Как понравиться плохому мальчику?

От Чонгука постоянно пахнет сигаретами, которые он нагло стреляет у Юнги. Хен страшный в гневе человек, мрачный и не склонный водиться с дураками, но всякий раз завидев бескомпромиссно улыбающуюся рожу Чона и протянутую руку, разрисованную черной гелевой ручкой, что-то в нем щелкает, и он благосклонно выполняет любую его просьбу, сохраняя хладнокровие, но чуть-чуть отсвечивая теплой несвойственной ему ухмылкой. Помимо ментоловых сигарет от Чонгука пахнет одеколоном, который до чертиков напоминает женский. На густой цветочный запах оборачивается множество людей, и некоторые с досадой подмечают, что шлейф окутывает не незабываемую красотку, грациозно ступающую по жизни от бедра, а странно выглядящего паренька, спрятанного в черную толстовку не по размеру, словно в кокон, которому на глаза лезет иссиня-черная челка, а в зубах то и дело появляется незажжённая сигарета. Самое цепляющее в Чонгуке — умные глаза-льдинки, острием бритвы вскрывающие собеседников, как почтовые конверты. Есть в его взгляде что-то запредельно мистическое. Не зря по школе то и дело пускают слухи о его «дьявольской» крови, а девчонки, шушукающиеся по стерильным туалетам, вздыхают и жалуются на происки черной магии: опять похитил Чон чье-то невинное сердце! Но Чимина все же привлекает в Чонгуке кое-что другое. Не запах, не взгляд, не мистическая кровь. Его все тяготит изгиб равнодушных нежно-розовых губ и маленькая родинка под ними, подобная отчетливому кресту на карте золотоискателя. В сущности это ерунда. Маленькая деталь, которую без труда затмевает красота юного лица и тела. В Чонгуке есть на что посмотреть. А Чимин зациклился на ней. На родинке под выпуклостью губ. Еще немного и он сможет уверенно сказать, что именно в нее и влюбился. Когда же это произошло? Пак смутно припоминает. Точно не в первую встречу, когда Чонгук приехал в школу на своем грязном мотоцикле. Тогда он пах не столько сигаретами, сколько спиртом. Он получил выговор от директрисы и долго стоял у ее кабинета, пока с ней вел беседу его отец, пинал невинный ламинат и нервно кусал губы. Чувства пробудились точно и не при знакомстве, когда Чон нехотя протянул свою руку в мозолях и следах едкой краски, прожег ледяным взглядом и недовольно выплюнул, скривив красивое лицо: «Чимин хен». Кажется, это произошло после того, как Чонгук отнес девушку в обморочном состоянии в медпункт. А если уж совсем быть точным, после того, как он отдал озябшему Чимину свой зонт в один непогожий день, назвав его отнюдь не нежно: «Дурак хен». Тогда впервые Пак оценил движение плавных губ и родинку, высказал своё недовольство и встретил насмешливую улыбку. Вот и исток всех душевных мук. Чонгук младше на год. Казалось бы, совсем чуть-чуть, какие-то триста шестьдесят с небольшим дней! Но Пак чувствует какой-то чудовищный, страшный, невыносимо огромный разрыв, исчисляемый уже не в годах, а в веках. Чон очень-очень, больно-больно, страшно-страшно далек. Каждый день Чимин «случайно» встречает его в коридорах, наслаждается близостью их тел, но сокрушается от мысли, что расстояние между ними не меняется, возможно, увеличивается быстрее, чем двигается Земля по своей орбите. С того случая с зонтом у них так и не вышло нормально поговорить. Пак пытался подойти, завязать примитивный диалог, но у Чонгука всегда нет настроения и вечное и неизменное «как-нибудь потом». Чимин злился, расстраивался, ненавидел попеременно, то себя, то его, не находя ответа: почему у них не выходит общаться? А потом на одной из скучных вечеринок дома у какой-то популярной одноклассницы, на которую Чимин попал чисто по случайности, Пак поймал Чонгука в объятиях Тэхена. Они увлеченно целовались в окутанной мраком комнате, сплетались, как змеи, сгорали от запретной страсти. На один вопрос стало меньше. Сердце встречать Чонгука набатным колоколом не перестало. Тэхен — одноклассник Чимина. Красивый, как с обложки журнала. В интеллектуальных способностях примерно такой же, как и кусок картона. Короче, умом не блещет. На уроках постоянно спит, пуская слюни на парту, рисует в учебниках и играет в приставку. Пользуется совершенно безумной популярностью у слабого пола: вокруг него вечно юбочки, грудки, розовая помада и запах ванили. Тэхен всем очень рад. К его лицу приклеена улыбка, которая никогда не выражает его настоящих чувств, которая идет по дефолту и на самом деле немного раздражает: он улыбается всему и всегда. Чимин с Тэхеном не общается. За все учебное время они перекинулись, дай бог, десятью фразами. Поэтому поинтересоваться природой их с Чоном отношений Пак не решается. Да и скажет ли Тэ что-то? Неужели будет оправдываться? Объясняться? Вряд ли. Скорее посмеется над чужим любопытством, как-нибудь хитро оскорбит или даже просто проигнорирует. Ни к чему утруждаться. Чимин не хочет сравнивать. Если постоянно себя с кем-то сравнивать, то никогда не сможешь стать самим собой, подгоняя себя под чужие стандарты. Но с Тэхеном Чонгук общается, счастлив и всегда рад, кажется, что его общество доставляет ему неповторимое удовольствие. Поэтому Чимин сравнивает. Скрупулёзно и так неправильно! Тэхен выше, шире в плечах и улыбка у него красивее. Он веселый, глупый и свободный, Пак напротив: уныл, умен и заперт на несколько замков. Тэхен легко заводит новые знакомства и к нему тянутся люди, к Чимину тянутся с опаской, поглядывая на стопки учебников и находя лицо Пака слишком серьезным, а нрав отталкивающим, чтобы связывать себя с ним отношениями. У Тэхена ужасно много друзей, а у Чимина ни одного… Вот поэтому с Чонгуком не суждено. Вообще никак. Не пересечься даже случайно: на тусовке, где правит Чон, воруя сигареты Юнги и свободно целуя Тэхена в губы, Чимина вряд ли позовут. Не судьба, не судьба, не судьба. Надо быть покорным и смиренным. Принять и забыть, смело черкнуть ручкой, отчертив эту неудачу и приняться за что-то новое. Но губы и родинка не выходят из головы. По ночам Чимину снятся не какие-то развратные, пошлые сны: только розовые губы, гнущиеся самым странным образом и родинка, дрожащая под ними. Вот и все. Достаточно, чтобы вызывать у Пака поллюции каждую проклятую ночь. Действительно пора задуматься о черной магии и дьявольской крови Чонгука. Раньше же никто так не привлекал! Чимин припоминает гремучее чувство, раньше разрывающее грудь, но то был временный пожар, быстро сходящая на «нет» лихорадка. Чонгуком Чимина лихорадит уже три месяца. Чимин познает йогу и медитацию, надеясь с их помощью освободить разум от запретного и спасти ночью белье от постыдного излияния, но ничего не помогает. Хотя сны становятся ярче, четче, появляются линии рук и ощущается тяжесть и упругость чужих пальцев. Теперь кончать от видений становится не так стыдно, но все равно неприлично. Пак страдает молча, лелеет плечи Чонгука при случайной встрече, не надеется ни на что, только уповает на то, что Чон сейчас повернется в его сторону, а может, подарит ту самую насмешливую улыбку, как тогда под проливным дождем. — Тэхен и Соён встречаются! — визжит одна из одноклассниц, покрытая ярко-красным румянцем, размахивая руками. — Не может быть! — вторит ей другая, подлетая к ней. — Именно так! Они сегодня объявили! В инстаграме их фотографии со свидания на прошлой неделе. В классе повисает тишина. Доставать телефоны в учебное время воспрещается, но тут все тянутся к своим смартфонам, дабы убедиться в правдивости слухов. Никто не верит. Чимин тоже. У Тэхена есть Чонгук, зачем ему какая-то Соён? Но по визгам, по крикам, по расстроенным возгласам, по горячему шепоту становится ясно, что слух правдив. Пак только краем глаза ловит лишь одну фотографию, где Тэхен в белом свитере прижимает к себе худенькую девушку и целует ее в губы. Получается, Чонгук в пролете. Чимин даже не знает, радоваться ли ему. Чон же не сильно из-за этого будет страдать? Глупо отрицать: в секунду, когда слух подтвердился, Пак не смог сдержать счастливой улыбки. Хорошо, что никому на свете нет дела, чему улыбается Чимин. В этот же день он задерживается после уроков, выжидая появления Чонгука. На школьной велосипедной парковке гордо стоит его чистенький мотоцикл, сообщающий, что владелец все еще грызет гранит науки. Пак стоит, погрузившись в чтение учебника, и едва не пропускает Чона. Он выходит из школы без лица. Двигается быстро и ни на что не обращает внимания. Чимин пытается его привлечь своим энергичным приветом, но Чонгук садится на своего железного коня, надевает шлем и грубо чеканит: «Пока». Общение и в этот раз не задалось. Дома Чимин предается унынию, пожевывая крекеры перед домашним заданием. Чонгук его избегает. Пак не дурак и отлично понимает, что так оно и есть. Нельзя иначе трактовать такое поведение. Только вот не выяснить причины. Почему он так холоден и так груб? Чимин Чона совсем не понимает. Порой он нежен и добродушен, а над головой его парит небесами дарованный нимб, то у него лезут рога и заостренный хвостик, он шипит и тычет вилами Чимина в бок. Очень хочется с кем-то обсудить все происходящее, получить совет или хотя бы поддержку. Паку бы хватило и слов: «Все будет хорошо», — но список контактов пуст. Да и в жизни такая же пустота. Никому общение с отличником Пак Чимином не сдалось. Одни завидуют успехам, другие ненавидят за них, третьи презирают за отсутствие жизни и помешанность на образовании, четвертые просто признают, что не ровня, а значит, бессмысленно прокладывать дорогу дружбы. Когда-то Чимина пытались использовать в своих целях, но Пак не настолько сердоболен и отчаян, чтобы прикрывать чужую глупость ради вида, что кому-то нужен. Лучше уж так. В гордом одиночестве. Хотя не лучше. Чимин просто не хочет становиться средством и жить в иллюзии. Гремит входная дверь. Пак ежится, затем разминает плечи и выходит из комнаты. На пороге квартиры стоит мама, облаченная в свой лучший деловой наряд бежевого цвета. У нее идеальный макияж и прическа, но лицо не выражает счастья. Глаза глядят стеклянно, губы сомкнуты в спазме, словно она сдерживает рвоту. Во всей ее фигуре читается усталость, недовольство, гнев. Она кидает свою черную сумочку на пуфик и становится перед зеркалом, расплетает сложную прическу, вытаскивая серебряные шпильки и морщась от недовольства. Мать Чимина относится к тому типу людей, которые недовольны абсолютно всем. — Привет, — робко произносит Мин, не сводя с нее пытливого взгляда. — Привет, — тихо отвечает она. Когда они говорят, Пака не покидает чувство, что это не разговор двух близких родственников, а диалог деловых партнеров, которые строят доброжелательность, тянут улыбки, но на самом деле искренне презирают друг друга, не находя никаких точек соприкосновения, желая как можно скорее разойтись. Казалось бы, что мать должна быть самым близким и родным человеком. Но как бы не так. В ней нет никакой любви, ни единого на нее намека. Она холодна, равнодушна и кажется, что встречая Чимина взглядом, всегда удивляется: «Неужели я сама его родила?». С самого детства Пак ощущает их оторванность друг от друга. В памяти во всех важных сердцу моментах триумфа и падения Чимин стоит совершенно один, утешаемый чужими людьми, а перед ним силуэт стройной женщины — его матери. Она в юбке, пиджаке, с распущенными волосами и ярким макияжем, сразу бросающимся в глаза. Она поворачивается лишь раз. Ее брови нахмурены, лицо печально: «Чимин, опять?» — устало восклицает мать, затем резко разворачивается и быстрым шагом идет вперед. «Малыш, не плачь», — доносится со всех сторон. Но ни один из голосов не является материнским. Чимину требуется много сил, много решимости, много душевного огня и отчаяния, чтобы начать с ней разговор о своей любви. Он предугадывает исход, но надеется на лучшее, поэтому состроив улыбку, пытается начать самый сложный в его жизни разговор: — Мам, я хотел поговорить… — О табеле? — тут же перебивает она, поворачивая голову. — Только не говори, что твои оценки стали хуже. Ты же знаешь, что в университет берут только с самыми впечатляющими результатами. — Не в оценках дело. — А, — успокаивается она, — тогда, ладно.… Хотя, нет, постой, вот с отцом увидишься в конце месяца с ним и поговори. — С тобой нельзя? — злится Чимин, сдерживая откровенный упрек. — Малыш, мама устала, я столько сегодня бегала, дай мне отдохнуть. Может, через часок другой я с тобой поговорю. Но ты же знаешь, что я в этой твоей учебе совсем не разбираюсь. Да и разве отец плохой советчик? Он все же умный такой. У него надо советы спрашивать. Она даже не пытается убедить Чимина в том, что говорит честно, искренне. Она смотрит только на себя в зеркале, любуется своей еще не ушедшей красотой и упивается карьерой. Ей не до него. Даже сделать вид, что ей хотя бы немного интересен собственный сын, она не может. Пак столько лет хочет высказать ей все о ее псевдо материнской любви, о ее холодности и равнодушии, о том, как ему надоело быть для нее просто средством мести мужу, который нашел себе девушку помоложе да поинтересней. Чимину надоело быть разменной монетой в их ссорах. Так почему нельзя это прекратить? — А еще не говори отцу про господина Джинуна, хорошо? Наверное, потому что даже если он возьмется ей все высказывать, то ничего от нее не добьется. Чимин уверен: они живут в разных, противоположных плоскостях. Все его слова она понимает как-то иначе, а что у нее в голове он не поймет никогда. Поэтому эти разборки бессмысленны. Они внесут только лишнее напряжение в их дом. — Я завтра не буду ночевать дома, так что оставлю тебе денежку на ужин. Закажи что-нибудь. Чимин кивает. Не в первый раз. Никто не скажет: «Всё хорошо». Поэтому Чимин сделает это сам. На следующий день после уроков ему не хочется возвращаться домой. Там все вызывает беспокойство, тревогу, грусть, акцентирует одиночество, выделяет ненужность, закрепляет и так уже усвоенное Чимином знание: «Тебя нигде и никто не ждет». Поэтому Пак идет в кафе, пьет чай с мелиссой, поглощает разноцветные макароны и лениво делает домашнее задание. После того, как все письменные работы завершаются, Чимин заказывает себе кофе со сливками и выходит на улицу. Прохладно, но еще не холодно. В чуть матовом воздухе витает приближающаяся зима. На часах почти восемь. Пак проходит около двухсот метров и останавливается у круглосуточного магазина, где собирается закупиться лапшой и чем-то сладким. Еще один день прошел. Пролетел, как будто его и не было. Когда-нибудь откроешь глаза, а уже так же незаметно пролетела вся твоя жизнь, забыв тебя об этом предупредить. Чимин смотрит на небо и понятия не имеет, что ему делать дальше. Сердце скрипит от тоски, идти некуда, звонить некому, остается вот так стоять под козырьком магазина, разглядывать проступающую сквозь одеяло облаков луну и надеяться на лучшее. Чимин не назовет себя оптимистом, скорее он трезвый реалист, но когда остаешься в полном одиночестве в городе, где так буйно цветет жизнь, то начинаешь медленно, но уверенно шагать в топь пессимизма, депрессии, касаться того самого запретного вопроса: «А стоит ли того вообще наша жизнь?». Дверь магазина открывается со звоном колокольчика, и из помещения выбегает несколько парней, весело гогоча. Один из них задевает Пака плечом и тот проливает немного кофе на свою чистенькую одежду, тут же сокрушаясь по этому поводу. Чимин очень чистоплотен и ненавидит грязь. — Прости, — раздается почти сразу. Пак устремляет злой и полный презрения взгляд на вредителя, а наталкивается на Чонгука. Он моргает пару раз, не веря, что перед ним действительно Чон Чонгук. Черноволосый, в белой футболке, синих джинсах и кожаной куртке нараспашку. В его ушах блестят серебряные сережки-кольца, а в губах незажжённая сигарета, а под ними та самая, производящая неизгладимое впечатление, родинка. — Вот, — Чонгук пихает Чимину в руки свой невинно-розовенький платок, выуженный из кармана джинсов. Старший его растерянно принимает и не находя слов, чистит одежду. Чон стоит рядом, словно дожидается чего-то. Спасибо? Возмести ущерб? Держи свой платок? Хочешь чашечку кофе? Чимин разрывается от вариантов. Что именно он должен сказать в такой ситуации, чтобы впечатлить Чона и привлечь к своей персоне? Как надо извернуться, чтобы понравиться этому плохому мальчику? — Это твой одноклассник? — вдруг раздается вопрос, а из-за спины Чона выплывает парень с ярко-красными волосами и шальной улыбкой. — Нет, он мой хен, на год меня старше. — Правда? — изумляется парень, разглядывая Чимина с головы до ног. — Мне кажется, что он наоборот младше. Лицо такое детское. На самом деле Пака раздражает, когда упоминают его лицо и якобы низкий рост. Это давно уже не смешно, не весело, не стоит внимания, но люди все продолжают тыкать в его недостатки с невероятным энтузиазмом, словно до них этого никто не замечал. Еще Чимину не нравятся эти оценивающие взгляды, громче слов говорящие: «Вот тело потрясающее, а лицо детское, словно не успевает за ним». Но он культурный. Поэтому не выказывает недовольства, лишь выдает напряженную улыбку. — Может, хочешь выпить с нами? — предлагает красноволосый. — Я? — изумляется Чимин. — Я несовершеннолетний… — Так он тоже! — веселится парень, тыча в щеку Чонгука указательным пальцем. — Прекрати, — требует Чон. — Он отличник-паинька, такие пьют только после тридцати с разрешения мамы, папы, дедушки и бабушки, желательно в письменном виде и с заверением у нотариуса, если не епископа. «Вау», — выдает товарищ Чона, а Пак едва от удивления не открывает рот. Вот значит, какого Чонгук о нем мнения. Чимин не показывает, но он страшно раздражен, зол и обижен. Конечно, он еще не пил, но это не значит, что он настолько ограничен, а ошейник на его шее так туг. Чон его крайне недооценивает. Да как он вообще может так о нем говорить? Что он о нем знает? Они даже и не говорили никогда. С каждой минутой Чимин злится все сильнее. Он не позволит Чонгуку пороть всякую чушь. Он не имеет права! Неужели все это игнорирование связано с тем, что он считает его святым? — Я не против, — четко отвечает Чимин, глядя не на Чона и его проклятую родинку, а в глаза незнакомцу, который с интересом наблюдает за происходящим между ними. — Другое дело! Меня зовут Чон Хосок. Я студент. Учусь на маркетолога. — А я Пак Чимин, пока просто учусь. — Отлично! — Хосок хватает Пака за руку с платком, вырывает его и возвращает Чонгуку, а затем активно пожимает ладонь. — Выпьем же за знакомство! Хосок притягивает к себе Чимина, кладет ему руку на плечо и ведет себя так, словно они знакомы сотню лет. Чон плетется позади и трещит о чем-то своем. Пак решает его не слушать, но все же вырывает очень четкое: «Я за тобой следить не буду». Чимин хмыкает про себя и прикусывает губу. Будто бы ему нужна нянька! Чимин неловко вливается в компанию (все студенты, он никого не знает). Хосок знакомит его со всеми, но Пак не запоминает имена, да и по лицам видно, что никто не горит желанием общаться со школьником, кроме, конечно же, прилипшего к Паку Хосока. Пить они идут не в какую-то темную подворотню, чего боялся Чимин, а на большую и светлую квартиру одного из парней. Чон усаживает Пака за стол и уходит на кухню, обещая вернуться с чем-нибудь вкусненьким. Ребята разбирают наполненные мешки и на столе появляются бутылки и банки всех цветов и марок. — Стойте, а он же не скидывался, — говорит кто-то и указывает на Чимина пальцем. Пак теряется в первую минуту, а во вторую уже тянется к рюкзаку за кошельком. — Я заплачу, — вмешивается Чонгук. — Не надо, я сам, — протестует Пак. — Это не для тебя, я в прошлый раз не платил, а ты все равно больше одной банки пива не выпьешь. Все задорно смеются, а Чимин деревенеет, размышляя над тем, сколько он сегодня выпьет, чтобы утереть нос Чонгуку. Младший улыбается ему дерзко и самоуверенно, упиваясь своей остротой, не представляя, что его ждет. Первая банка — самое сложное. Чимин мучает ее почти полчаса. Она горькая, мерзкая, противно холодная. Никак не понять, чем пиво так нравится всем остальным. Пак давится ей под хохот всех присутствующих, но в итоге домучивает, допивает последние капли и принимается за зеленую рядом стоящую бутылку уже под всеобщие аплодисменты. Дальше идет куда лучше: Чимин пьет, но уже не чувствует горечи, вкус уже не противный, он просто никакой. Однако с каждым глотком становится все лучше, легче, веселей. Внутри приятно пустеет. Пак даже забывает, что пьет, чтобы насолить Чонгуку. Он веселится, смеется над шутками, улыбается и хорошо проводит время, редко кидая на Чона взгляд. Он выглядит не особо счастливым и пьет не так активно, как ожидал Чимин. Ходили слухи, что он и бочку может осушить в один присест, но Чон пьет медленно, его больше интересует принесенная кем-то гитара. — Да не верю! — вдруг возмущается парень, размахивая руками. — Во что не веришь? — живо спрашивает Хосок. — Что у самок гиен есть члены. Природа бы такого не допустила. Это как-то неправильно… Они, что ли, самцов оплодотворяют? — Конечно же, нет, — смеется звонко Чимин, влезая в разговор, попутно расплескивая свое пиво. — Когда-то люди считали, что пятнистые гиены — гермафродиты. Но все куда проще! Из-за высокого уровня тестостерона у самок образуются ложномужские органы. Если по-простому, то у них клитор достигает пятнадцати сантиметров, что затрудняет определение половой принадлежности. Еще у гиен нет влагалища, поэтому рождение детенышей происходит именно через него. — Хера! — Откуда ты это знаешь? — изумляется Хосок. — Я люблю зоологию, — ехидно отвечает Чимин. — А что еще интересного знаешь? — спрашивает кто-то. — Да много всего, например, у морских коньков икру вынашивает самец. Так Чимин становится почти звездой вечера, проводя урок зоологии с пристрастием. Кто бы знал, что безобидное увлечение окажется так интересно пьяным студентам. Даже Чонгук подключается. Не особо блистает интересом, но уже не так равнодушно бренчит на гитарке где-то в углу. В завершении вечера Чимин понимает, что слишком пьян. Он выпил, наверное, бутылок десять. Голова совсем не соображает. Он встает, а мир кружится. Ему трудно читать и еще сложнее думать. Он пытается объяснить Хосоку, что ему нужно такси, чтобы добраться до дома, но Чон бегает туда-сюда, улыбается и отвечает на все «да-да», даже не вникая в суть вопроса. Чимин понимает, что придется как-то самому добираться до дома. Не может же он остаться ночевать в этой шумной квартире. Надо обязательно домой. Пак отважно поднимается с дивана, отходит от заставленного бутылками стола и маленькими шажками, держась за стеночку, доходит до коридора, встречая там новое препятствие. Нужно натянуть кроссовки. Сначала Чимин пытается сделать это стоя, поочередно, держась за стенку, но не выходит и он с грацией мусорного мешка усаживается на пол. Он отдыхает несколько минут, восстанавливая дыхание, успокаивается, а затем берется за кроссовки вновь. — Не умеешь пить — не пей, — звучит строго над Паком голос Чонгука. Чимину нечего сказать в свое оправдание. Справедливо. Он потом подумает над своим поведением, а пока насладится собирающимся Чоном. Младший изящно натягивает на себя кожанку, затем элегантно обувает черные мартенсы, быстрым жестом поправляет волосы, смотрясь в зеркало. Удивительно, он совсем не выглядит пьяным. Как ему удалось? Чимин восхищен. Он выглядит невероятно трезвым. И еще более красивым. Казалось бы, куда уж красивее. Возможно, во всем виноват алкоголь, а может… — Ты еще долго так сидеть будешь? — спрашивает Чон, бросая на Чимина колкий взгляд. — А что? — Ничего, — огрызается младший. — Натягивай кроссовки, поднимайся и пошли. — Я не просил меня ждать, — вредничает Чимин, все же приступая обуваться. — Ты сейчас договоришься. «И что ему от меня надо?» — возмущенно думает Пак, пытаясь завязать шнурки, которые, несмотря на все его усилия, не поддаются, не связываются, только болтаются и увеличивают градус раздражения. Еще и командует этот. Вообще-то Чимин старше! Это неуважительно! Надо его поставить на место, но у Пака во рту язык словно увеличился в пять раз: им так сложно двигать. — Какой же ты немощный! — восклицает раздраженно Чон, усаживается на колени, отбирает у Чимина шнурки и быстро завязывает аккуратные бантики. Пак наблюдает за всем молча, надув губы. Никак не реагирует, даже когда Чонгук помогает ему встать, отряхивает и надевает куртку. Ему все еще обидно, а алкоголь наделил обиду новой яростной силой. Чон, ничего не зная о нем, сделал такие неправильные выводы! А сейчас он его ни во что не ставит. Какого черта? Чимин злится. Да, он умный и что с того? Неужели мелкий себя считает настолько крутым и бесподобным, что с ним, такой, как он, и не смеет мечтать подружиться? Да он слишком много на себя берет! Чимин уверен, что если бы Чон откинул свои предрассудки и больше думал головой, больше замечал, то точно бы сам захотел с ним дружить. Возможно… — Ты типа слишком хорош для меня? — прямо спрашивает Чимин, заглядывая Чону в глаза. — Ты о чем? — Я с тобой уже давно пытаюсь подружиться, но ты меня избегаешь, игноришь, только потому, что я ботаник и не достоин твоего внимания, да? — Что за хуйню ты городишь? — злится Чонгук, морщась и ероша свои волосы. Чимину обидно до слез. Он так давно не желал наладить с кем-то контакт. С самого детства он не чувствовал всеобщей потребности в дружбе и признании. Он был тихим, замкнутым и оторванным от остальных детей ребенком, который быстро осваивал новый материал и очень любил учиться. Так было всегда. Почти всегда. Сейчас книги надоели, конспекты утомили, стены сжались, сердце забилось. Очень хочется кричать от собственного одиночества. Но даже этого никто не услышит. Теперь Чимин не понимает, зачем увязался за этой компанией. Чтобы подтвердить собственную непохожесть? Чтобы еще раз больно порезаться об истину, что никогда никого не найдет? Что он слишком чужой для каждого. Даже для самого себя. Чон уходит на кухню, чтобы что-то сказать ребятам, а Пак, закинув рюкзак на плечо, выходит из квартиры. Все так же кружится голова, все так же тошно, а еще обидно и грустно. Чимин готовится или к горькому плачу, или к неконтролируемой рвоте, надеясь, что обе напасти его обойдут хотя бы в этот неудачный день стороной. В голове проносятся бессвязные картинки. То макарон на белом блюдце, то липкий кофе на пальцах, то материнские губы, накрашенные ярко-алой помадой, то полосатый шарф, завязанный вокруг чьей-то шеи, то зонтик в чьей-то руке... Все картинки яркие и, наверное, обладающие огромным смыслом, но Чимин не видит между ними связи. Да и холодно больно, чтобы думать о таких сложных вещах. — Чимин хен! Пак останавливается, медленно поворачиваясь. Далеко ему уйти не удалось. Даже из дома выйти не успел. Но Чонгук все равно бежит к нему. — И куда ты пошел? — с вызовом интересуется Гук, настигая старшего. — Домой. — Ты близко живешь? — На автобусе три остановки. — И ты собираешься в таком состоянии до туда ползти? Чимин задумывается на минуту и отвечает тихо «да». Усталый вздох Чона, больше напоминающий отчаянный стон, определенно слышит весь дом. — Я живу тут недалеко, давай ты переночуешь у меня, а утром пойдешь домой. Заманчивое предложение. Пак даже едва не начинает благодарить младшего за такую щедрость, как вспоминает, что он, между прочим, все еще злится и даже эта подачка не потушит в нем огонь. Он отрицательно качает головой. Лучше уж до дома ползти, чем оставаться у Чонгука. Раз Чимин ему так сильно не нравится, то к чему его истязать присутствием ненавистной персоны? Да и Пак слышал, что свежий воздух помогает протрезветь. — Я тебя избегал не поэтому, — вдруг говорит Чонгук, заставляя сердце Пака пропустить удар. — Не я слишком хорош… Ты — отличник и надежда школы, а кто я? Посмотри, с кем я зависаю. — С добрыми студентами? — Ага, конечно, с вечно гуляющими алкоголиками, которым учеба нахер не сдалась. Им лишь бы собутыльников побольше, чтобы платить меньше. Вообще мне плевать, насколько убог контингент, с которым я вожусь. Мне бы просто время убить и не возвращаться домой. Я не тот парень, с которым стоит общаться таким, как ты. Родителей только расстроишь. Похоже, что алкоголь все же повлиял на Чонгука. Просто этого не видно невооруженным глазом. Зато слышно по его медовому, честному, обволакивающему голосу. Опять с небес на него льется свет, а над головой появляется абрис нимба. — Почему ты не хочешь возвращаться домой? — дрожа от волнения, интересуется Чимин. Чон открывает рот, чтобы выдать свой секрет, но быстро приходит в себя, смыкая красивые губы и тараня Чимина взглядом-бритвой. — С тобой надо держать ухо востро, — усмехается младший, — так ты обо мне все выведаешь. Ладно, пойдем ко мне, хорошо? Злость и обида чуть поутихли. Чонгук сейчас слишком трогателен и мил, чтобы на него серьезно злиться. К тому же его оправдание выглядит очень достойно. Они действительно из разных миров и отец бы сильно расстроился, узнав, что с таким человеком зависает Чимин. Да и мама особого восторга бы не испытала. Сейчас Пак не против поверить сладким словам. К тому же откровение Чона проложило между ними хлипкий деревянный мост, через который Пак собирается пройти прямиком к младшему, даже если этот подвиг будет стоить ему жизни. Сердце Чимина скандирует: «Да! Идем!». А вот ноги с этим не согласны… — Ты чего сел? — интересуется Чон. — Я устал стоять, — честно признает Пак, облокачиваясь о стену. — Понеси меня. — Да ни за что! На уговоры Чонгука уходит пятнадцать минут. Он все упирается, отказывается, тянет старшего за руку, прося встать, но тот лишь вытирает собой грязный пол, продолжая жаловаться на боль в ногах и головокружение. В итоге побеждает усталость, и Чон позволяет Чимину залезть себе на спину. — Я тебе это еще припомню, — цедит Чонгук. Чимин согласен. Он будет ждать. Ему вот всегда нравилось катать племянника на спинке. Квартира Чонгука оказывается на втором этаже совершенно обыкновенного дома. Почему-то Чимин, наблюдая за младшим, воображал себе чуть ли не средневековый замок, где Гук делил площадь с настоящим огнедышащим драконом. По лестнице Пак взбирается сам, но не без помощи Чона, который щедро позволяет опереться о свое плечо. Логово Чонгука вовсе не замок, а обыкновенная двухкомнатная квартира с узким коридором, просторной гостиной и маленькой спальней. Как только Чимин переступает порог, в нос ударяет запах. Запах Чонгука. Смесь его одеколона, ментоловых сигарет и тела. У Пака кружится от этого голова. Он и не мечтал, что так скоро сможет оказаться в этом месте. — Где твои родители? — слабым голосом спрашивает Пак, вглядываясь в сумрак. — Это квартира моего друга, дома я почти не живу, — быстро отвечает Чонгук. — А почему? — продолжает гнуть свое Чимин, не замечая раздражения, закравшегося в голос Чона. — Потому, кончай расспрашивать. Надоел. Как бы не так! Пак собирается еще немного помучить Чона разговором. Он давно мечтал о такой возможности! Так что как бы Чонгук ни сопротивлялся, а от разговора по душам ему не уйти. Но Гук умнее, чем кажется, и сразу понимает намерения старшего, прекращая вести с ним диалог. Он помогает ему устроиться в гостиной на диване и уходит в комнату, возвращаясь с одеялом и подушкой. Затем он исчезает в своей комнате вновь и возвращается на этот раз с кофтой и шортами. — Другого нет, — тут же говорит он. — А если я это надену, то ты ответишь на парочку моих вопросов? Первым же ответом Чонгук запускает в Чимина комплектом одежды. Выйти на компромисс не удалось. Гук уходит в душ на пятнадцать минут. Пак предвкушает, что выйдет он из ванной комнаты, как в каком-нибудь бульварном романе в одном лишь полотенце, повязанном на бедрах. Тогда Пак обязательно сможет разглядеть рельефный пресс и еще влажные крепкие мускулы. Но, к несчастью, Чонгук выходит из ванной в боксерах и черной футболке, хотя и такое скромное зрелище радует глаз Чимина. Зачем-то он даже аплодирует, вызывая негодование у Чона, активно вытирающего мокрые волосы белым полотенцем. — В холодильнике есть минералка, а если станет плохо, то в ванне есть ведро. Можешь позвать меня, но только если что-то серьезное будет. Понял? — У тебя плохие отношения с родителями? — вместо ответа выдает Чимин, хлопая ресницами. Чонгук только утомленно вздыхает и уходит. Пак расстроен. Ему надо было просто сказать «да». Тогда бы у Чимина появился повод рассказать, как же сильно они похожи. Он уверен, что такая откровенность приблизила бы их сердца друг к другу. Пак вдруг ловит себя на резонном вопросе: «А почему именно Чонгук?». И не может на него ответить. Тогда под дождём было холодно и безумно грустно. Он разогнал тучи и принес луч света в его жизнь. Может, поэтому? Чимин не знает. Да и ни к чему такие знания. Он хочет, чтобы Чонгук перестал относиться к нему, как к человеку из параллельного мира и увидел в нем что-то другое — близкое, родное. Он хочет приблизиться к Чону, коснуться его… А что ему сейчас мешает? Голос разума где-то воет от резонного негодования, но от количества выпитого его совсем не слышно. Какое-то нелепое бормотание, которое Чимин успешно игнорирует, прислушиваясь к своему нарастающему сердцебиению. В голове родилась безумная идея, которую он бы никогда не принялся воплощать, будучи трезвым. Алкоголь раскрепощает и толкает в буйные воды желаний, позволяя случайным хотениям владеть телом и душой. Именно поэтому не стоит увлекаться выпивкой. Но один раз можно. Только лишь один. Пак выжидает несколько минут и встает с дивана, направляясь к комнате Чонгука. Он берется за ручку и аккуратно поворачивает ее. Не заперто. Как уже устоять от задуманного? Чимин тихонько открывает дверь и входит внутрь. Комната Чона небольшая и в ней свежо из-за открытого окна. Паку хочется даже отчитать младшего, ведь сейчас не так жарко и можно заболеть. Но сейчас голова Чимина занята не нравоучительными речами, к которым он питает слабость, а безумной задумкой. Он должен это сделать. Обязан. Босыми ногами Чимин медленно ступает по холодному полу, подходит к кровати и смотрит на безмятежно спящего Чонгука сверху вниз. Младший лежит на боку, хорошо укрыт одеялом, а волосы еще чуть-чуть мокрые. Точно простынет. Вот же дурачок. Мин ставит одно колено на кровать Чонгука и приподнимает одеяло, стараясь сделать это максимально незаметно. Вот показываются мускулистые ноги и кусочек ткани темно-серых боксеров. Чимин шумно выдыхает и касается чужого теплого бедра. Он реально собирается это сделать? Голос разума бьет в набатный колокол, моля одуматься и вернуться в гостиную. Но Мин зашел уже слишком далеко, чтобы поворачивать назад. Он хочет этого. Очень-очень хочет. — Какого черта? — сонно раздается вдруг. Чонгук поворачивает голову и сталкивается взглядом с нависшим над ним Чимином. Комнату освещает только тусклая луна, поэтому не разобрать выражения лица Гука, но по интонации он не слишком доволен происходящим. — Ты что делаешь? — шипит Чонгук, поворачиваясь. — Что ты тут забыл? — Позволь мне… Чимин не заканчивает фразу, понимая, что в жизни такое не сможет сказать. Это слишком порочно и недопустимо. Такие откровения вслух не произносят. Особенно мальчики, как Мин. Но Чонгук понимает все без слов. Удивительно, насколько он может быть проницателен. Но больше удивляет его реакция. Он не зол, не смущен, не рассержен. Он принимает ситуацию, как данность. Может, к нему часто пристают с такими непозволительными просьбами. — Вали к себе, — устало просит он. — Ты пьяный. Потом об этом пожалеешь. — Не пожалею! — решительно отвечает Чимин, хватаясь за трусы Чонгука и стягивая вниз. — Я тебя сейчас ударю! — зло произносит младший, хватая хена за кофту, висящую на нем. — Хорошо, но только дай попробовать! — Нет! Чимин, блин! Но старший не слушает. Он все сделает хорошо, как представлял множество раз. Чонгуку понравится. Поэтому Мин, несмотря на гремучие протесты младшего, припадает губами к низу его живота и дорожкой робких поцелуев идет к члену, рукой ощупывая еще мягкий орган. Чимин готов к тому, что Гук его ударит от души, проедется по лицу и выгонит на лестничную площадку, но младший почему-то сдается. Сам откидывает одеяло и позволяет Чимину творить задуманное. «Только потом не ной, что я не предупреждал», — цедит Гук, но Мин не заостряет внимание на фразе искрящейся недовольством, потому что член Чонгука начинает реагировать на ласки: он твердеет и становится больше. Чимин даже хочет встать и включить свет, чтобы повнимательней разглядеть эрегированный орган, но понимает, что как только от него оторвется, Чон передумает и выгонит старшего из комнаты (если не из квартиры). Чимин старательно надрачивает член одной рукой, а губами и языком массирует влажную головку, жадно слизывая выступающую естественную смазку. Чонгук молчит. Никак не реагирует на происходящее. Но Мин чувствует, как напряглись мышцы его живота, и участилось дыхание. Ему нравится. Старший доволен. Он этого и хотел. Кажется. Чимин уже не помнит, почему решился на это безобразие. Вроде бы у этого должно быть какое-то значение. Но ничего не лезет в голову. Поэтому он отбрасывает все мысли, наслаждаясь процессом и одной рукой лаская собственный трущийся о грубую ткань трусов член. Мин решает, что пора переходить к более решительным действиям: он шире открывает рот и принимает наполовину горячий и твердый член. В мечтах все было не так. Чимин даже немного теряется от сильного не соответствия фантазий и реальности, но похоть накрывает новой волной, Чонгук властно опускает ладонь на его макушку и Мин принимается усердно сосать. На самом деле Пак очень отдалённо представляет себе, как надо делать минет правильно. У него не было подобного опыта, а порно он смотрит не так уж часто. Поэтому он всецело полагается на свои фантазии и реакции. «Так бы понравилось мне», — размышляет туманно Чимин, одной рукой лаская мошонку Чонгука. Постепенно Гук подключается к процессу. Мин уже думает, что тот так и пролежит на кровати, награждая старающегося в поте лица хена только вздохами и приглушенными ладонью на губах стонами. И тут Чонгук начинает давать короткие советы: «Не вбирай слишком много. Работай языком. Следи за зубами. Делай круговые движения ртом: сначала вправо, потом влево, а затем просто соси». Весьма подробно. Чимин слушается, выполняя безукоризненно наставления. — Да, вот так, малыш, — сладко произносит Гук, запуская ладонь в волосы Чимина. — Давай, еще немного. Пак и тут слушается. Несмотря на собственное ощутимое возбуждение, он целиком концентрируется на удовольствии Чонгука, рассчитывая довести его до крышесносного оргазма. Чимин ускоряет темп, сжимает одной рукой бедро младшего, оставляя на нем следы ногтей, и вбирает член почти до конца. Еще пара уверенных толчков и Гук кончает, не успевая вытащить член изо рта старшего. Сперма попадает в рот и оказывается на губах, скатываясь с них по подбородку на простыню. Они молчат. Чонгук лежит, прикрыв одной рукой глаза и шумно дыша. Чимин сидит на бедрах Чонгука и обдумывает произошедшее, стирая сперму с губ рукавом кофты. Конечно, он доволен собой, но все же… Чего-то не хватает. Пак явственно ощущает подспудно подкравшуюся пустоту, которая таилась во мраке, дожидаясь исполнения сумасбродного желания. И вот — сбылось! Что теперь? Чимин от чего-то чувствует себя ужасно несчастным. Глаза режут слезы, но он сдерживается из последних сил, понимая, как это унизительно будет именно сейчас расплакаться. — Ты доволен? — четко и громко спрашивает Чонгук. — Если да, то свали уже. Ты мне ноги отсидел. — Я… Чимин хочет в чем-то признаться, но не успевает. К горлу подходит комок, и он моментально спрыгивает с кровати и, шатаясь, бредет к туалетной комнате, где больно ударяется коленями о холодную клетчатую плитку и опустошает желудок над фаянсовым товарищем всю оставшуюся ночь. Удается поспать Мину всего пару часов и те даже не на кровати, а в ванной у унитаза. Чон постарался скрасить вечер в туалете принесенными водой, подушкой и одеялом, но помогло это не особо. Наутро у Чимина раскалывается голова, мутит живот и все болит. Они сидят на уютной кухне Чонгука и завтракают. Вернее, только Гук. Он с аппетитом поглощает глазунью с беконом, а Мину тошно смотреть на еду: он отводит взгляд и давится стаканом минералки. О развратной ночи они все еще не говорили. Чимин ожидал, что утром это будет первое, о чем поинтересуется младший. Но, кажется, он все решил оставить в прошлом или же дожидается, когда начнет этот разговор именно Пак. А это не так-то просто! Мин не представляет, что должен сказать в такой ситуации и чем объяснять свое поведение. Вчера он смутно себе представлял, зачем это делает, а сейчас так совсем не понимает и корит себя за выходку. Одно только не изменилось. Под нежными губами Чонгука все так же таится злополучная родинка. Чимин сильно жалеет, что в пьяном бреду даже не попытался ее поцеловать. Вдруг Мин понимает, что должен сказать. Так будет правильно. И честно. — Ты мне нравишься. Давай встречаться. Он предчувствует, что иного такого удачного случая ему уже не выпадет. Сейчас или никогда. Он может ждать еще год, два и до самого выпуска. Но зачем? К чему растягивать очевидное? Он хочет сдвинуть отношения с Чонгуком с мертвой точки прямо сейчас. Ему он нравится. По-настоящему нравится. Чимин не может никак объяснить эту тягу, но она есть. И она сильна. Чонгук молчит несколько минут, обдумывая слова хена, а затем размеренно говорит: — Признаваться в любви с такой опухшей рожей, да еще и встречаться просить… Ты определенно бесстрашный. Осколки ледяных слов летят прямо в сердце Чимина, но тот смиренно принимает раны, даже выдавая неловкую улыбку. — И это отнюдь не единственное мое качество! — Я заметил, — хмуро выплевывает Чонгук. — Так «да» или «нет»? — Ответ очевиден. — Значит, «да»? — Ты серьезно думаешь, что я буду встречаться с парнем, который сделал мне один жалкий минет? — У нас достаточно времени впереди. Много у тебя еще будет минетов. — Я не встречаюсь с парнями, — отрезает Чонгук. — Я видел, как ты целовался с Тэхеном! — И что? — равнодушно отвечает Гук. — Целоваться и встречаться — две разные вещи. Ты мне вон вообще минет делал. Чимин теряется. Он ожидал, что Чонгук будет отрицать или вспыхнет негодование, а ему все равно. Неужели они с Кимом действительно просто друзья? Мин был к такому не готов. Да и к ответам Чонгука тоже. Почему это он с парнями не встречается? Неужели он натурал? Тогда почему так страстно целовался с Тэхеном и почему позволил сделать себе минет? Что-то тут не сходится. А Чимин начинает сильно сомневаться, однако, уже не может отступить. — Хочешь сказать, что ты натурал, поэтому с парнями не встречаешься? — Хочу сказать, что не встречаюсь с парнями. — Но целуешься с ними и спишь? — Слушай, — уже раздраженно говорит Чонгук, — чего ты лезешь в мою личную жизнь? Я не хочу с тобой встречаться. Ясно? — Тогда почему ночью… — Потому что ты сам полез, я тебя предупреждал, что ты об этом пожалеешь. Чимину становится совсем грустно. Прямо как тогда ночью. Будет ложью сказать, что он ожидал чего-то совсем другого, но все же сердце верило, что Чонгук скажет что-то более ободряющее, вроде: «У меня нет к тебе чувств, но ты неплохой парень, давай начнем с дружбы». Мину бы этого хватило с излишком. Наверное, не стоило так сразу посвящать младшего в тайные желания. Теперь им точно ничего не светит. Но Чимин не из тех, кто сдается после первого провала. Тогда бы он никогда не стал отличником. — Что нужно сделать, чтобы тебе понравиться? — прямо спрашивает он, заглядывая в глаза Чонгука. Лицо Гука вытягивается от удивления, он даже открывает рот, но всего лишь на несколько жалких секунд, а затем вновь холод и взгляд-бритва, которым он точно жаждет нанести Чимину фатальное ранение. Но Пак выстоит. Впервые он кем-то так сильно увлечен и точно не отпустит такого дорогого сердцу человека. — У тебя ничего не выйдет, — уверенно произносит Чонгук. — Ты отличник-паинька, который в жизни никогда даже не пил. Ты понятия не имеешь, чем я увлекаюсь и как живу. Не знаю, что тебе в голову ударило, но у тебя нет со мной шансов. Найди себе более подходящего парня. — Не хочу, — мрачно чеканит Чимин. — И почему же? — Потому что мне нравишься именно ты. Чимин долго ждет, что же на такое признание скажет Чонгук, а он ничего не говорит, тем самым проводя между ними красную черту. После завтрака Гук идет в душ, переодевается в повседневную одежду и только тогда говорит одну-единственную фразу: «У тебя есть двадцать минут, чтобы отсюда исчезнуть», — и закрывается в своей комнате. Мину ничего не остается, кроме как переодеться и уйти. Все же это дом Чонгука и нельзя ему тут надоедать. Но школа-то другое дело! Все выходные Чимин разрабатывает подробный план завоевания дружбы Чонгука, создает таблицы и схемы, аккуратно вычерчивая их на нелинованных белых листах. Планирование Мина успокаивает и уничтожает тревоги. После той ночи было грустно, нестерпимо грустно. Чимин борется со сплином только так: берет в руки карандаш и начинает что-то делать, чтобы не занимать мозг и сердце драмами. В понедельник готовый ко всему Пак поджидает Чонгука у его железного коня. Гук приходит с приличным опозданием, но старший не злится, одаривая того самой добродушной улыбкой. — Не знаю, что ты там задумал, но я уже сказал: с парнями не встречаюсь. Мин соглашается, кивает и пытается вывести диалог в другое русло. Карнеги говорил, что чтобы завоевать внимание и любовь собеседника надо говорить о нем любимом! Поэтому Чимин старается плавно перейти на увлечения Чонгука. Он интересуется, какой марки мотоцикл, сколько он стоил, какие у него характеристики и почему Гук выбрал именно эту модель. — Я тебе не википедия, Чимин. И что-то не вижу на себе таблички «ваш личный консультант». Потеряйся сейчас же. Мин удаляется с натянутой улыбкой. Не сработало. Перечеркивает в голове первый пункт многострадального плана. Впрочем, он был к этому готов. Ничего страшного. У Чимина есть еще парочка идей, как подружиться с Чонгуком. Он возвращается домой ужасно воодушевленным. Сначала он сделает уроки, а затем еще подумает над тем, как с Чонгуком сдружиться. — Нет! Это я тебе говорила! В следующие выходные он должен быть с тобой! Мама нечасто кричит так звонко и гневно. Чимин еще не видит полную картину и не слышит других голосов, но сразу понимает, что причиной такой экспрессии может быть только отец. — Мы договаривались, что только раз в месяц я могу его к себе взять! Это все из-за Сыльги, да? Только я стал с ней встречаться, как сразу должен постоянно сидеть с нашим сыном. Так дело не пойдет. — Да причем тут она! Ребенку нужен отец! — Ему не пять и даже не пятнадцать. — Какое это имеет значение? Чимин уходит к себе в комнату, не здороваясь с родителями, решая не отвлекать их от пылкой долгожданной беседы. С тех пор, как они разошлись, их отношения сильно испортились. Сначала все было хорошо, мама была полна энтузиазма, и они даже устраивали семейные вечера по воскресеньям, где разваленное некогда семейство собиралось за столом. Было хорошо. А потом отец стал отдаляться, пропуская вечера и все чаще придумывая нелепые отговорки. Чимин думает, что мама надеялась, что он образумится и вернется к ней, а вместо этого он нашел Сыльги. Мин только раз видел эту приятную девушку с довольно невзрачной внешностью. Она уступала матери в красоте, но была очень мила, смешлива и добра. Попав в отцовский дом, Чимин сразу почувствовал себя лишним: там стояла идиллия семейной жизни, которая замерла в ожидании прибавления. Похоже, отец так и не сказал, что Сыльги скоро подарит ему ребенка. Позже и мама нашла себе кавалера, потом еще одного, затем еще… После пятого, отец использовал это, как иголку: «Да ты ни одного мужика не можешь рядом с собой удержать!» — теперь мама просит Чимина всякий раз, когда в их дом входит новый мужчина, об этом молчать. Больно смотреть на то, как когда-то влюбленные люди пытаются друг друга уничтожить, задеть побольнее. Но Чимину больнее всего, что именно он стал орудием упрека. После их развода на него напала апатия, он не мог сосредоточиться на учебе, а мама использовала это как оружие, сказав отцу: «Твой сын даже учиться не может из-за твоего поведения». Тогда Мину стало безумно стыдно перед ним. Тот долго не мог начать разговор. «Мы с мамой разошлись, но это ведь не катастрофа, да? Ты только учись хорошо. Ты же знаешь, как это важно?» — это совсем не то, что хотел услышать Чимин. Но он пообещал, что с оценками у него все будет отлично. Он уже взрослый. Скоро пойдет в университет. А у этих двоих своя жизнь. У отца будет еще один ребенок, да и у мамы, наверное. Чимин же так и останется разменной монетой в спорах и грузом, который один родитель хочет скинуть на другого. «А какие у Чонгука проблемы с родителями?» — размышляет Мин, сидя под компьютерным столом, прикусывая палец. Может, они тоже в разводе? Тогда бы они могли об этом поговорить. Он кусает слишком сильно и кожа лопается. Во рту чувствуется металлический вкус. Отчаянные времена требуют отчаянных мер: на следующий день Чимин вытаскивает свой велосипед. Он жутко грязный, слой пыли в почти целый сантиметр так еще и с наполовину сдутыми шинами. Но Мин не отчаивается. Тщательно чистит его губкой, а затем отвозит в находящийся по соседству автосервис, где ему подкачивают шины. Сегодня Чимин собирается поехать за Чонгуком. Может, совместная прогулка поможет им сблизиться. — Откуда ты вообще достал такую развалюху? — говорит Чонгук после занятий, разглядывая велосипед Чимина. — Может, устроим гонки, чтобы моя «развалюха» проявила себя? — Не смеши меня. — Тогда может, покатаемся вместе? — не сдается Пак. — Думаю, это было бы весело. — Правда? — усмехается хитро Чон. — Тогда попробуй меня сначала догнать. Чонгук не дожидается, когда Чимин снимет замок с велосипеда: он уезжает сразу. Пак торопится изо всех сил, но все равно не успевает. Он выезжает со школьной стоянки, когда мотоцикл Гука скрывается за дальним углом светло-желтого здания. Мин сначала думает его догнать, активно крутя педали, но вскоре сдается. Это изначально тупая идея. Но они хотя бы поговорили немного. Очень слабое утешение для таких стараний. Вдруг раздается звонкий сигнал совсем рядом, и Чимин в ужасе поворачивается. На проезжей части стоит машина антрацитового цвета, а из опущенного заднего окна сияет насмешливой улыбкой Чон Хосок. — Привет, Чимин-а! Выгуливаешь свой раритет? Пак слезает с велосипеда и подходит ближе к поребрику. — Вообще я пытался догнать Чонгука, — честно признается Мин, наклоняясь к окну Хосока, чтобы лучше слышать хена. — А ты амбициозный парень! — заливается смехом Хосок, разглядывая дряхлый велосипед. — Гук-и сейчас будет участвовать в гонках. Хочешь, подвезем? — Правда? — радостно восклицает Чимин и просит дать ему пару минут: он возвращает велосипед на школьную стоянку и бегом направляется к машине. Мин устраивается вместе с Хосоком на заднем сидении и послушно пристегивает ремень. Напрягает Чимина только странный парень с выбеленными волосами за рулем, который курит прямо в салоне. Хосока это совершенно не смущает. Как только Пак усаживается в автомобиль, он открывает рот и начинает говорить обо всем на свете, словно он граната, у которой сорвало чеку. Говорит хен быстро и много. Это утомляет. Чимин даже ловит себя на том, что не слушает его, а только пялится в окно, что Хосока даже не смущает. — Вы с Чонгуком друзья, да? — спрашивает Сок, тоже закуривая, но предусмотрительно убирает руку с сигаретой в окно, чтобы не дымить прямо в лицо младшему. — Нет, мы не друзья, — тоскливо признается Чимин. — Он со мной не хочет дружить. — Вот ведь вредный мальчишка! А ты ведь такой миленький! Сам не знает, что теряет. — Вы не знаете, как мне с ним подружиться? Может, есть какой-нибудь проверенный способ? — Пожалуй, только один. Чонгук падок на людей, которые его превосходят. Победи Гука в его любимых мотоциклетных гонках. Как раз сейчас мы едем к одной из них! Это не типичная гонка. Скорее мини-квест. Очень простой и веселый досуг! Чимин точно знает, что это абсолютно невозможно. Он даже никогда не катался на мотоцикле. Каким образом он обгонит Чонгука? Нереально. Но чем не вариант? Если он разделит с Гуком хобби, может, тот потянется к нему? Слабо верится. Мин собирается попросить Хосока остановить машину и пойти уже домой, но тут приходит смс от мамы: «Меня не будет. Отцу не говори», — и Чимин решается на очередное безумство. — А можно ли у кого-то взять на время мотоцикл? Хосок вдруг перестает улыбаться. Он смотрит на Чимина, сузив глаза, а затем наклоняется к нему вплотную. Мин чувствует сильный запах сигарет исходящий от него, а еще цитрусовый одеколон. — Эй, малыш, а ты в Чонгука случаем не влюблен? Чимин не может себя видеть, но уверен, что у него покраснели даже корни волос. Хосок не дожидается ответа, отодвинувшись. Он все понял и так. Мин не знает, хорошо это или плохо. Стоило об этом знать ему или нет? Все же он друг Чонгука. Ему может не понравиться. У Чимина нет друзей, чтобы представить, что было бы, если он узнал, что какой-то странный парень влюблен в его друга. Стал бы он что-то предпринимать или позволил всему идти своим чередом? — Хорошо! — говорит Хосок, улыбаясь. — Я знаю, где нам взять мотоцикл. Они приезжают к какому-то сомнительному пустырю, огороженному разломанным забором, где уже собралось достаточно людей. Хосок вылетает из машины и тут же начинает приветствовать всех встречных, пожимать им руки и с ними обниматься. Чимин тащится за ним, с ужасом разглядывая местный контингент. Все такие взрослые и устрашающие. На мужчинах черные майки и рваные джинсы, руки обиты татуировками, в ушах у каждого по множеству сережек, на шеях цепи, а на лысых головах цветастые банданы. Девушки же ярко накрашены, в колготках и в обуви на высокой подошве, их волосы раскрашены во все цвета радуги, они улыбаются и весело флиртуют с мотоциклистами. Чимин боится потеряться, поэтому придерживается за край худи Хосока, который не замечает ничего и весело шагает куда-то к забору, где сидит громко смеющаяся компания из пяти мужчин. Завидев Хосока, они радостно гогочут. Пак напрягается сильнее. — Ты сегодня тоже участвуешь? — спрашивает один с выбитым передним зубом. — Давно тебя не видел! — Ох, нет, я с этим весельем завязал. Я бы хотел взять у кого-нибудь из вас мотоцикл для моего хорошего друга, — Хосок указывает на Чимина кивком и на того тут же устремляется пять хищных пар глаз. — Без проблем, чем отдавать будет? — спрашивает другой с густыми черными волосами. — Натурой? Раздается залп веселого смеха. Чимин не улыбается. Перспектива отдавать натурой за мотоцикл ему не нравится. Даже больше: она его отвращает. — А у него классные губы. Мне нравится. Дам ему свой мотоцикл за двадцать минут за каким-нибудь кустом. — Он же в школьной форме. — Школьники тоже занимаются сексом! Мин чувствует себя облитым грязью. Он даже улыбнуться не может над их издевками. Он когда-то читал, что надо относиться к шуткам о себе с иронией и юмором. Но не выходит. Ему не нравится, как его жадно рассматривают и обсуждают, выдавая скабрезные шуточки. — Он друг Чонгука, — прерывает шквал смеха Хосок, приобнимая Чимина за талию. — Так что вы поаккуратней. Он и пожаловаться может. Все веселье стремительно тухнет. Лица мужчин становятся серьезными, они опасливо переглядываются, что-то решая между собой. — Я дам свой мото, только давай без Чонгука. Разойдемся друзьями. — Вот и отлично! — солнечно улыбается Хосок, пожимая предложившему свой мотоцикл парню руку. — Я знал, что вы парни хорошие. Уходят они вместе с мотоциклом, Чимин слышит за спиной шепот и отнюдь не хорошие слова: «Вот ведь шавка Его Величества». Он не понимает, о ком же они говорят. О Хосоке? Или же о нем самом? Они находят спокойное местечко, где Хосок рассказывает о мотоцикле и показывает, как им управлять. Держится Чон очень уверенно. Сразу видно — мастер. Чимин хочет даже взять пару уроков. В будущем они ему точно понадобятся, если после этой гонки его мозги не встанут на место, а тело не придется соскребать с земли. — Ты можешь не ехать, — говорит тихо Хосок. — Эта гонка не столько на скорость, сколько на ориентирование по местности и поиск наиболее коротких путей, но она все равно не так проста и вообще опасна. Ты можешь встрять в серьезные неприятности. Слова достигают сердца Чимина. Он касается мотоцикла и понимает, что ему не стоит ехать. Это какое-то изощренное самоубийство. Оно того не стоит. Хосок абсолютно прав. Ни к чему такие безрассудные жертвы. — Вообще не понимаю, что Чонгуку в этих квестах нравится. Ведь это так глупо! Зря Хосок это сказал. Чимин почти отказался от своего неожиданно возникшего желания. А как теперь ему отступить? Он должен хотя бы попробовать, что это такое. На победу рассчитывать абсурдно, но Чонгуку очень нравятся эти квесты. Как иначе приблизиться к нему, если не через мотоспорт? Может, и Чимину понравится. В голове уже мелькают картины, где они с Чонгуком вместе разъезжают по округе на крутых байках. — Хосок хен, до начала же есть еще время? Дадите мне парочку уроков? По лицу Хосока становится ясно, что он все же надеется, что Чимин отступит. Он еще несколько раз говорит об опасности. Мин кивает, пропускает особо устрашающие выражения мимо ушей. У него все получится. Он же отличный ученик! Чимин быстро запоминает основы. Легко залезает на железного коня и восхищает Хосока своей способностью к обучению. Хен просто не понимает, что Мин отлично осознает все риски. Подходя к старту, Чимин знает, что у него ничего не выйдет. Благо это любительская гонка-квест, где всем все равно. На линии старта Мину кажется, что он сейчас потеряет сознание от волнения и градуса стресса. Рядом суетится Хосок, продолжая сыпать наставлениями. Чимин кивает, старается слушать максимально внимательно и запоминать все. Но разве такое возможно? У него в голове уже все перемешалось. Пак сжимает руль, смотрит на круглые указатели на панели, повторяет про себя выученное и страшится все сильнее. На пустыре собрались не меньше пятидесяти человек, а в гонке-квесте собирается участвовать чуть больше десяти. От напряжения и стресса Чимину жутко хочется пить. Он же не умрет сегодня? Это было бы грустно. Благо, судя по всему, всем бы было на это плевать. Теперь к волнению прибавляется и грусть, заполняющая стремительно все тело. Может, умереть вот так даже и неплохая перспектива. Чимин закусывает губу и оглядывается по сторонам. Все тут такие веселые, раскрепощенные, счастливые. Ему тут места нет. Зачем вообще пришел? — Какого черта ты тут делаешь? — решает добить Чимина вселенная и рядом с ним на своем мотоцикле становится Чонгук, снимая шлем. — П-привет, — отзывается Мин, неуверенно улыбаясь. — А я тут решил попробовать нечто новое. — Ты с ума сошел!? — полыхает злостью Чонгук. — Успокойся, Гук-и! Я дал ему пару уроков! — Это, блять, не смешно. Быстро слез с мотоцикла и свалил. — А то что? — дерзит Чимин. — Мне даже поучаствовать нельзя? Говорят, это весело. — Ты меня не слышал? Я сказал тебе свалить. — Когда это твое слово законом стало? Хочу и катаюсь! Тебе какое дело? У Чонгука кончаются аргументы. Сначала он гневным взглядом сверлит Чимина, но того он не берет, поэтому обращает его к Хосоку, рассчитывая на поддержку. — Ему просто хочется попробовать что-то новое, — докладывает Хосок. — В гробу полежать захотелось, да? — обращается к Мину Гук, но тот даже не смотрит в его сторону. — Вы ебнулись оба! На том и порешили. Хосоку приходится уйти с линии старта. На прощание он просит Чимина не геройствовать, а просто получать от процесса наслаждение или же слезть с мотоцикла и забить на все. Ведь это так неважно! Мин кивает. Он будет осторожен. До старта остается всего пять минут. Чимин понял из объяснений шепелявящей девушки, что нужно доехать до какого-то парка в пяти километрах отсюда, забрать у организаторов гонки-квеста печать, приехать сюда и поставить ее в тетради учета. Победитель получает аплодисменты и купон на лапшу в каком-то ресторанчике. Ничего сложного в этом нет. Для тех, кто умеет использовать мотоцикл точно. А вот для Чимина. Он примерно знает, куда ехать, и выбирает самый безопасный и тихий маршрут. Главное не торопиться и ехать медленно. — Эй, ты так и не передумал? — с укором спрашивает Чонгук. — И не мечтай. — Тогда держи, — Гук протягивает Чимину запасной шлем. — И убери подножку, дурак хен. Может Мину только кажется, а может голос Чонгука стал действительно теплее и мягче. Так или иначе, Чимин улыбается ему в ответ. Это хороший знак! Вот тут все хорошее и кончается. Раздается свисток. И Чонгук решительно вырывается вперед, а вместе с ним и остальные участники гонки. Мешкает только Чимин. Когда наконец железный конь двигается с места, издав мучительный кряхтящий звук, Мин вдруг осознает, как он молод и как сильно не хочет умирать именно сейчас. Он сжимает руль изо всех сил и с ужасом глядит перед собой, не веря, что действительно едет. От маршрута в голове не осталось и следа. Чимин покидает пустырь последним и его единственной целью становится предотвратить собственную жуткую аварию с летальным исходом и как-нибудь припарковаться с минимальными потерями. Миновав пустырь, Чимин выворачивает влево, едва не теряя равновесие. Он чувствует, как волосы где-то на затылке белеют от ужаса: так к концу поездки он поседеет везде. Чимин едет на небольшой скорости, но от нее все равно кружится голова. Это страшно. Как Чонгук вообще может любить такой вид транспорта? И как он от этого ловит кайф? Чимин двинуться боится, ведь можно же разбиться и упасть! Он не может смотреть на дорогу от страха, следит за показателями и окунается в леденящий ужас, поднимая глаза. Дорога огромна и к нему вовсе не добра. Он сейчас точно разобьется. Чимин катится неуверенно вперед, неловко пережимая скорости. Земля под ним стонет и дребезжит, мотоцикл потряхивает. Больше Мин так ехать не может. Он с ума сойдет от такой тряски и накала. Поэтому Чимин решает сначала уменьшить скорость, а потом аккуратненько остановиться. К черту эти гонки и все остальное. «Заблокируешь колесо на маленькой скорости и точно упадешь!» — вспоминает слова Хосока Чимин, но с запозданием. Поэтому вместе с мотоциклом летит на землю. Первое, что понимает Чимин: мотоцикл тяжеловат. После того, как ему удается выбраться из захвата металлической туши, приходит озарение два: он все еще жив! Мин поднимается неловко с земли, придерживаясь за лежащий транспорт, отходит немного в сторону, снимает с себя шлем и роняет его наземь. Он только разодрал руку и ударился коленом. Чимин не верит своему счастью, неотрывно глядя на целые, но немного окровавленные руки. Кажется, можно сказать, что это его второй день рождения. Только вот сердце колотится все так же страшно, а ноги и руки трясутся. Чимин пытается внушить телу мысль: «Я жив! Все хорошо!» — но то не реагирует, продолжая дрожать. И что теперь делать? Мин оглядывает байк, обходит его, оценивая повреждения. Ему сильно за это влетит? Те парни явно будут не рады, получив грязный и поцарапанный мото. Чимин только теперь осознает, какой идиотской и тупой была идея. Черт! Да он мог же реально умереть! От осознания Пак хватается за голову. Это было ужасно опрометчиво и безрассудно! — Чимин! — раздается вдруг. Сначала Мину кажется, что у него галлюцинации, но оборачиваясь, он видит Чонгука, который несет в руках шлем и мчится к нему. Старший боится увидеть злость и раздражение в его лице, но Гук выглядит скорее обеспокоенным и встревоженным, чем злым. — Ты в порядке? — спрашивает Чонгук на выдохе, внимательно разглядывая Чимина. — Все хорошо. Хотя было страшно. — Я же говорил! Какого черта ты на него вообще сел! С ума сошел? Ради чего? Ты что, окончательно поехал? Всплеск негатива продолжается почти пять минут. Чонгук говорит, а Чимин слушает, смиренно кивая. Он заслужил. После того, как гнев Гука иссякает, они оставляют мотоцикл и куда-то идут. Вскоре Пак замечает знакомый автомобиль. На нем он сюда и приехал. За рулем все так же сидит парень с выбеленными волосами, а рядом с машиной стоит нервозный Хосок. — В машину, — командует Чонгук Мину и тот не сопротивляется. Чонгук и Хосок отходят в сторону, но Чимин слышит, как громко они ругаются. Неужели именно из-за него? До него доносится весьма отчетливо голос Хосока: «Я думал, что ты ему не дашь поехать!». — Это из-за меня, — печально произносит Мин, откидываясь на сидение и закрывая глаза. — Хосок и сам виноват, — отвечает водитель. Чимин едва не подпрыгивает от удивления. — Вы друг Чонгука, да? — Меня зовут Намджун, — мужчина поворачивает к Чимину и протягивает руку. — Я его очень хороший друг. Он живет в моей квартире. — Так та квартира ваша! — О, ты уже успел в ней побывать? — Да. Успел. Но, кажется, больше туда не попаду. — Почему? — Чонгук, похоже, ненавидит меня. — Это не так, — качает головой Намджун. — Чонгук закончил гонку и поехал искать тебя, несмотря на то, что терпеть не может проигрывать. Мне кажется, это вообще первый раз, когда он ради кого-то взял и развернул мотоцикл. Чимин и не рассчитывал на такую откровенность. Он ведь даже и не задумался об этом! А Чон ради него вернулся. Конечно, лавры в любительской гонке не столь почетны, а победа — всего лишь способ почесать чувство собственной важности, но сам факт поступка. Мин польщен и рад. Все же он не ожидал, что Чонгук решится на такое. Хотя у Гука же очень доброе сердце, пускай и ведет он себя не самым лучшим образом. — А вы случайно не знаете, почему он не живет с родителями? Намджун отворачивается и умолкает. Тишина длится минуту или две. Он смотрит куда-то за горизонт и думает, а стоит ли отвечать. Чимин понимает, что откровения может и не дождаться. Все же они друзья. Но у кого тогда выведывать такую информацию? — У Чонгука отец владеет фабрикой по производству мебели. Хорошая такая. Прибыльная. Он хочет, чтобы Гук-и занял его место. А вот он этого не хочет. Вот даже ушел из дома несколько месяцев назад, чтобы начать жить самостоятельно без родительской помощи. Я ему просто подсобил. О таком Чимин даже и подумать не мог. Он знал, что отец Чонгука некто при деньгах, но не более того. Значит, Гук не хочет подчиняться родительской воле. Мин опять чувствует, что они похожи, что их обоих связывает нечто общее. Только вот Чонгуку есть куда уйти, а Чимину — нет. — Возможно, он ведет себя с тобой недружелюбно, но не думай, что он плохой. Ему не нравится портить собой чужие жизни. — Тогда я не понимаю, почему он не боится испортить жизни Хосока, Тэхена и вашу, а вот мою... Совсем его не понимаю. — Может, потому что он к тебе относится как-то по-особому? Поначалу Чимину хочется громко рассмеяться. «Относится по-особому», — это уж точно! Но взгляд Намджуна исключает шутку. Он серьезен. У Мина сжимается сердце. Это же должно значить что-то совсем другое, а не то, о чем он подумал, ведь так? Но спросить Чимин не успевает: Чонгук залезает в салон и с сильным пусанским диалектом что-то рассказывает, обращаясь к Намджуну. Пак не слышит, переваривая полученную информацию. — Ты заболел, что ли? — спрашивает вдруг Чонгук, поворачиваясь к Чимину. — Что? — слабым голосом вторит тот. — У тебя лицо пунцовое. Намджун, открой ему окно. — А где Хосок? — спрашивает Намджун, выполняя просьбу Чонгука. — Останется расхлебывать кашу с мотоциклом, раз уж он ее заварил. Всю дорогу в автомобиле стоит гнетущая тишина. Останавливается транспорт Намджуна около школьных ворот. На улице Чонгук дожидается, когда машина Кима скроется из виду и только потом поворачивается к Чимину, вновь прожигая того знакомым гневным взглядом. Ну, вот опять. — Чимин, мы с тобой не в ебанном «Бриолине»! — возмущенно восклицает Чонгук. — Если ты напялишь на себя кожаную куртку, возьмёшь в зубы сигарету и поедешь на мотоцикле, то нихера не изменится, понимаешь? — Хорошо, — соглашается Пак. — А как тогда мне это изменить? Что нужно сделать? От реплики Мина Чонгук теряется. Он явно был к ней не готов, поэтому даже не смог сохранить гнев и раздражение на лице, позволив показаться искреннему удивлению. — Во-первых, ты больше никогда не поедешь на мотоцикле, — чуть успокоившись, произносит Гук, глядя куда-то в сторону. — Хорошо, согласен. А во-вторых? — Да черт! Почему ты не можешь выбрать кого-то кроме меня? — морщась, интересуется Чонгук. — Не знаю, — пожимает плечами Мин. — Потому что мое сердце выбрало именно тебя? Чонгук решает, что с него хватит слащавых ему не сдавшихся откровений, разворачивается и уходит в противоположную от Чимина сторону. — Твой дом в другой стороне! — кричит ему в спину Мин, но не получает никакой реакции. Возвращается Чимин домой грустным, усталым и сильно голодным. На кухне на столе под солонкой он находит деньги и заказывает себе пиццу. Курьер где-то теряется по дороге, сильно опаздывает, поэтому пицца приезжает скорее холодной, чем горячей. Но у Мина не остается сил спорить. Он ест и такую. После этого даже не делает уроки и ложится спать. Всю следующую неделю он ведет тихое и невзрачное существование, к которому за столько лет уже привык. Только вот не выходит, как раньше игнорировать Чонгука. Тогда они не общались и были страшно друг от друга далеки. А теперь Чимин приблизился к Гуку и не готов его взять и отпустить. Целую неделю Мин не подходит к нему, старается обходить стороной и всячески ограничивать себя в общении с Чонгуком. Но вселенная оказывается против, и всю неделю они сталкиваются: то при подготовке к фестивалю, то при уборке территории, то во время обеда, то в туалете. Почему когда ты сильнее всего хочешь отказаться от человека, он должен заполнить собой всю твою жизнь? В понедельник Чимин решает, что вселенная сильнее его. Или же тело требует дозы общения с Чонгуком. Так или иначе, после уроков он вновь идет на стоянку, где уже стоит Гук и разглядывает какую-то бумажку. По лицу становится понятно, что написанным он страшно недоволен. Чонгук скатывает ее в комок и выбрасывает, а та летит прямо к ногам Чимина. — Опять ты? — раздраженно произносит Чонгук, но Пак не реагирует, поднимая с земли бумагу и разворачивая ее. — Ого, у тебя по математике всего тридцать четыре балла. И меня-то ты зовешь дураком? — Тебя не учили, что в мусоре ковырять неприлично? — А тебя не учили пользоваться мусоркой? Хотя у тебя даже по корейскому всего лишь сорок. Читать-то можешь? Ты реально дурак? — Эй! — Чонгук вплотную подходит к Чимину и вырывает из его рук табель. Чон выше на несколько сантиметров, поэтому Чимину приходится смотреть на него снизу вверх. Еще Чонгук крепче телосложением и шире в плечах. Возможно, в драке у него будет преимущество. Но и у Чимина есть козыри: он обучался каратэ и тхэквондо. Только вот драться с Гуком ему совсем не хочется. — Чего тебе надо? — с вызовом спрашивает Чонгук. — Скорее, надо тебе, а не мне. Я могу помочь тебе исправить оценки. — Думаешь, что я побегу к тебе за помощью? Серьезно? После всего? — Возможно. Я один из лучших в школе по успеваемости. Ну, если тебе нравится быть дураком, то твое право. Докажешь родителям своими успехами, что ты еще маленький мальчик, который сам не может организовать подготовку к урокам. Чонгук злится. Сильно. Чимин чувствует исходящий от него негатив и ловит себя на мысли, что страшно доволен тем, что может вызывать у Гука такие бурные эмоции. Уж лучше так, чем вообще отсутствие реакции. Однако предложение с помощью тает в мрачной тишине. Чонгук усаживается на мотоцикл и уезжает, не сказав ни слова. Ничего между ними не изменилось. Чимин остается один. Он опускает глаза вниз и обнаруживает смятый и уже весьма грязный табель. Мин поднимает его с земли и старательно чистит, а затем убирает в карман пиджака. Дома он тщательно выглаживает настрадавшуюся бумажку, затем долго разглядывает (у Чонгука отличные результаты по физкультуре, химии и биологии), а после прячет в «Дон Кихота», стоящего одиноко на книжной полке. Это будет их небольшой секрет. Следующие несколько дней Чимин проводит опять тихо. К Чонгуку не лезет. Голова пуста. Мин привык добиваться своего, но сейчас его энтузиазм сильно угас. Сложно прокладывать путь к человеку, который того не желает. Хотя Мин в этом не уверен. Возможно, Гуку он все же интересен. Может, чуть-чуть. Только вот на сближение идти он все равно не хочет. Так стоит ли это того? Зачем принуждать человека к связи, которую он не желает? Разве таким образом можно построить здоровые отношения? Чимин утопает в рефлексии и стыде. Ретроспектива нескольких прошедших недель его ужасает. Никогда он еще не вел себя столь импульсивно и необдуманно. А сколько проблем он создал своими выходками! Мину очень хочется найти Хосока и перед ним извиниться. Больше ему хочется извиниться, конечно, перед Чонгуком, но для того он вряд ли найдет слова. Сердце безумно хочет от этого неприступного парня тепла и ласки. Даже жалкая встреча на пару минут обрадует настолько, что Чимин вновь утратит контроль над собой. Нужно что-то делать. Поднимать дисциплину! Не так долго осталось учиться. Дальше универ, новая жизнь, никакого Чонгука… Да. Только не нужна Паку и даром такая жизнь. Чтобы отдалиться от мыслей о Гуке, Чимин берется за учебу с новой силой. Дома и в школе он читает учебники и ведет конспекты, заучивая целые параграфы наизусть. От этого сны становятся бесцветными и схематичными, в них правят буквы и золотистый циферблат исполинских размеров. Во сне Чимин постоянно куда-то опаздывает, а скопы букв и цифр пытаются его удушить. Так Мин лишается здорового сна, обходясь четырьмя часами забытья, которые оканчиваются мокрой от пота постелью и ноющей головой. Долго Чимин так не сможет. Он это чувствует. Но выбирает все равно учебу, чтобы заглушить все мысли о Чонгуке, который все меньше мелькает в мечтах, словно осознавая занятость Мина. По дороге к школе и домой, Чимин повторяет про себя выученное накануне, не давая мозгу и минуты покоя. Голова тяжела и кипит от количества втиснутой в нее информации, но Мин не унимается, надеясь затолкать еще больше. Жаль, что нельзя шредером пройтись по многочисленным конспектам, а затем запихать бумажную лапшу в голову, перед этим достав опухоли, где живет память о Чонгуке. Как бы было все просто и легко. — Ты выглядишь так, словно вчера сдох. Да, не такой первый комплимент Чимин ожидал услышать от Чонгука. Чон же выглядит, как обычно, превосходно. Именно поэтому Паку не хочется на него смотреть: этот образ вытеснит все нужные и ненужные знания, заняв собой все место в пульсирующей от усталости голове. Чимин намеревается игнорировать Чонгука, но тот зачем-то идет за ним. — Ничего не ответишь? Серьезно? — Что тебе нужно? — устало интересуется Мин, продолжая идти вперед и не думая останавливаться. Чонгук сначала молчит. Чего ждет? Чимина это даже начинает раздражать. Или молчи, или превзойди молчание словом. Он же к нему не лезет, ему не мешает, так к чему вновь завязывать диалог? Неужели соскучился? Пака радует эта мысль. Это значит, что он добился своего, заставив сердце глыбы льда треснуть и впустить в царство ночи немного лучей света и любви. Звучит избито и банально. «Мне надо отдохнуть», — твердо решает Чимин. Как раз два выходных на горизонте. Он будет спать, поглощать медовые хлопья с молоком и смотреть глупые передачи по телевизору. Надо немного передохнуть или он реально ляжет и сдохнет. — Ты предлагал свою помощь недавно, помнишь? — незнакомым голосом говорит Чонгук. Чимин так удивляется, что останавливается, поворачиваясь к младшему. — Мне надо подтянуть парочку предметов, — выжимает из себя Гук под пристальным взглядом Мина, а затем отводит глаза в сторону. — Если ты не против, то я бы хотел… — Только не бесплатно, — сразу выдает свое условие Чимин. — Чего? И сколько же ты хочешь с меня содрать? — Деньги меня не интересуют. Давай бартер. Ты мне — я тебе. Все честно. — Конкретней давай, — голос Чонгука становится знакомым: ледяным и грубым. — Чего ты хочешь? — А я вот так придумать сходу не могу. К тому же вдруг ты окажешься тупее связки бананов. К чему тогда мои усилия? — Ты точно нарываешься, — цедит Гук, жестко улыбаясь. — Но хорошо. Будь по-твоему. Завтра у меня в двенадцать. — Завтра у тебя в три пятнадцать. Хочу пиццу и ванильную колу. И да, кола должна быть комнатной температуры. Не хочу заболеть. — Я тебе, блять, не ресторан. — А я тебе, блять, не шлюха, которую ты можешь вызвать к любому часу. У меня тоже есть дела. У Чонгука определенно есть возражения. Чимин даже начинает бояться, что получит за такие слова, но Гук в итоге смиряется с положением дел, называет свой адрес и уходит. Получается, Мин с венцом победителя удаляется с поля боя. Он поверить не может в свой оглушительный успех и долго смотрит в спину Чонгуку, ожидая подвоха. Но ничего не происходит. Чимин действительно победил. В субботу Пак встает рано, умывается, завтракает и садится за уроки. Благо, задали не так много, но чтобы сделать все хорошо, нужно все равно приложить немало усилий. Заканчивает письменную работу Чимин к двум часам. С одеждой он решает не заморачиваться: натягивает старые стертые на коленях черные джинсы и полосатую рубашку, которая немного ему велика. По дороге к дому Мин сокрушается над своей глупостью: надо было взять у Чонгука мобильный номер! Что, если его нет дома? Может, он передумал? Зачем тогда тащиться? Перед домом Гука Чимина охватывает неприятное, тяготящее чувство. «Он меня обманул», — предполагает Мин, со страхом нажимая на кнопку квартиры Чонгука. К счастью, Гук отвечает почти сразу. Голос его звучит привычно недовольно, но не так уж сердито. В квартире у Чонгука чистота, а на нем самом джинсы и белая футболка. Встречает он Чимина долгим молчанием. Пак отвечает ему тем же. Стягивает кроссовки, ставит их к грязным ботинкам Гука и тянет тишину. Мин уже заметил, что все начинает стремительно портиться, как только кто-то из них открывает рот. Лучше уж молчать. В гостиной уже все готово к занятию: бумага, ручки, карандаши, тетрадки Чонгука и стопка пухлых учебников. Пак примечает, что раньше стола перед диваном не было. Похоже, что он мигрировал для добрых дел с кухни. Чимин усаживается на диван и берется за тетрадь по корейскому языку, в которую вложены многочисленные заваленные тесты. — И когда ты собираешься пересдавать? — интересуется Мин, отрываясь от полей ошибок. Чонгук уселся на диван с ногами с другой стороны. Далеко, но одновременно чертовски близко. — Как только разберусь со своими ошибками. — Да, надеюсь, мы успеем до того, как у тебя появится седина. — Неужели все так плохо? — Нет, — качает головой Чимин, передавая Чонгуку чистый лист бумаги и одну из заваленных работ. — Сначала сделай работу над ошибками, а я пока посмотрю, что у тебя с математикой. Чонгук повинуется беспрекословно. Пак даже немного удивлен. С чего он так послушен? Но думать об этом сейчас бессмысленно. Чимин отгоняет все лишнее и окунается теперь в математику. Корейский язык Чону дается куда лучше, чем точные науки. Чонгук вообще не понимает, как решать уравнения, использует формулы наугад, а в некоторых задачах поражает Мина своей изобретательностью: он выдумывает невероятные решения! Чимин даже восхищается усилиями Гука побороть примеры, которые он не может решить. Ответы выглядят неказисто, жалко, но он же додумался прийти к такому! — Закончил, — докладывает Гук, протягивая лист Чимину. Мин внимательно все проверяет и улыбается: Чонгук точно не дурак! Цветы энтузиазма раскрывают свои набухшие бутоны, но как только они переходят к математике, их грубо срывает ураган незнания по имени Чон Чонгук. Чимин предполагал, что у него есть проблемы, но настолько огромные! За полчаса битвы с математическими задачами плечом к плечу с Чонгуком, Мин начал сильно сомневаться в своих знаниях, да и вообще умственных способностях. Гук путает не только себя, но и его. Чимин нервно трет виски, раскладывает все по полочкам, но приходит Чонгук с «а я думаю, надо вот так» и все приходится начинать сначала. — Вот тут ты уже решаешь неправильно, — тычет Чимин грифелем карандаша в кучку цифр. — Тут надо использовать другую формулу. Давай разберем на другом примере, чтобы тебе стало понятней. Тут речь Пака прерывает громкое урчание его живота. Чонгук сидит рядом и все слышит. Мин смущенно потирает нос, словно бы ничего не произошло. Они занимаются вот уже два часа. Он проголодался, ведь даже не обедал. — Перерыв? — спокойно спрашивает Чонгук. Чимин кивает. Гук уходит на кухню, а Пак облокачивается на спинку дивана и прикрывает глаза. В голове все задачи решаются идеально, но вот рядом сидит Чонгук, и все превращается в кашу. Нужно собраться с мыслями. Чимин вновь возвращается к задаче из заваленной проверочной работы Чонгука, переписывает условия и решает ее, как делал бы это сам. И все получает, как надо. Мин довольно обводит ответ несколько раз в кружок. С кухни возвращается Чонгук в одной руке с тарелкой, на которой тесно устроились два куска пиццы, а в другой банка ванильной колы. Чимин роняет карандаш под стол. Чувствует себя пятилетним мальчишкой, которому только что мужчина в черном фраке вытащил из своего цилиндра белого кролика с красным бантиком на шее. Мин едва удерживается от неуместных аплодисментов. — Это «Четыре сезона», — объясняет Чонгук, ставя тарелку перед Чимином. — Ты не сказал, какую хочешь, поэтому я взял свою любимую. — Н-неожиданно, я и не думал… — Сам же попросил, — хмурится Чонгук. — Не думал, что ты меня слушал. Чимин решает не смотреть на Чонгука, чтобы меньше смущаться и принимается за запоздалый обед. Пицца горячая, потому что Гук разогрел ее в микроволновке, а кола, как он и просил, комнатной температуры. Мин едва удерживается от того, чтобы пуститься в ветвистые благодарности. Но он действительно польщен! Даже в самых дерзких мечтах он такого себе не воображал. Чонгук все же хороший парень! Хотя и колючий временами. После короткого перекуса Чимин принимается за объяснения с удвоенным энтузиазмом. К шести часам они успешно заканчивают разбираться с ошибками в одной из заваленных работ. Гук вполне доволен результатом. Теперь он лучше разбирается в терниях точных наук. Остальное дело практики. Уходит Мин со спокойной душой, вновь самостоятельно назначая встречу: в воскресенье в два пятнадцать. С этого дня начинается череда радостных для Чимина встреч. Вместе с Чонгуком они постигают тайны точных наук. Мин разбирает для младшего задачи по математике, геометрии и даже физике. Гук все внимательно слушает и запоминает. Воспроизводит решения он великолепно, но в похожих задачах при малейшем усложнении начинает путаться. Но Мин не теряет надежды! Он видит, что в глазах Чонгука горит пламенем жажда знаний. А самому Чимину очень приятно общество Гука. Пускай им отведено не более трех часов в день. Несмотря на то, что они встречаются чаще и даже говорят друг с другом, расстояние между ними по-прежнему вызывает в Чимине грусть. Чонгук не желает его к себе подпускать. Всякий раз, когда Мин уходит с торной учебной дорожки, входя в заросли «личная жизнь», Гук ершится и перестает быть милым и послушным. Он превращается в страшного недотрогу, и разговор встает в заросший плющом тупик. Как бы Чимин ни гнул улыбку, Чонгук остается при своих правилах, в своем замке одиночеств, куда может без приглашения входить кажется любой, но только не Мин. — Странное дело, — прокомментировал ситуацию Хосок, зашедший к Чонгуку за одеждой Намджуна, когда там восседал в гостиной зарытый в учебники Чимин. — Он недоверчив поначалу, как запуганная собачонка, но он привыкает к людям и уже не пытается загрызть. Ты ему точно ничего не делал? Чимин уверен, что нет. Просто у Чонгука он входит в какую-то особую категорию людей, которых он не хочет впускать в свою жизнь. И что с этим делать? Как заставить его растаять? Мин кажется перепробовал уже все. Но Гук не хочет. Не хочет и все. — Так что ты хочешь за помощь? Вопрос Чонгука возник некстати. Чимина передергивает от неожиданности. Он роняет карандаш и забывает условия сложной задачи, которую придется решать в четыре, а то и в шесть действий. Он удивленно смотрит на Гука, который сидит как обычно от него подальше. Словно боится, что Чимин начнет к нему приставать. — Что ты сказал? Чонгук тяжело выдыхает. Его раздражает повторять. — Ты уже достаточно помог мне с учебой. Чего ты хочешь за эту помощь? Или ты уже забыл? По правде сказать, Чимин реально забыл. Тогда он хотел показать Чону, что он личность со своими интересами и жизнью, которая не придет к Чонгуку по щелчку пальцев и за чью помощь придется платить. Паку хотелось повысить собственную важность в глазах младшего. Только вот он об этом забыл, как с ним случается довольно часто. Вроде умный парень, в голове огромное количество полезной информации, а имена одноклассников запоминает с трудом и собственных же требований не помнит. — Так, типа тебе ничего не нужно? Мило с твоей стороны. — Нет! Я ждал подходящего момента! — А, вот оно как, — Чонгук не верит, улыбается страшно самодовольно. — Ладно. Чего ты хочешь? — Постой! Неужели тебе уже не нужна моя помощь? У тебя за прошлую контрольную по физике всего шестьдесят пять баллов. — А раньше и сорока не было. Мне этого хватит. Ты уже две недели ко мне ходишь, как к себе домой. Спасибо за помощь, но этого достаточно. Не должно было, но укололо. «Как к себе домой», — это, что ли, упрек? Чимин всего лишь хотел помочь, а теперь Чонгук его в назойливости обвиняет? Какого черта? Мин закусывает от раздражения губу. Хотел как лучше, а вышло… Почему общение с людьми это всегда сложно? Да и почему Гук раньше не додумался сказать, что встречи происходят слишком часто? Чимин старается держать раздражение в узде, но то вырывается фонтанами, подталкивая Пака к какой-нибудь очередной тупой ошибке. — Хочу, чтобы ты занялся со мной сексом, — гордо выпаливает Мин, поворачиваясь к Чонгуку, ожидая увидеть в его лице страшное смущение. — Так и думал, что ты это попросишь, — невозмутимо произносит Гук. Даже в лице не меняется. — Да быть не может… Ты не мог этого знать! Даже я этого не знал! — Слушай, а ты ведь девственник? — Чего?! — стремительно краснеет Чимин. — Нет. Это вообще не так. Ты с кем-то меня путаешь. — Ну, отсасывал мне именно ты. — А это тут причем? — Довольно посредственный минет. Вот и стало интересно. У тебя вообще опыт в сексе есть? — Конечно, — сильно смутившись, врет Чимин. — Тогда пьян был, а так я очень хорош. Чимин чувствует на себе сверло взгляда. Но надо продолжать держаться. Он не может так опозориться перед Чонгуком. Как он вообще умудрился по качеству минета определить чужую невинность? Бред какой-то. Мин в это не верит. Гук точно его испытывает. Посмеяться над ним хочет. Нашел себе эксклюзивное развлечение. Чимин пытается придумать, как доказать свой огромный (отсутствующий) опыт, но ничего не лезет в голову. Все мысли направлены лишь на нагло улыбающегося своей маленькой победе Чонгука. — Можем сейчас, — роняет Гук, поднимаясь с дивана. — Или тебе нужен ужин в ресторане, красное вино и розы? Как там теперь девственники свою дефлорацию представляют? — Я не девственник! Сейчас? Отлично! А вот эту задачу будешь решать сам! — Чимин демонстративно перечеркивает начало решения несколько раз. — Тогда нужно помыться. Кто первый? — С чего ты вообще взял, что я девственник? Да и минет тебе ведь понравился! Ты же кончил! Чонгук тут же смекает, что с Чимином сейчас вести диалог бесполезно и первым идет в душ, оставляя старшего негодовать в одиночестве. Градус негодования чуть опускается, когда Мин сам оказывается под струей умеренно прохладного душа. На него нападет другое, куда более важное осознание. Сейчас они с Чонгуком займутся сексом. Мин, положив руку на сердце, честно несколько раз читал статьи в женских журналах об отношениях. Единственное, что он точно усвоил, что счастливые и здоровые отношения не могут базироваться исключительно на сексе. Он ведь это прекрасно знает. Так почему заводит отношения с Чонгуком именно в эту степь? Надо было попросить сходить на свидание! Или стать парнем на месяц! Пак Чимин, чем ты думал, когда предлагал тупо заняться сексом? Раздается стук. Чимин от ужаса едва не поскальзывается, успевая схватиться за штору, которая, к счастью, не рвется. — Чего надо? — натурально возмущается Мин. — Ты уже там почти час. Неделями, что ли, не моешься? Годичный слой грязи отскабливаешь? Чимин выключает воду и начинает вытираться предложенным Чонгуком полотенцем, попутно читая длинную (нескончаемую) лекцию о своей гигиене. Он, между прочим, моется каждые два дня, а в выходные принимает ванну со всякими травами и маслами, которые мама закупает тоннами (наверное, к ядерной войне: кто, если не она, позаботится об этом?). Когда Чимин торжественно выходит из ванной комнаты, облаченный в черный махровый халат, Чонгука под дверью не оказывается. На самом деле он ушел сразу, как услышал, что вода перестала литься. Мин отправляется в гостиную, чтобы прочитать лекцию еще раз, но и там Гука нет. В голову Чимина даже закрадывается мысль, что тот сбежал, как уже делал во время их занятий, когда уставал от задач, он хватал куртку и выходил погулять и покататься на мотоцикле. Неужели и сейчас свалил? — Чонгук? — осторожно зовет Чимин. — Я в своей комнате, — тут же раздается ответ. Перед комнатой Чонгука Мин застывает. Он не входил в нее с той самой ночи. Стыда не хватало. При свете комната выглядит получше. Видно теперь компьютерный стол, плакаты на стенах, книжный шкаф, где половина книг Чонгуку не принадлежит. Сам Чон устроился на кровати по-турецки и что-то разглядывает. Чимин входит в запретную комнату без прямого разрешения и замирает: Чонгук читает этикетку на бутылочке интимной смазки. — Она обычная, — докладывает преспокойно младший. — Без вкуса, без запаха, без цвета. Терпеть не могу разогревающую. От нее потом член зудит. Воняющие тоже терпеть не могу. Запах словно впитывается в тело, и не отмыться. А вот со вкусом… Как-то брал клубничную и она настолько приторно-сладкая, что ее в торты можно заливать. У тебя есть какие-то предпочтения? Чонгук поднимает на Чимина глаза, выжидает ответа. Мин изо всех сил старается не открыть рот, чтобы не выпалить что-то вроде: «Охренеть! Они, что ли, разные бывают?». Его знания о таких вещах скудны и ограничены. В чем он никогда Чону не признается. — Может, сядешь? — интересуется Чон. — Или у тебя фетиш заниматься сексом стоя? Или на полу? — Чонгук опускает взгляд на пол, разглядывает. — Тогда нам перед этим придется его вымыть. — Нет, кровать меня устраивает, — Чимину тяжело даются слова из-за волнения. Он садится так, словно его мучает боль, и он изо всех сил старается не задеть травмированное место. — Ты выглядишь напряженным. Что-то не так? — в голосе Гука заиграли игривые нотки насмешки. — Все отлично. Я немного взволнован. Вот и все. — И чего волнуешься? — Ты меня… Э, ну, членом… — Что? Это какой-то ребус? — Ну, секс, это, вот, ну… Чимин в мгновение утратил все свое красноречие. Никогда ему еще так сложно не давались слова. Он сидит, как на иголках, и не может даже взглянуть на Чонгука. Зря он сказал про секс. Он к нему банально не готов! Зная Гука, Мин уже предчувствует, какое с ним будет грубое, жесткое и неприятное соитие. Почему его первый раз должен быть отстойным? Чимин вообще-то в будущем еще хочет заниматься сексом. Он хочет любить секс! А сейчас Чонгук одним уверенным толчком и пятнадцатью минутами тяжелого дыхания Мину в лицо лишит его всякого удовольствия от этого занятия на долгие мучительные годы. Хосок как-то обмолвился, что в постели Чонгук ненасытен и эгоистичен. Явно любовник из него так себе. Но как уйти? Гук точно его засмеет. К тому же какая-то часть Чимина страстно жаждет этого события. Чтобы узнать, как это бывает у двух людей. Пусть и не взаимно друг в друга влюбленных… — Ты боишься анального секса? — Чонгук садится к Мину максимально близко и кладет широкую ладонь на его дрожащее бедро. — Боли боишься или что подцепишь инфекцию? Чимин не отвечает. Словосочетание «анальный секс» лишает его чувств. Складывается впечатление, что после его произношения у Мина моментально развивается акинетический мутизм, не давая тому ни сказать, ни двинуть ни единой мышцей. — Я регулярно проверяюсь на ЗППП. В последний раз был два месяца назад и с тех пор я ни с кем не спал. А насчет боли при анальном сексе… Это реально, если не привыкнуть, не особо приятно, но я не собираюсь пихать в тебя член. — Так разве бывает? — оживает Мин. — Ну, секс без пихания члена? — Секс куда многогранней, чем член во влагалище или заднем проходе, Чимин. Я тебе покажу. После этих слов, Чонгук одним резким движением лишает Мина махрового слегка влажного халата и заваливает на кровать, подминая под себя. Младший наклоняется к уху Чимина и шепотом произносит: — Вообще, если считать сексом только пихание члена в разные отверстия, то ты лишил себя невинности, взяв мой член в рот, разве нет? Чимин и так слишком потрясен, чтобы отвечать. Он лежит на кровати Чонгука раздетый, а младший нависает над ним и внимательно разглядывает. Затем двумя пальцами Чон цепляется за резинку трусов, стягивая их вниз, Мин решает помочь себя раздеть: окончательно снимает халат и расстается с трусами. На Чонгуке все еще футболка и шорты, а на нем ничего. Это немного напрягает. Они находятся в неравном положении. Только Чимин хочет сказать об этом, как Гук наклоняется к его шее, проводит по ней языком, вызывая у старшего дрожь во всем теле. — Как тебе больше нравится? — интересуется Чонгук, подушечками пальцев ведя прерывистую дорожку от ключиц до лобка застывшего в предвкушении Чимина. — Какие у тебя эрогенные зоны? Мин понятия не имеет. Он смотрит на Гука большими глазами, словно тот сейчас открывает ему тайны вселенной. Чимин слышал об эрогенных зонах у женщин. Но разве они бывают у мужчин? Кроме члена ничего в голову не лезет. Только вот позориться такими ничтожными знаниями он не хочет. — У тебя волосы на лобке все еще влажные, — растягивая с наслаждением слова, докладывает Чонгук, массируя промежность старшего. Гук наклоняется вновь к шее, но ведет дорожку влажным языком теперь вверх и цепляется крепкими зубами за мочку уха. Сильный жар обдает Чимина, и он издает непонятный звук, похожий то ли на рычание, то ли на стон. Чонгук усмехается, отпуская укушенную мочку уха. — Уже твердеешь, — деловым тоном сообщает Гук, окидывая взглядом член Мина, и касается нежной плоти кончиком указательного пальца, а затем освобождает розовую головку от крайней плоти. — Мило, — комментирует Чонгук. Еще никогда Чимину не было настолько стыдно. Это положение его угнетает. Некуда бежать, а младший все нависает, бесстыдно касаясь чужого тела. Мину нравится. Чертовски нравится, как бережно относится к нему сейчас Чонгук, пусть его слова все еще пропитаны насмешкой, а глаза глядят так, словно пытаются вскрыть. Чимин все простит, если он продолжит касаться так же нежно и так сексуально говорить. Мин смотрит не на губы, а на родинку, двигающуюся с ними в такт. Ему не нужно порно для стимуляции. Достаточно Чонгука, нависающего над ним. — Что тебя так возбуждает? Я даже ничего интересного не сделал. Сначала Чимин не хочет отвечать. Гук точно рассмеется от нелепого и немыслимого откровения. Но Чонгук продолжает массировать одной рукой член Мина, а другой ощупывать мускулы, при этом взгляд не сводит с лица старшего, наблюдая за реакцией, примечая даже малейшее движение сухих губ. Рано или поздно он поймет, что вызывает у Чимина такую реакцию. Потому что хочет это узнать. Разве это не впервые, когда Чонгук действительно хочет у хена что-то узнать? — Это все ты, — нервно вырывается у Чимина, и он поворачивает голову в сторону. — Реально не догадался? Я же все-таки говорил, что ты мне нравишься. Остается ожидать приступа смеха или еще какой-то недопустимой реакции со стороны Чонгука. Мин готов к тому, что его будут высмеивать за его чувства. Но куда от них деться? Именно они толкают его на всевозможные безумства и так кипятят кровь, когда Чонгук оказывается рядом и нагло касается его тела. «Можешь посмеяться», — хочет уже сказать Чимин гордо, словно бы такая реакция его и не заденет. Но Чонгук не дает ему слова, опускаясь к плитам груди, и дорожкой крохотных поцелуев ведет к темному вставшему соску, а затем накрывает его губами и принимается сосать. Теперь стон выходит полноценным. Мин такого не ожидал. Он хватает Чонгука за плечи, но не останавливает. Это неожиданно, но приятно. Гук посасывает твердую горошину, а потом сжимает в тисках губ, придавливая. Наслаждение и боль льются вместе, поэтому Мин не может выделить что-то одно, но рука Чонгука ласкает уверенно стоящий член и Чимин все же отчетливей чувствует удовольствие. Гук решает оставить сосок, напоследок прикусив его уже зубами. Тот начинает пульсировать от неожиданной атаки, а Чимин выдает шумный вздох. — Больно, — говорит он, обращаясь скорее к соску, чем к Чонгуку, но тот все слышит и накрывает ноющую бусину большим пальцем, массируя, а сам опускается ниже, усыпая подтянутый живот старшего поцелуями. Променад губ по телу Чимина оканчивается у лобка. Чон берет в руки член и пару раз мажет языком по раскрывшейся головке. А Мин все видит. Видит, как Гук наклоняется к нему, как прикрывает глаза, как широко открывает рот, а затем плотно обхватывает член. Выглядит картинно, элегантно, превосходно. Сколько раз надо брать член в рот, чтобы так умело доставлять удовольствие? Чимин не хочет думать об этом. Ревность снижает градус возбуждения и заставляет голову пестрить не теми картинками, такими же развратными, но там Чонгук точно так же ласкает других людей. — Не надо, — просит жалостливо Чимин. — Не хочу. Гук тут же прекращает, отпуская член и смотря на Пака. — Что-то не нравится? Больно? — Так не хочу, — только и может лепетать Чимин. Чонгук хочет что-то спросить, но передумывает, кивая и поднимаясь. Он берет со столика у кровати бутылочку смазки и презерватив. — Хочешь? Или на сегодня ты все? — Пальцами, да? — опасливо интересуется Мин, поглядывая на бугрящуюся ткань на шортах Чонгука, демонстрирующую его возбуждение. Старший доволен, что смог вызвать такую реакцию, но к анальному сексу он все еще морально не готов. — Ты ведешь себя странно, вот у меня и встал, — замечая взгляд Пака, объясняет Чонгук. — Я не причиню тебе боли и не сделаю ничего против твоей воли. Если ты хочешь, то мы сейчас же все прекратим. Ну, а в качестве оплаты услуги я куплю тебе еще пиццу с колой. Гук уверен, что Чимин согласится, поэтому собирается уйти в ванную комнату, разобраться со своим возбуждением. Мин видит, как он готовится встать с кровати и уйти. Но не может ему этого позволить, цепляясь за широкое запястье. Чонгук глядит уже ошарашенно. Впервые так долго его лицо не покидает удивление. — Я хочу попробовать. Давай продолжим. Дальше происходит нечто совсем невообразимое: Гук наклоняется к Чимину и касается его губ своими мягкими и чуть влажными. Это мимолетное прикосновение, которое продлилось всего несколько жалких секунд. Оно даже какое-то целомудренное. Так, наверное, стоит целовать маму. Мин замирает, не понимая. Лицо пылает от смущения, а Чонгук смотрит долгим, неприлично долгим взглядом. — Тебе надо будет встать на четвереньки, — говорит очень тихо Гук. — Сможешь? Чимин робко кивает. Поворачивается и встает на четвереньки. Стыд окутывает в плотный кокон. Наверное, он выглядит в такой позе странно. И, конечно, ужасно нелепо. Мин дожидается лишнего комментария от Чонгука, но тот ничего не говорит, касаясь ладонью внутренней стороны бедра Мина, и ведя ее вверх. Конечным пунктом оказываются ягодицы, которые Гук поглаживает без особого усилия, едва касаясь мягкой кожи. — Я не особо брезглив, но презерватив все же надену. Окей? — Куда? — обеспокоенно спрашивает Чимин, поворачиваясь. — На пальцы, конечно. — Ими и так пользуются? — Чимин, как можно так хорошо разбираться в математике, геометрии и физике, но не знать таких банальностей? Как так вышло? — Я просто не такой любвеобильный, как ты! — Да, я в курсе, что ты девственник. — Нет, я… Чимин не успевает начать свою любимую тираду, Чонгук быстро открывает флакон смазки и выливает ее на копчик старшего и та медленно бежит вниз, подчиняясь притяжению земли. Смазка холодная. А еще от нее щекотно. Мин выгибается в спине, стараясь облегчить свое положение, но не использовать при этом руки. — Что ты делаешь? — удивляется Чон. — Она холодная! — А ты и этого не знал? Сейчас станет теплее. Чонгук ловко открывает упаковку презерватива и натягивает его на указательный и средний палец, а затем принимается размазывать прозрачную смазку. Чимин чувствует, как пальцы Гука массируют его задний проход. Младший давит лишь слегка, проникает только кончиками, не торопится, давая хену привыкнуть к смазке. Постепенно движения становятся все наглей, а пальцы проникают все глубже. Чонгук делает все размеренно, но Чимин все равно замирает всякий раз, когда пальцы оказываются глубже положенного. Он чувствует, как плотно их обхватывает и какими инородными они ощущаются. А если бы это был член? Мин и думать об этом не хочет, расставляя пошире ноги и привыкая к непривычным ощущениям. — Так как член я в тебя вставлять не собираюсь, то этого достаточно, — говорит Чонгук. — Сейчас будет самое интересное. Вот не нравятся Чимину такие заявления. Он крепче сжимает подушку и готовится на Гука орать, потому что тот наврал, и вообще больно, стыдно и давай сюда свою пиццу. Но происходит нечто странное. Мин понимает, что Чонгук чего-то коснулся в нем, внутри. Он знает, что это простата. Но точно не ожидал от себя такой реакции. Первое касание сложно объяснить, если такое вообще возможно. Чимин ощутил напряжение, легкий дискомфорт и что-то еще. Он не успел разобрать, так как Чонгук убрал палец. — Сделай так еще, — просит Чимин, выдыхая. — Дискомфорта нет? Может, добавить еще смазки? Мину как-то все равно. Ему как маленькому ребенку интересно новое, неизведанное чувство и он хочет о нем все-все узнать. Чонгук, несмотря на отказ Мина от смазки, добавляет еще и проникает пальцами вновь, задевая чувствительный комок нервов. На этот раз Гук целенаправленно массирует его, а Чимин знакомится со странным ощущением ближе. Это совершенно не похоже на классическое возбуждение. Все сопряженно с легким дискомфортом, но почему-то хочется испытывать это еще, и еще, и еще. Мин не хочет, чтобы Чонгук останавливался. Лишь бы только продолжал так касаться его пальцами, заставляя все тело дрожать. — Перевернись на спину, — требует Гук, и Чимин повинуется, расставляя ноги. — Тебе же нравится, да? У тебя сбилось дыхание и член влажный. — Еще, делай так еще… Мин уже не контролирует голосовые связки и несет какой-то бред, благо Чонгук не акцентирует на этом внимание и не задает каких-нибудь каверзных вопросов. Он послушно продолжает толкаться пальцами, а другой рукой надрачивать член хена. Чего-то не хватает. Чимин чувствует. Ему чего-то сейчас очень-очень не хватает. Это его первый раз и он не хочет, чтобы он завершился так: без какого-то важного элемента. «Чего я хочу?» — спрашивает сам себя Пак, шире открывая глаза и неотрывно глядя на Чонгука. У него выступила испарина на лбу, и тоже сбилось дыхание. У него все еще стоит. — Эй, — зовет Пак, вытягивая руки навстречу Чонгуку, — поцелуй меня, пожалуйста. Где-то глубоко в душе, Чимин понимает, что просить такое — наивысшая степень глупости. Но он слишком возбужден, чтобы голос разума ему что-то диктовал. Однако он все равно искреннее удивляется, когда Чонгук слушается, и целует его, грубо толкая язык в чужой рот. Чимин обнимает младшего за плечи, запускает руки в густые мягкие волосы и прижимается всем телом, а Гук продолжает массировать пальцами простату до самой кульминации. Тогда тело Мина содрогается, а анус сильно сжимается. Он и раньше испытывал оргазм. Например, во время мастурбации, но никогда он еще не был так ярок и оглушителен. Чимин даже не заметил, как впился зубами в плечо Чонгука. Чонгук нависает над кончившим старшим и самодовольно улыбается. Мин даже укорить его не может. Только хлопает ресницами и неотрывно глядит в ответ. — Так много кончил, — вновь деловито сообщает Чон, а затем опускается к животу Чимина и слизывает его сперму под аккомпанемент испуганных воплей Пака. Но Чонгука это не останавливает. Он слизывает все. Затем поднимается и облизывается. — З-зачем т-ты э-это с-сделал!? — А что? — усмехается Чонгук. — Лишил тебя сокровища? Ты дома свою сперму консервируешь или что? Какой же ты удивительный девственник. Чон, смеясь, уходит в ванную, а Мин кричит ему вслед, что он все понял не так! Это было всего лишь удивление! Разве приличные люди слизывают чужую сперму? А затем он вспоминает себя. Он ведь тоже… Но это же была случайность! Несмотря на кульминацию, Чимин остается доволен. Ему понравилось. Секс — это круто. Ему даже стало интересно, а анальный секс также хорош? А если он будет с Чонгуком, то будет ли он таким же чутким и внимательным? Только вот где теперь искать поводы для секса с Гуком? Чонгук возвращается из ванной уже без стояка. Чимину тут же становится неловко. Это правильно, что он вообще ему никак не помог, и младшему самому пришлось разбираться со своим возбуждением? Это разве честно? Чимин хочет поинтересоваться у Чона, но раздается телефонный звонок. — Я отвечу? — спрашивает Чонгук. Чимина даже удивляет, что младший просит на это разрешение. Конечно, он его дает. Ему почти не слышно голос на другом конце провода, но он почти уверен, что это девушка. Укол ревности Чимин переносит мужественно и лишь слегка дует губы, смакуя тайное знание: только что Гук слизал с его живота сперму до последней капли! — Нет, я не собираюсь праздновать, — тянет скучающе Гук, закатывая глаза. — Так ему и скажи. Мне все равно. А почему должен? Но мне и так хорошо. Мам, не начинай. Чимин едва не выдает звонкий гортанный звук, успевая закрыть рот ладонью и впиться в нее зубами. Чонгук говорит со своей мамой! Он даже и подумать о таком не мог. Их беседа такая легкая, непринуждённая, без заморочек. Гук не думает над каждой фразой, не боится сказать что-то не то. Их диалог естественен. Так и должны общаться мать и сын. Чимину горько от этой мысли. У него с мамой так ведь никогда не выйдет. Не для нее так просто общаться с собственным сыном. Мин слышит, что женщина смеется на том конце провода из-за плоской шутки Чонгука. Ей такое нравится. Гук ведет себя холодно, как и обычно, но все же его губ касается довольная улыбка. Разговор оканчивается неожиданно, как и начался. А Чимин уже не может молчать. — Вы с мамой в хороших отношениях, так почему ты дома не живешь? — Вот все тебе интересно, — устало произносит Чонгук, но в его голосе нет злости или раздражения. — У меня с отцом не клеится. Он хочет от меня слишком многого, поэтому я живу тут. Чтобы поумерить его аппетиты. Чимину хочется поинтересоваться, как ему удалось найти общий язык с мамой, но вопрос кажется ужасно нелепым и глупым. Да и что о нем Чонгук подумает? Взрослый парень, который не может найти точки соприкосновения с собственной матерью? Точно ведь дурак. — А что ты не хочешь праздновать? Вроде праздников никаких нет в ближайшее время. — Ты знаешь, что это не очень воспитанно, говорить о разговоре, который подслушал? — Сам же поленился встать и выйти в гостиную. — Уверен, сделай я так, ты бы замер перед дверью. У тебя проблемы с личными границами. — Нет у меня проблем! — На следующей неделе у меня день рождения, — решает не спорить с Чимином Гук. — Я не хочу праздновать в семейном кругу, потому что на вечеринку припрется толпа людей, которых я не знаю, и весь вечер мне придется разыгрывать заинтересованность и благодарность. Скука. — Ты не хочешь праздновать? Совсем? Это же весело! — Хочу праздновать, но не с семьей. Было бы здорово собраться с друзьями, — голос Чонгука становится мягким. — Наесться шашлыка и задуть свечи. Но только не в ресторане. Терпеть их не могу. — Классно! Значит, на этот день рождения у тебя планы уже есть? — Нет, — хмуро отрезает Чонгук. — Это просто мечта. Из разряда «если бы». А праздновать я не собираюсь. — Почему? — изумляется Чимин. Гук ничего не отвечает. Может, потому что сам не знает ответ на этот вопрос. Или же не хочет раскрывать какую-то тайну. Но Чимин слышал, как воодушевился он, рассказывая о празднике с друзьями. Неужели никто не попытается устроить ему его? Может, Хосок хен уже все придумал? Чимин решает это выяснить, но перед этим выпытать у Чонгука номер телефона хена. Гук, к удивлению Пака, собравшегося на штурм аргументами, соглашается очень просто. — Можешь и мой записать, — щедро предлагает младший. — Только обещай не звонить мне по ночам и не дышать в трубку. Чимин обещает (вообще у него в мыслях такого не было!). Они проводят вместе еще несколько часов. Мину удается добиться от Чонгука полноценного разговора. Тот даже рассказывает, почему ему нравятся эти тупые гонки-квесты. Оказывается, что он действительно находит это веселым. «Кому-то нравится вышивать, кому-то нравится рисовать, а я люблю гонять на мотоцикле», — объяснился Чонгук. Он даже поинтересовался, есть ли у Чимина какое-нибудь хобби. «Мое хобби — Чон Чонгук» звучит как-то слегка безумно, поэтому старший молчит. Расстаются они на хорошей ноте, и Мину даже удается поблагодарить младшего за приятное времяпрепровождение. — Если возникнут опять сложности, то можешь обратиться ко мне, — благородно предлагает Чимин. — Аналогично, если захочешь еще и член попробовать, то знаешь, где меня искать. Тон у Чонгука насмешливый и какой-то несерьезный, поэтому Чимин не понимает: он действительно предлагает свои услуги или просто дразнится. Пак пишет Хосоку на следующий день, прося о встрече, и тот с готовностью отправляет адрес, но не указывает время. Мин пытается предупредить хена о своем визите, но тот не отвечает ни на звонки, ни на смски. Звонить Чонгуку по такому ничтожному поводу — перебор. Тем более после вчерашних событий. Поэтому Чимин отправляется по адресу, рассчитывая, что субботний день у Хосока не завален работой и университетскими делами. Явившись на место, Мину удается проскользнуть в подъезд с незнакомцем и добраться до квартиры хена без приключений. Он смело жмет на звонок. Через несколько томительных мгновений дверь открывается, а на пороге показывается Намджун в черных боксерах. — Это не доставка, — огорченно вздыхает Ким, оглядывая ошарашенного Чимина. — Кажется, я ошибся адресом… — Если не доставка, то кто? — раздается веселый голос и в проеме появляется такой же полуголый Хосок с полотенцем на бедрах. Чимин пытается игнорировать, но не может: засосы на шее и следы ногтей на груди слишком красноречивы. «Они встречаются», — пронзает Мина стрелой догадкой. Он сконфуженно улыбается и собирается бежать, как можно дальше, чтобы не портить идиллию двух влюбленных. Но Хосок его добродушно приветствует и приглашает в квартиру. Он подтверждает, что они с Намджуном встречаются, а живут у Хосока, пока малыш Чонгук не встанет на ноги. — Скорее я лягу, чем он встанет, — доносится из коридора голос Намджуна, который несет вахту у двери, дожидаясь доставщика пиццы. Чтобы собраться с мыслями у Чимина уходит аж пять минут и стакан вишневого сока, но ему удается взять себя в руки и он довольно умело доносит до Хосока свою мысль. — Нам Чонгук такого никогда не говорил, — признает Чон. — Он вообще редко о своих желаниях рассказывает. Честно, я такого даже не ожидал. — Ну, раз он хочет, то, может, подарим ему праздник? — Чимин-а, ты слишком сильно в него влюблен! — заливается смехом Хосок. — Это тут ни при чем! — вспыхивает Мин. — Просто подумал… Это же день рождения. Почему бы его не отпраздновать? Он будет рад. — Да, наверное, только вот устроить это будет не так просто. Я работаю до шести. — А я вам помогу! Накроем стол, сделаем торт и купим свечки. Ничего сложного. — Тогда надо обязательно позвать Тэхена, — в проеме появляется Намджун. — Вы ведь в одной школе учитесь? Скажи ему, что у Чонгука праздник. Тот точно обрадуется этому гиперактивному тушканчику. — Значит, ты тоже готов помогать? — ехидно улыбается Хосок, глядя на Намджуна, а тот вдруг отводит взгляд. — Тогда ты скажешь Чонгуку, что тебе надо что-то забрать из квартиры и вместе с Чимином все подготовишь. Ну, а я найду, чем нашего малыша занять. Так и начинается подготовка к торжеству. Чимин, конечно, очень рад, что все согласились с его очередной безумной задумкой, а Хосок решил еще и сам купить мясо, овощи и все, что нежно любит прожорливый Чонгук, только вот с Тэхеном отведено поговорить именно Паку. Мин хорошо относится к Тэхену, знает, что тот пользуется бешеной популярностью, но не может просто к нему подойти и завязать разговор. Чимин не может объяснить это доступными языковыми средствами. Это что-то очень сложное, личное и без Чонгука тут не обошлось. Мину стыдно признавать, но он ревнует. Жутко и уродливо. Это чувство так сильно, что его словно серной кислотой разъедает изнутри. Даже понимая, как это абсурдно, Чимин не может заставить себя расстаться с едкой ревностью и продолжает ее всюду носить, напоминая: «А вот Тэхен с Чонгуком даже целовался». Только к концу недели, когда до праздника остался один несчастный день, Чимин запихнул себя в изложницу хорошего человека и вытолкнул, надеясь, что сможет держать все свои чувства при себе, как подобает хорошему и благовоспитанному человеку. Тэхен дорог Чонгуку. Конечно, куда дороже какого-то левого парня, неожиданно появившегося в размеренной жизни. В этом нет ничего удивительного и все нормально. Но о ребра продолжают скрестись острыми ногтями демоны зависти: «Почему же это не я?». Чонгук теперь реагирует на Чимина более дружелюбно, даже в школе удосуживается приветствовать, но это не сравнится с теми эмоциями, что приносит Гуку Тэхен. Чон загорается таким счастьем и ребяческой радостью только, когда рядом оказывается широко улыбающийся Ким Тэхен. С Мином же он спокойней, равнодушней и холодней. Да почему же все именно так? — Привет, Тэхен, — выдает доброжелательно Чимин, ловя Тэхена у выхода из школы. Ким поворачивается на голос и сильно удивляется, но уже через секунду натягивает на лицо любимую улыбку, которую дарит каждому встречному. — Сумин, да? — Чимин, — поправляет Пак: за два года он так и не выучил, как его зовут. Ну, и так бывает. — Я хотел поговорить с тобой о Чонгуке. — О Чонгук-щи? А что с ним? — У него будет день рождения скоро. Ты, наверное, знаешь. Мы собираемся устроить праздник-сюрприз у него дома. Ты придешь? Как будто Ким Тэхен может от такого отказаться. Он обещает, что приведет с собой друзей Чонгука. Самых-самых близких! Ну и, само собой разумеющееся, ничего ему об этом не скажет. Это ведь сюрприз! Тэхен хочет увидеть, как изумится Чонгук! Может, он даже пустится в слезы и его придется утешать. — А ты тоже там будешь? — вдруг спрашивает Тэхен. — И не знал, что вы общаетесь! Обычно мне он обо всех рассказывает. Вряд ли Ким хотел Чимина целенаправленно задеть. Он сказал то, что думал. Не более того. Но Пака сильно резануло по сердцу от таких слов. А чего он ожидал? Разве он приходится Чонгуку другом? Он просто навязчивый парень, который создает ему проблемы и от которого Гук бы был рад избавиться. Зачем рассказывать кому-то о таком человеке? Мин быстро прощается с Тэхеном и спешно ретируется, надеясь, что Ким не заметил его сильнейшего расстройства. Дома Чимин разглядывает серебряный браслет, купленный Чонгуку в качестве подарка. Это был очередной порыв, который Мин себе позволил. Дороговато для парня, который даже не работает, но Чимин не жалеет. Как только он увидел этот крупный браслет, сразу представил его на руке именно Гука. Он должен у него оказаться. Хотя бы поэтому надо прийти на праздник. «А должен ли я вообще приходить?» — задумывается Чимин. В последний день после учебы Чимин принимается за готовку торта. Будучи умным и умелым парнем он был уверен в своем успехе. Торт выбрал не очень сложный с клубникой, предварительно поинтересовавшись у Хосока, нет ли на нее у Чонгука аллергии. Чон удивился, что Мин прямо печь собрался, предложил купить какой-нибудь готовый: к чему так заморачиваться? — Нет, должен быть рукодельный, — твердо отказывается Чимин. — Это не так уж сложно. — Чимин-а, почему ты в него так влюблен? Серьезно. Разве он заслуживает такого? Чонгук, право слово, хороший парень… Но это… — Разве вам для любимого человека не хочется сделать что-то особенное? Хосок долго молчит, перед тем, как сказать: «Похоже, Чонгук спас мир в прошлой жизни, иначе как в него мог влюбиться такой отчаянный парень?» Несмотря на то, что Чимин соблюдает инструкцию, коржики слегка подгорают. Да и сам торт выходит не таким красивым, как себе успел вообразить Пак. Может, виновато волнение или все же неопытность. Так или иначе, украшение на торте выглядят слегка покосившимися и неровными. Зато крем вкусный и нежный. Да и коржи не так сильно испортились. Конечно, по одному взгляду на торт можно понять, что он сделан каким-то начинающим горе-кондитером. Чимин надеется, что Чонгук напьется к подаче торта и кривизна ему понравится или же он ее просто не заметит. Ложится Чимин спать рано, но долго не может уснуть, переживая обо всем на свете: начиная с торта, заканчивая своим визитом. Имеет ли он право присутствовать на таком важном празднике? Это ведь день Чонгука. Может, ему хочется провести его в кругу самых близких людей, а не кого-то вроде Пака? Из-за мрачных мыслей Чимин почти ночью и не спит, а утром опаздывает на уроки. День проходит в страшной спешке. Пак думает только о том, что должен сделать: сначала надо бежать домой за тортом, потом идти к Чонгуку, где уже его будет ждать Намджун, помочь Киму накрыть стол и нарезать салат, а затем… «Надо тихо уйти», — приходит к решению Чимин. К счастью, все идет по плану. Хосок просит у Чонгука помочь ему (тот куксится, но соглашается), а Намджун подходит к дому чуть позже, чем является взволнованный Чимин. Уже в квартире Гука они убираются, Ким намывает полы, пока Пак режет овощи в салаты по рецепту Хосока («Такое Гук-и очень любит!»). — Ты серьезно испек ему торт? — интересуется аккуратно Намджун. — Хосок вчера весь вечер об этом пищал. — Мне стоило его послушать и просто купить торт. Я себя переоценил. Ким оставляет швабру, споласкивает руки в раковине и подходит к торту, открывая картонную коробку. Он внимательно изучает десерт, прежде чем дать свой вердикт. — Видно, что его готовил новичок, — кивает Намджун. — Но так же видно, как сильно он старался. — А если ему не понравится? — высказывает свои опасения Чимин. — Тогда он будет тупым, а торт съедим мы с Хосоком. Никогда не ел сделанный руками влюбленного парня. — Это так очевидно? Ну, что я в него… — Скажу честно, я никогда не встречал человека вроде тебя: словно в глазах невидимыми чернилами написано «люблю Чонгука до потери пульса». Паку неловко. Почему же его чувства столь всем очевидны? Наверное, потому что он даже не пытается их как-то скрывать. Действует импульсивно, ведет себя глупо и теперь все в окружении Чонгука знают, что на него запал какой-то дурак. Чонгук с Хосоком должны явиться после шести. Когда стрелка часов достигает пяти тридцати, приходит Ким Тэхен и четверо друзей Чонгука. В том числе и Мин Юнги, который прямо в квартире решает покурить, получив нагоняй от Намджуна. Чимин понимает, что пора. Надо валить. Он быстренько натягивает кроссовки и думает, куда бы сунуть подарок в черной бархатной коробочке, перевязанной красной лентой. Где Чонгук его точно найдет? — Эй, Чимин! — раздается за спиной Пака. — Я тебя в прошлый раз обидел, да? Ты так сильно изменился в лице… Прости, но я правда не знал, что вы общаетесь. — Все в порядке, — взволнованно отвечает Мин: времени осталось мало, нужно срочно валить. — Я случайно узнал о его дне рождения. И немного помог. Кстати, вот подари ему это от себя. — От себя? — изумляется Тэхен, беря в руки небольшую квадратную коробочку. — Но ведь это ты купил. Ты куда-то торопишься? Неужели ты не останешься? — Угу, у меня появились срочные дела, — неумело лжет Чимин, опуская глаза в пол. — Думаю, что ему будет приятней получить подарок от тебя, чем от какого-то незнакомого человека. — Ты в него… И даже Тэхен догадался. Чимин думал, что этому-то не хватит мозгов к такому прийти. Ужасающе проницательный парень. Надо как можно быстрее бежать. — Мне уже пора. Спасибо, что пришел. Ким не останавливает Чимина, позволяя тому самому решать свою судьбу. И он уходит. Добирается до дома без происшествий. Доходит до незаправленной кровати, которую в спешке покинул утром, и ложится спать. На стыке сна и яви Чимин вспоминает, что хотел оставить Чонгуку хотя бы открытку. Что-то вроде: «Спасибо, что появился на свет». Но теперь эта возможность утрачена. Чон решит, что Мин даже и не задумался о нем в такой важный день. Грустно. Ведь это совсем не так. Надо было хотя бы пару строк черкнуть. Уже слишком поздно. Чимин засыпает, слыша, как трезвонит телефон. Просыпается Пак, к несчастью, не с лучами солнца. На дворе темень. Почти три часа ночи. Чимин стонет, вытягиваясь на кровати и зевает. Он уже хочет вновь лечь спать, но на этот раз без мешающей одежды, как раздается оповещение в телефоне. Пак лениво тянется к нему и удивляется количеству смсок и пропущенных звонков. Намджун (чей телефон Чимин взял только сегодня) звонил четыре раза, Хосок звонил девять раз, несколько звонков пришло с незнакомых номеров, а с номера Чонгука лишь один. Смски были все одного содержания: перезвони. Поздновато перезванивать, решает Чимин, как натыкается на последнее сообщение. «Я буду ждать звонка», — отправитель Чонгук. Поздно уже звонить. Но, если сеть работает исправно, то отправил ее Чонгук только что. Чимину слабо верится, что на ночь глядя он решил поговорить с хеном по душам. А вдруг? Пак собирает мужество в кулак и звонит. Трубку Чон берет почти сразу же. — Что ты делал? — спрашивает первым делом младший. — Спал, — честно признается Чимин. — А сейчас? Не спишь? — Проснулся только что. А ты… — Я могу сейчас с тобой встретиться? — Сейчас? — переспрашивает Чимин, не веря своим ушам. — Почти три часа ночи. — И? — Ну, хорошо, можно. — Отправь смской адрес. Буду рядом — напишу. Чонгук бросает трубку. Пак чувствует, что все происходящее сон. Разве мог ему так вот позвонить Гук средь ночи и попросить о свидании? Чимин больно щипает себя за щеку, но ничего не меняется. Сообщение все такое же. А через пятнадцать минут поступает еще одно: «Я около твоего дома, можешь выходить». Чувствуя себя Алисой в стране чудес, Пак аккуратно выскальзывает из квартиры, и направляется вниз. На улице темно, прохладно. Чимин тут же жалеет, что не натянул на себя что-то потеплей рубашки и пиджака. Чонгука Мин замечает сразу. Он стоит около своего мотоцикла, сняв шлем. На нем свободные черные штаны с множеством карманов и кожаная куртка. Старший пытается прочесть эмоции Чона при свете ярких фонарей, но не может. Лицо Чонгука не выражает ничего. Как ему только так удается? Почему по Чимину все ясно, а по Гуку нет? Где такому каменному лицу научиться? — Крепко спишь, — вместо приветствия выдает младший, делая шаг навстречу и доставая из кармана знакомую Чимину коробочку с алой ленточкой. — Возьми. — Это твое, я… — Возьми, — настойчиво просит Чонгук, и Мин сдается. Неужели настолько сильно не понравилось? Он вообще-то старался. — А теперь подари правильно. — Чего? — Как это делают обычно люди, протяни подарок и скажи что-то вроде «с днём рождения, Чонгук», — Чимин выполняет просьбу, все явственнее чувствуя, что происходящее — какой-то безумный сон. Чон принимает коробочку и тут же ее открывает, доставая подарок и надевая на руку. Он долго его рассматривает, а затем поднимает глаза на Пака, который стоит молча, не в силах расстаться с идеей, что все это сон. — Большое спасибо за подарок, Чимин хен. — Тэхен меня сдал, да? — Вообще, они все тебя сдали. Да и сам ты себя сдал. Я никому из них не говорил об этом. Да и только ты мог решиться на такое безрассудство. — То есть, тебе не понравилось? — Мне было очень весело, Чимин. Но я был все равно расстроен. Знаешь, почему? Пак отрицательно качает головой. Впервые Чонгук говорит с ним настолько ласково. Это точно сон. Разве Гук может так говорить с кем-то? Разве он может на кого-то так пристально и тепло смотреть, если это не Тэхен? Как такое вообще возможно? — Потому что человек, который старался больше всех, даже не явился на им организованный праздник. Почему ты не пришел? Я ждал тебя до самого конца. — Думал, что помешаю… Знаешь, ты же меня не звал. — Да, потому что ты организовывал все. Надо было тебе сказать: «Эй, Чимин, не забудь пригласить Чимина, он же заработается и забудет». Стоило отправить тебе приглашение лично, тогда бы ты пришел? — Ты же сам говорил, что я тебе не подхожу! — Это тут причем? — Я тебе не нравлюсь, а вот ты мне очень сильно нравишься. Не хочу мучить себя и тебя. — Я никогда не говорил, что ты мне не нравишься. Я говорил, что не встречаюсь с парнями и явно тебе не подхожу, потому что мы слишком разные. Я по-прежнему считаю, что мы очень разные. А вот встречаться… Ты, пожалуй, будешь единственным исключением. Несмотря на холод, Чимину становится тепло. Он согревается. Сердце бьется быстро, разгоняя по телу кровь. — Я… я тебе нравлюсь? — Неужели ты серьезно думаешь, что ты единственный парень, который мог бы мне помочь с учебой? И что я столько стал бы делать для любого человека? — Ну, ты добрый… — Чимин, я слизывал сперму с твоего живота. — Но ведь ты ничего мне не сказал! — Я к тебе присматривался. Не могу же я с размаху взять и начать встречаться с каким-то в меня влюбленным парнем. Мне надо было убедиться в своих чувствах, чтобы не давать тебе ложных надежд. К тому же я не силен в выражении чувств словами. — Но вел ты со мной себя не очень мило. С другими ты ведешь себя иначе! — Потому что ты вечно меня смущаешь! С тобой я не могу быть спокойным! Впервые Чимин видит, как Чонгук краснеет. Он тут же отводит взгляд, чтобы скрыть свое смущение. Пак вдруг понимает, как мало еще он знает об этом парне. А какие фильмы он любит? Какую музыку он слушает? Понравился ли ему торт? Где у него эрогенные зоны? Ему нравится анальный секс? Он жаворонок или сова? Он плачет на грустных моментах в фильмах? У него есть хобби помимо мотоцикла? Какие ему снятся сны? Что его пугает? О чем он мечтает в будущем? Какой он человек? Чимин все-все хочет узнать о нем. — Тебе понравился торт? — интересуется Мин. — Мне пришлось отбивать его у Хосока и Намджуна. Они считают, что он заряжен силой любви или что-то в этом роде. — Он был вкусный? — Очень. Пак доволен. — Чонгук, ты мне нравишься. Ты будешь со мной встречаться? — взволнованно спрашивает Чимин, слыша, как сердце барабанит по грудной клетке. Чонгук отвечает, не задумываясь. — С радостью, Чимин. Они молча стоят друг напротив друга минуту, две, три. Мин все никак не может поверить в свое счастье. Ему удалось добиться сердца этой льдины. Если, конечно, это не сон. — Я могу тебя поцеловать? — спрашивает Пак, дабы убедиться в реальности окончательно. — Мы на улице, — оглядывается по сторонам Чонгук. — Уже ночь. Никто не заметит. Чон явно не хочет идти на поводу у старшего, что-то бормочет себе под нос. Мин отчетливо слышит «невыносимый», «несдержанный», «сексуальный». Ему нравится. Да, он именно такой. Наконец, Чонгук протягивает руку, давая разрешение, и Чимин хватается за нее, оказываясь в объятиях младшего. Мин целует его жадно, грубо, как всегда мечтал поцеловать. А Гук крепко сжимает его в объятиях, углубляя поцелуй. Старший такого не ожидал. Думал, что Чонгук окажется смиренным и пассивным в такой ситуации. Но вот Чимин скромно начал, а Гук развил и уже упирается коленом в промежность хена. — И меня ты называешь несдержанным? — вырывается из объятий младшего Чимин. — Еще чуть-чуть и ты меня тут трахнешь! — Интересная идея, — улыбается предложению Чонгук. — Хотя я предпочитаю кровать. Чимин счастливо улыбается в ответ, вновь позволяя младшему себя несдержанно целовать. Если подойти к Паку, когда он свободен и не погружен в очередной учебник или сладострастную мысль, и спросить у него: «Как же понравиться плохому мальчику?». Чимин вспомнит ночи страсти и огня, вспомнит утро, когда Чонгук наваливается на него и сопит в шею, не давая сбежать, коснется пальцами свежих засосов на шее и, беззаботно улыбаясь, честно ответит: «Если бы я только мог знать».