Я никогда не...

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Феликс безнадёжно покачал головой и прикрыл глаза. Как он умудрился вляпаться в эту дурацкую игру, оставалось вопросом острым и требующим решения. Чанбин как именинник выглядел слишком радостным, и если бы не его руки, облапывающие Хёнджина, Феликс бы заподозрил неладное.        Более дурацкого времяпрепровождения придумать было сложно. Но его друзья придумали. Хоть отказать умилительному лицу Чанбина он не смог бы, даже если бы захотел. Потому что умилительное выражение на его лице появлялось раз в столетие и не обещалось в ближайшие несколько десятилетий.        Феликс недовольно посмотрел на воркующих Хёнджина и Чанбина, на хитро улыбающегося Минхо, смотрящего на Джисона, который наполнил рюмки тёмным, будто кровь вином. Чонин подмигнул ему, а Сынмин толкнул в бок локтем, и на миг Феликс задумался, насколько Чонин с Сынмином младше и можно ли им пить вообще. «Я никогда не» — уж точно не лучшая игра, особенно для младших. Но Феликс умудрился не сбежать сразу и теперь ощущал себя обязанным.        — Итак, напоминаю, — заговорил Джисон, широко улыбаясь присутствующим, отчего Феликс почему-то почувствовал себя особенно лишним, — вопросы стараемся задавать не слишком личные, чтобы потом не было стыдно. Остальное — стандарт. Пьют те, кто это делал.        — Я никогда не целовался с девушкой, — начал игру Чанбин, и Чонин, Сынмин, Феликс и Минхо выпили по рюмке. Хёнджин с Джисоном синхронно хрюкнули, глядя на Чанбина.        — Я никогда не играл в пейнтбол, — проговорил Хёнджин и посмотрел на всех, кто опрокинул в себя рюмку. — Но очень хочу. Чанбин-и, ты меня научишь?        Феликс промолчал, хотя его передёрнуло от нежности, звучащей в голосе Хёнджина. С другой стороны, они только начали встречаться и поток романтической белиберды, выливавшейся из их ртов мог контузить любого, кто знал их поверхностно. Потому что на вид два суровых мужика, какими они выглядели, на деле были плюшевыми и добрыми, как мягкие игрушки.        — Я никогда не курил кальян, — сказал Минхо, глядя на Джисона, отчего у Феликса закралось одно большое и толстое предположение, пока он глотал из рюмки терпкого вина и радовался, что они всего на тридцать граммов рассчитаны.        Минхо явно нравился Джисон. Ощущение себя как лишнего пришло со следующей репликой, когда Феликс просто посмотрел на рюмку, а остальные выпили, все, кроме Чонина, задумчиво произнёсшего:        — Я никогда не целовался ни с кем, присутствующим в этой комнате.        Хёнджин хихикнул и показал зардевшемуся от пристального внимания Феликсу язык. Отчего Феликс захотелось запихать этот язык Хёнджину в зад. От этой мысли он вообще вспыхнул и потупился. Мысли какие-то идиотские. Вино делало своё дело, рушило дамбы запретного.        — Мне кажется, я могу помочь исправить ситуацию, — шепнул Сынмин на ухо Чонину, но Феликс всё равно услышал. Чонин широко улыбнулся, напоминая жизнерадостную акулу. Он явно собирался воспользоваться предложением.        — Я никогда не влюблялся в Бан Чана, — сказал Сынмин. Минхо с Чанбином, Джисон и Хёнджин с Чонином выпили, а рука Феликса дрогнула, и он пролил вино на себя. Ерунда, но в груди невыносимо жгло.        — Что такое, Феликс?        — Прости, Чанбин, я пойду. Мне что-то нехорошо.        — Эй, а день рождения? Да что с тобой такое? — Чанбин надулся похлеще Хёнджина. Зато Джисон не сдержался:        — Да ладно тебе, в Бан Чана невозможно не влюбиться… К тому же… все давно знают о твоей любви. Чего ты?        Феликс сорвался с места, даже забыл забрать вещи, вылетел на улицу и бежал всё время, пока в груди не стало жечь уже другой болью — огнём нагруженных лёгких. Феликс остановился и огляделся, растирая слёзы по щекам. А заприметив знакомое здание, на крыше которого он часто приходил в себя, он понёсся по лестнице вверх, болью в лёгких вытесняя правду жизни.        Он вылетел на крышу и стал на самом краю, тяжело дыша и глядя вниз, на огни города и спешащие по своим делам машины с людьми внутри. Сердце колотилось бешено, лёгкие саднило, а на глаза наворачивались предательские слёзы. Не влюбиться в Бан Чана — миссия провалена. И всё бы ничего, если бы всё было так просто. Его дурацкая любовь не прошла ни спустя месяц, ни год.        Ветер холодил плечи, и Феликс зябко поёжился, обнимая себя руками. Всё же забыть куртку и рюкзак — было не лучшим решением в его жизни. Но занавешенные слезами глаза ничего на тот момент не видели. Спасибо, что хоть входную дверь без труда нашёл. Стыда не обобраться, если бы сдуру в кухню рванул. На плечи чужим теплом легла кожанка, и Феликс застыл, узнав запах парфюма.        — Ты чего здесь раздетый совсем? Заболеть решил? — взволнованный голос Бан Чана отозвался сладкой болью, а Феликс почувствовал себя конченным мазохистом. Он и забыл, что это место показал сам Чан, когда они толпой гуляли по городу.        — Может, и решил, — с вызовом буркнул Феликс, стирая остатки слёз. Чан всё равно всё видел, но молчал. Стоял и смотрел вперёд с той самой лёгкой улыбкой на губах, которая окончательно сломила Феликса.        — Ты, конечно, как знаешь, но я не уйду, пока ты тут. Что-то с ребятами не поделили?        — Играли в «Я никогда не»… и…        — Кто-то узнал что-то личное о тебе, о чём ты не хотел говорить? О том, что ты единственный, кто не целовался с парнями?        Феликс насупился и сложил руки на груди, краем глаза отмечая, что сам Чан, отдав куртку, стоял в широкой футболке с обилием браслетов на запястьях. И руки, переплетённые лентами мышц, были обнажены и приковывали взгляд. Как весь Бан Чан. Магнетичный, завораживающий, харизматичный. Прав был Джисон, невозможно не…        — Давай и мы сыграем? Правда, у меня только апельсиновый сок есть, — с усмешкой сказал Чан и повернулся к Феликсу.        — Зачем? — в голосе Феликса боли на градусы больше, чем допустимо. Ведь совсем не хотелось показывать. Но сердце всё равно билось где-то в горле, отдаваясь горячей пульсацией по телу.        — Я никогда не влюблялся в солнечного мальчишку, расцелованного солнцем, — сказал Чан, медленно поднёс бутылку к губам и сделал глоток. Феликс заворожено следил, как двигался кадык, а сердце норовило выпрыгнуть прочь из груди. Напрочь забыв, что по правилам, а что нет.        Чан развернулся и стремительно приблизился к нему, Феликс с испуга едва не оступился, но сильные руки его поддержали. Горячие ладони, одна на пояснице, другая — на шее, а по телу горячей волной. Вдох и выдох казались бесконечными, пока губы Чана не накрыли его.        Вкус апельсинового сока пьянил не хуже вина.