Для них это химическая реакция

      — Нико, вставай, — я услышал сквозь сон нежный голос сестры. Бьянка снова будила меня в школу, а мне снова было лень просыпаться и лишь хотелось чуть улыбаться, благодаря небеса за то, что у меня есть такая сестра.       Как сейчас помню, что от этой мысли я вздрогнул и резко распахнул глаза. Конечно, никакой Бьянки и в помине не было. На краешке кровати сидела Персефона с озадаченным и немного раздраженным лицом, кажется, её слегка испугало, когда я дернулся ни с того ни с сего.       — Нико! Слава Богу, ты проснулся! — она вздохнула, облегченно закатив глаза. — Одевайся. Я приготовлю тебе завтрак.       И моя мачеха вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь. Я остался в одиночестве, и меня сразу затопила куча мыслей и воспоминаний. Бьянка… Её имя, её образ отдаются болью в сердце до сих пор. Она погибла от удара током, когда мне было всего лишь десять, а ей двенадцать. Она была лучшей старшей сестрой. Всегда меня оберегала, защищала, помогала, заботилась, любила… Заменила мать и первая оправилась после её смерти. С Бьянкой мне было весело, и я чувствовал себя счастливым полноценным человеком. Помню, как однажды мы гуляли по тенистой аллее, и она, поправляя свою зелёную фетровую шляпу, смеялась и шуточно корила меня за мое навязчивое желание погладить мимо пробегающую собаку.       Черт… Я смаргиваю слезы, рассказывая вам все это. Воспоминания… Они приносят острую боль, заставляют стискивать зубы от бессилия, ведь ничего уже не вернуть. Со временем я смирился. Должен был смириться, чтобы не отравлять свою жизнь собственным прошлым. Но даже самые толстые стены дают брешь, когда углубляешься в причину их существования.       Надо сказать, завтрак у Персефоны получился отменным. Я жевал медленно, все еще пребывая в некой прострации после своего пробуждения. Мой взгляд упрямо утыкался в сахарницу, которая стояла на столе передо мной, гордо выпятив живот, расписанный завитками и узорами цветов. Мне до них, естественно, не было никакого дела. Тоска заполнила мое сердце, заставляя лишь грустно вздыхать и предаваться воспоминаниям. В последнее время такое редко случается, но в то утро будто сама судьба желала, чтоб я ходил как в воду опущенный, раз послала мне ошибочный образ Бьянки.       — Нико, с тобой все в порядке? — спросила Хейзел, слегка хлопнув меня по плечу. Я снова вздрогнул и повернул к ней голову: её золотые глаза светились беспокойством.       — Да… так… задумался, — еле разлепив губы, промямлил я, и тут же опустил голову, уставившись на тарелку яичницы с кусочками ветчины. Хейзел — моя сводная сестра, которую папа привез в наш дом около двух лет назад. Видимо, он ходил на сторону, когда мне было чуть меньше года, как показывает наша возрастная разница. Поначалу я недолюбливал Хейзел, ведь она являлась прямым напоминанием и доказательством измены. Я не понимал: если мой отец так сильно любил мою мать, что был в депрессии даже более сильной, чем я, то как он мог допустить ребенка от другой женщины? Но задавать на эту тему вопросы было неудобно, и поэтому постепенно я подружился с этой девочкой, ведь в ней тоже течет кровь ди Анджело, как и во мне.       В школе я был более рассеян, чем обычно. За весь день мне сделали кучу замечаний. «Нико, ты чем там занимаешься?», «Нико, выполняй задания, иначе к директору!», «Нико, ты меня вообще слушаешь?» Ну, я думаю, вы поняли.       Дурацкая школа! Даже с мыслями собраться не дает.       Рисуя всякую фигню, вроде треугольников, квадратиков, завитушек, в тетради, я пару раз чувствовал на себе чей-то взгляд, и мне становилось неловко, но головы поднять я не решался. Тогда меня, кроме личных переживаний, стало терзать любопытство, ведь я не мог понять, кого я так заинтересовал и зачем. Обычно меня вообще не замечают, и я тихо сижу в самом конце класса, но тогда, благодаря моей проклятой рассеянности, на меня обращали внимание, наверное, все одноклассники. Сначала я списал эти взгляды в мою сторону именно на эту «популярность», но потом, придя домой и прокручивая в голове школьный день, я все-таки понял, что они встречались и на уроках, когда меня вообще не ругали (вот удивительно, да?). Кто это был, я узнал значительно позже, но об этом я вам еще расскажу.       — Эм, Нико, с тобой все хорошо? Ты не заболел? — спросил Уилл, подойдя ко мне на одной из перемен. Я поднял голову с парты и устало пожал плечами. Кто знает, может, я действительно заболел и эта апатия — один из симптомов простуды, или гриппа, или чего-то там еще.       — Может, тебе в медкабинет нужно сходить? — настаивал он, опираясь на парту и сверля меня взглядом своих голубых глаз. Я нахмурил лоб и почувствовал, как по моей голове распространяется жуткая ноющая боль. Может, я накручивал себя, а может, это действительно началось только в тот момент.       — Голова болит. Я уже целый день хожу обессиленный.       Уилл молча стянул меня со стула и повел в сторону медкабинета. Со мной творилось явно что-то неладное, и я был не уверен, что это как-то связано с пробудившимися воспоминаниями. Наоборот, я понял, что фантомный образ Бьянки подкинуло моё подсознание, как предупреждение о болезни. Ну вы же знаете, да, что, когда температуришь, снится всякий бред, и ты не можешь от него отделаться? Вот это примерно так. Мне показалось, что у меня тоже поднялась температура, так как лоб казался неестественно горячим.       Мы зашли в кабинет. Врач внимательно выслушал меня, померил температуру, которая оказалась ближе к тридцати восьми, и проверил горло. Как и предполагалось — простуда. Он назначил лечение, выдал справку на три дня и велел поскорее возвращаться домой.       В любой другой день я бы обрадовался возможности устроить себе несколько дополнительных выходных, но не тогда, потому что на носу сидела куча контрольных и переводные экзамены. А мне нужны были оценки. Отец прямо пригрозил: «Выйдешь троечником, как в предыдущие пять раз, я с тебя шкуру спущу! Хочешь второй аттестат, набитый тройками? Для поступления на хорошую профессию баллов не хватит!»       Бр-р… До сих пор звенят в ушах его слова. А ведь у меня ещё год стараний впереди предстоит! Хорошо, что сейчас лето и можно расслабиться… Сходить на пляж, поиграть в компьютер, погулять в парке, пойти на свидание с… Так, что-то я отвлекся. Слушайте дальше.       Когда мы вышли из кабинета, Уилл попросил меня спускаться вниз и ждать его там, пока он сам обо всем сообщит и принесёт мои вещи. Мне хотелось отблагодарить его, но сил уже не осталось. Поэтому я медленно, держась за голову, спустился и вошел в раздевалку. В дверях я столкнулся с Рейной и Хейзел, которые что-то оживленно обсуждали.       — … снимался в этом фильме. Но я сейчас о другом… Ой, привет, Нико, — Рейна приветливо улыбнулась и махнула мне рукой. Отчётливо помню, что ответил ей глуповатой улыбочкой, и почему-то на сердце стало тепло. Тогда я списал это на помутнение рассудка, вызванное температурой и утренней апатией, но знал бы, что меня ожидает…       Затем, в который раз поморщившись, я перевел взгляд на Хейзел. Она хмурилась, рассматривая меня с головы до ног. Наверное, по моему виду ей все стало ясно.       — Опять заболел, — ворчливо констатировала моя сестра. — Ну, сколько можно тебе говорить: не сиди в одной футболке на балконе, когда смотришь на звезды!       Эти слова здорово меня отрезвили. Я вспомнил, как, ища созвездие Андромеды на темном ночном небе, ёжился от холода. Здравый смысл подсказывал мне надеть толстовку, а упрямство уговаривало не отвлекаться и продолжать поиски.       Тогда я понял, что нужно было слушать здравый смысл. И до сих пор помню об этом.       В раздевалку ворвался запыхавшийся Уилл и поставил мой черный рюкзак с черепом на пол. Честно сказать, обожаю такие принты — у меня даже несколько футболок с ними есть.       — Как?! Ты ещё не оделся? — вскинул брови Уилл.       — Они меня заболтали! — принялся оправдываться я и показал пальцем на Рейну и Хейзел, стоящих рядом.       — Я только отчитывала моего непутёвого братца, — надулась Хейзел, сложив руки на груди. Я-то знал, что она просто беспокоится обо мне и берет на себя обязанность заменять мать, совсем как Бьянка. Наверное, это удел всех сестёр, когда у них есть единственный брат, и неважно, старше ты их или нет.       — Хейзел права, бро, — сказал Уилл и слегка подтолкнул меня к вешалкам. Я угрюмо поплелся к своей куртке под надзирательным взглядом этой троицы — да, Рейна тоже не одобряла мое легкомысленное поведение, я это видел. Конечно, неприятно, когда тебя опекают, как маленького ребенка, но круто же, когда о тебе беспокоятся, — значит, им не плевать, и это очень здорово.