Your map of desire Burned in your flesh
— Я не буду это слушать. Так и запиши в рапорте. — Стесняешься? Птички, пчёлки... Ай!!! Драй, ты чего?! — Буди, если что. — Когда? На «69»? — Да пошёл ты, Ресслер.***
— Как сломались?! — Я похож на техподдержку? Протокол есть протокол. Не отмажешься. — Да ну тебя... Ладно, дай сюда... Хренасе весело у них. — Порнхаба мало, а Драй? — Иди в жопу, Ресслер. — А я по девочкам.***
— Марафонцы, мать их. — И не говори.***
Джин аккуратно выглядывает из-за занавески. Предосторожность никогда не лишняя — особенно если ты агент ФБР — но те двое так заняты друг другом, что не заметили бы и базуку, нацеленную в них из открытого окна. Джин поставила бы сотню, что никаких связных предложений не предвидится в ближайшие часа два. Она уже выучила на память этикетки мини-бара, разницу между пурпурным и баклажановым оттенком обивки кресел и количество треугольников на безвкусной мазне, развешанной по номеру. От скуки хоть на карниз лезь. Подумать только — тухлое задание, да ещё и с не менее унылым напарником, какого только можно вообразить! Джин бросает взгляд на напарника. Дональд-«круче-только-вареные-яйца»-Ресслер. Его тело потерялось в массивных пурпурных объятиях кресла. Чёрный пиджак валяется на кинг-сайз кровати рядом с верхней одеждой и двумя зонтами. Даже погода Вашингтона чихать хотела на них и их задание. Вместо обещанного дождя — палящее солнце, не уступающее по температуре африканской пустыне. На подоконнике стоит направленный микрофон, а от него тянется шнур прямо в наушники Ресслера — ФБР решило, что они и так справятся, нечего играться дорогими цацками. Откинувшись в кресле, Ресслер прикрыл глаза. Из-под закатанных рукавов рубашки выглядывают натренированные руки с веснушками. Джин не успевает отвести взгляд. Дональд скидывает наушники. Вид мачо — самовлюблённого придурка, по мнению Джин, — прерывается грохотом. С подоконника свалился микрофон. Благо, что не выпал из окна. Ресслер и Джин застыли на месте, вслушиваясь. Наушники подозрительно затихли. Джин даёт Ресслеру знак, но тот отмахивается, и аккуратно ползёт на четвереньках к окну, чтобы поправить микрофон. «Упрямый баран». Естественно, он задевает ботинком шнур. Объемная винтажная ваза на подставке в пяти футах от Джин опасно шатается. Джин перепрыгивает через Ресслера и оказывается рядом точно в момент, когда ваза подвинулась к краю. Ресслер показал ей большой палец, а Джин в ответ — средний. В наушниках снова прорезаются привычные стоны. Джин возвращается к столу, а Ресслер идёт к креслу. Она засматривается на то, как он небрежно проводит рукой по волосам, а затем потягивается. — Твою мать! — вполголоса кричит Джин, когда лакированная балетка задевает злополучный шнур. Ресслер, ещё не успевший дойти до кресла, оказывается как раз кстати. — Спасибо, — недовольно бурчит Джин, когда он отпускает её. — Обращайся. — Не надейся.***
Джин насчитала уже пятый круг возле осточертевшего стола, захламлённого досье, заметками, и двумя ноутбуками. Ресслер — она не верит глазам — натурально сопит в кресле. И ещё смеет втирать о важности выдержки и готовности не спать сутками! Джин невольно задерживается глазами на пряжке ремня Ресслера. Тело напоминает, что последний раз секс был полгода назад. После этой грёбаной слежки надо будет срочно проветриться. Дональд приоткрывает один глаз, будто кот. Он замечает, куда направлен её взгляд, и его бровь вопросительно ползёт вверх. Напарник подходит к ней. Она выставляет вперёд колено, когда он подходит слишком близко. — Драй, не ломай комедию. Игнорируя изменения в голосовом диапазоне напарника, Джин хватает Ресслера за галстук, а её колено касается его паха. — Придурок. Его глаза смеются. Ярко-алая ткань трещит под пальцами Джин. Ладони Ресслера упираются в столешницу — он нависает над Джин, словно пугало — высокое и неуклюжее. Её собственное колено не может конкурировать с Ресслером. «У него, блядь, что, бетон вместо мышц?» Ресслер делает нечто странное — легонько трётся об её бедро, словно кот. «Псих», — мелькает мысль, но её тут же вытесняет другая, несомненно, продиктованная недостатком эстрогена в крови. Ресслер, пользуясь замешательством, целует Джин. Она ослабляет давление на галстук и опускает колено. Ей сносит крышу от осознания, что в любой момент к ним могут зайти — начальство любит являться без предупреждения. Одна парочка погорела на дежурстве, решив, что им ничего не будет, если они скурят косяк. Проверка на наркотики как раз закончилась, но ребята не учли, что супервайзер зайдёт на огонёк. Пальцы Джин сжимают плечи Ресслера, комкают рубашку. Джин отвечает на поцелуй, не желая уступать. В её спину упирается что-то твёрдое и квадратное. Она отстраняется, чтобы нащупать ноутбук, но Дональд нетерпеливо отодвигает его в сторону. Крышка жалобно хлопает, сталкиваясь со вторым ноутом. — Если разобьётся... — неуверенно начинает Джин. — Плевать, — Ресслер вжимает её в стол так, будто решил сравнять с деревом. — Дон... — с трудом выдыхает Джин, отлепившись от губ напарника. — Извини, — он ослабляет натиск. У Джин запоздало возникает мысль, что, вообще-то, это неправильно, и что потом она пожалеет... Мысль тут же заталкивается обратно, а руки сами тянутся к пряжке ремня напарника и многозначительно тянут её. Ресслер отстраняется и непонимающе смотрит на неё, полностью одетую. Джин кивает на стул, а сама перевязывает волосы наверх. — Обойдёмся без хардкора. Ничего личного. Взяв с кровати пару подушек под колени, Джин, устраиваясь напротив стула, смотрит на Ресслера, застывшего в полнейшей прострации. — База-Ресслер, приём. — Ресслер послушно садится на стул. — Для протокола — это ни хрена не значит, понятно? Ресслер кивает, расстёгивая пряжку. Он издаёт нечто среднее между стоном и всхлипом, когда Джин обхватывает его член рукой. «Мальчишка», — мелькает мысль. Лицо Ресслера меняется до неузнаваемости — вся дерзость и заносчивость куда-то улетучились. В ответ на движения её ладоней Дональд постанывает низким гортанным звуком. Джин заводит это; заводит и то, как он запрокидывает голову, обнажая шею, достойную скульптур Микеланджело. Душно. Кондиционер заглох, а тело Джин не соглашается с политикой «без хардкора», требуя большего. Её брюки липнут к ногам, а блузку можно выжимать. Трещание в наушниках перекрывается стонущим Ресслером, вышедшим из режима «стелс» — соседи, должно быть, в восторге. Джин не выдерживает, и расстёгивает ширинку на своих брюках. Левой рукой не совсем то, но хотя бы так. Её тело благодарно отзывается на прикосновения. Она меняет руки и надрачивает Ресслеру левой, а правой трёт собственную промежность. Ресслер, судя по отсутствующему взгляду, вышел в астрал. Ладонь Ресслера накрывает её собственную, но Джин не обращает на него внимания. Она ощущает приближение оргазма, но никак не может поймать его. Ей мало; она сильнее надавливает на набухший клитор. Оргазм по-прежнему не наступает. Смирившись, что победитель сегодня только один — Ресслер — Джин переключается на него. Сбрасывая ладонь напарника, она проводит большим пальцем по влажной головке члена и касается кончиком языка. Потом облизывает ствол по всей длине, упираясь ногтями в бедра Ресслера. Она чувствует на себе взгляд Ресслера, но не отвечает тем же. — Боже праведный... — Ресслер умудряется произнести полную фразу на вдохе, при этом поглаживая Джин по голове. Чем глубже Джин берет его, тем больше скользят его пальцы по её волосам. Он пытается ухватиться за них, но каждый раз ему мешает грёбаная резинка для волос; едва он хватает её, как пальцы срываются и путаются в волосах Джин. Он тянет за них, пытаясь войти ещё глубже. С задержкой до него доходит, что Джин слегка проводит зубами у основания. Ресслер разжимает пальцы, бормоча «извини». Не будь у неё занят рот и руки, Джин бы сказала, куда именно он может засунуть своё «извини». Её колени онемели, но она не обращает внимания. Наконец-то нашёлся удобный ритм — неровное дыхание Ресслера подтверждает это. Ресслер, несмотря на то, что вот-вот кончит, делает попытку намекнуть Джин, что он не хотел бы делать это у неё во рту. Он собирает в кучу все слова, на которые способен. — Тебе... не обязательно... Джин лишь усиливает темп, одновременно массируя его яички. — Твою... же... мать... Ресслер инстинктивно дёргает её за хвост, цепляясь в него пальцами. Джин поднимает на напарника глаза. Он запрокинул голову, а через полурасстёгнутую рубашку заметно как по вздымающейся груди стекают капельки пота. Джин встаёт в поисках салфеток и возвращается, кидая в Дональда пачку. Джин многозначительно кашляет. Один раз. Второй. С третьего раза Ресслер возвращается в реальность и берёт салфетку из пачки. Хмуря брови, застёгивает ширинку и рубашку. — Охренел?! — фыркает Джин, когда он встаёт со стула и притягивает ее к себе. — Заткнись. Он целует её. Слишком лично. Она теряется. Это слишком странно, слишком не так. Парни не целуются после минета, это такое же правило, как не пасовать на двух тузах, но язык Ресслера оказывается у неё во рту и все правила исчезают. Она догадывалась, что он ненормальный, но это переходит все границы. — Я не ясно выразилась?! — Помолчи хоть две минуты, — Ресслер нагло расстёгивает её блузку. — Не люблю быть в долгу. — Меня это не берёт, забей, — бурчит Джин. На то, от чего обычно девушки заводятся с пол-оборота, у неё уходит целый час. И то оргазм не гарантирован. Она привыкла, что каждый чёртов раз ей приходится самой доводить себя до оргазма, потому что парни кончают, будто вспыхнувшая рождественская гирлянда. О куни можно забыть — не все снизойдут до него. — Сядь и не выпендривайся. — Ресслер берёт пиджак с кровати и бросает на кресло, жестом приглашая Джин. — Я быстро. Ресслер пристраивается у занавеси, прижимая бинокль к глазам. — Ну что? Все окей? Ресслер кивает, на ходу снимая потрёпанный галстук и расстёгивая первые две пуговицы рубашки. Закатывает сползающие рукава. Подбирает с пола подушки, и занимает ту же позу перед креслом, что и она. Джин поражается тому, что даже к такому делу он подходит со всем присущим ему занудством. Его пальцы не делают ничего выдающегося — приоткрыв блузку, он просто поглаживает её; то между грудями, то, вздыхая, обводит грудь в бюстгальтере. Джин бесят его вздохи, и она расстёгивает бюстгальтер спереди, ни на что особо не надеясь. Проще поддаться, чем переспорить. Ресслер, заметно повеселевший, тут же аккуратно массирует большими пальцами её соски. Джин вздрагивает от непривычного ощущения — единственный раз, когда она что-то чувствовала, это её собственная мастурбация. В обычном сексе её тело переходит в какой-то дебильный режим. Сейчас же оно ведёт себя очень странно. Ресслер накрывает ладонью её промежность, поглаживая вверх-вниз. Поставив ладонь ребром он повторяет то же самое, и Джин инстинктивно сводит колени. — Не берет, ага, — Ресслер улыбается, а затем берет её грудь в рот. — Затк... — Слово не хочет вспоминаться. Её колени дрожат. Ресслер переключается на вторую грудь. Джин беспорядочно хватается то за подлокотники, то за плечи Ресслера, то прижимает его голову к себе. Удовлетворённый результатом, Ресслер без предупреждения закидывает её ноги к себе на плечи. — Твою мать, Ресслер! — Джин цепляется ногтями за обивку, выгнувшись, чтобы поймать угол. Дональд не спешит, поочерёдно пробуя на ней всё, что знает. То кончик языка, то широкие мазки, то зигзагообразные движения, от которых Джин трясёт, словно парус в шторм. Она благодарна за это — у неё нет сил, чтобы подсказать, как лучше. Ресслер входит в неё двумя пальцами, не переставая играть кончиком языка с её клитором. Каждое его движение выверено, словно он методично собирает разобранный пистолет. — Ресслер... Дон... А-ах!... Он убирает пальцы, оставляя один лишь язык. Первая волна оргазма, медленная и тягучая, словно мёд, накрывает Джин. Ресслер действует без промедления — будто перед ним не девушка, а ещё одна цель на стрельбище. Он приподнимает Джин, не останавливаясь. Она вскрикивает и ловит второй оргазм, короче предыдущего. Ресслер отстраняется и аккуратно возвращает Джин обратно. Его губы блестят от влаги. Ей слишком хорошо, чтобы куда-то идти и одеваться. Пиджак Ресслера очень кстати — обивка кресла скользит под вспотевшей кожей. — Да... у тебя... талант, — Джин не может привести дыхание в норму. Ресслер широко улыбается, вытирая руки салфеткой. Затем — губы; делает это нарочно неспешно, явно любуясь собой. Потом — Джин глазам не верит — обыденно завязывает галстук, поправляет воротник, а затем застёгивает пуговицы на манжетах. — С тебя химчистка, — бросает он, садясь в кресло и надевая наушники.