До рассвета

*** ******* Когда Артём снова начинает с ним ругаться из-за ерунды, Мэл молча наблюдает за ним, надеясь, что когда его любимый накричится, они спокойно поговорят. А потом Тёма, его Тёма, небрежно бросает: -Ты мне не нужен. И внутри будто все обрывается. Он больше не слышит претензий в свою сторону, не слышит вообще ничего вокруг, потому что в голове отголосками отдаётся «ты мне не нужен». Костя, кажется, не удивлён, где-то глубоко внутри он об этом знал. Но не ожидал, что ему скажут эти слова так скоро. Под громкие крики он идёт в сторону прихожей, а потом и вовсе выходит из дома, захлопывая за собой дверь и Артёма наедине со своими заморочками оставляя. И он бы сказал, что ему больше некуда идти, но это враньё. Он заходит в контакты телефона и опять, уже пятый раз за месяц, набирает последний, самый последний номер, подписанный лишь одной буковкой «Н». Костя считает гудки: раз, два, три, четыре. -Мэл? - ему отвечает сонный голос. А он не знает, что сказать. «Никита, прости, что разбудил в час ночи, но мы снова поругались». «Никита, я опять в полном дерьме, и ты просто обязан меня успокоить». Молчание затягивается. -Костя? У тебя все в порядке? -Я могу приехать? Ответом служит глубокий вдох и короткое «да». *** Когда он наконец добирается до нужного дома, ему уже кажется, что это безумно плохая идея. Но никто больше не сможет помочь. Дверь в квартиру открыта, Костя знает. Он нажимает на дверную ручку, и она ожидаемо поддаётся. Взгляду сразу предстаёт растрёпанный Алексеев в белой футболке и чёрных джинсах, сонно потирающий глаза. -Привет. Ты как? И Бочарову хотелось бы съязвить, да сил больше нет. Он опять ушёл, значит Артём снова будет злиться. Хотя с чего бы ему так делать? Мэл же ему не нужен. И осознание того, что это конец, приходит к нему только сейчас. Больше не будет тёплых поцелуев по утрам, не будет вечерних просмотров фильмов, у них больше ничего не будет. Потому что «их» теперь нет. И вместо ответа он утыкается лбом в чужое плечо и шепчет что-то неразборчивое. К горлу подступает истерика. Никита обнимает его, по голове поглаживая, говорит, что все наладится, что они снова помирятся. Он просит успокоится, и когда Костя на него глаза, полные слез, поднимает, Алексеев аккуратно мокрые дорожки с щёк стирает и говорит: -Пойдём. Он берет его за руку, выводит на улицу и в свою машину сажает. -Куда мы едем? - тихо спрашивает Мэл. -Куда-нибудь. *** Бочаров молча наблюдает за тем, как Никита сосредоточенно ведёт машину, и думает, что Алексеев не заслужил всего этого дерьма. Ему нужна милая девушка, которая потом станет его женой и родит ему дочку, которую он будет безмерно любить. И вместо того, чтобы иметь хоть каплю того, что зовут семейным счастьем, он катает его, Костю, по ночному городу и терпит уже непонятно какую за последние недели истерику. -Кость, ты чего на меня так смотришь? Мэл вздрагивает. -Задумался. -Ты не расскажешь мне, что случилось? -Не сейчас, хорошо? -Хорошо.-Никита соглашается на этот раз слишком легко. Они ещё некоторое время едут в тишине. Костя понимает, что она его угнетает, и пытается отвлечься, уставившись в окно. Жилые массивы сменяются на пейзажи пригорода: небольшие домики, леса и длинное шоссе, в ночь уходящее. Телефон вибрирует в кармане джинсов. Бочаров достаёт, видит на экране «Артём» и тянется ответить, как вдруг ему на колено ложится чужая рука. -Не стоит. Давай мне телефон. И он не знает, почему так просто в этот раз сбрасывает звонок и протягивает гаджет Никите. Их руки на секунду соприкасаются, и, кажется, Алексеев не против задержать их в таком положении ещё на время, но Костя первый отдергивает руку. Между ними снова тишина и она все ещё давит. -Как Катя? Никита хмурится, пытаясь сообразить, о ком идёт речь. -Ксюша. Мы расстались. -Почему? -Надоело. Не говорить же ему, что она его бросила после предыдущего ночного звонка Мэловина с криками, что соревноваться с ним за внимание Никиты не будет. Разговор сходит на «нет», и салон снова погружается в тишину. Косте хочется курить нестерпимо. -Есть сигареты? -Там, где и в прошлый раз. Мэл открывает бардачок и находит пачку. Мысленно замечает, что количество сигарет с прошлого раза не изменилось. -Ты же не куришь. Зачем они тебе? -Для тебя, видимо. Костю пронзает чувство вины за то, что он не может дать парню, сидящему рядом, того, чего он, вероятно, хочет. Но вместо ответа он открывает окно и поджигает кончик сигареты. Он курит одну за одной, пока Никита увозит его куда-то дальше. Бочаров почему-то тушит последнюю об запястье и выбрасывает окурок в окно, прикладывая губы к месту ожога. Алексеев съезжает на обочину и останавливает машину. -Зачем ты делаешь себе больно? Тебе это нравится, да? - он смотрит прямо в глаза, найти ответ пытаясь, но Мэл отворачивается. - Поэтому ты все ещё с ним? Поэтому ты продолжаешь возвращаться к нему? Вопрос звучит, как провокация, на которую Костя не раздумывая поддаётся, отвечая «я не знаю» и через коробку передач перегибаясь. Его встречает взгляд полный непонимания, и инициативу приходится брать в свои руки, к губам напротив прижимаясь. И тогда Никита с готовностью подаётся вперёд, неловкому поцелую навстречу. Костя все касается и касается чужих губ своими и вдруг явственно ощущает на этих самых губах соленые слезы. И лишь тогда языком в чужой рот проникает, ближе к себе руками притягивая, обнимая, пытаясь успокоить. Но Алексеев отстраняется, слезы по щекам размазывая, и тихо шепчет: -Надо возвращаться домой. Они больше не обмениваются ни словом, потому что это ни к чему. Они оба знают, что Мэл обязательно вернётся к Артёму, а Никита останется один, потому что его судьба - это увозить Мэла каждый раз, чтобы он мог спокойно подумать или поболтать с ним ни о чем, но вместе они лишь до рассвета. Алексеев ставит машину у своего дома и тормошит заснувшего Костю. -Все. Приехали. Он нехотя открывает глаза и выходит из машины, поёживаясь от предрассветного холода. Ник ему куртку свою протягивает, и он с удовольствием в неё кутается, носом по воротнику проводит, пытаясь распознать парфюм. -Твои. Духи твои. Ты зайдёшь? -Нет. Костя подходит ближе, оставляет на губах прощальный поцелуй и уходит, забирая с собой и куртку, и счастье, уходит и не видит, что слезы снова катятся по чужим щекам. И теперь ему действительно некуда идти.