Начать жизнь заново

Минут через пятнадцать приехал молодой врач. Он представился как Сергей Анатольевич и, улыбаясь, попросил называть его просто по имени. Когда мужчина увидел Ваньку, то заметно побледнел, но вопросов тактично не задавал. Возился с ним часов до одиннадцати, постоянно тихо ругался, поочерёдно смазывая синяки, ссадины и раны разными мазями, одновременно тихо о чём-то переговариваясь с Ваней. Причём у того на лице то и дело проскальзывала улыбка, а в глазах горело восхищение. После того как врач закончил, снял перчатки, давая указания: — Вот это я вам оставлю, втирать два раза в день, желательно с разрывом восемь-двенадцать часов. Это тоже оставлю, но тут только один раз. Вывихов и переломов нет, что само по себе удивительно. Синяки от удушения… Извините, парни, но они сойдут нескоро, да и голос поначалу будет хрипеть. На сегодня я сделал всё, что мог, заеду через неделю. Смотря, как тёзка моего деда собирается уходить, я чувствовал огромную неловкость, но всё-таки произнёс: — Сколько мы Вам должны? Мужчина сразу нахмурился и обвёл нас троих тяжелым взглядом: — За такое не берут. По крайней мере, я. Миша, так? — на этот раз уже ко мне. — Мы со Славкой хорошие друзья ещё со школы, он, бывало, о тебе рассказывал… Не думал, что ты такой, просто не верил. И зря, как оказалось. Так что, если что — зови, помогу по знакомству. И ушел, оставив меня в полнейшей растерянности. Женя пошёл закрывать дверь, а я, от греха подальше, сел в кресло, безрезультатно пытаясь упорядочить в голове ворох вопросов. Они с этой язвой разговаривали обо мне? Зачем? Другой темы не нашлось? Какой «такой»? Странный? Ненормальный? Этот Сергей явно много обо мне знает, хотя только с чужих слов. Тогда что во мне такого необычного, во что нельзя поверить? Я же один из миллиона, нет, даже миллиарда самых обычных людей. Ничего не понимаю. Уже в который раз. Сосед зашел обратно и присел на быльцу моего кресла, выжидательно уставившись на Ваню, который, полностью довольный жизнью, развалился на диване. Чему только радуется? Будто почувствовав чужой взгляд, блондин повернул голову, тут же начав оправдываться: — Да, у меня правда только синяки, я же блоки ставить умею и мышцы расслаблять в нужный момент. А он… — от быстрой сбивчивой речи голос начал прерываться, то переходя на сипение, то на хрип. — Он же уже профессор… Я знаю, по новостям видел… И это в двадцать семь лет… Прикиньте, чего стоит с таким… пообщаться. Я от него кучу всякой всячины узнал… где что продают подешевле… Я… это же удача громадная… поговорить с таким… Дальнейший монолог я слушал уже краем уха, так как веки стали какими-то неподъемно-тяжелыми, а голова вообще отказывалась подчиняться контролю. Более того, всё постепенно помутнело, и я прислонил голову к боку Жени, с благодарностью чувствуя, как чужая рука зарывается в мои уже довольно длинные волосы, мягко массируя кожу головы. Срежу, мать их!.. Ножом… Кухонным!.. Завтра же… Не помню, что было дальше, кажется, чьи-то руки, прижимавшие к себе и уносящие куда-то наверх. А потом вообще отдельными кусками: какие-то слова… Кровать… Одеяло… Тёплое тело рядом… Снова слова… Обнимающие руки… Тишина. Проснулся я из-за того, что зазвенел будильник. Даже не зазвенел, а заорал, типа: «Приказ свыше — валите на учёбу». И у кого такой паскудный звонок?.. И правда, у кого? Рывком поднялся, оглядевшись вокруг. Мда, а эта комната за полгода здорово изменилась. Во-первых, здесь очень жарко – хоть в трусах ходи. Что, в принципе, можно предвидеть — с тремя каминами, любой из которых мог самостоятельно за считанные минуты обогреть несколько квадратных метров, будешь жить как на Мальдивах. Никаких постеров, или что там обычно вешают нормальные подростки на стены, не было. И совсем не потому, что жильё чужое, уверен, моего постояльца это не остановит. Дальнейший осмотр прервало шевеление ещё одного тела на той же кровати. Я не удивился. Ничуть. Вот совсем. Просто схватил подушку и со всей дури впечатал её в голову Савкина. — За что? — глаза у него сейчас были обиженные-обиженные, прямо как у кота из «Шрека», даром, что цвет разный. — За дело, — ответил я, пробуя повторить то же действие. Но меня тут же обломали, и между нами завязалась ожесточённая борьба подушками, которых в комнате оказалась уйма: и старые, и новые, разбросанные в самых разных местах. Один раз я так метко зарядил в физиономию противника, и тот пошатнулся, свалившись на постель под звук моего хохота. Но Женька не растерялся, и в конце концов упал уже я, причём, в отличие от него, на пол, вдобавок ещё и долбанувшись головой о ножку односпалки, стоявшей в самом углу. — Эй, ты как? Нормально? — сожитель подошел ближе, протягивая мне руку. — Лучше не бывает, — не слишком радостно ответил я, принимая помощь. Брюнет тут же сгрёб меня в объятия, потянув к двухместной кровати. — По тебе видно, — хмыкнул он, присаживаясь сам и утягивая меня на свои колени. Я всё ещё был в спортивке и теперь жалел, что светло-синее в полоску постельное бельё, скорее всего, придётся стирать. И опять глаза в глаза. Никогда бы не поверил, что у человека могут быть глаза настолько невозможного аквамаринового цвета. Радужка, будто морская вода, затягивает на дно, в глубину. Несколько секунд во внезапно обрушившейся на нас тишине. Не знаю, что на меня нашло, но я обвил его шею руками, вплетая пальцы в короткие вихры волос, и приблизил свои губы к его. Я слишком беспомощен перед ним… Хотя даже не перед ним, а перед своими желаниями. Хочу его, и наплевать на то, что это неправильно, отвратительно и мерзко. Просто хочу. Не знаю, что это: похоть или какие-то другие чувства… А может, минутная слабость?.. Да, именно она. Только сегодня, только сейчас. Наши отношения, если можно всё это назвать таким словом, похожи на сражения. Он раз за разом нападает, чуть что — отступая на прежние позиции, а я отбиваюсь, продлевая осаду. Но сейчас всё по-другому — я слишком устал и вымотан вчерашним днём, чтобы подавлять свои и его желания. Мысль «А почему бы и нет?» становится не такой абсурдной и почему-то заманчивой. И ещё… его губы так близко… Чувствую, как чужие руки сплетаются в замок на моей талии, и не выдерживаю, пробуя его губы на вкус. Сигареты… Опять же вишнёвый «Эклипс», ещё не успевший пропасть за ночь… Какой-то алкоголь... спирт, что ли?.. — Я уже говорил, что с ума по тебе схожу? — прошептал он мне, мягко подминая под себя, когда для продолжения не хватило воздуха. — Говорил, — против воли улыбаюсь. — Пора придумать что-то новое? — хитрая, лукавая усмешка. Я уже открыл рот, чтобы ответить, но вдруг зазвенел будильник. На этот раз мой. Подняться и отключить его мне не дали, заткнув ещё одним поцелуем. — Да сколько можно?! — пожаловался Женя то ли мне, то ли потолку. Сенсор находился в моей комнате, но его было прекрасно слышно и здесь. А если так, то в зале уж точно. В попытке отстраниться я потерпел полную неудачу, но не сдался и попробовал образумить чертового соблазнителя словами: — Жень, там Ваня проснётся! А сейчас не больше четырёх утра! Он настойчивый, поднимется и на второй, а если меня в моей комнате не будет, пойдёт в твою… Кстати, — тут вспомнилась одна важная подробность, — а почему это я у тебя в комнате, да ещё и на твоей кровати? Нависший надо мной одноклассник тяжко вздохнул, однако перекатился, ложась рядом: — За этой всей ерундой уже и не вспомню, когда мы последний раз нормально целовались. — Вчера, — скептически ответил я, смотря вверх. – Ну и? — Ладно-ладно, ничего особенного, — брюнет потянулся, вытягиваясь в полный рост. — Ты задрых в кресле, наш гомофоб-неудачник тоже. А я, как самый настоящий мужик, решил не оставлять тебя в таком неудобном положении, завтра всё затекло бы, и отнёс наверх. Твоя комната, как обычно, заперта, а вторая кровать односпальная, я на ней не сплю, поэтому она завалена всякими вещами. Я тоже устал, разбирать лень, вот и положил на свою. — И как это назвать? — повернув голову вбок, с усмешкой посмотрел на «спасителя». — Полуправда? А личные мотивы? — Удобная грелка? — посмеиваясь, «предположил» тот. — Точнее? — М-м-м, подушка? — Не верю, будь честнее. Пока Савкин придумывал более-менее приличное оправдание, я услышал тихие шаги. Черт, говорил же. — Жень, там один упёртый осёл поднимается ко мне. Разбудили всё-таки. Надеюсь, мне не надо называть его имя? — Не надо, — подтвердил парень, одним рывком поднимаясь. — И ещё, по-моему, сегодня собаки ночевали на кухне. — Перебьются, ничего с ними не станется, — я зевнул, снова начиная засыпать. Вставать совершенно не хочется. А вообще, на улице темно, снег и ветер. Стихия, может, буйствует не так, как вчера, но бегать всё равно не пойду. Да и старик не дурак, чтобы звать на пробежку в такую погоду. Почти неслышно открылась дверь, а я тихо зашипел: — Какого хрена? Совсем крыша поехала? Он что подумает, когда меня на твоей кровати увидит? — Пусть видит, мне не жалко, — весело отмахнулся тот. — Зато жалко мне, — ничего больше не оставалось, как залезть под кровать. Не дай Бог у него там хоть какая-то живность обитает!.. Будильник по-прежнему звенел, а на выходе раздались голоса — Женя в своё удовольствие издевался над доморощенным мазохистом, а тот рычал и огрызался, местами срываясь на хрип. В коридоре темно — всё-таки четыре часа, рассвет только начинался. А в комнате как раз видимость прекрасная благодаря ночнику, на который я раньше не обратил внимания, полагая, что так и надо. Глухой удар, судя по всему, направленный в мою дверь, ругательство сквозь зубы и моё имя. После объяснения Жени, что я или сплю настолько крепко, что даже такого будильника не слышу, не то что жалкий стук об дерево, или уже куда-то смылся. Куда - он понятия не имеет, так как моя персона перед ним не отчитывается. Ваня не поверил, и они снова начали перепалку, а я перевернулся на спину, бессмысленным взглядом уставившись на железную стенку, и задумался. Первой мыслью было то, что в последнее время я слишком много думаю для семнадцатилетнего балбеса. Но по-другому никак. Если я буду безоглядно отдаваться чувствам и желаниям, как сегодня, то потеряю себя. Свои гордость, честь, чувство достоинства, а они для меня бесценны. Женя. Что я чувствую к нему? Сейчас речь даже не о моих предпочтениях, а о том, что я хочу от этого человека получить и что ему дать. Любовь? Нет, не то. Любовь приходит с годами, строясь на взаимном тепле и понимании. Если любить — то это уже до гроба. До боли и слёз в глазах. До скрипа зубов и судорожного сжатия кулаков. До щемящей нежности где-то внутри и осознания того, что вот он — единственный, а остальные — всего лишь мутные тени на его фоне. Как там говорят на свадьбах: в горести и радости, в болезни и здравии… Но мне не надо любви. Слишком эгоистично с моей стороны требовать такое, а Жене не нужна полная самоотдача… Да и я вряд ли способен на подобное. Влюблённость? Близко, но тоже нет. Влюблённость ветрена и недолгосрочна. Она в мгновение появляется и так же исчезает. Когда кто-то влюблён, он рисует в тетрадях сердечки, смайлики, посылает ежечасные SMS-ки с обычными бытовыми вопросами, типа: «Как дела?», «Чем занимаешься?», «Скоро будешь дома?» — обязательно добавляя в конце какое-нибудь ласковое слово. В состоянии влюблённости всё кажется ярким и красочным – это как после кокса, только эффективнее и безопаснее. Но влюблённость не для нас, мы оба слишком реалистичны и циничны, чтобы опуститься до подобных глупостей, после которых будет стыдно смотреть на себя в зеркало, пусть сосед и пытается казаться ветреным раздолбаем. Дружба? И опять мимо. Наши отношения давно перешли за эту черту, хотя если подумать, то и не дружил я с ним никогда. Просто получилось именно так. Друзья не целуют друг друга всерьёз и не откликаются на откровенные ласки. Они не смущаются из-за комплиментов и не стесняются двусмысленных действий. Мой друг — это Ваня, а с Женей это невозможно. Но если не они, то что? Уж точно не вражда, ненависть или безразличие. Возможно, раньше я бы до умопомрачения радовался последнему, но, как и в случае с дружбой, всё зашло слишком далеко. Одно его присутствие для меня как допинг или даже наркотик, исчезновение которого эхом откликнется внутри. Весь этот клубок чувств слишком запутанный, чтобы я мог распутать его сам, а просить помощи сложно и больно. Сложно признавать свои ошибки, больно говорить о собственных слабостях. Что мне нужно?.. Кто мне нужен? «Я… Мне… — я снова перевернулся на живот, пытаясь как можно чётче подобрать формулировку. — Мне нужен человек, который поддержит и поймёт. Не отмахнётся, а внимательно выслушает, улыбкой придавая сил для следующего шага. Мне нужен не друг, не любовник, не любимый и не возлюбленный. Мне нужен родной по духу, ведь даже любимый не всегда бывает таковым.» А Женя… От него мне нужно как раз это. Я ещё не понял его до конца, только в те моменты, когда улыбки искрятся фальшью, а глаза заволакивает пелена, но интуитивно чувствую, что он «свой». А почему - без понятия. Лера в какой-то мере тоже «своя», а Ваня – нет. Он слишком… ну не знаю, правильный, что ли. Простой, открытый настолько, что даже после такой жизни остался «чистым». И ещё глупый. Не в смысле недалёкий, это жизнь ещё не научила смотреть на мир под другим углом. Появление такого взгляда не зависит от возраста, он может не открыться даже до смерти. А иногда бац — и понимаешь, что всё изменилось. Отвратительные, грязные вещи перестают быть настолько омерзительными, пропащие люди стираются с границ зрения, оставляя таких же, как все, личностей… Мои размышления прервало гавканье. В голове тревожно зазвенело — псины. Мать, мать, мать!!! Они же первым делом полезут ко мне, а там и запалиться недолго. Ситуёвина зашибись. Женьке-то всё равно, тут каждая собака знает, какого цвета его ориентация, и в данном случае «собака» не метафора. А меня волнует. Что я скажу Ваньке? Пришел в четыре часа пожелать соседу доброго утра, потом вспомнил, что у него под кроватью есть кое-что интересное, и полез туда? О, да, с красными припухшими губами и встрёпанным полувозбужденным видом мне точно поверят. Голоса стали громче, и Женя посоветовал другу свалить на облюбованный диванчик, пока последние зубы не выпали. Если что, мы сами в состоянии разобраться, без помощи извне. Тот наотрез отказался, не прекращая долбить мою дверь. Шики и Локи почему-то зарычали, а я со вздохом подумал, что ещё даже не утро, а в доме уже психушка. Дурдом на выезде с цирковой тележкой на прицепе. Наконец Савкин додумался применить силу и, судя по ругательствам, поднял друга на руки, «типа принцесса», потащив парня вниз. По мере того как шаги удалялись, я вылезал из-под кровати, с улыбкой наблюдая за любимыми псинками. Те, не сговариваясь, синхронно наклонили вбок головы, наблюдая за мной. Настроение поднялось само собой, и, приложив палец к губам, я дезертировал к себе в комнату. Хм-м, может, мне стоит почаще валяться под кроватью, чтобы разложить всё по полочкам? Мысль, кстати, неплохая.