Букет любви

Когда это случилось впервые, это был один из самых страшных моментов в жизни тринадцатилетнего Ямагучи. Он склонился над школьным унитазом, чувствуя себя так, словно проглотил что-то неправильное и длилось это целую вечность. Его грудь вздымалась и болела, как во время ужасного кашля. Горло горело от напряжения, а слезы текли по лицу, в то время как он пытался вытолкнуть что-то наружу. Наконец, что-то продвинулось, и это выглядело так, словно открылись шлюзы. Огромные, белые и плоские лепестки вырвались наружу. Ямагучи кашлял ими так быстро, как только мог, лишь бы получить хоть какую-то возможность дышать. Но как только лепестки исчезали, их место занимали все новые и новые, грациозно падающие в унитаз с глухим всплеском. Замутненным от боли взглядом Ямагучи заметил, что к белым лепесткам присоединились фиолетовые. Они были более мелкими и немного вытянутыми. Справляться с ними было легче, чем с удушающими белыми, и вскоре остались только они, прилепившиеся своей шелковистой текстурой к его языку. Вскоре Ямагучи почувствовал, что большинство лепестков вышли наружу, лишь последние цеплялись за его горло. Его грудь сильно болела от напряжения избавиться от этих непонятных вещей, а сам он с ужасом смотрел в унитаз. Он быстро смыл улики, шокированный произошедшим, потому что никогда не слышал, чтобы кто-то кашлял цветами. Ямагучи подумал о том, чтобы спросить об этом у Тсукки, ведь если кто и знал об этом, то только он. Но мысли о его друге заставили горло сжаться, а тошнотворный сладкий запах цветов обжег губы, и он сразу решил, что не будет рассказывать об этом Тсукки. Это не помешало ему немедленно рассказать об этом своей матери по возвращении домой, и надеяться, что он не тронулся рассудком. Жалеющий взгляд матери, которым она смотрела на него после того, как выслушала его испуганную и беспорядочную речь, вызвал у Ямагучи желание сойти с ума. "Это называется болезнью Ханахаки, — объясняла она, нежно поглаживая волосы Ямагучи. — И происходит, когда любовь человека оказывается безответной. Это не было чем-то необычным, просто никогда не обсуждалось, потому что никто не хотел поднимать трагическую тему безответной любви". Она шептала извинения и утешения, когда шокированный Ямагучи прильнул к ней, размышляя, как такое могло произойти. На следующий день, напряженно улыбаясь, она протянула ему пузырек с таблетками. * * * Цветы никогда не исчезали. Таблетки помогали немного. Они уменьшали количество посещений туалета с пяти раз в день до двух, если он был осторожен. Ситуация дошла до того, что Ямагучи знал название каждого лепестка, который он выкашлял из себя, и их соответствующие значения. Белые гвоздики (настоящая любовь, верность), фиолетовая сирень (первая любовь), гардении (тайная любовь), мальва (поглощенный любовью). В последнее время это были нарциссы (неразделенная любовь, эгоизм) и амарант (безнадежность). Контролировать и терпеть их было сложнее и больнее всего, они наполняли рот Ямагучи горьким вкусом. Вовсе не было сюрпризом, кто был причиной всего этого. Это стало понятно в тот же момент, когда его мама рассказала ему о болезни. Но даже зная, что Тсукки был причиной того, что грудь болела, а он не мог находиться у цветочных магазинов, Ямагучи не предпринимал ничего, что могло бы разрушить их дружбу. Так что он прятал цветы от своего лучшего друга, сдерживая кашель во время школы, или когда покидал дом Тсукки, пока не оказывался вне зоны его видимости. Самыми тяжелыми были выходные. Даже лекарства не могли уменьшить число падающих цветов, когда он получал сообщение от Тсукки с просьбой прийти, если тот скучал. Это было ужасно. Ночевки были еще хуже. Ямагучи в большинстве случаев старался избегать их: "Мама сказала, что я должен быть дома до ужина", "Мне нужно идти куда-то очень рано завтра", "Я не хочу навязываться". Но иногда он глупо оставался до ночи, играя в видеоигры, или доброе лицо мамы Тсукки выражало просьбу остаться. А иногда он просто был эгоистом и хотел остаться с Тсукки немного подольше. Ямагучи понимал, почему появились нарциссы. В те ночевки скрывать кашель и распущенные лепестки было сложнее всего. Ямагучи пытался сдерживать их как можно дольше, до тех пор, пока они не царапали горло, а в уголках его глаз не собирались слезы. Когда терпеть больше было невозможно, он подгадывал моменты, когда Тсукки был слишком занят своим телефоном или концентрировался на домашней работе. Тсукки поинтересовался, нет ли у Ямагучи проблем с желудком, и Ямагучи подтвердил это, чтобы скрыть настоящую причину, несмотря на неловкость. Это было намного лучше, чем признаться, что он кашлял цветами каждый раз, когда их руки соприкасались, или когда Тсукки улыбался ему. * * * Несколько лет Ямагучи придерживался этого порядка. Поэтому он был очень удивлен, найдя лепестки утренней славы (напрасная любовь) и желтых хризантем (драгоценный) в ванной в доме Тсукки. Ямагучи всегда был осторожен с цветами, тщательно проверяя ванную комнату и свою одежду на наличие забытых лепестков и кусочков. Так что найти те, которых у Ямагучи еще не было, было неожиданностью. Из-за этого в голове у Ямагучи проскользнула одна мысль, ужасная, страшная, глупо обнадеживающая нереальная мысль. Это был риск. Огромный, с разрушительными последствиями, если Ямагучи хоть немного ошибся. Он мог потерять все, что так старался сохранить. Но если он был прав, даже на мгновение, это хорошо. Это был риск, на который он был готов пойти. Дрожащими от нетерпения руками, от осознания, что он собирался сейчас сделать, но с решимостью на самом деле довести это до конца, он вернулся в комнату Тсукки, держа в руках единственный лепесток желтой хризантемы. Тсукки лежал на своей кровати, лениво просматривая инстаграм и не замечая возвращение Ямагучи. Это подсказало Ямагучи простое решение: все, что ему нужно было сделать, это сунуть лепесток в карман и забыть все это. Дать искорке надежды, что он почувствовал, когда увидел цветы на полу в ванной комнате, потухнуть и вернуться к нормальной жизни. Нервы Ямагучи умоляли его поступить именно так, и он решился, хотя вздохнуть смог с трудом. — Тсукки, — сказал он, и хоть его голос немного дрогнул, он все же не позволил себе остановиться. — Я нашел это в ванной. Ямагучи поднял руку выше, показывая. Тсукки пробормотал что-то в знак признательности и повернулся к Ямагучи, но часть его внимания все еще была прикована к экрану. Ямагучи внимательно смотрел на его лицо, так что он увидел тот самый момент, когда Тсукки заметил лепесток, зажатый между его пальцами. Сразу после этого Тсукки отстранился, скрывая любые эмоции на лице за обычной вежливостью, но Ямагучи видел шок и панику. Для Ямагучи этого было достаточно для того, чтобы продолжить. — Это твое? Тсукки так спокойно изучал цветок, что Ямагучи мог бы подумать, что напрасно беспокоился, если бы не наблюдал за своим другом так внимательно. Он видел, как рука Тсукки крепко сжала телефон, но не заметил других признаков беспокойства. — Нет. Ямагучи ожидал такого ответа, но ему все равно было больно слышать, как Тсукки произнес то, чего он больше всего боялся. Его плечи опустились от тяжести сокрушительного разочарования и смущения того, на что он так отчаянно надеялся. — Это моего брата, — продолжил Тсукки, переключив свое внимание на телефон и фактически прекратив разговор. И это могло бы сработать. Ямагучи легко проглотил бы это объяснение. На самом деле, он честно собирался сунуть лепесток в карман, чтобы найти какое-то слабое оправдание и сбежать от Тсукки и этой ужасной ситуации, которую он создал. Он почувствовал, как лепестки снова пробираются в его горло, несмотря на то, что он только что избавился от них, а их желание выйти делало его ситуацию еще хуже. Но что-то в глубине души мешало Ямагучи, что-то что заставило его задуматься. Неделю назад мама Тсукки жаловалась на то, что Акитеру почти не бывает дома из-за колледжа и его учебы. Но по крайней мере он возвращался домой на каникулы, о чем она и сказала Ямагучи, и именно Тсукки всегда был в своей комнате. Поэтому было очевидно, что брат Тсукки не тот, кто кашлял цветами, так как его не было дома уже в течение месяца. Было больно, что Тсукки был вынужден обманывать Ямагучи, хотя он сам лгал Тсукки три года. Это нужно было изменить. Совсем неуверенно Ямагучи сделал признание, которое как он думал, он никогда не сделает. — Я болею болезнью Ханахаки в течение трех лет. Это мгновенно привлекло внимание Тсукки, и он быстро повернул голову в сторону Ямагучи. Ямагучи уставился в эти удивленные глаза и продолжил. — Я кашлял цветами три года, и это было ужасно. Я больше не выношу запах цветов, я боюсь, что каждый кашель может вызвать их появление. Поэтому, пожалуйста, Тсукки, мне нужно знать. Это твое? Ямагучи протянул лепесток желтой хризантемы в сторону Тсукки. Ямагучи так крепко сжимал его в своей дрожащей руке, что лепесток начал рваться. — Нет, это твое. Эта рана оказалась глубже, чем могла бы быть от любой другой причины. То, что Тсукки обернет его признание, все его страхи, беспокойство и неуверенность против него. Просто переложит на него ответственность за цветы. Это было жестоко, самое жестокое, что кто-либо делал Ямагучи, и еще хуже становилось от того, что это сделал Тсукки. Ямагучи чувствовал, что цветы все решительнее пытались выйти наружу и, наконец-то, достигли успеха. Он прижал руки к губам в глупой попытке удержать их, бросив лепесток хризантемы, и просто позволил волне лепестков и отчаяния пронзить его. — Дерьмо, нет, это не... — но Ямагучи не реагировал на слова, он стоял на коленях, так как ноги его не держали, и выкашливал из себя волну за волной цветов. Из его глаз текли слезы, в то время как он боролся за возможность дышать, и от каждого вздоха его нос страдал от этого мерзкого и тошнотворного сладкого запаха. При каждом вдохе его легкие буквально горели, но все, что он мог делать, это мечтать, чтобы все прекратилось. Пока все это происходило, Ямагучи хотел, чтобы это скорее закончилось, поскольку он видел ужасный беспорядок вокруг себя. Бархатцы (боль и печаль), пионы (стыд) и жёлтые розы (разбитое сердце) валялись на полу. Это было жалко. Он был жалок, подумав, даже на секунду, что Тсукки мог каким-то образом ответить на его чувства. Теперь Тсукки мог видеть его разочарование, и цветы вокруг это подтверждали. Ямагучи всхлипнул от того, в каком беспорядке были его чувства. — Вот, — рядом с Ямагучи появилась салфетка и, схватив ее, он начал выкашливать в нее последние лепестки, чувствуя, что его сейчас стошнит. Ямагучи не смог бы вынести отвращения на лице Тсукки, его разочарования в Ямагучи как в друге, и чувств, которые он скрывал в течении этих трех жалких лет. Ямагучи должен бежать, уйти как можно быстрее. Бросить волейбол, перейти в другую школу, даже переехать в другой город. Все, что угодно, чтобы убежать от вызванного им опустошения, но ноги отказывались двигаться, а тело слишком ослабло из-за всего, что происходило с этими убогими цветами. Все, что он мог делать, это смотреть невидящим взглядом на беспорядок вокруг и ждать, когда Тсукки выгонит его. — Желтые хризантемы означают "драгоценный", — раздался голос Тсукки, близко и чрезвычайно мягко. — Я должен был поискать его прошлой ночью, что было трудно сделать, зато теперь это приобрело смысл. Рука Тсукки, шарящая по полу, появилась в поле зрения Ямагучи. Он смотрел, никак не реагируя на то, что Тсукки говорил или делал. Ямагучи хотел, чтобы Тсукки избавил его от страданий, но у него не было сил подсказать ему. Поэтому он просто позволил всему этому беспорядку затянуться. В конце концов, Тсукки нашел то, что искал: единственный мятый лепесток хризантемы, спрятанный под всеми другими лепестками. Тсукки осторожно вытащил платок из рук потерянного Ямагучи и положил лепесток в центр его ладони. Ямагучи, не понимая, уставился на него. — Это твое. Ты — драгоценный. Это то, что я имел в виду. Ямагучи поднял голову. Тсукки выглядел смущенным и испуганным, но, что более важно, серьезным. Именно это заставило Ямагучи наконец обратить внимание на его слова. — И мне жаль, что я заставил тебя чувствовать иначе. Он взглянул на цветы, и Ямагучи сглотнул, мучительно осознавая, насколько открытым и незащищенным он был. Он не знал, понял ли Тсукки их значение, но только их присутствия было достаточно, чтобы нарисовать жалкую картину. — Это началось вчера, — продолжил Тсукки. — Эти цветы. Сразу после того, как ты отправил мне фотографию со слишком большим количеством смайликов, на которой ты заканчиваешь игру. Прежде чем я смог сказать тебе, как нелепо ты выглядишь, хотя ты сделал это и добился успеха, я начал кашлять ими. Лицо Тсукки скривилось от отвращения, когда он посмотрел вниз на лепесток хризантемы. Ямагучи разделял это чувство, глядя на них, и ему было жаль, что Тсукки пришлось даже один день страдать от этой болезни. — Я не могу себе представить, что делаю это в течение трех лет. Ямагучи напрягся при напоминании и сгорбился от стыда. Тсукки был прав, три года были ужасным промежутком времени для кого-то, кто болел Ханахаки. Ямагучи должен был сдаться, отдалить себя от Тсукки, попытаться преодолеть свои чувства, но он был эгоистичным, отказываясь его отпускать, а теперь не понимал, что происходит. Все воспринималось так, словно происходит слишком быстро и слишком медленно одновременно, и в этом запутанном беспорядке Ямагучи не мог решить, что делать. Его единственным спасением было то, что Тсукки все еще был рядом, сидя напротив него. Достаточно близко, если Ямагучи переместится вперед, то они соприкоснутся, но достаточно далеко, чтобы не чувствовать неловкости. Для кого? Неизвестно, но Ямагучи с отчаянием ухватился за этот факт. Он почувствовал, как холодные кончики пальцев касаются его лица, нерешительно и еле-еле, но достаточно для того, чтобы приподнять голову Ямагучи вверх. Он увидел пристальный взгляд Тсукки. — Спасибо, что ждал так долго, чтобы я догнал тебя. Тсукки выдохнул «уф-ф», умудрившись поймать Ямагучи, когда он бросился на колени Тсукки. Это было неудобно, везде лежали цветы, и они оба чуть не упали. Но это было прекрасно: одной рукой Тсукки обнимал его, придерживая, а другой опирался на пол. Это было прекрасно, потому что Тсукки не чувствовал отвращения и не стыдился, он не собирался выгонять Ямагучи, кричать на него или дразнить его. Тсукки думал, что он драгоценен, и этого было достаточно, чтобы Ямагучи перестал волноваться. Он уткнулся головой в плечо Тсукки и схватил его за рубашку, обдумывая все, но оставалось кое-что еще, что должно было быть сказано. — Это не зря, — пробормотал он Тсукки в шею. Тсукки вопросительно промычал. Голос Ямагучи был хриплым и болезненным, протестуя против каждого звука, но Тсукки должен знать это. Так что он лишь сказал громче: — Утренняя слава, это другой цветок, который я нашел в ванной. Он означает напрасную любовь, но это не так. Никогда не было. Тсукки протянул свои руки и прижал Ямагучи поближе. — Я знаю. Он не мог видеть лицо Тсукки, но услышал улыбку в его голосе. Это согрело Ямагучи, и он улыбнулся в плечо Тсукки.