ошмётки.
Парню на вид было не больше двадцати пяти. Он был невысок, носат и белобрыс. Под объемной толстовкой, Баки знал это наверняка, торчали все рёбра. Он был уверен, что это так, потому что уже видел такое тело раньше.
Он не знал, что спросить, как спросить и нужно ли вообще спрашивать. Не знал, стоит ли врезать по такому знакомому лицу или стоит развернуться и уйти. Он просто стоял и пялился на призрака из своего прошлого и дышал. Всё остальное атрофировалось.
Призрак тем временем потыкал в ближайшую сливу длинным пальцем и снова вздохнул.
— Мягкие — слаще, твёрдые — дольше хранятся, — Баки не собирался начинать разговор. Уж точно не так. Но парень поднял на него пронзительно-светлый голубой взгляд и улыбнулся так, что у Барнса заныло обледенелое сердце. Точнее, то, что от него осталось.
— Я Джеймс, — знакомый незнакомец протянул ему руку. Но Баки не спешил её пожимать. Он просто смотрел на узкую ладонь и думал, такая ли она хрупкая, как он помнил, и сломает ли он её, если не рассчитает силу рукопожатия.
Парень, кажется, не обиделся, но слегка поджал губы, что, как Баки знал, было свидетельством смущения и неловкости.
— Тёзка, — отозвался он, пристально разглядывая каждую веснушку. Что происходит? Как такое возможно? — Турист?
Парень мягко улыбнулся и стал набирать сливы в пакет, задумчиво ощупывая каждую.
— Я приехал сюда учиться. Ну, знаете, хочу стать художником...
— Знаю, — эхом отозвался Баки, чувствуя, как внутри болезненно шевелится застарелая тоска. Джеймс его не слышал и восторженно продолжал говорить.
— Отец говорит, что это хороший выбор, он и сам всегда хотел рисовать, но жизнь не сложилась, а мама всегда хотела, чтобы я просто делал то, что мне нравится. Я думаю, она была бы рада, если бы узнала, что я всё же решился сюда переехать.
— А она...
— Умерла несколько лет назад.
Баки однозначно уже видел это грустное выражение лица и даже не успел остановить свою руку, которою положил Джеймсу на плечо, сжимая его.
— Мне жаль, — он одёрнул себя и поспешно спрятал обе руки в карманы, от греха подальше. Он не был уверен, имел ли он ввиду свой необдуманный жест, потерю незнакомой женщины или... Зачем он вообще заговорил с этим парнем?
— Ничего, это... Отец говорит, что все умирают, так или иначе. Он был на войне, он знает, о чем говорит, — Джеймс пожал плечами и на пробу укусил одну из слив. По его подбородку потёк сок, и Баки едва не заорал от сюрреалистичного желания прикоснуться к нему, стереть его, закрыть глаза и либо оказаться дома, в тридцатых, рядом с ним настоящим, либо убедиться, что глюк исчез и он снова один в новом времени.
— Spostati, piccolo!* — раздался за ними грубый голос, и Ст... Джеймса смело в сторону огромной загорелой лапой, — Dove guardi, cretino?** — это было уже для Баки, в котором пока ещё преобладало оцепенение и шок, нежели злость.
— Эй! Chi chiami cretino?!*** — Джеймс попытался пролезть обратно, к Баки, у которого в душе надрывно и оглушительно зазвенела какая-то струна, и от этого звона ему захотелось улыбнуться. Вечно мелкий лезет во всякие передряги...
— Cosa?**** — обидчик, вдвое больше самого Джеймса, стал разворачиваться в его сторону, и Баки, наконец, отмер.
— Пойдём, Джеймс, пожалей дядю, вдруг у него детишки дома остались, а ты его сейчас... — Баки сунул в карман пару слив и аккуратно, но настойчиво, потянул парня за край толстовки в сторону. Тот, что удивительно, подчинился, хотя и гневно сопел по пути.
— Терпеть не могу такую грубость, — выплюнул он, и Баки всё же позволил себе улыбнуться.
— Когда-то у меня был друг, который точно так же лез на каждого, кто посмел проявить такое неуважение к окружающим.
— Да, это наверное всё воспитание... О, Боже! Мои сливы!
— Что не так? — Баки посмотрел на пакет, который Джеймс поднял на уровень глаз, — По-моему, все на месте.
— Я за них не заплатил! — у парня были круглые, полные ужаса глаза, так что Баки улыбнулся ещё шире.
— Я заплатил. Не паникуй, — он и правда второпях кинул мятую купюру на прилавок, торопясь увести Джеймса от гипотетического места драки.
— О. Спасибо, но... Не стоило. Я бы вернул. То есть... Я верну, — на впалых скулах засветился румянец. Баки уже и забыл, как трогательно это выглядит...
— Не нужно. Если хочешь, в качестве благодарности, можешь как-нибудь угостить меня кофе. Или пивом. Или чем угодно, — Баки сам не знал, куда его несёт, и что он говорит. Если бы он хоть на минуту задумался об этом, скорее всего, сбежал бы тут же. В любом случае, всё происходящее ненормально. Так почему бы и не пуститься во все тяжкие?
Джеймс в ответ смущенно улыбнулся и протянул Баки свой телефон, чтобы тот записал свой номер.
***
Вечером того же дня Баки сидел на диване в своей съемной комнатке и пялился в стену.
Он всё продумал. Стив уже давно не малыш. Стиву уже давно не двадцать пять. Стив уже давно не здесь. Вообще
не здесь. То, что было сегодня на рынке, никак не могло быть Стивом. Галлюцинацией, бредом, воспоминанием, вывертом прожаренного мозга... Да. Стивом — нет.
Баки до сих пор чувствовал в руке фантомную твёрдость его костлявого плеча.
Стиву-старику сейчас уже лет двести. По человеческим меркам — под девяносто. Не мог же он родить сына в семьдесят? Или мог? Может, сыворотка и это ему подарила? И кто тогда была мать ребенка? А может быть, сыворотка давала потомству Стива такое же медленное старение, как у него самого, и Джеймсу на самом деле было лет пятьдесят? Или...
У Баки сильно разболелась голова. Не так сильно, конечно, как после обнуления, но достаточно, чтобы ему захотелось побиться ею о дверной косяк.
В его сумасшедшей жизни чего только не происходило. Так может и реинкарнация существует?
Телефон на тумбочке пиликнул входящим, и когда Баки взял его в руку, та почти не тряслась.
"Привет. Это Джеймс. Парень со сливами. Ты вечером свободен?"
И Баки с жуткой неуверенностью и сомнениями отбил ответ. Просто адрес и время.
Он выбрал спокойный бар, где подавали вкусное пиво и бургеры, где даже по выходным было немного народу. И бар этот находился в стратегически выгодном месте, если нужно будет поспешно скрываться. Удобно.
Джеймс пришёл в рубашке и узких джинсах, а Баки даже не подумал, что надо переодеться после похода на рынок. Он вообще соображал со скрипом с тех пор, как услышал первое "к чёрту".
Он боялся. Действительно боялся. Либо того, что он сходит с ума, либо того, что он не сходит с ума и это происходит на самом деле. Боялся наступить на те же грабли и снова оказаться выброшенным и разбитым.
А потому говорил Баки в тот вечер мало. Он всё больше слушал и напряженно искал отличия между Джеймсом и Стивом.
Они одинаково хмурились. Одинаково горячо рассказывали о своей мечте стать художником. Одинаково закатывали глаза, если им что-то не нравилось. Одинаково улыбались. И у Баки действительно возникли подозрения о том, что шизофрения его всё ж таки догнала.
Он не сможет. Он не в силах будет так поступить с Джеймсом, если вдруг тот окажется настоящим. Баки совсем не хотел его обманывать, давать ложных надежд и использовать парня как суррогат. Он больше не хотел всю жизнь любить только Стива. Не теперь. Не после всего. И Баки в жизни достаточно уже натерпелся, чтобы сознательно причинять себе боль, глядя на
него, но зная, что это не
он. Он не мазохист.
Баки встал и стремительно вышел из кафе, даже не попрощавшись. Даже не оглянувшись. Он чуть не включил режим защиты и не прибил Джеймса, когда тот догнал его и с силой, как всегда неожиданной в таком хрупком теле, развернул к себе лицом.
— Я что-то не то сказал? — в его глазах отражались фонари, и за счёт теней от ресниц на щеках он казался ещё более маленьким и нереальным.
— Извини, я не могу... — Баки даже объяснить ему всё нормально не мог. Он просто хотел исчезнуть и забыть эту неделю как страшный сон. И уехать из Флоренции куда-нибудь в Австралию.
— Не можешь, что? Я не претендую, ничего такого, просто у меня тут совсем нет друзей, и я подумал...
— Зато я претендую! — рыкнул Баки, хватая Джеймса за рубашку и с отчаянием утопающего впиваясь ему в губы с болезненным поцелуем.
Баки понимал, что совершает ошибку, что то, что он сделал, тянет на домогательства. Что этим самым он перечеркнёт всё, что могло бы у них быть... И хорошо. И ладно. И правильно. Он слегка утихомирит жажду и подкормит своё безумие. Только и всего.
Но когда он заметил, как тонкие, по паучьи ловкие руки уцепились за его плечи и потянули ближе, когда он почувствовал движение тёплых, покусанных губ под своими... В тёмной комнате будто включился свет.
Не Стив. Это. Не. Стив. Тот бы никогда, будучи бруклинским задирой размером с четырнадцатилетку, не ответил бы ему на улице да ещё и с таким пылом. Джеймс оказался куда увереннее и раскрепощеннее малыша Стива. Может быть, потому, что родился в другом времени. Его даже не смутило, что он знал Баки всего день и что тот даже на вид был лет на десять его старше.
Баки отстранился и горестно застонал. Он этого не хотел. Или всё же хотел? Или не этого?
— Мне нужно уйти, — буркнул он и сбежал, на этот раз используя все свои профессиональные навыки, чтобы Джеймс его не догнал.
***
Весь вечер у Баки звонил телефон, так что в итоге он его просто отключил. Его трясло, как после разморозки. Он оказался не готов к происходяшему. Он банально не знал, что ему делать и хочет ли он вообще в это лезть. А совета спросить было не у кого.
Всю ночь он провёл без сна, взвешивая все за и против, а утром снова включил телефон. Подержал его минуту в руке и...
Набрал
его номер.
