На своём месте

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Море. Холодное, стылое, тёмное. Песок чуть тёплый, хранящий свет заходящего солнца. Минсок шевелит пальцами в песке и робко улыбается: он учится быть на своём месте. Джинсы не спасают от вечернего бриза, и он тянет ворот свитера выше, пряча в нём не только подбородок, но и губы, и даже кончик носа.        От свитера пахнет Чанмином. Минсок делает глубокий вдох и прикрывает глаза. Ветер шевелит волосы, а шум волн рождает внутри какую-то непередаваемо сладкую тоску по чему-то несбывшемуся или, напротив, грядущему. Солнце трогает его даже сквозь закрытые веки, отпечатывается красным.        Минсок ни о чём не думает, просто смотрит вдаль на тёмные росчерки чаек на фоне заката. Ещё недавно кипенно-белые облака окрасились в розовый и красный, отблёскивают далёким пожаром, напитываясь яркими красками, чтобы ночью пролиться цветным дождём. Середина осени, последнее тепло и меланхолия. Как последствие долгой борьбы с собой.        До недавнего времени Минсок считал, что тонет. Он пытался всплыть, делая попытку за попыткой глотнуть спасительного кислорода. Он всё пытался и пытался, с каждым новым выныриванием на поверхность понимая, что что-то пошло не так. Пока не открыл рот, глотая воду и захлёбываясь.        Страшно.        Он ещё не понимал тогда, что не так, что должно быть иначе, чтобы он успокоился и жил, как прежде. Он ещё паниковал и как тонущий бил руками по поверхности воды, изо всех сил стараясь удержаться на плаву, хотя какая-то звериная часть его души понимала — не выйдет: захлебнётся солёной водой каждая попытка.        Минсок ещё делал попытки выбраться, вынырнуть, хватая ртом спёртый воздух обыденности, но вода нового обнимала, укутывая в пугающие объятия. Он поддался. Позволил утянуть себя на дно, до рези в глазах всматриваясь в тонкий слой прозрачной воды, сомкнувшейся над головой. Воды привычной, обыденной жизни офисного работника.        Солнечные лучи подсвечивали ещё прежнюю жизнь, но темнеющая глубина манила. Минсок принял неизбежное, выпустил последний воздух из лёгких, глотая воду и захлёбываясь кашлем в тщетной рефлекторной попытке уцепиться онемевшими пальцами за прошлое. Он всё ещё считал себя не на своём месте и не в своей тарелке. От пристальных взглядов и собственных мыслей.        И лишь окончательно перестав цепляться за прошлое, Минсок улыбается легко и счастливо. Он не знает, что ждёт его в этой холодной бездне неизвестности, но её объятия словно самое прекрасное, что случалось с ним в жизни. Ещё совсем немножечко больно, но больше не страшно.        А потом жизнь выбросила его на поверхность, заставляя дышать обожжёнными солью лёгкими, кашлять и давиться новой реальностью. Но уже не одному. Любить это почти как тонуть. Минсоку поначалу было страшно и больно принять то, что он без ума влюбился в мужчину. Он словно падал и падал в бездну, цепляясь за правила, нормы и привитые с детства понятия. А потом просто перестал.        Когда улыбки, прикосновения и поцелуи Чанмина прогнали боль и страх. И одиночество с болью отступили, пусть не сразу, но ушли. А сердце, израненное страхом и нормами морали, наконец-то начало биться ровно, не норовя выломать рёбра или остановиться.        Минсок тяжело вздыхает, отгоняя прочь воспоминания о панике и неприятии. О долгих месяцах, когда он старался не думать, не смотреть и всячески игнорировать. А Чанмин всё равно заполнял собою всё, не давая шанса на спасение. Потому что Минсок изо дня в день возвращался домой мимо квартиранта, живущего за соседней дверью, но предпочитающего сидеть в коридоре на хлипком табурете и рисовать всё, что видит в окне.        Чанмин тянул его на дно своими улыбками, сам того не замечая. Минсок сопротивлялся долго и тщательно. Пока не понял, что единственное его спасение — Чанмин. Чанмин медленно приучил и приручил его к себе. Никогда прежде Минсок не был так счастлив. С тех пор и до сейчас.        Минсок смотрит в небо и просит, чтобы остаться в этой бездне под именем любовь к Чанмину. Чтобы никому не дано было вытащить его отсюда, где привычно тесно в груди от разрывающих сердце чувств. Чтобы навечно остаться окутанным другой бездной — любовью Чанмина.        Крики чаек и шум прибоя окутывают его звуками, Минсок ногой нащупывает в песке ракушку и улыбается. Свитер греет, пахнет Чанмином, отчего дополнительно тепло. Чанмин где-то на скалах, увлечён рисунком, а может, и фотографирует, чтобы потом воссоздать на бумаге. Пальцы на ногах начинают замерзать, и Минсок поджимает их в тщетной попытке согреться.        Минсок обхватывает себя руками и ёжится. Ветер становится холоднее, солнце клонится к закату, оставляя застывающие потоки лавы на небе. Хочется чего-то неизвестно чего. Противоречия и лёгкая меланхолия, что так часто несёт осень. А эта осень — их первая. Нестерпимо хочется какао со специями.        Чанмин подходит сзади почти бесшумно, но ракушки скрипят под подошвой ботинок, и, не оглядываясь, Минсок расплывается в улыбке. Руки Чанмина холодные, а вот губы в противовес — горячие. Он заворачивает Минсока в полы ветровки, и становится даже жарко.        — Замёрз? — не спрашивает — констатирует, обнимая и складывая руки на животе, Чанмин утыкается губами в шею, и тоже улыбается. Минсок откидывает голову ему на плечо.        — С тобой не холодно.        Говорить совсем не хочется. А вот стоять вот так, утопая в раскрашенных облаках глазами, ощущая отблески заката и вечерний солёный бриз на коже, хочется вечно. Навсегда. До скончания веков и конца времён. Чтобы тепло, уютно, и с Чанмином. Он гладит большими пальцами крупные ладони, лежащие у него на животе, ощущая лопатками ровное сердцебиение Чанмина.        — Смотри, на что похоже? — Чанмин указывает на огромное облако, висящее прямо над скрывающимся в воде солнцем.        — На чашку какао.        — Тебе лишь бы какао, — беззлобно смеётся Чанмин, прижимает к себе крепче и целует в шею.        Минсок переступает с ноги на ногу, и Чанмин уносит его в сторону дома, а потом ставит на коврик за порогом, переплетая пальцы. В прихожей он стягивает с Минсока свитер и сбрасывает ветровку, оставляя их валяться на полу. Минсок наблюдает из-под полуопущенных ресниц за Чанмином и коротко выдыхает, отвечая на поцелуй. Он гладит поджарое тело ладонями и сам податливо выгибается под ласками, когда Чанмин языком ведёт по ключицам.        Тонуть в любви хорошо. Даже слишком. От ласк и поцелуев кожа словно пылает. И мысли о какао и бездне отходят на задний план. Потому что они занимаются не сексом, а любовью, растворяясь друг в друге каждый раз.        И Минсоку хорошо и спокойно, потому что именно здесь он на своём месте.