Швы ll Stitches

Из сна его выдёргивает посреди ночной тьмы — приглушённо-отдалённый хныкающий звук. Он заморгал, сгоняя с глаз дрёму, прислушался затем, убеждаясь, что нет, не показалось. И не прекращалось… Столкнув прочь одеяло, Дэвид поднялся на ноги. Выступил в коридор, щёлкнув выключателем и поморщившись от резко вспыхнувшего света. Плач доносился всё отчётливее. Логичным и первым пришедшим в голову решением было заглянуть к Максу в комнату; но дверь и так была уже открыта, и легко увидеть было пустующую кровать. Дэвид поднялся на второй этаж. Всхлипы, кажется, доносились из ванной… Под босой ногой предательски скрипнула половица — и тут же всё стихло. — Макс? — Голос хрипит слегка после сна. — Макс? Ты в порядке? Ни звука. Дэвид прижался ближе к двери. — Макс? Всё то же — тишина. — Кошмар приснился? Если хочешь, можешь со мной поспать, — предложил он. Но ответа вновь не последовало, и Дэвид со вздохом отстранился, потирая глаза. Ясно, да. У нас то самое настроение. Быть может, Дэвиду, уставшего после рабочих будней, и стоило бы пойти спать — но не сейчас, когда Максу, должно быть, чертовски страшно и одиноко. Уже год, кажется, минул с последнего приступа ночных кошмаров; ну, хотелось бы верить, что правда последнего. — Я пойду чай сделаю, в твой мёда добавить? — вновь подал голос Дэвид, стуча осторожно в дверь. И снова ничего. Устало развернувшись, он направился вниз по лестнице. Включил свет на кухне и в коридоре, поставил кипятиться чайник, достал из шкафа пару кружек. Макс обожал чай с имбирём и лимоном, так что его Дэвид и заварил, себе достав пакетик с ромашкой. Затем подумал и выудил ещё и пару блюдец: тортик должен Макса подбодрить. В холодильнике остался последний кусок, так что Дэвид разрезал его пополам, бóльшую часть оставив Максу. Не первой, конечно, свежести — остался с празднования дня рождения Макса, с прошлой недели ещё. Ещё и Нил с Никки остались с ночёвкой, бурно отмечать аж четырнадцать исполнившихся лет, да и прочие друзья подкатили. Даже тётя Гвен была — подруга Дэвида ещё с детского сада. Конечно, с такой толпой буйных подростков справиться тяжко было даже в две пары рук, но Макс был явно доволен. По-своему, конечно, но доволен. Он залил чайные пакетики кипятком, поставил обе кружки на поднос. Вновь поднялся наверх, поставил всё на стол в комнате Макса, включил лампу. И только тогда заметил лежащий на столе же конверт. Письмо. Мужчина встревоженно нахмурился. На белой бумаге размашистым, узнаваемым почерком Макса, было написано: Дэвиду. Он опустился на краешек кровати, доставая из конверта сложенный в несколько раз лист, и даже лампу подвинул себе ближе, чтобы лучше было видно. Пробежался взглядом по скачущим строчкам. Испуганно распахнул глаза. Уронил письмо. И уже мгновение спустя он был у двери в ванную. Дёрнул за ручку — закрыто, но, чтобы наверняка убедиться, подёргал ещё пару раз. — Пусти меня, — позвал он. Ответа опять не было, но в этот раз Дэвид уже начал паниковать. — Я сказал, открой дверь, Макс, и пусти меня. — Он прижался ухом к щели. Изнутри доносилось хриплое дыхание. Что ж, что ж, это уже обнадёживало. — Макс, я нашёл твоё письмо, и… я сейчас очень за тебя волнуюсь, — продолжил Дэвид, изо всех сил отгоняя страх и стараясь звучать ровно и собранно. — Пожалуйста, дай мне войти. Ничего. — Пожалуйста, — он уже практически молил. И снова ничего. — Макс, я серьёзно. — Теперь попытка надавить. — Пусти. Абсолютно ничего. — Макс. Ни-че-го. Дэвид собрался уже было кинуться на поиски чего-нибудь, чтобы взломать или выбить к чертям дверь, как… — Пап, — раздался хриплый зов. — Макс, всё хорошо. Всё хорошо, слышишь, хорошо? Я не злюсь, — мгновенно, тут же, ответил он. Вновь отчаянно подёргал дверную ручку. — Пожалуйста, открой, пожалуйста, Макс. Я здесь, я рядом, просто пусти. Из-за двери донёсся всхлип, затем — приглушённые банным ковриком шаги, и наконец щёлкнул замок. В жизни Дэвид не видел столько крови. В тёмно-алый выпачканы были пол и раковина; лицо же Макса, в контраст, было бледным, словно мел. На полу валялась сломанная бритва без лезвий. Выломаны явно в спешке и вручную — царапины на подушечках подростковых пальцев тому подтверждение. Макс судорожно сжимал собственное запястье, а на ворс ковра чертовски, пугающе быстро просачивалась кровь. Его трясло. И он плакал. Дэвид замер. Но не замер окружающий его мир, даже не замедлился вдруг, всё вообще шло совсем не как в фильмах — а ведь было бы неплохо, быть может, тогда бы не шла так сильно кровь из ран Макса. — Я не хочу умирать, — всхлипнул он. На секунду у Дэвида закружилась голова, на грани словно обморока, а по спине пробежал холод. Но испуг был недолгим, и он спешно рванул вперёд, сдирая с крючка полотенце. — Руку давай. — Но оно же новое совсем, — возразил отчего-то Макс. — Неважно, — откликнулся он, самостоятельно беря Макса за руку и спешно подтаскивая его к раковине, включая воду и промывая раны. Макс вскрикнул от резкой боли; Дэвид извинился, глядя в ужасе на разошедшуюся плоть. Выглядит паршиво. Нужно наложить швы. Срочно. — Дэвид, прости, — снова всхлипнул Макс, разбитый, слабый — Дэвид его раньше таким никогда не видел. Это абсолютно выбивало из колеи и жутко пугало. Но Дэвид упорно держал на лице маску уверенности и храбрости, прижимая сильнее к ране действительно недавно купленное полотенце. — Всё будет в порядке, — подбодрил его Дэвид, взъерошив свободной рукой волосы Макса. — Сейчас остановим кровотечение и поедем в больницу. Макс: такой беззащитный, ребёнок, совсем ребёнок, как годы назад. Сердце Дэвида разбилось на тысячи крошечных кусочков: он с ним не поговорил и не доверился. Дэвид подвёл своего сына. С отчаянно бьющимся где-то в горле сердце он помог Максу спуститься по лестнице. На кухне он вытащил из шкафа аптечку — руки дрожат — и усадил подростка на диван. Дышал он прерывисто, хрипло, пугая ещё больше. Бинт из упаковки и вовсе едва не выпал, но, предупредив виновато, что будет больно, Дэвид обернул им спешно изрезанное запястье; три рулона потратил, но кровотечение остановилось. Кажется, можно выдохнуть. — Идём, в машину. — А ехать обязательно? — слабо подал голос Макс. — Кровь вроде не идёт. — Обязательно, — отрезал Дэвид тоном, не терпящим возражений. — Надо швы наложить. Поехали прямо как были, в пижамах, Дэвид только куртку сверху накинул и обулся; заставил и Макса пальто надеть — только скорее. Он даже страховку медицинскую взять забыл. Неважно. Сейчас главное — довезти Макса до больницы, а там ему уже помогут. Боже, всё словно сон. Кошмарный. Но каждый раз, как кажется, что вот уже, вот, ты сейчас проснёшься — кошмар оказывается реальностью. Он никогда ещё так быстро не гнал. На операцию парня отправили тут же, стоило им только прибыть, и вставили ещё в вену капельницу с кровью — восполнить потерянную. Максу некомфортно было явно: читалось по лицу. Никогда он не любил сочувствующие, этакие опекающие взгляды. Мужчина нервно переплёл пальцы. Надо будет поговорить с социальным работником, ответственным за Макса — как можно скорее. Дэвид мягко коснулся ткани пижамы, поглаживая плечо сына. Порезы быстро зашивали, но ощущения далеки от приятных: видно было, как жмурился и скрипел зубами Макс. Надо проверить будет, что ему выдадут обезболивающие. После процедуры медсестра сообщила, что ей необходимо заполнить некоторые бумаги, и, уходя, задёрнула за собой штору, отделяя их словно от всего прочего мира. — Макс, я тебя очень люблю, — начал Дэвид, стоило им остаться наедине. Взгляд карих глаз был устремлён ровно в пол. — Ты же ведь знаешь, да? Или я слишком редко об этом говорил? — продолжил он: руки так и выпачканы в алой крови, а на глазах — предательские слёзы. — Или я делал что-то не так, что тебе казалось, что я тебя не люблю? — Он смолк. — Почему… почему ты?.. — Хватит, — ответил Макс. Резко. Категорично. И весь вид его, казалось бы, просто кричал, что говорить подросток не настроен, но Дэвид молчать отказывался: — Ты мог бы просто… — Да заткнись, блять, уже. Что ж. Да будет так. Молчание тяготило, и тишина стояла гнетущая. Совсем как в первый день их встречи. Они же столько достигли, столько преодолели, столько времени вместе провели. Но все разделённые ими тайны, все слёзы, улыбки… теперь казались фальшивыми. Дэвид уверен был, что Макс счастлив. Наконец-то, боже, счастлив. Он заслуживал всего счастья мира. Дэвид же даже не сумел сообразить, что его приёмный сын в нём нуждался. Вслух он не произнёс ни слова — а Макс так и не поднял взгляда.