Славной лжи сладкий поцелуй

– Пегги! – Кентин окликнул её в последний момент уже перед самым выходом за территорию школы; озадаченная журналистка местного разлива поражённо вздёрнула брови. – Нежданно-негаданно, Кентин, что надо? – игривая усмешка украшала её лицо. Парень объяснил, что ему требуется без подробного описания, оставив голый костяк. – Зачем? Ты имеешь что-то против младших? Выискиваешь кого-то определенного? – А можно без вопросов? – Нет ответа – нет помощи, – она развернулась. – Да стой же ты! – ухватившись за рукав, он тут же его отпустил, когда девушка снова перевела на него взгляд. – Я могу сделать что-то взамен. Я достаточно на многое готов ради этой идеи. Пожалуйста, Пегги. – Но не рассказать? – Но не рассказать,- она всматривалась в его черты какое-то время, – мне надо… – шатен немного сдал позиции. – Найти одного человека, узнать, в каком он классе и по возможности фамилию. Больше я тебе ничего сказать не могу, – глаза её загорелись огнём авантюры. – Я подумаю, – проговорили её губы, когда взгляд кричал что-то вроде: "Ты у меня на крючке". Обычной спешащей походкой она удалялась прочь, оставляя парня наедине с вопросом о логичности и правильности своего поступка. Пегги – последний человек, с кем можно было делиться секретами. Однако несмотря на всё своё самолюбие и упрямство, на следующий же день она втянула его в историю с учительской. Давно руки не чувствовали такой мелкой параноидальной дрожи от волнения, что вызвало у одноклассницы саркастическую усмешку. Ей стало весело от его неловкости. Видно, насколько Кентину непривычно и неудобно делать подобное. Особенно после того, как он нагло стащил ключ из-под носа месье Фарэза. К несчастью, юноша был обнаружен на моменте аккуратного подкладывания его назад, а потому выслушал череду упрёков и угрозу вызова родителей. На самом деле они откровенно задержались, и им повезло остаться незамеченными на выходе. – Чудесно, Кентин, уж не ожидала тебя когда-то увидеть в партнёрах: я думала, после Кэнди более неловкого у меня уже никого не будет, – она засмеялась, довольно просматривая фотографии добытого материала. – Ты не забыла про мою просьбу? – чуть нервозно спросил парень, находясь в невыгодном положении. – Забудешь про тебя… На самом деле списки я сделала в первые три минуты, как мы зашли. И я могу дать тебе их сейчас, если… – Я согласен, – твёрдо заявил слушатель. – Даже не дослушал, – её лукавый тон доверия не вызывал, – как любопытно… зачем же тебе они так нужны… Я сейчас могу завербовать тебя в пожизненные рабы, но не буду. Всё равно потом узнаю, что ты скрываешь, – Кентин уже пожалел о своей пылкости и, кажется, вспотел, – я воспользуюсь твоими услугами ещё всего один раз, хорошо? – кивок. – Обещай. – Обещаю, – после своего акта благородства Пегги сама спросила имя и начала подробно изучать фотографии. – Мари, значит? Это та, записки которой Алекси и Роза тебе так старательно подкидывали? Зелёные глаза округлились, увеличившись вдвое, кровь прилила к щекам. Рот открылся переспросить, но поскольку вопросы наслаивались, перекрывая один другой, атмосфера так и не наполнилась звуками. Он не знал, взрывается ли его разум от осознания причастности Алекси, от возмущения осведомлённости Пегги или всё же от нарастающего чувства, что его предали. Они перекрыли доступ кислорода, сжали горло до судороги. Хотелось бы сейчас накричать на Пегги, возможно, встрясти её, спросить, как и где она это увидела. Хотелось бы посмотреть кое-кому в глаза. В лживые. Пурпурные. Такие дружелюбные до тошноты глаза. Закрытые веки поспособствовали абстрагированию, где в воображении сломленная фигура кричала в пустоту. Если бы только в руках что-то было. В голове иллюзией пронёсся звук разорванной бумаги и треснутой древесины. И развеял всю эту гневную идиллию наипротивнейший, надоедливый и такой неуместный смех. Грузный и озадаченный взгляд переместился на смеющуюся Пегги, челюсти сжались. – Что тебя так насмешило? – голос его стал ниже. – Её нет. Аха-ха-ха, – она отдала Кентину телефон, предварительно прочесав все списки на несколько раз, тот сделал то же самое. – Её нет! Не существует! Аха-ха-ха. – Помимо того, что я в принципе ничего не понимаю, также недоумеваю, почему тебе так смешно, – возвращая телефон, сказал Кентин. – Ты правда не понимаешь?! – напряжённый взгляд вместо ответа. – Твой друг-гей подкладывал тебе записки от имени несуществующей девушки, Кентин!!! Мне всегда казалось, что Алекси не просто так тебя рассматривает! Пегги продолжала повторять что-то про невероятность и сенсационность ситуации, иногда снова посмеивалась. Юноша… Он же… Около минуты стоял, поворачивая этот последний кусочек пазла в разных направлениях, пока картинка не показалась органичной. К такому исходу сложно быть готовым. Развернувшись, с определённой силой стукнулся головой о стену, а затем широко и безысходно заулыбался, болезненно изгибая брови, вспоминая тот самый сладкий, глубокий, томный и желанный поцелуй. Нездоровый смех добавил красок в картину его безысходности, что даже невосприимчивая к чужому горю Пегги заволновалась об его состоянии. – Сколько мне предстоит тебе помогать, чтобы об этом никто не узнал? – безумие в его глазах пугало и отталкивало. – До конца школы осталось не так много времени, Кентин, и я обещаю, что ваш секрет умрёт со мной, – она сложила руки на груди. – И это только потому, что я хорошо к тебе отношусь… Эх, сколько бы сердец взбудоражила эта сплетня. – Ха! Договорились, чёрт. Благодарю за содействие, мне пора. Пока он шёл по коридору, Пегги услышала ещё пару раз смех. Ретирование его настало настолько неожиданно и скоро, что родились мысли о недосказанности чего-то важного, основополагающего. Губы шатена дрожали, оставаясь в улыбке, а взгляд метался из стороны в сторону, постоянно пропуская мимо обзора препятствия, в которые неуправляемое тело врезалось. Он не особо помнит, как дошёл до дома, как провернул ключ в дверной скважине, как добрался до собственной комнаты и рухнул на кровать под радостный лай Куки. Помнит лишь свои усиленные попытки НЕ думать. По сути доказательств не было, да и слышалось это как настоящее безумие. Ладони удержали голову, губы беспрестанно шептали какой-то неразборчивый бред, в основном состоящий из фраз о невозможности и неверии. Вспышками разум озаряли то выдуманный образ девушки, то фигуры друзей. Помимо проблем с принятием возможной влюблённости, явилась ещё одна мысль. Захотелось дать себе хорошую пощёчину – мешает лишь сковавший тело стыд. Ему ведь понравилось. Так понравилось. Сейчас здравый смысл противостоял чувственному потоку. В поцелуях и движениях в том злополучном подвале была страсть и искренность. Часть него надеялась, что всё это совпадение, и это был не Алекси. Кто угодно, но не Алекси. Дело во многом: в дружбе, ориентации, самой идее. Неспокойные руки избивали подушку, скинув её в конце концов на пол, туда же полетел плед и ещё несколько вещей. Успокоившись, Кентин сел в центр небольшого погрома и в тишине успокаивался, а помогал ему вылезший из-под кровати пёс. Да, в такие моменты действительно нужна поддержка. Сейчас бы позвонить друзьям, что поиздевались за спиной. Лохматые объятия были действительно лучшим вариантом. "Поэтому он так разозлился в парке, когда говорил о моём отношении к девушке? Нет, невозможно. А тот день? Да, тот самый день, когда… а-а-а. Нет, пожалуйста, я не хочу думать, что это был он. Но. Но в этот день Алекси сначала не пришёл. А его поведение до этого. Это невозможно. Это… настоящее безумие, – мысленно рассуждал юноша, мягко поглаживая питомца одной рукой. – Мне нужно найти способ заставить его сказать правду. Но сейчас я откровенно побаиваюсь находиться рядом и уж точно не могу остаться с ним совсем наедине. Даже если это был не он, на что я надеюсь, Алекси напрямую причастен к этой истории и знал всё с самого начала. Да… Не ожидал…" Чувства метались от грани спокойствия и смирения до откровенной злости. Неопределенность только добавляла масла в огонь, ведь становилось непонятно, злится Кентин на себя, обстоятельства, причастных друзей или всё вместе. Разум тактично отодвигал на задний план рассуждения о том, что целовался он вовсе не с девушкой. Вопреки всему, юноше пришлось взять себя в руки и всё же рассмотреть этот вопрос. Самым поразительным было отсутствие явного отвращения. Удивление, глубокий шок – да. Боязливость – определённо. Недоверие и опасливость – разве что немного. Не было понятно, скрывает ли напряжение сладковатое послевкусие губ целующего или уже просто пора ложиться в психушку. Об этом подробно он подумает, когда узнает ответ. Пока что Кентин простраивал стратегию, как дальше ему себя вести, а также правильно формулировал вопросы, чтобы в нужную минуту не заниматься этим. Следующим днём ему особо не было дела до окружающих, лишь иногда приходилось отвлекаться на Пегги для беспрекословного подчинения, благо задания были несложные. Однако после урока химии к нему подошёл жизнерадостный Алекси, весело положив руку на плечо – Кентин дрогнул. Чувство – словно они поменялись местами, ведь похожая картина случалась несколькими днями ранее. Друг быстро проговорил что-то о вечеринке у Ирис и почти сразу же ушёл, говоря, что ему ещё нужно найти других. Вечеринка? Этого ещё ему не хватало для полного счастья. – Хотя… – внезапно вырвалось вслух. Мысль заставила парня остановиться прямо посередине коридора, отчего в него даже врезался другой ученик. Понимание, что там явно будет присутствовать много народу, немного запоздало: пригласивший сейчас интересовал больше всего. Это отличная возможность понаблюдать, разобраться или задать вопросы в обстоятельствах, в которых сложно лгать. А может быть, там всё же подвернётся случай, где Кентин наберётся достаточно смелости, чтобы поговорить. Оставалось только надеяться, что Пегги не будет присутствовать, иначе все планы пойдут крахом. Вечером на телефон пришло сообщение, оповещающее о завтрашней встрече у Ирис в шесть вечера, адрес прилагался. Всё это неслабо интриговало. Ощущения возвращения в строй помогли воспрять духом и набраться уверенности, вопреки всё ещё кровоточащей ране от острого кинжала предательства. О, он придёт, он обязательно придёт. И сделает много, чтобы узнать, какой мерзавке или мерзавцу принадлежит тот сладкий поцелуй. Изрядно нервничая следующим вечером, юноша усомнился в правильности своих порывов и решений, но отступать уже было поздно. Поначалу всё шло неплохо: разговоры, приготовления, прятки. Всё это время взгляд цеплялся за одного и того же человека, казавшимся по обыкновению весёлым и жизнерадостным, но далеко не каждый мог заметить затухание энтузиазма где-то вдали от всех. В воображаемую записную книжку Кентин мысленно чиркнул запись о переменчивости настроения в копилку к остальным подозрениям. Алекси выглядел совсем не как тот парень, с которым шатен познакомился после военной школы. Он смотрелся как человек всё ещё неуверенный, адаптирующийся, возвращающийся к жизни после какой-то тяжёлой травмы, словно сейчас с Лизандром они родственные души, хотя с обладателем гетерохромии как раз всё понятно. Несмотря ни на что, было весело. Вечеринка помогала восстановить интерес к чему-то помимо своей личной трагедии. В один момент дышать стало полегче, Кентин даже смог перекинуться парой слов с Кэнди, к слову, показался ей достаточно резким и нервным – осколки боли отказа всё ещё покалывали где-то слева в груди, правда уже не так сильно. Всё шло гладко, пока откуда-то со стороны не послышалась самая лучшая и ужасная идея одновременно. – Может быть, сыграем в фанты?