подсолнухи

Азирафаэль долго стоит у зеркала, пытаясь подобрать бабочку к своему наряду, — нужно же произвести хорошее впечатление — матушка, тем временем, уже второй раз — боже, второй раз, какой он нерасторопный! — стучится к нему и просит поторопиться, потому что «пирог остынет»! Когда он наконец спускается вниз, Гавриил лишь смеется над его внешним видом — как и обычно — а матушка только расправляет образовавшиеся складки на жилетке. — В таком наряде ты точно не заведешь нового друга, — насмехается над ним старший брат и скрывается за дверью в свою комнату. Азирафаэль в ответ лишь недовольно пыхтит. — Не обижайся на него, солнышко, он не хочет тебя обидеть, — утешает его мама, и он обреченно вздыхает. Знает он, как Гавриил не хочет его обижать. Матушка отходит в сторону, легонько хлопает в ладоши, оставляя руки в таком положении, и любуется им, Азирафаэль смотрит долгим взглядом, выражающим полное недовольство таким вниманием к его внешнему виду. Она в ответ только улыбается и хватает его за пухленькую щечку. — Так, держи пирог — смотри, не урони по дороге, — мальчик на это только сжимает губы и складывает руки на груди. — и поторапливайся. Азирафаэль кивает, принимает тарелку с пирогом в руки и идет к выходу. Матушка заботливо открывает ему входную дверь. — И главное, сынок: будь собой и будь смелым, — дает она последние наставления. — Мам, понятия «быть собой» и «быть смелым» в одном предложении стоять не могут, особенно в моем случае, — изрекает обреченно он. — Все будет хорошо, не переживай, — она целует его в макушку и подталкивает к выходу. Азирафаэлю не остается ничего, кроме как подчиниться. Он медленными шагами идет к дому напротив — конечно же, по пешеходному переходу и убедившись, что поблизости нет машин — как будто опасается, что тот испугается одного его вида, достанет ноги из-под земли и убежит в неизвестном направлении. Однако дом по-прежнему на месте, и этот факт придает мальчику сил и уверенности, совсем кроху, правда, но какая разница. Он некоторое время мнется на входе, прежде чем постучать, в голове проносится мысль, что о его приходе уже знают, что они увидели его в окне и теперь стоят у двери и смеются над его нерешительностью, а когда он всё же осмелится, будут смотреть на него с невинными улыбками и упреком в глазах. От всего этого тотчас захотелось сбежать, укрыться в подвале дома и растягивать злосчастный яблочный пирог, а когда тот кончится, питаться чувством вины до скончания времен. Азирафаэль делает глубокий вдох, отгоняя от себя плохие мысли, «надевает» вежливую улыбку и ровно три чётких раза стучит во входную дверь. Он слышит шаги и, ей-богу, он готов перекреститься на удачу. Дверь открывается, и Азирафаэль на мгновение теряет дар речи. Перед ним стоит тот, ради которого это всё и было затеяно. Он неловко улыбается, пытается уместить тарелку с пирогом в одной руке, а вторую протягивает. — Привет, я Азирафаэль, живу напротив, — мальчик напротив долгое время оценивающе рассматривает его (под его взглядом, Азирафаэль готов поклясться, становится жарче внутри), а потом протягивает свою руку, недоверчиво улыбаясь. — Кроули. На нём чёрные солнечные очки, из-за которых Азирафаэль не может разглядеть его глаз; — «он действительно носит солнечные очки дома, зачем?» — чёрная футболка с какой-то рок-группой — Азирафаэль в этом совсем не разбирается — и чёрные шорты практически до колена. Азирафаэлю очень сильно хочется узнать, почему летом Кроули носит так много предметов гардероба чёрного цвета, но совесть не позволяет. Да и воспитание тоже. Они держатся за руки слишком долго — больше пяти секунд в понимании Азирафаэля — однако Кроули, кажется, совсем не против, его это, как будто, совсем не беспокоит; Азирафаэлю кажется, что с него стекает уже сотая капля пота. Он неловко выдергивает руку — вытаскивает, вернее, аккуратно, как настоящий джентльмен — из их своеобразных «ручных» объятий и перехватывает уже обеими руками пирог, выставляя его перед собой. — Моя мама испекла пирог, надеюсь, у вас в семье любят яблоки, — его щечки алеют, когда Кроули с благодарной улыбкой забирает пирог, и их пальцы случайно — боги, конечно, неслучайно, там под тарелкой совсем нет места, это бы все равно произошло, Азирафаэль, успокойся — соприкасаются. По лицу Кроули он не может понять, причинил ли этот маленький конфуз ему какие-то неудобства, но тот молчит и выражения лица своего, вроде бы не меняет, так что Азирафаэль позволяет себе немножечко расслабиться — но спину ровно все ещё продолжает держать. — Я, наверное, должен сказать спасибо? — неожиданно смято отвечает его новый приятель — приятель ли? — и Азирафаэль не может не растаять внутри от его чуть приподнятого кончика губ в неумелой полуулыбке. Всё происходящее в данный момент само по себе кажется им обоим слишком неудобным, но так же всегда бывает при первом знакомстве, верно? — Не стоит, правда, — улыбается Азирафаэль, и Кроули уже смелее улыбается ему в ответ. Солнечные очки продолжают смущать мальчика, ведь у каждого человека такие красивые глаза, зачем их скрывать? — Я отнесу пирог в дом, а потом мы бы могли погулять по округе? — он и спрашивает, и приглашает одновременно, и у Азирафаэля чуть ли мозг не кипит от противоречивости внешнего вида Кроули и его внутреннего мира. Кипит, конечно, в хорошем смысле. — Да, конечно, я с удовольствием. Азирафаэль остается на крыльце, нервно переступая с ноги на ногу, пока Кроули бегает относить пирог. Его вовсе не беспокоит то, что его приятель не позвал внутрь, он же и не должен, Азирафаэлю на улице, на самом деле, легче дышится. Свежий воздух и всё такое. Кроули возвращается в тот момент, когда мальчик рассматривает облака на небе. Он стоит в ступоре и невольно засматривается на его светящиеся на солнце светлые волосы, на лучащиеся светом яркие глаза, на застегнутую на все пуговицы белую рубашку с короткими рукавами, на, о чёрт возьми, светлую клетчатую бабочку, на бежевый жилет и такие же бежевые шорты, почти доходящие до колена. Азирафаэль сам по себе такой светлый, что у Кроули возникает только одна ассоциация с ним: ангел. Этот самый «ангел» опускает глаза и встречается взгядом с Кроули — он, слава богу, этого не понимает, а вот сам Кроули видит, что тот попал точно в цель — и его щеки снова заливаются румянцем. Кроули надеется, что он не покраснел. — Куда двинем? — он засовывает руки в карманы шорт, оставляя снаружи только большие пальцы, и всем своим видом пытается показать непринужденность, будто это не он только что пялился на нового знакомого. Азирафаэль лишь посмеивается от такого говора приятеля. Он куда угодно пойдет, главное, чтобы домой вернулся вовремя. Он так и говорит Кроули, тот называет его слишком правильным. В хорошем смысле. Они проходят мимо фургончика с мороженым, Кроули видит, как Азирафаэль заглядывается на него, но вслух почему-то ничего не говорит. Кроули берёт всё в свои руки, ему несложно. — Может по мороженому? — Азирафаэль прямо сияет. И покупает себе огромное, в вафельном рожке, с тремя шариками, посыпанными шоколадной стружкой, да ещё и впихнутым в шарики куском шоколада. Кроули себе берёт обычное клубничное эскимо. Они садятся на лавочку неподалёку, на приличном расстоянии друг от друга — всё-таки они недолго знакомы, чтобы соприкасаться без надобности какими-то частями тела — и в уютной тишине едят своё мороженое. Никто не стремится разрушить круг взаимопонимания, что сразу выстроился между ними, стоило их рукам сомкнуться в приветственном жесте. Кроули, доев своё эскимо, выбрасывает палочку куда-то в сторону, особо не беспокоясь об охране окружающей среды. Азирафаэль недовольно качает головой. С его лицом, вымазанным мороженым, это выглядит скорее комично, чем пугающе. Кроули тихо хихикает, а потом наклоняется вперед и вытирает пальцем беспорядки на щеках и губах Азирафаэля. Тот едва не давится кусочком шоколада, оставленным напоследок. Кроули же невинно возвращается на своё место, вытирая пальцы о шорты. На чёрном грязи всё равно не видно. Они не говорят об этом, только молча встают и идут дальше по деревне. Пространство между ними, однако, меньше.

***

К детской игровой площадке Азирафаэль идёт нехотя, и Кроули, конечно, сразу замечает эту перемену. — Всё в порядке? — он смотрит в сторону площадки и видит там несколько детей, сидящих на скамейке. — Да, да, конечно, пошли, — Азирафаэль нервничает, это видно невооруженным глазом. Кроули не может так издеваться над приятелем, он же не чудовище, в конце концов. — Если ты не хочешь туда идти, мы можем развернуться, — Азирафаэль смотрит на Кроули и даже несмотря на очки, закрывающие его глаза, он может разглядеть там искреннее беспокойство и заботу. Его сердце медленно оттаивает. — Нет, мы пойдём туда, все нормально, Кроули, правда, спасибо, — Кроули, если честно, не понимает, за что его благодарят, но эта тёплая улыбка ангелочка задевает его сердце самым непостижимым образом. Он едва не порывается взять Азирафаэля за руку в знак поддержки, но вовремя останавливается. Они же так мало знакомы! Поэтому он только становится ближе к нему, так, чтобы их плечи чуть соприкасались, но не сильно; вдруг Азирафаэлю будет неприятно. Но тот, кажется, совсем не против. Он выпрямляет спину — хотя там уже и выпрямлять нечего, она и до этого была ровной, как натянутая струна — и поднимает вверх подбородок, всем своим видом показывая уверенность и готовность ко всему. Кроули им, в глубине души пока, немного восхищается. Они так и идут, плечом к плечу, к этой несчастной игровой площадке, где сидит Гавриил с компанией. Азирафаэль мысленно молится, чтобы брат не наговорил ничего лишнего и не разрушил только начавшую зарождаться дружбу. А ещё хуже, чтобы не расстроил Кроули. Он всегда умел давить на людей, указывать на их недостатки и насмехаться над ними. Азирафаэль вообще в шоке, что они братья, Гавриил такой отвратительный иногда! Он уже думает, что всё позади — во всех смыслах, потому что площадка практически оказалась за их спинами — когда старший брат окликает его. — Мой дорогой братец, я вижу, ты всё-таки нашел друга, наверное, такого же отбитого, как ты, — Азирафаэль хочет кричать на него, хочет наброситься на него и проорать в лицо всё, что он думает о нём, но вместо этого он застывает на месте и злобно смотрит в его сторону, глазами прося прекратить. Гавриил его, по обыкновению, не слушает. — До нас с друзьями тут дошел слушок, — он переводит взгляд на Кроули, и внутри у Азирафаэля всё холодеет. Он хочет взять Кроули за руку и сказать ему, что всё будет хорошо, что слова его старшего брата ничего не значат и что бы он сейчас ни сказал, не должно быть воспринято им всерьёз, потому что это Гавриил, он всегда такой. Но он не может позволить себе этого, они ведь так мало знакомы! Гавриил, тем временем, продолжает, — что у твоего друга есть один секретик, — он злобно усмехается, — братец, ты спрашивал у своего друга, почему тот носит очки? Небо все в облаках, солнца нет, так почему же? — Азирафаэль сначала смотрит на небо, убеждаясь в правдивости слов Гавриила, а потом на Кроули, однако ничего не может понять по его лицу; всё эти солнечные очки. — Давай, Кроули, не стесняйся, тут все свои, — Гавриил улыбается, всё так же злобно и противно, что ни Кроули, ни Азирафаэль ему не верят. Нет среди них «своих». — сними очки. Кроули ничего не говорит, только разворачивается и уходит, Азирафаэль бежит следом, уже не слыша летящих в спину обидных слов брата.

***

Они останавливаются, когда деревня уже позади; никто из них уже не может дышать. Кроули упирается руками в колени и пытается отдышаться, Азирафаэль неловко мнется рядом. — Прости меня, Кроули, — говорит он. Кроули резко поднимается и устремляет свой взгляд на друга. — За что ты извиняешься? За то, что твой брат придурок? Ты не виноват, ангел, не бери в голову, — Кроули не замечает, как вырывается это безобидное «ангел», зато Азирафаэль улавливает всё и по самые уши заливается краской. Но вслух ничего не говорит. Они приводят себя в порядок и продолжают идти дальше, как будто ничего не произошло. В воздухе повисает немой вопрос Азирафаэля, Кроули пытается не обращать на него внимание. Он осматривается по сторонам в попытке найти то, что отвлечёт Азирафаэля от его солнечных очков. Он пока не готов. А потом он видит поле с подсолнухами, простирающееся до самого горизонта, такое яркое, прямо как Азирафаэль. — Эй, смотри, как красиво, — Кроули указывает пальцем на поле, а потом резко, уже не боясь ничего, хватает Азирафаэля за руку и тянет за собой. Они подходят к ограждению, и Кроули, не разнимая их рук, тянется через ограждение и срывает один, самый большой, подсолнух, а потом протягивает Азирафаэлю. Тот так и застывает с открытым ртом. — Спасибо, — смущённо бормочет он, принимая цветок из рук Кроули, их пальцы снова соприкасаются, но сейчас это ощущается не так, как раньше. Это кажется правильным. На улице вечереет, и они разворачиваются обратно к деревне, продолжая держаться за руки и улыбаться.

***

Никто из них не хочет домой, поэтому они доходят до деревни, когда уже первые звезды начинают появляться на небе. Азирафаэль резко останавливается на месте и начинает садиться, начиная тянуть Кроули за собой. Тот приподнимает бровь в немом вопросе, а после, пожав плечами, садится вслед за Азирафаэлем. — Давай посмотрим на звёзды, — просто предлагает Азирафаэль и ложится на спину, не беспокоясь о том, что может запачкать одежду. Теперь Кроули ещё сложнее признаться себе, что этот парень ему нравится. Он ложится рядом, их волосы соприкасаются, а руки все так же сжаты вместе. Они просто разглядывают вечернее небо, когда Азирафаэль расцепляет их руки и чуть приподнимается, чтобы хорошо видеть лицо Кроули. Он долго-долго смотрит ему в глаза — по крайней мере, ему так кажется — а потом просит, едва слышно, но Кроули всё равно его понимает, читает по губам. — Сними их. И Кроули снимает, обнажая Азирафаэлю свои жёлтые глаза. Тот всматривается в них, и Кроули боится пошевелиться, боится, что спугнёт своей странностью нового друга. Но Азирафаэль неожиданно улыбается, так тепло, что если бы Кроули стоял на ногах, колени его обязательно бы поджались. — У тебя очень красивые глаза, они похожи на солнце, — говорит он, а потом резко, с сиянием в глазах, добавляет, — или на подсолнухи. Кроули лучезарно улыбается в ответ.

***

Они доходят до своих домов счастливые, но отяжелённые скорым расставанием. Потому что расходиться совсем не хочется. За один день они смогли найти друг в друге то, чего не смогли в других: то, что обычно находят в лучших друзьях и родственных душах. — До завтра, Кроули, — наконец говорит Азирафаэль, печально улыбаясь и смотря в глаза Кроули сквозь его чёрные очки. — До завтра, ангел, — Кроули резко тянет Азирафаэля на себя, сжимая в объятиях. Азирафаэль неловко смыкает руки на спине друга, ударяя его слегка подсолнухом по голове. Кроули смеется и подрагивает в руках Азирафаэля. Отпускать друг друга никто не хочет. Они неловко отрываются друг от друга и расходятся в разные стороны, на крыльце, правда, синхронно поворачиваясь и смотря в противоположную сторону. Прежде чем открыть дверь Азирафаэль бросает взгляд на подсолнух и прижимает его к сердцу, закрывает глаза и снова представляет глаза Кроули: похожие на солнце и на подсолнухи.