Бог за оконной рамой

      С трудом выспавшись, он встал с кровати, оглядев комнату, полную его собственного уныния. Повсюду мусор, что заполнял и без того маленькую комнатушку. Раздавленные жестяные банки, пустые бутылки из-под алкоголя, нестиранная одежда, источавшая подозрительно не волновавший его запах. Он вздохнул и вспомнил, как его зовут.       Поднявшись с постели, которую давно уже никто не застилал, он поплёлся на кухню, шаркая шлёпанцами, что успел неосознанно надеть на ходу. Глаза его слиплись, он хмурился на темноту, всё ещё окружавшую его. Сегодня она выглядела по-особенному гнетуще. Дойдя до стола и сев на расшатанный стул, он потянулся за коробком спичек, что лежал позади него на обесточенной микроволновке. Следом, вытащив пачку сигарет, которую он использовал как закладку для книги, он открыл её и шумно выдохнул, увидев там две последние. Кажется, сегодня он не разгуляется.       Он вытянул ноги, расслабился, зажал сигарету между зубов и аккуратно зажёг её, сразу же глубоко затянувшись. Он почувствовал мерзкий вкус во рту, но не обратил внимания на это обстоятельство, что перестало его хоть как-то волновать уже несколько лет кряду. Ещё одна затяжка, и кухня, и так уже насквозь провонявшая, наполнилась дымом. В пальцах он вертел горящую спичку, разглядывая огонёк и выпуская клубы дыма. Неожиданно, он поднял голову, прислушиваясь, а затем, улыбнувшись, будто что-то вспомнив, он схватился за ниточку, висевшую у окна, и потянул за неё, озаряя весь дом нестерпимым светом.       За окном, в белоснежной пустоте без дна и потолка висел огромный карикатурный глаз, будто нарисованный двумя штришками заскучавшим художником. Размерами он был с саму квартиру, но на отдалении прекрасно помещался в обзор из прокуренной кухни. Заключённый в этом странном мире улыбнулся и впустил очередной дым в его жизни из прокашлянных лёгких, наблюдая, как осыпается пепел, как на кончике тонкого белого цилиндра, что высасывает из него жизнь, разгорается миниатюрный ад. — Ты всё ещё здесь, да? Я и не сомневался, знаешь ли.       Огромный глаз, не моргая, смотрел на него. Прямо на него, внимая каждому его слову. — Я не знаю, чего ты меня здесь держишь, я был уверен, что ей было восемнадцать.       Он расхохотался своей еженедельной шутке и раздавил бычок о пепельницу, заполнившуюся до краёв пеплом от множества и множества смертей в маленькой аккуратной упаковке. У него был план выбесить Его своими одинаковыми шуточками каждый день, но за много часов, недель, дней, столетий, тысячелетий — он честно не вёл счёт времени — ему не удалось заставить Его и моргнуть. Он просто следил за его движениями в этой маленькой, замурованной в вечности, квартире, внимая каждому произнесённому слову с одинаковым терпением. — Ну что?       Взгляд. — Ну что?!       Он нервно засмеялся, испугавшись собственного крика. Заметив, что руки без его воли вцепились в осколок треснувшей тарелки, он бросил его в раковину, и так полную посуды. Мило улыбнувшись, он обратился к своему вечному собеседнику. — Не подкинешь сигарет? Я тут как бы умереть пытаюсь.       Сказав это, он сразу же закрыл и открыл пачку, обнаружив внутри очередную порцию маленьких солдатиков дыма и грязного пепла, в котором были порядочно испачканы его ногти. Поправив засаленные волосы, он достал ещё одну сигарету и зажёг её. — Спасибо.       Затяжка. Дым в комнату. — Как дела?       Око не ответило. Оно всё так же беспристрастно смотрело на заключённого. — Удивительно. А вот у меня всё так же одинаково, знаешь ли, мало что здесь меняется, как ты, наверное, мог заметить. Меня всё также держат здесь, непонятно, за что.       Он кинул взгляд на Него. Сияние пустого мира немного ослепило его, всё ещё слегка заспанного. А затем, он закричал, ещё раз. — Ну, ответь! Ответь мне! Я хочу поговорить! Скажи мне, за что я здесь? Что это? Рай или Ад? Мои галлюцинации? Всё это одновременно?       Он вскочил со стула и начал ходить по кругу в этой маленькой кухне, пока ещё не захламленную им самим же от скуки, лени и прочего. — Я уже хрен знает, сколько здесь сижу! Ты ни разу, ни одного чёртового разу, не объяснил, что я здесь должен сделать! Вот что? Что?!       Ярость заставила его ударить по дверце холодильника, давно не работавшего и пустого. Пульсирующая боль отдалась от руки и дальше, в голову, в мозг, смазывая его мысли в одну бурую краску. Он замычал от раздражения, грохнулся обратно на своё место и поник головой, ожидая, пока пройдёт боль в раскрасневшейся руке.       Спустя минуту он резко вернулся на исходную, вытянул ноги под стол, положил локти на столешницу и в молитвенной позе уткнулся лицом в свои ладони. Вонь витала вокруг него, отравляя жизнь. — Я даже вспомнить точно не могу. Что ты от меня хочешь? Как я могу искупить свою вину, не зная даже, что я такого натворил? Скажи мне? Ты же наполняешь мир вокруг, как я читал, ты и сам этот мир. Хоть на секунду перестань быть блядским глазом в пустоте и ответь на мои простые вопросы, которые я задаю тебе, уже целую вечность, ну же.       Око висело в пустоте, чуть мерцая, и наблюдало за ним. — Нет? Ну ладно, я сам приду к решению. Вот серьёзно, я буду играть сегодня по твоим правилам, я буду перебирать в голове всю свою жизнь, ведь за этим ты меня здесь заточил?       Ладони с грохотом упали на стол, встряхнув всю кухню и заставив пепел с двумя свежими окурками осыпаться на стол и на пол. Тихо звенели и дрожали тарелки. — Я точно помню, что никого не убивал. Это ведь по твоим правилам? Ты ведь любишь, чтобы никто не страдал, сволочь? Я знаю, что любишь, во всех святых книжках написано, что убивать плохо, а хоть одну из них ты да написал. Я никогда не воровал. Ну… Исключая тот случай с презервативами в супермаркете. Ну ладно, те случаи с презервативами в супермаркетах. И батончики тоже. И ещё… Я, кажется, не вернул джойстик своему брату… Ах да, ещё я однажды стащил сиги у отца. Ну ладно, не однажды, а на протяжении… Семи лет. Какой ужас. Только не говори, что загнал мою душу сюда за все эти мелочи! Ты уже наградил меня за это раком лёгких! В конце концов, супермаркеты — зло, а брат мой сам мне этот джойстик дал. Ну, почти, да-да, я его немного заставил. Да! Отнял джойстик, да признаюсь, ты же всё равно всё знаешь, обиженка. Это мелочи! Из-за этого не мог… Нельзя так наказывать души!       Он зажёг очередную сигарету и, куря, начал рисовать пеплом круги и спирали, не прекращая свой монолог. Его внимательно слушали. — Какие ещё грехи есть? Ну, нет, я не был особым развратником. Хотя… Пока жил, да-да. В основном всё было культурно, как у всех, никаких чудес. Была парочка случаев, но это скорее анекдоты для курилки, знаешь ли, там смешного и стыдного больше. Ну, было у меня одновременно две девушки на момент… Смерти, пожалуй. Хотя нет, когда умирал, девушек у меня больше не было… Не знаю… Хотя было смешно видеть их лица! Ну, ты же видел, как они смотрели друг на друга в комнате ожидания, обнаружив, в конце концов, что идут в одну палату. Надо отдать обеим должное, они не устраивали скандалов, хотя я этого не ожидал… Но, сволочи, пакеты с едой забрали, всё-таки.       Он задумался, потушив очередную сигарету и поджигая новую. — Больше меня никто и не навещал. Твоих рук дела тот пожар? Ты всё помнишь. Ты всё помнишь. Не моя тогда была вина, я отсутствовал. Не было меня там! Я бы не смог помочь всё равно, не смотри! Не смотри. Херовыми они родителями были, в конце концов. Ни черта я не должен был за ними присматривать, у меня своя жизнь была!       Затяжка. Голубые глаза, уставившиеся в пустоту печали прошлых лет. — А брат? Его ты тоже забрал согласно своему плану? Его тоже? Он никому ничего не сделал никогда плохого. Или ты так решил меня к концу подвести? У него было будущее, в отличие от меня, мог бы и помедлить… Блять, это же смешно. Не будь тогда гололёда, той ночью… Я ведь хотел ему позвонить, довезти, ему не надо было идти по морозу. Хотел, денег не было, думал, потом положу. Не позвонил, он пошёл к этой, поскользнулся, его сбила машина, он умер в реанимации. Мне позвонили… Когда, напомни? Спустя неделю, сука! Неделю! Его уже отпели и похоронили! «Нам очень жаль, ла-ла-ла» — Ха! Мой брат перестал существовать благодаря ебаному оператору, что включил мне ебучую кучу полезных опций на номер.       Очередной окурок в куче пепла. Он закашлялся, доставая очередную сигарету. — Плевать мне было на рак! Я тогда был уже мёртв! Ты лишь ускорил моё решение о смерти. Убил меня за суицидальные мысли, да? А за что тогда? Я должен угадывать до бесконечности? Может за кота, которого я однажды выкинул за дверь и который так и не вернулся? Ну что ещё? Не придержал дверь какой-нибудь старушке? Да сами они виноваты, что я? Это у тебя в писании написано что ли? Или в уголовном кодексе? Да гори всё синим пламенем и ваш этикет тоже.       Он замолчал. Мысли в голове и сухость во рту одолели его. Магическим образом у его ладони оказался стакан молока. — Я ненавижу молоко, чёрт тебя, ну ладно.       Он отхлебнул немного, озираясь на кухню, лишь бы не смотреть на своего собеседника, зависшего в вечной пустоте и наблюдавшего за ним. Интерьер вызывал у него лишь тягучую ненависть к своей однообразной жизни в этом аду. — Да, я ненавидел своих родителей, но виноват ли я в этом? Может они всё-таки? Какое право они имели так забыть про меня? Я за себя не отвечал в детстве, знаешь ли, вырос долбоёбом и концы в воду, куда они глядели? На что надеялись? Они вообще не обращали на меня внимания! Я пропускал школу, а им было плевать! Я не возвращался неделями домой, а они даже не звонили! В итоге что? Просранный институт, колледж, профессия, не стоящая нихуя. Посмотрите на этого додика! Куда полез! Просрал полжизни в свои сигареты и теперь за знаниями тянется, ути, блять! Брату повезло больше, он родился позже, да… Он смог бы в люди выйти. Но ты его убил, хладнокровно. Как и родителей, не оставив мне и шанса всё исправить. Так любил мою жизнь рушить?       Бог смотрел на него, внимательно слушая монолог злобы и ненависти. — Да чтоб тебя! Я самый обычный человек! Обычнее некуда! Я просто неудачник! Ты всех так мучаешь своим молчанием? Или только я такой особенный? Почему ты молчишь?.. Почему? Ты мог бы просто сказать, чем я так особенен. Ты мог бы сказать, кто я такой. Ты мог бы сказать, в чём моя вина. Я просто неудачник, сволочь же ты всемогущая. Хватит тратить на меня свою вечность!       Стол, подхваченный приливом ярости, упал на пол, осыпав всё пеплом, вызвав грохот, разрушив треснутые мысли узника окончательно. Молоко медленно растекалось лужицей из разбитого стакана. — Я не виноват! Не виноват! Не виноват! Не виноват! Блять, да чтоб тебя! Я не виноват!       Окно разбилось от невообразимой силы, отправив тысячи острейших осколков резать воздух в направлении виновного, размазывая по пространству кварки безумия. Лезвия протыкали его со скоростью пули. Резали его горло, рвали сердце пополам, кромсали руки, артерии, сотнями втыкались в незащищённый впалый живот, пронзая внутренности. Предвосхищая его предсмертный хрип, один из осколков ворвался в его рассудок самым инвазивным способом, разрезав пополам его голову. Он проснулся. Снова. И вспомнил своё имя.