Недолюбленный

Апокалипсис остановлен, почти все из их семьи разъехались кто куда, Лютер и Эллисон уехали вместе, в надежде на то, что у них получится отсудить дочь, Ваня пытается обуздать свою способность, а Диего снова подал документы в полицейскую академию. Казалось бы, все счастливы, но в отцовском особняке остались только те, кому нигде нет места. Пятый и Клаус. Пятый, прожив почти пятьдесят лет с мыслью о том, что ему надо предотвратить апокалипсис, теперь не может справиться с тем, что больше считать не надо, не надо решать, кого убить, он мог бы жить нормально, но кто ему мешает? Апокалипсис, как зависимость. Тринадцатилетку не возьмут на работу, а в школу идти он сам отказывается. Именно поэтому он сейчас сидит на полу в собственной комнате и пьёт. Он думает, что Долорес бы сказала, что он выше этого, но Долорес живёт своей жизнью, она даже похорошела, а кем стал Пятый? Алкоголиком в тринадцать. Клаус, которому изначально не было места даже среди родственников. Не лучший вердикт, который смог изречь пьяное сознание Пятого, но зато это правда. Четвёртый всегда со всей искренностью и отдачей действовал на благо семьи, его не пытались понять, не пытались помочь. Мрачная картина. Он запрокидывает голову, пока последние капли спиртного капают ему в рот. Как оказалось, алкоголь в отцовском баре не бесконечный, потому что мальчишка сейчас допил последнюю бутылку бурбона. Та выпадает из расслабленных пальцев и Пятый решает пройтись на своих двоих, потому что использовать способность не рискует. Он следует по длинным коридорам, где едва ли горят слабые лампы, делая проходы не то уютными, не то жуткими. Проходя мимо комнаты брата, он цепляется взглядом за единственный источник света - старый ночник. Отец запрещал использовать что-то подобное, но Четвёртому было очень тяжело и Пятый с Диего украли этот ночник для брата. Отец либо так и не нашел него, потому что почти никогда не выходил из кабинета, тем более, он не заглядывал в их комнаты, либо просто наплевал. Приглушённый свет нежно-оранжевого цвета играл на лице Клауса, который, видимо, спал в очередном пьяном и наркотическом угаре. Подобное освещение легко показывало любую деталь на лице мужчины. У Клауса под глазами залегли глубокие мешки, уголки губ, когда он расслаблен, опущены вниз, а зелёные глаза уже давно потухли, разве что под действием алкоголя или чего повеселее можно увидеть весёлую дымку, которая расширяет черный зрачок, оставляя меньше зелени. Пятому стало не по себе и он шагнул за порог чужой комнаты, аккуратно продвигаясь. А ведь никто никогда даже не интересовался тем, что произошло у Четвёртого, почему он довёл себя до такого состояния. Даже он сам. 'Сеанс' лежит на своей кровати на животе, свесив одну руку с неё. Во сне пальцы чуть подрагивают, а брови хмурятся и если честно, то Пять не хочет знать, что же ему снится. Он подходит ещё ближе и садится перед братом на корточки, аккуратно касаясь его руки. "Сеанс" вздрагивает и берёт мальчишечью руку в свою, сжимая губы в тонкую полоску. Подросток видел его почти каждый день, но дальше кривой улыбки и блестящих от наркотиков глаз он не заглядывал, а теперь мог отлично рассмотреть его. Из-под закрытых глаз всё ещё были видны темные тени, отдавающие болезненной синевой, глаза под закрытыми веками беспокойно двигались, будто ему снился неприятный сон — Клаус выглядел не просто усталым. Измученным. Недолюбленным. Никто за его яркой одеждой, вызывающим поведением и широкой улыбкой не видел его такого -- разбитого, беспомощного, потерянного. А самое ужасное то, что Клаус ни разу не просил уделить ему внимания. Да, он постоянно навязывался в чью-то компанию, но каждый отмахивался, как от назойливой мухи. Четвёртый молча терпел все оскорбления, именование его 'бесполезным', 'никчёмным'. Чтобы осознать такое не нужно много времени, стоит просто посмотреть на все, что делает Клаус и всё становится ясно. Он привлекает к себе внимание, как может, вечно крутится рядом, навязывает свою компанию. Брови мальчишки чуть ползут вниз и ему правда жаль Четвёртого. Вторая рука тянется к лицу, аккуратно проводя вдоль чуть заросшей щетиной скулы, и "Сеанс" подаётся на это прикосновение, прижимается щекой ближе к тёплой ладони, как дворовый пёс, который впервые ощутил ласку и боится, что такое обычно далекое тепло больше никогда не будет так близко. В голове Пятого формируется совершенно правильный портрет брата. Клаус словно пёс, голодный до ласки, который дорвался наконец до желаемого и боится, что приятное закончится слишком быстро. Рукой мальчик ведёт выше, а длинные пальцы зарываются в мягкие вихри волос. Пять всегда считал кудрявые волосы брата очаровательными, хоть никогда и не признавал этого раньше. Да что уж там, он боялся подумать о таком. В какой-то момент он слышит резкий вздох, а затем брат одним движением поднимается, озираясь по сторонам. Руку из волос пришлось убрать, но вторую ладонь Четыре всё ещё сжимает, непонимающе смотря на Пятого, а затем, замечая его руку в своей руке, смотрит таким взглядом, какого подросток никогда не хотел бы видеть. "Не давай мне надежду" Клаус нелепо растягивает губы в ухмылке, стараясь отшутиться от ситуации, он боится открыться вновь, боится собственных чувств. -- Братская любовь проснулась? -- весело хмыкает Клаус и у Пятого сжимается сердце. Улыбка такая вымученная, будто его под страхом смерти заставили это сделать, хотя.. Чего-чего, а смерти Четыре не боится. "Я так часто думаю о смерти, что это скорее воспоминание"* Мальчишка поднимается и отпускает его руку, слыша рваный выдох. Все они любят прятать за шуткой настоящие эмоции, и Пятый тоже грешит этим. Он поджимает губы и ухмыляется. -- Я такой идиот, Клаус 'Физически старший' Харгривз приподнимает бровь и хмыкает. -- Ну, кто-кто, а ты -- Он обрывается на полуслове, потому что мальчик резко притягивает его к себе, стискивая в объятиях. Пять чувствует, как брат начинает дрожать, как при ломке, но симптомы всё ещё отличаются. -- Пять, эй, ты чего? Пятый, Пять Он неловко бормочет его имя и хочет выпутаться из объятий, но подросток не даёт ему сделать это. Если он отпустит его сейчас, то потеряет навсегда. Второй раз он не сбежит. Никогда больше не сбежит. Он слышит всхлип и наконец чувствует на своей спине руки Клауса, сжимающие его пиджак. -- Зачем ты делаешь это? Делаешь вид, будто.. Будто тебе не плевать. Слова режут по самому больному и мальчишка теснее прижимает к себе тело брата. Ему так жаль, что он упустил столько возможностей сблизиться, ему так жаль, что он такой эгоист. Клаус неожиданно подаёт голос. -- Я так ненавижу то, что люблю тебя У Пятого сердце пропускает несколько ударов. Он наконец отстраняется и видит, глаза брата, в которых видится такая беспомощность, что он даже забывается. Или это его отражение? Пять несколько секунд смотрит на Четвёртого, берёт его лицо в свои ладони, поглаживая щеку большим и наконец улыбается. -- Я тоже ненавижу это.