***
Прошлое. 1887 год. февраль Однажды Валери, гуляя по саду после приезда Элизабет, нашла горстку лепестков лобелии, что странно, но в крови. «Красивые…» — подумала тогда Валери. Видеть кровь ей не в первой, а цветы и правда были красивые. Она неосознанно протянула к ним руку и дотронулась, слегка вздрогнув. Подхватила один из лепестков и встала, мягко подула на него, и тот улетел на прекрасную свободу. Спустя долгое время она уже не помнила, когда заболела. Или, что вероятно, просто не хотела помнить. Просто в один из «замечательных» дней её «замечательной» жизни, она ощутила всепоглощающую грусть и пустоту. Словно чёрная дыра образовалась у неё в груди. И появился кашель. Слабый, но со временем переросший в довольно тревожащий. «Просто простуда.» — поначалу думала Валери. Она начала принимать лекарства от этой раздражающей «просто простуды». Думала, что это поможет. Но не помогло. — Валери, с тобой всё в порядке? — Обеспокоенно спрашивала Лиззи. Валери, кашляя, кивала головой. — Всё нормально. Пройдёт. — Она махала на это рукой. А её мысли целыми днями сводились к только одному по-настоящему прекрасному человеку. Очаровательной девушке-фехтовальщице, похожей на очень красивую фарфоровую куколку с милыми хвостиками и яркой улыбкой. — Черт, да что же это такое? — шипела Валери сквозь очередной приступ кашля. Значительно позже, поняв, Валери только усмехалась — это ведь Элизабет её заразила. Элизабет и сама стала часто кашлять в последние дни — простудилась, думалось Валери, хоть на неё и накатывала волна беспокойства из-за состояния подруги. На себя ей было наплевать. Кашель с каждым днём становился всё более болезненным и невыносимым, в груди что-то кололо, а в голове пульсировало. Симптомы становились всё более четкими. Валери ни разу не чувствовала зависимости. Зависимости от чужой улыбки, взгляда, смеха, аромата, присутствия. Это был приговор. Валери сама не заметила, как её крыша, даже не попрощавшись, поехала окончательно. Она осознала, что влюбилась. Влюбилась в свою лучшую подругу. И это конец. С каждым днём становилось всё хуже. Страшно болели лёгкие. Чувствовалась слабость во всём теле. С болью пожаловал новый симптом — цветы. Однажды, проснувшись посреди ночи, Валери обнаружила на подушке горстку цветов золотарника, такого же цвета как волосы Лиззи, в слюне и крови. И эти лепестки, смешанные с кровью и слюной, стали раз за разом слетать с её губ в самые неожиданные моменты. Нормальный человек давно обратился бы к врачу. Но проблема в том, что Валери никогда и не считала себя нормальным человеком. Она давно не листала книги про болезни, но, видимо, это крайний случай. — Ханахаки?.. — Брови Валери вопросительно взмыли вверх. После прочтения о болезни, Валери стала мрачнее грозовой тучи, и поймала себя на мысли, что читать это явно не стоило. Может быть, у Элизабет тоже ханахаки, только по отношению к жениху? Хотя нет. Наверное просто простуда. Если Элизабет не ответит взаимностью, то смерть с радостью примет Валери в свои глубокие объятья. Но, возможность спастись есть: сделать операцию по удалению цветов из лёгких, но конечно же и тут было одно «но» — вместе с цветами удаляются и чувства. Тогда Валери задумалась, а хочет ли она вообще жить без любви к Лиззи? Нет. Нет и ещё раз нет. Однозначно нет, никогда и ни за что. Тут и думать нечего. Пусть эти чувства сведут её в могилу рано или поздно, она не готова жить без этих мыслей о Элизабет, без частых встреч, сопровождающихся трепетным теплом в груди, и, наконец, без уже столь привычной боли. И да, Валери уверена, что не изменит своё решение. Глупость? Конечно.***
1887 год. 12 марта. Утро этого дня выдалось самым лёгким за последний месяц. Яркие лучи солнца пробирались в комнату и мягко освещали её. Валери поднимается с кровати и, одевшись, выходит из комнаты и идёт на завтрак. Но…что за легкость? Совершенно непривычное, воздушное чувство в груди. Валери замирает, удивлённо смотря в одну точку и медленно дыша. Кашель куда-то пропал, и появилась непривычная лёгкость, но несмелая хрипота осталась. — Странно… — Валери прижимает руки к груди и прислушивается. Кашля нет, но что бы это ни было, главное, что чувства к Элизабет не угасли и с каждым днём разгорались только сильнее. На бледном лице Валери, с мешками под глазами от недосыпа, появилась слабая улыбка.***
В отличие от Валери, Лиззи уже давно не спала. Можно сказать, она даже не ложилась. Девушка всю ночь пролежала, смотря в потолок и наблюдая за тенями деревьев. В голове у неё была полная неразбериха, даже хаос. Но, в итоге, все мысли сложились в портрет одной единственной девушки. Валери. От этих непонятных чувств щёчки Лиззи покрывал яркий румянец, а ладони перемещались на глаза. Сейчас Элизабет в полном смятении понимает, что любит Валери, и, от этих мыслей румянец становится ещё ярче. Валери же начала выздоравливать. И для неё это значило только одно: надежда есть.***
Настоящее время. 1887 год. 13 марта. — Я хочу тебе кое-что показать! — Элизабет очаровательно улыбается, берёт Валери за руку и тянет её за собой. Лиззи нарочно отворачивает лицо как можно сильнее, чтобы Валери не заметила яркого-преяркого румянца на её щеках. Внутри неё всё переворачивается, а сердце отплясывает чечётку. Элизабет доводит Валери до полянки под деревом и присаживается около него. Прикрывает одной рукой щеки, а другой хлопает на место рядом с собой. Валери хмыкает и садится рядом, мягко улыбаясь. — Здесь очень красиво, Элизабет… Перед девушками простирается полянка с золотыми и голубыми цветами. Лобелии и золотарники, если быть точной. С дерева, на которое они опираются, опадают розовые лепестки, а закатное солнце окрашивает небо в пестрые краски. Валери несколько секунд молчит, и вдруг с губ слетает фраза: — Прямо как ты. Она тут же краснеет, осознавая, что сказала. «Глупая, глупая! Что я только что сказала!» — паникует Валери. Неожиданно она начинает кашлять, а с губ слетают золотые лепестки, вперемешку с кровью. Элизабет удивлённо хлопает глазами. Горло Валери начинает оплетать колючий стебель золотарника, а шипы впиваются в него изнутри и расцарапывают его. Валери хватается за горло и кашляет, в уголках глаз скапливаются слёзы. — Т…то есть, э…я…а… Я не это… — Пытается сказать Валери сквозь кашель, отчаянно пряча цветы и стирая кровь, пытаясь связать слова в одно понятное предложение. Элизабет разворачивается и тут затыкает Валери, притянув к себе и мягко прикоснувшись к её губам своими. Поначалу было горько из-за цветов и чувствовался металлический вкус крови. Валери в ступоре моргает, из её глаз тонкими дорожками стекают слёзы, но через несколько секунд она приходит в себя, и осторожно, неуверенно и неумело начинает отвечать на поцелуй, приобняв Лиззи за тонкую талию. Элизабет же зарывается рукой в волосы Валери и слегка улыбается. Поцелуй полный сладкой горечи. И только когда в лёгких остаётся катастрофически мало воздуха, они наконец отрываются друг от друга. Тяжело дышат и безумно краснеют. С губ Элизабет слетела пара лепестков лобелии. Прямо таких, как Валери когда-то нашла. Лепестки падают прямо на пышную горсть других. На минуту в воздухе повисает тишина. Элизабет смущённо закрывает лицо руками, а в уголках её глаз скапливаются слезинки. Но всё-таки через несколько секунд она разрезает тишину мягким, но уверенным: –…Валери, я люблю тебя! Снова воцаряется тишина, прерываемая лишь свистом ветра и тяжёлым дыханием. Валери краснеет пуще прежнего. — И я готова сбежать с тобой хоть на край света! Мне никто не нужен, кроме тебя! — Элизабет краснеет, слезы-жемчужинки скатываются по её щекам. Она боится узнать ответ. Она боится отказа. Девушки снова молчат, Валери смущённо прячет глаза. — Я…Я тоже… — Валери говорит хрипло, с её губ слетели последние лепестки. — Я тоже люблю тебя, Элизабет… Валери неуверенно поднимает голову, и их губы вновь сливаются в нежном, мягком и сладком поцелуе, будто лепестки цветов. Последние лучи заходящего солнца мягко освещают их. В волосах запутались розовые лепестки, опавшие с дерева. Розовый — цвет нежности. И именно такой будет любовь этих двух девушек. Надежда и правда есть. И теперь это не просто обычная надежда. Теперь это — цветы, которые расцвели в прекрасную любовь.