Скажи мне, что ты меня любишь

Скажи, что ты меня любишь*

      Намджун лениво потягивается в кровати, водит ладонью по простыне, но та отзывается пустотой и холодом. Джун морщится и окончательно просыпается. Не так он планировал начать субботнее утро.       – Почему вы меня не разбудили? – сонным голосом спрашивает Намджун, когда, шеркая босыми ногами, вываливается на залитую солнцем кухню.       Хосок и Джин сидят в разных концах стола. Хоби дожевывает последний кусок ветчины из омлета и листает новостную ленту твиттера. Джин же задумчиво пьет кофе. Пар валит из огромной пузатой кружки медленным танцем, предупреждая – осторожно, парень, твои губы в опасности. Но Джину все равно. Кофе горчит и приятно жжется.       – Прости, малыш, но ты так сладко спал, – Хоби улыбается и хлопает по стулу рядом с собой, – тебе сварить кофе?       – Да я и сам могу, – смущенно бормочет Намджун и запускает пятерню в волосы. Пшеничные пряди вихрем торчат в разные стороны. Хоби на это только ярче тянет улыбку и встает из-за стола.       – Ну, уж нет. Ты опять мне сломаешь ручку от турки. Или обожжешься. Или еще что-нибудь. Лучше я сам.       Джун еще более сконфуженно падает на освободившийся стул. И нет, второй ничем не хуже – такой же синий, по размеру и модели один в один. Но этот – особенный для Намджуна. Для него все особенное, что касается Сока.       Просто они слишком долго вместе.              Вот Джун падает с велосипеда и едва не начинает рыдать, как замечает кровь на коленке. Хоби громко смеется и тянет к нему руку – смешно до ужаса, потому что Джуну уже 10, а он так и не научился ездить.       Вот Хосок дает ему списать на физике и рядом криво подписывает: «Ты мне нравишься». И из головы напрочь вылетают все формулы.       А вот идет снег. Огромными хлопьями. Где-то небо подрывается фейерверками – 12 секунд до Рождества. А у Джуна холодные-прехолодные руки, и Хосок греет их своим дыханием.       – Обещаешь? – спрашивает он тихо и смотрит в карие глаза напротив. Но Джуну кажется, что прямо в душу.       – Обещаю, – тихо говорит он, и на душе разом становится тепло и легче.                     – У кого какие планы на сегодня? – голос Хоби выдергивает Джуна из воспоминаний. Желтая – маленькое, личное солнце – кружка уже три минуты стоит перед Намджуном. Кофе Джина давно остыл.       – Я думал остаться дома, надо доделать проект по итальянскому к четвергу.       – О, – воодушевляется Хоби, – можно тогда я тебя пофотографирую, когда ты закончишь? Мы уже сто лет не обновляли аккаунт. Подписчики скоро нас сожрут за это.       – Только я сам выберу, что надеть, ладно?       – Конечно, малыш, как скажешь.       – Джин, ты с нами?       – Н-нет… Я обещал Тэхену, что зайду к нему сегодня, – скомкано отвечает Джин и резко подрывается с места, – черт! Я уже опаздываю.       – Как думаешь, с ним все в порядке? – спрашивает Намджун Хосока, когда дверь за Джином закрывается с глухим щелчком.       – Не знаю, – озадаченно отвечает Хоби и чешет затылок, – но он ведь в любом случае нам не скажет, да?       – Увы, но нет.       После ухода Сокджина у обоих на душе становится неспокойно.       Потому что Джин всегда такой. Молчаливый и зажатый. И что творится у него в голове – никому непонятно. Когда они только решили, что все, больше так продолжаться не может – невыносимо сильно хотелось забрать Сокджина себе, не как игрушку, бездомного щенка или вещь, а всего и целиком, со всеми его заморочками и неуверенностью в себе – все казалось простым до ужаса – взять за руку и сказать: «Пойдем домой?». И видеть, как Джин начинает оттаивать.       Но на деле все оказалось совсем по-другому.       Иногда были хорошие дни, и Джин вместе со всеми пил чай и рассказывал глупые шутки, над которыми невозможно было не засмеяться. Иногда они вместе заваливались на кровать и весь день смотрели фильмы по нетфликсу, ели пиццу, которую Джун опять пережарил, но всем было все равно – счастливые улыбки и объятия всегда оставались в приоритете.       А иногда Джин надевал вместо свитера панцирь и носил круглыми сутками. И сколько ни стучись – дверь никто не откроет, хозяин вышел на прогулку и забыл дорогу домой.       Вот тогда становилось совсем тяжело.              Но самому Джину было хуже. Особенно сегодня. Тэхен его никуда не звал. Точнее, звал, на концерт Агуста Ди, по которому Тэ сох уже целый год, но Джин отказался в последнюю минуту. Идти и фальшиво радоваться совершенно не хотелось.       На самом деле, он и сам смутно понимал, чего хотел. Просто быть рядом с ними? Поддерживать во всем? Любить их обоих, по отдельности и вместе, несмотря ни на что?       Все действительно казалось таким простым.       Раньше Джину хватало просто наблюдать за всем со стороны. Смотреть на них в коридорах университета, неустанно восхищаться – как Хоби всегда удивительным образом удается поймать самый важный, особенный момент и запечатлеть его на фото, или с какой легкостью и непринужденностью Джун осваивает иностранные языки, или их общую любовью к книгам и бегу, но больше всего – любовью друг к другу. Джин впервые видел, каким трепетным и чутким может быть это чувство. Столько нежности и заботы, которые они проявляют по отношению друг к другу, не делали даже родители Сокджина, хотя жили всегда душа в душу и говорили, что они счастливы.       Джин все время думал, откуда же у них эта сила – быть вместе, понимать и принимать друг друга, не прятать свои отношения от чужих глаз – один общий аккаунт в инстаграме и вся их жизнь как на ладони в смазанных фотографиях Сока на пол-экрана – творение Джуна, и в профессиональных Хосока. Джин совсем не понимал и с каждым новым семестром все чаще ловил себя на мысли, что до ужаса хочет хоть на самую малость, хоть в каком виде и статусе, но стать«их» частью.       Джин все время только думал, потому и не сразу понял, что происходит, когда однажды Хосок позвал его в кино. Фильм был про любовь, первую и искреннюю, и Джину казалось, что жизнь просто смеется над ним. Намджун сидел рядом и все время кусал нижнюю губу. А потом, в самом конце, вдруг взял его за руку.               – Мы, наверное, тебе противны, – сказал Хоби, и грусть засквозила в его голосе, – мы поймем, если ты откажешься и не захочешь больше с нами даже просто разговаривать. Но обещай, что подумаешь обо всем, ладно?       Джин замотал головой. Быстро-быстро. И темная, вьющаяся прядка упала ему на глаза. Это был единственный раз в его жизни, когда волосы наотрез отказывали выпрямляться под гелем.       Намджун и Хоби его не поняли.       – Не… хочешь..? – осторожно спросил Намджун и чуть не скинул локтем на пол чайную ложку. В кофейне было шумно, и его вопрос мог бы запросто потеряться, забыться в общем гуле, но Джин выдернул его и крепко сжал пальцами.       – Нет. То есть да. То есть… – слова никак не шли, – мне не нужно думать. Я согласен.       Намджун и Хоби мигом переглянулись. Их глаза засияли ярче солнца.              Все это случилось в мае. И за шесть месяцев многое изменилось.       Джин перебрался в квартиру ребят, скромно поставил коробку с вещами и маленький чемодан в углу комнаты и первое время под любым предлогом пытался сбежать в ванную – отдышаться. Потому что было слишком.       Слишком много Хоби с его заразительным смехом. Слишком много ямочек Намджуна. Слишком много прикосновений – неловких, но трепетных – никто не знал, что делать и как теперь себя вести. Слишком много ночных разговоров и вопросов на утро: «Как ты?», «Джин-и, тебе хорошо спалось?», «Принц?».       Все это оглушало Сокджина и перекрывало дыхание. Мир крутился как заведенный, и никто не слышал отчаянные просьбы притормозить хоть немного. А может, это просто сам Джин просил слишком тихо.       Сейчас он почти привык. Что его обнимают, суют замерзшие руки ему в пальто, когда слишком холодно, интересуются его мнением на любые мелочи, снимают тайком на камеру и отбирают наушники – дай мне тоже послушать, маленькая ты жадина – Джин почти привык ко всему.       Только не к чувству, что он тут лишний. В этой уютной квартире, где каждая деталь про и о Намджуне с Хосоком. Любимые кружки в раковине, стопки книг, подаренные Джуну на дни рождения, поллароидные снимки на полкомнаты – гирляндой, прямо под потолком. Ему все еще было неловко рядом с ними. Все казалось ненастоящим и призрачным.              – Почему ты не пришел? – спрашивает Тэхен в телефонную трубку. Вечер баюкает усталый город и напевает тихую песню Агуста Ди. Сегодня каждый второй говорит о нем.       – Извини, – отвечает Джин и смотрит себе под ноги. На носках ботинок застыла придорожная грязь.       – Эхх… – расстроено тянет Тэхен и молчит с минуту, словно дает себе время на перезапуск. А потом восторженно почти что кричит. – Черт, ты бы видел его! Я думал, что умру прямо там. Фанзона – это какая-то жесть. Слишком близко и слишком далеко одновременно. Видишь, что вот он, рядом, а прикоснуться не можешь. И даже не знаешь, запомнил ли он твое лицо из всей этой толпы.       – Я рад, что тебе понравилось, – говорит Сокджин, но разговор все равно как-то не клеится.       – Приходи в следующий раз, ладно?       – Обязательно.              Сокджин долго бродит по улицам. Ветер забирается под кофту и неприятно щекочет бока. Но он только сильнее тянет ее вниз и замедляет шаги. Осталось 35 – посчитал на днях, когда также не хотел возвращаться домой.       Что он будет делать, когда придет? Что ему сказать в свое оправдание? Пропал на целый день, не отвечал на сообщения и звонки. Наверное, теперь они рассердятся и не захотят его больше видеть. Никто добровольно не хочет заморачиваться над чужими проблемами. А у Намджуна проект еще совсем сырой, у Хоби сломался любимый штатив – подарок из Штатов от друга. Ни у кого нет времени, чтобы зайти в дремучий лес Сокджиновых мыслей и вырвать оттуда все гниющие корни.       Когда он добирается до дома, становится уже совсем темно. Сок и Джун сидят в гостиной и о чем-то негромко разговаривают. Джин как можно тише снимает обувь и устремляется в ванную.       – Привет, – ловит его холодный голос Хосока на полпути. Джин дергается, шмыгает носом и упирается взглядом в пол.       – Ты не попал под дождь? – спокойно спрашивает Намджун. Но Джин только бросает короткое «нет» и скрывается за дверью ванной. Его трясет так, словно он правда попал под сильный ливень.       Ему стыдно. Стыдно. Стыдно. Стыдно. Чертовски стыдно за свое поведение и трусость.       Щеки горят, и дыхание никак не придет в норму. Он не знает, сколько времени сидит на краю ванны, когда Джун вдруг прислоняется спиной к двери и садится на пол по другую ее сторону.        Он долго молчит, пытаясь подобрать правильные слова, но никак не может. Пока не выдает что-то вроде:       – Хоби уже ушел спать. Он не злится на тебя. Он просто… расстроен. Ты не виноват в этом, Джин-и.       Намджун знает, что Джин хоть и слышит, но все равно не ответит. Никогда не отвечает. Только все время шмыгает носом и трет глаза, которые к утру будут все еще красными.       – Я тоже пойду сейчас. Так что выходи, ладно?       Джун сидит еще немного, но в начале первого ударяется ногой о рядом стоящий бельевой ящик, тихо ругается себе под нос и все-таки встает. Джину все слышно оттуда – по ту сторону общего мира – и невольно становится смешно: он представляет лицо Намджуна, смущенное и милое, и ему внезапно хочется закрыть глаза на все страхи, открыть рывком дверь и обнять его. Очень крепко.       Но Джун ругается сам на себя и уходит. Момент тает в воздухе и горечью оседает у Джина в ладонях. Ничего не остается, как смыть холодной водой следы недавнего разочарования, побороть себя и зайти в комнату.              Он засыпает быстро. Замученное сознание, только завидев в темноте неясные очертания подушки, мгновенно распознает в ней союзника и отсоединяет Сокджина от реальности. Ему снятся лабиринты, падающие с неба пыльные книги и заяц с крошечными ушами. Заяц идет по залитой солнцем поляне и громко играет на трубе. Звук бьет набатом прямо в затылок. Тыдыщ. Тыдыщ. Тыдыщ. Заяц сильно фальшивит. Джин пытается отмахнуться от него, крутит головой в разные стороны и нечаянно стряхивает сон. Вслед за окончившимся кошмаром приходит следующий, уже наяву. Кто-то из двоих тихо стонет прямо за его спиной.       Не сказать, что такое никогда не случалось раньше. Они еще в самом начале все обговорили. Никто не должен никого ограничивать, особенно в проявлении любви. Особенно в возможности побыть друг с другом – такие шансы обычно выпадали редко, и все знали об этом. Вот только Намджун с Хоби давно привыкли к внезапным порывам друг друга – обоим было все равно, где и когда, хоть во время готовки, за просмотром фильма или обсуждением планов на завтрашний день. Если желание вспыхивало внезапно – отдавались целиком, не думая ни о чем. Кроме последствий. Поэтому все, что за пределами квартиры – оставалось негласным табу. Джин же всегда старался уйти в такие моменты. Они – обнять его еще крепче, накрыть все сомнения горячими поцелуями. Но у всех был свой чемодан неудачных попыток.       Хоби, внезапно осеняет Сокджина. Это Хоби. Джину даже не нужно поворачиваться и открывать глаза, чтобы представить, как в этот самый момент Сок изо всех сил поджимает губы и пытается сдержать очередной накатывающий стон. Намджун смазано целует его в шею и надавливает пальцем на головку. Смазка тонкими струйками стекает по стволу к основанию члена и размазывается под ладонью Джуна. Хоби на это только шумно выдыхает и припадает к его губам.       – М-малыш, х-хватит… иначе для тебя ничего не останется...       Намджун только рвано кивает и разрывает поцелуй. Ему хочется больше и дольше – касаться разгоряченной кожи и видеть, как его Чон Хосок становится податливым и мягким. Как меняется его лицо, когда пальцы Джуна ласкают возбужденный член и будто случайно обводят сжимающееся колечко мышц. Ему хочется больше. Хотя бы самую малость. Но Хоби всегда тормозит его на самом интересном месте.       Пожалуйста, хватит, умоляет Сокджин, сжимая пальцами простынь. Он пытается снова заснуть, но ничего не выходит. Вышло бы, наверняка, если бы не Намджун с его неуклюжестью. Пока Сокджин, затаив дыхание, лежит на краю кровати, Джун пытается найти в тумбочке презерватив. Находит быстро, еще быстрее натягивает на член Хосока, но стянуть с себя боксеры оказывается непосильной задачей – ноги все время запутываются в ткани, пока, наконец, Сок, перестав смеяться, не подхватывает края трусов пальцами и ловко не стягивает их вниз.       – Я тебя обожаю, Джун, – тихо прыскает Хоби и нависает над Намджуном. В темноте комнаты его фигура кажется больше, плечи шире, грудь крепче, руки… На руках Намджуна окончательно кроет. Мышцы витиеватыми линиями бегут под кожей, и мысли о том, что они могут с ним сделать, возбуждают еще сильнее.       – Просто скажи, что ты меня любишь, – голос Джуна дрожит и рвется. Он давно перестал понимать, как сопротивляться такому Хосоку и как себя сдерживать.       – Давай-ка я лучше покажу, – ухмыляется Хоби и закидывает ноги Намджуна себе на плечи, – если будет больно, скажи.       Джун коротко кивает и придвигается к нему еще ближе. Простыня под их общим весом еще сильнее мнется и вот-вот съедет куда-то в сторону.       Сокджин считает до десяти.       Один.       Два.       Три.       Четыре.       Кровать отзывается скрипом и тяжелым дыханием. Хосок начинает двигаться неторопливо и сдержанно, оставляя целой россыпью на ключицах Намджуна теплые поцелуи, но заметив, как Джун цепляется пальцами за деревянный выступ кровати и какой туман сквозит у него в глазах, шумно выдыхает и резко набирает темп.       Джин старается не слушать. Что там было? Четыре? Да, точно. Дальше пят... А, к черту. Организм реагирует быстрее, чем Джин успевает придумать, что делать дальше. Вместе со скрипом, негромкими шлепками одной кожи о другую, такую же, обнаженную, рваными вдохами-выдохами до Сокджина в наилучшем лучшем качестве долетают их общие стоны. Протяжные и громкие. Джину невыносимо хочется закрыть уши руками, а еще лучше – встать и уйти, куда угодно. Но так он выдаст себя, со всеми потрохами – а это было бы слишком. Ему ничего не остается, как кусать губы и пытаться самостоятельно бросить скопившееся напряжение внизу собственного живота. Стараясь как можно незаметнее, Джин медленно ведет рукой вниз, под одеяло. Даже сквозь ткань спортивных штанов член реагирует на прикосновение, дернувшись, и кожа разом покрывается сетью мурашек.       Через какое-то время Сокджину становится мало. Пальцев, легких касаний, сбивчивого дыхания. И не просто мало, а катастрофически мало. Потому что Хоби все резче и быстрее входит в Намджуна, изредка прерываясь на жаркие и короткие поцелуи. Потому что Намджун окончательно перестает себя контролировать и стонет во весь голос, умоляя Сока не останавливаться. И Джин тоже мысленно умоляет Сока не останавливаться, только не сейчас, когда тонкие пальцы проникают под резинку трусов, крепко обхватывают член и скользят по всей длине, от самого его основания.       В какой-то момент Джину становится все равно, что его заметят. В какой-то момент ему перестает быть стыдно за собственную слабость. В какой-то момент отвращение к самому себе уходит куда-то на задний план. Остаются только звуки мокрых поцелуев и прикосновения, от которых плавится кожа. Джин настолько тонет в них, что не замечает, как все заканчивается. Как Хоби, восстанавливая дыхание, не ложится между ним и Намджуном и жадно глотает ртом воздух. Не замечает, как Джун поворачивается к Соку лицом и расслабленно улыбается. Джин всего этого не замечает и потому продолжает поджимать губы и судорожно водить по члену рукой.       – Кажется, нашему принцу нужна помощь, – Хосок придвигается вплотную к Сокджину, и горячее дыхание обжигает кожу. Джин резко дергается и замирает. Замирает и его рука. Его раскрыли, и бежать теперь некуда. Сердце в груди колотится как сумасшедшее.       Хоби тихо смеется и тепло целует его в плечо.       – Ты чудесен, знаешь?       Джин не верит своим ушам. Он что, издевается? Это же ужасно. Грязно и неправильно. Вся эта ситуация абсурдна до ужаса, такое возбуждает только извращенцев. Так всегда думал Сокджин. Что он ненормальный и его обязательно нужно лечить. Никто не мог сказать ему, что с ним все в порядке. Что у любви нет понятий «правильно» и «неправильно». И что ты либо принимаешь ее такой, какая она есть, либо отталкиваешь. Джин совершенно точно знал, что не хочет терять Сока и Джуна. Но слезы все равно предательски подступают к глазам.       – Хэй, солнышко, ты чего? – пальцы Намджуна нежно задевают его щеки и вытирают проступившие слезы. Джин медленно открывает глаза и видит перед собой его лицо. В первых рассветных лучах оно кажется еще красивее.       Он снова так сильно и глубоко ушел в свои мысли, что не заметил, как Джун перебрался на его сторону, и ловушка из двух прижимающихся тел окончательно захлопнулась.       – Не плачь, – шепчет Намджун и мягко его целует. Джин невольно поддается вперед, жмется к его губам и тихо втягивает в себя воздух. Потому что Хоби поднимается выше, запускает руку ему под футболку и находит пальцем сосок. Чужое тепло жжется, колет и дышать становится слишком сложно. Намджун целует лениво, поочередно сминает каждую губу, тянет, кусается и водит руками по бокам – несильно, едва касаясь. И Джин готов выть от всей этой нежности.       Немного. Дайте ему еще немного любви и своего внимания.       Сок и Джун переглядываются поверх его плеча и незаметно улыбаются друг другу. И в следующую минуту рука Намджуна уже стягивает с Джина штаны вместе с трусами – на этот раз ловко и быстро, а Хоби пристраивается за его спиной и спускает руки на ягодицы.       – Нам тебя не хватало, – шепчет Сок ему в загривок и разводит половинки в стороны. Джин поджимает губу и старается не думать обо всем этом. Не думать о твердеющем члене Хосока, упирающемся ему в бедро, о влажном языке Джуна, облизывающем сначала один его сосок, затем второй, а после спускающемся вниз – к линии паха – и оставляющий за собой мокрую дорожку. Джин старается не думать, но его кроет внезапно и резко, и все мысли в голове перемешиваются вихрем. И самым правильным становится просто отпустить их на волю.       – П-пожалуйста, – скулит Сокджин, когда Намджун обхватывает губами головку его члена и начинает медленно ее посасывать, водя рукой по всей длине, крепко и быстро. До собственного члена он не дотрагивается даже свободными пальцами, и тот, подрагивая от вновь накатывающего возбуждения, прижимается к рельефному животу.       – Потерпи еще немного, принц, – палец Хосока свободно проникает внутрь и начинает неспешно двигаться. Джин, не сдержавшись, стонет и запрокидывает назад голову. Хоби ловит его лицо за подбородок и накрывает губы своими. Поцелуй выходит рваным и слишком горячим, но каждый раз, когда губы соскальзывают, Джин поддается им навстречу и снова целует, глубже и чувственнее, чем до этого. Он с трудом может вспомнить, когда в последний раз так целовал кого-то из них. Тем более, взяв инициативу на себя.       Обычно, кто-то из парней сам обнимал его, сам утаскивал под одеяло перед сном, сам целовал в выступающие из-под растянутой кофты ключицы. Джин тушевался и прятал смущение в ладонях, глотал его и делал вид, что ничего не происходит. Сама мысль о том, что кто-то может его хотеть, оставалась дикой.       Но теперь, когда Намджун поднимает на него свои, полные нескрываемого желания, глаза, а Хоби мычит от удовольствия, добавляя сразу еще два пальца в податливое, расслабленное тело, Джин начинает ломаться. Скорлупа трескается и осыпается на простыни. Намджун, заметив, что происходит, медленно выпускает изо рта член Сокджина, перебирается обратно наверх, к подушке, и тянет того на себя.       Джин что-то невнятно выстанывает и разрывает поцелуй с Хосоком. Хоби отодвигается от него ненадолго, опять тянется к тумбочке и достает оттуда два презерватива и смазку. Джин шумно сглатывает, осознавая, что его ждет, но сказать, что сейчас он не хочет этого больше всего на свете, было бы ложью.       – Иди ко мне, – голос Намджуна пропитан нежностью, но Джин все равно улавливает в нем повелительные нотки и забирается на парня верхом. Хосок снова оказывается сзади, мягко давит ему на спину, заставляя наклонится вперед и практически лечь на Намджуна. Джун подхватывает Джина за бедра и поднимает чуть выше, так, чтобы собственный член приходился прямо между ягодиц. Но он не торопится входить, только ласково оглаживает затылок Сокджина, перебирает пальцами шоколадные прядки и целует смазано в скулу.       Хоби выдавливает смазку на руку, и та неприятно холодит кожу. Но когда четыре пальца разом входят в Сокджина и начинают быстро двигаться внутри, становится совсем теплой.       С каждым новым движением Джин скулит все громче и сильнее сжимает пальцами бока Намджуна. Сок, видя, как Джина трясет от любого его неосторожного прикосновения, заводится еще сильнее и спустя три минуты решает, что с него уже хватит.       Первым входит Намджун. Точнее, Джин сам на него насаживается, прокусывает губу до крови и глухо стонет.       Дождавшись, когда Сокджин привыкнет и неприятные, болезненные ощущения пройдут, Хосок обхватывает Джина за пояс рукой и проникает внутрь.       Первое, что приходит всем троим в голову – это то, насколько в Сокджине тесно. До ужаса просто. Тесно и горячо. И это сносит куда-то крышу, потому что когда вот так – лучше, когда все вместе – правильнее. И все равно на то, что другие считают это «ненормальным» и «мерзким». Хосоку нравится, когда оба его парня лежат под ним, разгоряченные и искренние. Потому что только в такие моменты все маски лопаются и слетают куда-то в сторону. Только в такие моменты Джун перестает казаться серьезным и взрослым, а Джин забывает про своих тараканов. Точнее, сегодня Джин забыл про них. Это открытие бьет Хосока под дых, и ему нестерпимо хочется подарить Джину весь этот чертов мир, который он заслужил.       – Я люблю тебя, – едва слышно произносит Сок, набирая темп и резче, сильнее входя в Сокджина.       – И я люблю тебя, – вторит ему Намджун, крепко обнимая парня руками и толкаясь тому навстречу.       И они оба, без лишних слов и объяснений, понимают, кому именно адресована эта фраза.       Джин тоже. Джин хочет сказать, что он тоже. Тоже любит. Чувствует то же самое, что и они. Но не может выдавить из себя ни слова, потому что ком стоит в горле и перекрывает дыхание. Он упирается руками в кровать по обе стороны от лица Намджуна, нависая над ним сверху, и Джун видит, как вздымается его грудь. И не может сдержаться, губами ведет войну – целует и лижет каждый сантиметр, каждый уголок, каждую родинку и впадинку, каждую отличительную черту. Говорят, что тактильная память самая сильная, и Намджун проверяет ее на пробу, и мысленно молится, чтобы этот момент никогда не заканчивался.       Но когда твой член собственной тяжестью прижимает к узким стенкам другой, такой же горячий и твердый, двигающийся в постоянно нарастающем темпе, волна наслаждения все время ждет где-то рядом, готовая вот-вот захлестнуть тебя.       Хосок оставляет маленькие синяки на бедрах Джина, когда его накрывает. Он толкается резко, в очередной раз проходя по простате, на что Сокджин роняет громкий, несдержанный стон, и это становится последней каплей для Хоби. Его кроет нещадно, пронизывая судорогой все тело, и сперма обильно заполняет презерватив.       Намджун дергается, ловит губами выступ сокджиновой ключицы, сжимает плотно, крепко и с протяжным, низким стоном кончает следом.       Ладонь сама проскальзывает между их телами, находит все еще твердый член Сокджина и принимается ласкать большим пальцем головку, для большей чувствительности размазывая по ней выступающий предэякулят.       Хоби медленно выходит из Джина и, пытаясь восстановить дыхание, падает на кровать рядом с ним и Джуном. Его глаза закрыты, в голове ни единой мысли, а губы трогает счастливая, удовлетворенная улыбка. Джин прерывисто стонет еще несколько минут под поцелуями и руками Намджуна, и в конечном итоге бурно изливается ему на грудь.       Когда Джин находит в себе силы слезть с Намджуна и лечь обратно на смятые, влажные простыни, небо тонет в лило-розовом рассвете. Еще немного и в мир проскользнет новый день. Хосок, Намджун и Сокджин знают, что он будет намного лучше.       – Так, я ничего не знаю, но вы оба сегодня остаетесь со мной, – заявляет Хосок после полудня, когда вся троица, отоспавшись, выползает из спальни, – даже оправданий никаких не хочу слышать.       Он пытается звучать строго и уверенно, но на деле больше походит на капризничающего ребенка.       – И чем мы займемся? – спрашивает Намджун, и его глаза смеются, щеки трогают ямочки.       – Пицца, нетфликс иииииии...       – И обнимашки, – строго заканчивается за Сока Джин, – иначе это вы окажетесь снизу.       – Оооооо, – одновременно тянут Намджун и Хосок, – а наш принц разошелся.       Но хорошего по чуть-чуть. Вечер действительно проходит спокойно. Они в который раз пересматривают «До встречи с тобой» – все началось с него, тогда, в кинотеатре, – жуют очередную спаленную Джуном пиццу и не замечают, как время переваливает за одиннадцать.       Без четверти двенадцати Хосок находит Сокджина на балконе. Он стоит, облокотившись на перила, и допивает уже третью банку колы.       – Ванна свободна, – сообщает Хоби и обнимает его со спины.       – Хорошо, – отзывается Джин, не поворачиваясь.       – Прости, что иногда был груб с тобой, – начинает после недолгой повисшей в ночном воздухе паузы Хосок, – я не знал, как сделать так, чтобы ты услышал меня. Меня. Джуна. Нас. Мне больно видеть, как тебе тяжело. Как ты все время пытаешься убежать и никогда не делишься с нами своими мыслями. Тем, что чувствуешь, и что тебя гложет. Это ведь я был тем, кто позвал тебя, кто предложил Джуну попробовать, а теперь тебе из-за этого больно. И я не знаю, что мне сделать, чтобы всем стало лучше. Правда, не знаю.       Хоби прислоняется лбом к его плечу и сцепляет руки в замок внизу живота. Джин накрывает его пальцы своими и тихонько сжимает.       – А ты знал, что Джун сохнет по тебе еще с первого курса? – тихо говорит Сок, прикрыв глаза.       Джин мотает головой в стороны, поджав нижнюю губу, и ждет продолжения.       – Мы, правда, тебя очень любим. Мы оба. Так же сильно, как и друг друга. Да, эта любовь немного отличается, но разница только в том, что мы с Джуном провели больше времени вместе. Но это также значит, что с тобой у нас его впереди куда больше. Пожалуйста, принц, позволь нам тебя любить, – заканчивается приглушенно Хосок и оставляет невесомый поцелуй на шее Джина.       Сокджин долго подбирает слова, все никак не может найти нужные, чтобы выразить все, что у него накопилось за все эти месяцы. Но он сможет, обязательно сможет и поделится всем-всем на свете, а пока…       – Почему ты так и не выложил фотографии на аккаунт?       – Какие? – не понимает Хосок.       – Ну, те, которые ты делал вчера с Джуном.       – А я и не делал.       – Почему? – теперь удивляется Джин и поворачивает к Соку свое недоуменное лицо.       – Потому что, – говорит Хосок, – 3-1=0.       Вот так вот просто.       Если вместе и до самого конца, то только втроем. Даже если их собственный путь будет лежать через колючие, ранящие леса страхов и сомнений, в одном Сок, Джун и Джин всегда будут уверены – какие бы трудности их не ждали впереди, пока они есть друг у друга, они со всем справятся. Ведь не зря говорят, что тактильная память самая сильная, а на однажды обнаженную душу уже невозможно закрыть глаза, сделав вид, что не понял, что тебе показали. Вся сила любви в этой страшной открытости.       Сокджин внезапно осознает это, когда Хоби, на обиженный крик Намджуна: «Эй, куда вы ушли?», выпускает его из объятий и тянет за руку обратно в тепло квартиры. В этот самый момент его губы расплываются в легкой улыбке, а нога делает уверенный первый шаг внутрь теперь и его, Джинова «дома».