Fallen angel, close your eyes

Вы когда-нибудь задумывались о том, что чувствует падший ангел? Каково его дальнейшее существование после того, как из него будто раскаленными клещами выдернули всё, что являло собой смысл жизни, покромсали чувства на маленькие кровоточащие кусочки, любовь ко всему живому превратили в лужу мерзкого черного дёгтя. Любовь к другому падшему ангелу унизили, втоптали в землю, превращая её в комок грязной высохшей глины. А затем... Затем скинули с белоснежного облака вниз, как верный друг, познав зависть, толкает тебя с крыши ночной высотки. Закрыли ту потрепанную страницу старой книги, где верный херувим всегда оставался верен Небесам. Азирафаэль с начала времён не мог познать чувство, что хранили в своих жженых сердцах падшие создания. Каково это — не чувствовать присутствия и заботы Всевышней? Не чувствовать потока любви, нежно обволакивающего всё твое нутро, когда ты видишь престарелую парочку на лавочке в старом Лондонском парке. Каково это — сгореть? Лететь вниз со скоростью, сравнимой разве что со скоростью света, беспомощно и безрезультатно пытаясь закрыться крыльями от горячего воздуха, запаха паленых перьев и своей участи. Горящими, плавящимися с каждой секундой крыльями. Каково это — терять крылья? Белоснежные, сравнимые с красотой лебедя, ангельские крылья, на перьях которых все еще дрожали прозрачные капли первого дождя. Словно раскаленный прут ввинчивают сначала под одну лопатку, поддевая кости, выворачивая наизнанку белоснежную красоту и выдирая её с корнем. Затем то же самое делают с остальными одиннадцатью крыльями, заставляя терять рассудок от нестерпимой боли и заменяя белоснежные перья угольными, неаккуратными, жжеными. Такова цена за то, что полюбил. Азирафаэль коснулся дрожащими, покрытыми сажей пальцами своего лица. Сил подняться на ноги не хватало. Не хватало их даже на то, чтобы поднять голову и оглянуться. Затуманенное сознание не давало в полной мере почувствовать весь момент, всю боль, что спустя минуты начинает протыкать всё изувеченное тело затупленными ножами. Он кричит, сжимая в пальцах уже не такие белоснежные кудри. Кричит нечеловеческим голосом, приводя в непригодность все радиоприборы в радиусе пары километров. Кричит, срывая свой голос до хрипоты, пытаясь унять боль во всём теле. Обхватывает себя руками, сидя на холодной земле, усыпанной медленно тлеющими перьями,и тихо, почти неслышно всхлипывает. Вы когда-нибудь задумывались, что чувствует падший ангел? После падения, когда невыносимая боль, сдавшись, медленно отползает в тень, лишь изредка показывая окровавленные клыки и огрызаясь, напоминая о себе. Когда всё, что ты можешь — зажмурившись, распластать жалкие, покрытые кровью, остатки крыльев на земле и воззвать к небесам. Когда единственным, что сорвется с сухих губ будет вопрос: — За что?.. - Мой ангел.. Он подходит сзади, почти неслышно ступая по выгоревшей земле, опускается на колени за спиной Азирафаэля. Слышен лишь тихий,изумленный вздох. Демон сжимает кулаки до крови, унимая в миг разбушевавшуюся, клокочущую ярость внутри от вида ангела. Его ангела. Падшего ради него. Музыкальные, дрожащие пальцы касаются изрубленных, изуродованных остатков некогда бывших белоснежными крыльев, почти невесомо проводят по многочисленным кровоточащим ранам. Демоны не владеют чудом исцеления. Им вообще не положено творить такие чудеса. Но он может. Всё что можно — уже нарушено. Плевать на Ад и Рай, их сгнившие законы, плевать на справедливость. Вся их справедливость сейчас перед его глазами — сломленная, падшая, покрытая коркой крови и невыносимой боли. Демон слышит задушенный всхлип и осторожно проводит кончиками пальцев до самого кончика махового пера, залечивая переломы и стирая засохшую кровь. Ангел (теперь ли?) все так же молчит, безвольно уронив руки по обе стороны от себя. И лишь его тихие вздохи дают демону понять, что тот еще с ним. — Я позабочусь о тебе, — тихо шепчет змей, продолжая залечивать раны своего ангела. Азирафаэль медленно, жмурясь от дискомфорта, сковывающего всё его тело, поворачивает голову, встречаясь с янтарным, полыхающим взглядом. Он замирает, наконец почувствовав, что той адской боли больше нет. Он видит в этом взгляде ярость, боль, навечно разделенную на двоих, и такую безграничную и всепоглощающую любовь, которую тщательно и наивно демон пытался скрывать все эти тысячелетия. Он видит там надежду.