***
…За дверью разгорался красным небом апокалипсис, устроенный Морганой, и Джим крепко сжимал ладонь на рукояти меча, чувствуя только обреченность и бесконечное желание наконец-то покончить с этим. Стриклер молчаливой тенью направился следом, но почти на самом выходе из дома, ещё не обратившийся в свою настоящую личину, вдруг поймал Джима за запястье, сжал крепко — но что его человеческая хватка Джиму теперь?.. — и вдруг, поймав удивленный синий взгляд, произнёс с просящей, почти умоляющей виноватой интонацией, крепко держа руку Джима в своих ладонях. — Юный Атлант, я прошу тебя, постарайся закончить это и вернуться живым. Я прошу тебя, — говорит он, и Джим даже руку не вырывает, только смотрит ошалевше, осторожно накрывает руки перевертыша на своей руке другой, чуть сжимает, но силу, конечно, все ещё не до конца контролируя. — Стриклер, что за?.. Тот шепчет, будто заговоренный, подтянув руку Джима почти к губам, глядя на неё с какой-то такой отрешенной обреченностью, что Лейк замирает, не в силах отвести от него взгляд. — Вернись живым, юный Атлант, я же просто свихнусь, если потеряю ещё и тебя, пожалуйста, у меня не так много всего осталось, чтобы потерять ещё и это, я прошу, — и Джим бы честно считал, что целующий тыльную сторону его доспешной перчатки Стриклер мог ему присниться, если бы не видел безграничную отрешенность в глазах обернувшегося в истинную личину Стриклендера, выходящего на красное инфернальное свечение. Джим долго смотрел ему вслед, пытаясь унять быстро бьющееся сердце в груди под доспехом. И разве сможет он спустя недели после этого, он, изменившийся до неузнаваемости и потерявший свой дом, свою готовку, свое солнце и свой город, в недрах Нью-Джерси, глядя в лицо Клэр, сказать ей «да» на прямой незатейливый вопрос? Зато времени, чтобы все обдумать, у Джима остаётся сполна… Он приходит к старому дому директора Уолтера Стриклера под покровом ночи, не таясь, но и не заявляя о своём присутствии. Он думал об этом долгие минувшие недели, месяцы: думал, тосковал, планировал. Но сейчас все это кажется таким наивным, кажется почти-сном. Барбара, грустно улыбаясь, сказала, что Уолтер после ухода Джима продержался с ней всего пару недель. Рассказала, как сама вызвала его на разговор, как сама предложила паузу, как сама прекрасно видит, что все идёт к этому, и не стоит с этим затягивать. Сказала, что чертовски любит их безумную семейку и примет каждого из неё любым. Джим не знает, за какие-такие заслуги Небеса послали ему в матери Барбару Лейк, но думает о том, что никогда бы не решился, если бы не она. Да и, в общем-то, ничего этого никогда бы не было, если бы не она. И он бы уж точно никогда бы не стоял на крыльце в полной темноте перед окнами на вид абсолютно пустого дома, и не держал руку занесённой для стука уже несколько долгих минут. О боже, да ладно, он пережил апокалипсис, убил Ганмара, стал троллем и вернулся живым из Нью-Джерси сюда, в Аркадию, так что же, неужели у него не хватит решимости просто постучать? Нет, Джим честно старается себя в этом убедить, но решимость тает с каждой секундой, и пока он не спасся паническим бегством, он глубоко вдыхает, задерживает дыхание и стучит в дверь костяшками. Стук кажется таким оглушительно-громким, что хочется сбежать. Джим не бежит лишь чудом — потому что где-то в глубине дома скрипнули половицы и раздаются тихие медленные шаги, без особого энтузиазма бредущие к двери. Джим нервно чешет волосы за рогами, пытается их пригладить, выпрямляет спину, нервно заводит руку за неё, и когда дверь открывается, натянуто улыбается. Стриклендер выглядит дурно даже для тролля — Джим прекрасно научился это различать теперь, когда сам стал таким. Однако стоит ему увидеть нервно улыбающегося Джима, виновато сутулившего плечи, он вцепляется в ручку двери, будто ему разом стало трудно стоять, и смотрит — желтые глаза даже в темноте сияют чем-то таким жадным, чем-то таким обреченным, что Джиму аж самому неуютно становиться под этим взглядом. Это бред, это сон, это снится… Стриклер скалится обреченно, вероятно, подразумевая за этим улыбку, а потом произносит с глубокой тоской в голосе: — Юный Атлант? Привез новости из Нью-Джерси? — кутается отчего-то в свой плащ таким человеческим жестом, что Джим смаргивает, на миг увидев перед собой Уолтера Стриклера, которого он на протяжении долгих лет видел у школьной доски. Но его Джим больше никогда не увидит, как и себя самого в отражении зеркала. С этим нужно смириться. И как еще смиряться, если не вместе? Улыбка Джима перестает быть нервной, он вздыхает. — Пустишь или будем драматично смотреть друг на друга на пороге всю ночь? — взгляд у него мягкий, если не нежный, и света в нем хватило бы, чтобы заменить Каменное Сердце. Это оказывается очень странным — они сидят в темноте гостиной на диване, но в максимально разных его концах, и не смотрят друг на друга, и это так смешно, что Джим не может перестать слегка улыбаться, спокойно щурясь на луну за окном. Стриклендер невозмутимо сжимает меж средним и указательным пальцем тлеющую сигарету. Джим никогда не видел Уолтера Стриклера курящим, поэтому поглядывает на того с тихой задумчивостью. Как много они еще не знают о вкусах друг друга? Джим думает, что это не так уж и важно. Не в их случае. — Мерлин редкостный засранец, — вдруг говорит Джим, и огонек сигареты вздрагивает в темноте. Дым плывет по сумеркам комнаты сизыми завихрениями. Голос у Стриклендера хриплый. — А я и не понял по нашим предыдущим встречам. — Нет, правда, в Джерси было дерьмово, но и отчасти не так дерьмово, как в Джерси с Мерлином, — посмеиваясь, говорит Джим. — Клэр даже пыталась ему врезать, представляешь? Еле разнял. Ответом ему служит вкрадчивый смешок. — Ну, мисс Нуньез всегда была, кхм, сильной девушкой. Мог бы и не разнимать. — Это было весьма не вовремя. Дело в том, что… — и Джим, повернувшись к Стриклеру, начинает рассказ. Достаточно забавно, ведь он никому еще ничего толком не пересказывал, ни с кем еще толком не виделся, но не ощущает ни грамма тоски, сидя здесь, в полутьме, вдыхая резкий запах табака и глядя на старательно не смотрящего на него Стриклендера. Тот вставляет редкие комментарии, пару раз даже, — о, Джим прекрасно видит, — вкрадчиво улыбается и прикрывает бликующие в полутьме сияющие глаза. Выглядит таким успокоившимся, что Джим, когда наконец прерывает рассказ, вдруг касается его плеча, протянув руку и заставляя желтые глаза вцепиться себе в лицо ищущим жестким взглядом. — Все в порядке? — спрашивает он. «Ни черта не в порядке», мог бы сказать Уолт. «Ни черта не в порядке, мальчишка». Перепуганный до смерти отсутствием рамок врагов, союзников, учителя и ученика или же тролля и перевертыша, он впервые ощущает себя таким свободным, не видя границ, и впервые… Впервые за долгие месяцы может позволить себе быть спокойным и не переживать за Лейка каждую чертову секунду, потому что сам вдруг осознал, какого это — разом лишиться своей неидельной человеческой жизни и получить… это. И, конечно, он мог бы все это высказать Джиму, язвительный и обиженный на жизнь. — Гляжу, взрослая жизнь пошла тебе на пользу, юный Атлант, — говорит Стриклендер, не глядя Джиму в лицо, но глядя на его руку на своем плече нечитаемым взглядом. Джим бы убрал ее, но чтобы прийти сюда, он призвал всю свою храбрость, и чтобы добиться своего, теперь пойдет на все. — У меня имя есть, — говорит он, и улыбается, когда добивается своего. — Конечно. И им тебя будут звать твои друзья, мать и Клэр, юный Атлант, — замечает Стриклендер. Джим вздыхает и убирает руку с его плеча, зато осторожно тянется, забирает из вздрогнувших пальцев окурок и тушит его о ладонь, чтобы потом отправить себе в рот. Мало по чему он тоскует больше, чем по нормальной человеческой еде, но со временем у него пришел навык не морщиться, что бы то ни было съедая. Стриклендер смотрит на него змеиными глазами. Все в нем говорит о том, что он скорее язык себе откусит, чем позволит одному из них вспомнить о событиях первой минуты апокалипсиса. Но Джим убил самого Ганмара и остановил Моргану, пережил путешествие в Джерси в компании невыносимого Мерлина и может смело утверждать, что теперь ему и море по колено, поэтому он берет худую жилистую ладонь Стриклера в свою и подносит к лицу, удерживая мягко, но крепко, не давая вырвать ее из своей хватки. Вкрадчиво целует тыльную сторону. Краем глаза замечает движение — выражение лица у Стриклендера настолько полное паники, что он пытается дать ему пощечину. Джим ловит и эту руку. — Что ты делаешь? — рычаще шипит тот, пытаясь выдернуть руки из крепкой хватки и впервые смотрящий Джиму прямо в глаза. С перепугу, точно все тот же мальчишка-ученик, Джим глядит разгневанным синим взглядом. — А что в-вы делали перед моей битвой с Ганмаром? — запнувшись, с вызовом спрашивает он, держа руки Стриклера в своих и неотрывно глядя тому в глаза. У него было много времени на размышления. И молчать он, в отличии от Уолтера, не намерен. — Вы просили меня вернуться живым, и я вернулся! Ну так что же?! Вы все равно собираетесь захоронить себя заживо здесь в куче окурков и пыли? Я вернулся, и вернулся к вам, и что же я вижу? Вы так старательно отталкиваете от себя все, что у вас осталось, превращая себя в живую статую, а ведь я, черт же возьми, вернулся к вам! Стриклер смотрит на него серьезным желтым взглядом, точно видит впервые, и Джиму нестерпимо становится неудобно, и они сидят на диване, как два чертовых идиота, держатся за руки, и Уолтер уже не пытается вырваться. Джим на мгновение чувствует опьяняющую радость — неужели понял? Но тот вдруг освобождает свои руки от ослабевшей хватки, трет переносицу, прикрыв глаза. У Джима сердце падает куда-то вниз, точно там, за доспехом, бездонная дыра, а не троллье тело. — Пожалуйста, Стриклендер, вы же сами все прекрасно понимаете, — говорит, впервые называя его настоящим именем. И это… Это действует как заклинание. Тот вдруг выдыхает, убирает руку от лица и смотрит с такой семимильной тоской, что Джим замирает. — Юный Атлант, ты называл меня ублюдком, пытался убить, а потом лез целоваться, так что изменилось теперь, раз ты вдруг вспомнил о субординации? — спрашивает он. Поднимается с дивана, заставляя Джима ту же подняться следом. Поймав непонимающий взгляд, усмехается. — Пора бы включить свет, тебе так не кажется… Джим? Улыбка, появляющаяся на лице Лейка, ослепительна.***
Это происходит через пару часов, когда они заканчивают поверхностную уборку в доме Стриклера. Джим дометает пол в кухне, когда у него вдруг забирают швабру, отставляя ее куда-то в сторону, и тянут к себе, так резко и требовательно, что дыхание перехватывает. «Дошло наконец-то», с мягкой улыбкой думает он. Стриклендер уже его в плечах и его руки тоньше и жилистее, но он выше, поэтому это вполне позволяет ему крепко обнять Джима, частично укутав в свой плащ, и вцепиться в его плечи стальной хваткой утопающего. — Тихо, тихо, — шепчет Джим, целуя закрытые веки Стриклера, позволяя цепляться за плечи, прижиматься ближе. Тот дышит тяжело, загнанно, жмурит глаза, и его ощутимо потрясывает. Джим думает, что шел к этому слишком долго. Они оба шли к этому слишком долго. Возможно, поэтому сейчас это так болезненно для них обоих. Уолтер целует его в висок, трется носом о волосы за ухом, хватка его крепка, и Джим не уверен, что когда-нибудь разожмется. — Не могу поверить, — доверительно сообщает Джим. — Я отбил тебя у собственной мамы, Стриклер. Это чертов ситком. Уолтер каркающе смеется, толкая его к узкому разделочному столу, прижимаясь всем телом к тускло сияющему доспеху. Джим выдыхает, крепко обнимая его, позволяя себе не контролировать силу объятия, и это просто волшебно. — Я не смел и надеяться, — сообщает Стриклендер и наконец-то целует его. Никаких схлестнувшихся вселенных, ничего не взрывается и даже не раздаются аплодисменты, но Джим вцепляется в его плащ. Поцелуй выходит почти злой, резкий, они все еще не приноровились, поэтому прикусывают друг друга клыками, и Джим смеется, глядя на Стриклендера снизу вверх с небывалой мягкостью, а потом берет его лицо в ладони, целуя еще более правильнее. Тот пахнет табаком, во рту у него горьковатый вкус, и он зарывается пальцами ему в волосы, издавая отчаянный тихий звук, точно прощая, — точно прощаясь, — и это так восхитительно, что Джим не может отвести от него взгляд. И когда тот наконец-то открывает глаза и смотрит мутным шальным взглядом узких вертикальных зрачков, это уже слишком. Это проходится по нервам Джима горячей волной. Разделочный стол неудобно упирается ему в поясницу меж верхним и нижним доспехами, и Джим выдыхает. — Как насчет вернуться в гостиную? Где твой перфекционизм, Стриклер, ты собрался делать это на кухонном столе? Я же не смогу тебе здесь ничего приготовить, не думая… — болтающий без умолку Джим замирает, когда тот вдруг падает на колени, скользнув когтями по доспеху. Джим почти задыхается. Зацепившись, видимо, за фразу Джима, тот смотрит на него снизу вверх, как на чертово божество. Джиму тошно, муторно от этого взгляда, и он даже думать не хочет, что пережил Стриклендер здесь, в ожидании, отрезавший себя от мира, как гангренозную конечность. Собравшийся, видимо, обратиться в камень здесь, в мертвом доме, в мертвом ожидании. — Ты собираешься что-то готовить мне? Это звучит восхитительно, но я, все-таки, пожертвую этой перспективой, — замечает Стриклер тоном, который наконец-то напоминает его-человека. Его-человека, у которого есть амбиции, цели и целая безумно долгая жизнь впереди. Джим мог бы — покраснел бы. Но сейчас все, на что его хватает, это коснуться собственного амулета, как научил Мерлин, чуть повернуть его и почти невесомо надавить. Когда Джим пытался снять доспех в прошлый раз, он выдирал амулет силой, и это ни к чему не привело. Но теперь, чтобы снять защиту, достаточно лишь невесомо погладить изгибистые линии. Джим ощущает себя не просто обнаженным, а отчаянно беззащитным, но это стоит того зрелища, как расширяются змеиные зрачки Стриклендера. У Джима стоит, и это стыдно, и он бы прикрылся, если бы не Стриклер, покрывающий короткими поцелуями его живот. Джим задыхается — его синий нечеловеческий член истекает смазкой, а Стриклендер продолжает выцеловывать его как величайшее сокровище, царапая внутреннюю сторону бедра когтями. Слов отчаянно не хватает, чтобы выразить весь тот ком в горле, но в их паре все всегда, даже когда они были просто учеником и учителем, все говорили действия, а не слова. Джим зарывается в прошитые сединой волосы Стриклендера пальцами, ласково почесывает за рогами — у него у самого это вызывало неконтролируемое кошачье желание гладиться обо что-нибудь — и шепчет тихо: — Пожалуйста. Этого оказывается достаточно. — Что ты… О боже… Как мы вообще к этому пришли, — отрывисто шепчет Джим, медленно толкаясь бедрами навстречу каждому движению чудесного теплого рта. Жар накатывает волнами, каждая мышца тренированного тела напряжена, и ощущения, будто он едва может стоять на ногах, или будто бы меч в его руках поет, и он в середине боя, отчаянный и разгоряченный. Цепляясь уже обеими руками за столешницу, он сдавленно выдыхает, ощущая, как чужой язык облизывает его. — Стриклер, что же ты делаешь со мной, а… И тот отрывается от своего занятия, смотрит снизу вверх сияющими желтыми глазами. — Я знал, что ты неопытен, юный Атлант, но примерно-то догадываться ты должен, — насмешливо говорит он, и в этой насмешке есть что-то такое человеческое, что Джим кроет окончательно, и он хватает руку, когтями поглаживающую его бедро, и тянет наверх, к себе, совершенно не контролируя силу, но Стриклендер только скалится ухмылкой. — Ты язвительный невыносимый ублюдок, Стриклендер, ты обязан это знать — с любовью говорит Джим, прикусывая его шею и бездумно целуя ключицы. Уолтер все еще усмехается, но взгляд у него серьезный. — О, Джеймс Лейк, я надеюсь, что ты всегда сможешь мне напомнить об этом, — говорит он, пока руки Джима развязывают набедренную повязку. Потом — сдавленно шипит, когда кожа соприкасается к кожей, и вцепляется Джиму в плечи. — Я и надеяться не смел… Джим сцеловывает эти признания злыми поцелуями. — О, право слово, заткнись, — шепчет он, подвигаясь так, чтобы касание было четче, ярче, острее. Будто нож в солнечное сплетение всадили — вот-вот кровью бы захлебнуться, да больше нет этой крови, есть только камень внутри под кожей, но даже он кажется раскаленным. Точно магма под каменными наростами гор. — Джим, — шипит над ухом Стриклендер, напряженный донельзя, ощущающийся каменной статуей. Джим толкается, притираясь, и чужие жилистые руки хватаются за столешницу рядом с его. На большее сейчас им на двоих не хватит ни терпения, ни энтузиазма, ни опыта, хочется четче, быстрее, яростнее. Их члены трутся друг об друга, и так хорошо, так хорошо, когда они оба ловят один ритм, толкаясь друг к другу, отчаянно покусывая шеи друг друга в каком-то собственническом инстинкте. Только рефлексы и тренированное тело позволяют Джиму не долбиться при каждом толчке поясницей о стол. Темп нарастает, и это так чертовски хорошо, и у Джима колени подгибаются, а ноги разъезжаются, когда Стриклендер вдруг бережно обхватывает их обоих длинными пальцами и начинает надрачивать быстрыми отрывистыми движениями. Джим вдруг краем сознания вспоминает, как предполагал, что троллям вообще не интересна эта сторона жизни. Сейчас он думает также, но, видимо, это совершенно не распространяется на тех, которые когда-то были людьми. Остается только благодарить создателей за то, что у них хотя бы есть способ получить общее удовольствие. Стриклер постанывает так по-человечески, так открыто и громко, ничего не стесняясь, что Джим не может отвести от него взгляда. Движения ладони на их членах ускоряются, и Джим удерживается за столешницу, лишь чудом не ломая ее, хотя под пальцами уже раздается подозрительный треск, и Стриклер вдруг окончательно сбивается с ритма, лишь бы быстрее, лишь бы ближе, и Джим, глядя на золотую бездну в глазах напротив, вдруг тоже ловит эту судорогу. Стриклер кончает и выглядит как чертово произведение искусства, но делает еще несколько движений, и жемчужно-мятная сперма служит такой хорошей смазкой, и Джим содрогается в его руках и все-таки отламывает от столешницы кусок. Пытающиеся отдышаться, они смотрят друг на друга. Еще не тролли, но уже и не люди.***
Клэр вздыхает, хватает Джима за руку. Прекрасная-всепрощающая Клэр, которая начала этот разговор сама, которая готова на все, лишь бы дорогой ей (не)человек был счастлив и "перестал вести себя, как чертов придурок". — В таком случае, Джим, ты просто обязан наконец-то закончить все это и вернуться в Аркадию. Отчего-то я уверена, он ждёт тебя не меньше. Джим прикрывает глаза. — Я очень надеюсь. Тишина повисает между ними, такая доверительная, какой не было с самого начала их дружбы. Вдруг Клэр толкает его локтем в бок. — Боже, не могу поверить, ты будешь встречаться с мистером Стриклером! Где-то явно умерло что-то большое. Ганмар в день апокалипсиса?.. Джим смеётся и толкает ее в ответ. — Иди к черту.