the blossom fire

Пожар мечется по подушкам. Шерил вцепилась ногтями — красный лак — в белую простынь. Узоры обоев мельтешат перед глазами. Капля пота стекает с его виска и падает на белоснежную спину. Соль смешивается с солью пота сестры-близнеца. Простейшая связь химических элементов. Ногти Джейсона ставят кровавые полосы по бледным бёдрам. Быстрее. Глубже. Жёстче. Сильнее. Шерил всегда была такой громкой. Лицом в подушку, стонет его имя, выкрикивает его имя, умоляет его, выдыхает его, откликается на его ладонь на прогнутой пояснице, ровно там, куда упала капля его пота. Ладонь Джейсона скользит меж её ног. Бёдра смачно шлёпают о бёдра. Джейсону нравится звук. Наслаждение обладания самым запретным плодом растягивается медленным кругом по её клитору, до её мольбы к нему, наполняет её до смешения языков огня кожа к коже, вперемешку с её соками и вытекающей из неё спермой, разрывает пульсацию стенок влагалища полнотой принадлежности стискивающей зубы в прорвавшемся вскрике Шерил ему. Только ему. Груз его тела придавливает к подушке, лицом в мягкую проваливающуюся ткань, и Шерил нечем дышать. Он играет с её волосами, перекатывается чуть вбок, не выходя из неё, и мир переворачивается за его руками, узорами обоев к потолку и лепниной по углам комнаты. Влажный звук разъединения тел. Джейсон ведёт ладонью по вздымающемуся и опадающему животу Шерил. Разметавшийся пожар не гаснет, замерев, застыв. Больше всего в обладании ею он любит застывшее время и абсолютную отзывчивость податливого точь-в-точь его, будь он женщиной, тела.