По правилам фетиша

Гэвин не помнит, когда всё началось и перешло черту «ну сойдёт». Не помнит и того, как оказался сидящим в баре в обнимку с бутылкой и ловящим недвузначные похотливые взгляды парня через два стула от него. Но отчётливо помнит, почему так паршиво и тревожно на душе. Гэвин уже давно перестал задавать себе вопрос, на кой-черт он продолжает тащиться за ним. Возможно потому что Гэвин уже знает ответ. Знает, но даже себе признаться не позволяют гордость и ослиное упрямство. А ещё — страх. Тот самый липкий, обгладывающий внутренности, когда Рид впервые встретился с Ричардом взглядом — ледяным, презрительно-надменным, морозящим кровь и альвеолы лёгких. RК900 пугает. До той степени, что пальцы правой руки конвульсивно вздрагивают и тянутся к оружию, когда Ричард оказывается непозволительно близко. Когда ненавязчиво касается плеча. Когда вжимает в стену, впивается звериным поцелуем и рычит угрожающе, если Гэвин пытается рваться из крепкой хватки. Гэвин Рид никогда не признается даже себе, что саднящие укусы под плотной тканью одежды — след его собственных желаний. Но Гэвин не всадил в лоб Ричарда пулю лишь по одной причине — он привык. Привык к этому постоянному присутствию совершенной, по его меркам, машины, к молчаливому принятию Гэвина со стороны андроида, даже к чёртову «Вы в порядке, Детектив?». И дело было уже давно не в повышении, хоть Гэвин и продолжал себя уверять, что именно из-за этого он терпит грёбаную консервную банку. Самокопание было его не самой лучшей стороной. А если принять всё как временное стечение обстоятельств, то жить становится легче. К такому выводу пришел Гэвин, опрокидывая в себя виски меньше часа назад, и был полностью в нём уверен. Ровно до того момента, как почувствовал ледяное прикосновение к плечу, а после — к затылку, кончиками пальцев. Мысль: «И здесь, блять, нашёл», — вспыхивает фитилем динамита и гаснет, потухнув у самого корня. Сил посылать Ричарда на хуй их андроидного бога нет от слова «совсем», поэтому Гэвин, не поднимая головы, лишь брезгливо морщится и опрокидывает в себя остатки нагревшегося от вспотевшей ладони виски. RK900 чутко улавливает явно не трезвое состояние детектива, но делать ему поблажек не спешит, произнося ровно и у самого уха, чтобы в голове зазвенело бьющимся стеклом: — Я пришёл за Вами, детектив Рид. Выглядите не лучшим образом. — Какое тебе дело до того, как я выгляжу в нерабочее время? Гэвин не ждёт ответа, и вообще сейчас ему все равно, что скажет на это андроид. Сознание тянет куда-то за пределы комнаты, а мерзкое напряжение в желудке вновь заменяет разливающееся тепло алкоголя. Гэвину абсолютно не хочется разбираться в сложившейся ситуации. Лишь бы остаться наедине с собой, грёбаной отчуждённостью и ни о чём не думать. — Прямое, детектив, так как я обязан сопровождать Вас и не допускать сбоев в Вашей жизнедеятельности, которые могут привести к снижению продуктивности, — так блядски раздражающе произносит Ричард, всё ещё не отпуская плеча детектива и ощущая ладонью, как он вздрагивает от такого ненавистного ему роботического монолога. Рид чуть поворачивает голову и глядит исподлобья пьяным туманом в глазах, и Ричард понимает чётко: здесь они пробудут не больше пяти минут. «Как няньку приставили.» Смысла бороться или прогонять андроида нет. Но Гэвин решает для себя, что покинет это заведение с Ричардом лишь в стельку пьяным, и тянется за следующей рюмкой. Чего детектив не ожидал, так это того, что в край потерявшийся в мировой иерархии андроид перехватит его руку и сожмёт запястье почти до боли. — Я бы не рекомендовал Вам больше пить сегодня. Вы без пяти минут клиент унитаза, и мне не хотелось бы тащить Вас домой воняющим собственной блевотиной. — Не смей мне дерзить на людях, блядская машина. Боль в запястье Гэвин ощущает смутно, но на долю мгновения его злость и раздражение вспыхивают симбиозом зажженной спички, которых хватает ровно настолько, чтобы резко подняться и, не вырывая руки, упереться мутным, но едким взглядом в бесстрастное лицо Ричарда. Несколько посетителей бара, как и сам его хозяин, настороженно оглядываются на Гэвина и его андроида, но Риду откровенно плевать. Алкоголь глушит эмоции, но злость ощущается физически остро — разъебать хочется не только стакан в руке, но и наглую морду перед ним, обладатель которой посмел в один из немногочисленных свободных вечеров испортить приятное времяпровождение с выпивкой. Ричард также замечает взгляды на себе, но предпринимать что-либо пока не спешит, ожидая реакции детектива. Казалось, этот вечер не мог быть испорчен ещё больше. Но резко подступившая к горлу тошнота дала знать, что может. Сорваться с места ему не позволяет  сорокакилограммовая глыба железа, пластика и стекла, так неудачно перекрывающая ему путь. Дерзости отпихнуть Ричарда в сторону помогает все еще не остывший запал злости и досады. На удивление, андроид не продолжает его держать и дает Гэвину на нетвёрдых ногах дойти до двери туалета, все так же игнорируя с десяток провожающих вслед взглядов посетителей. Когда Рид скрывается за дверью сортира, Ричард разворачивается на каблуках туфель и следует за ним, мастерски игнорируя косые взгляды и фразы «ну даёт» и «грёбаный андроид». Зайдя в провонявшую и затхлую уборную, RK900 не находит взглядом Гэвина, но слышит возню за дверью ближайшей кабинки. Злость окончательно потухла, оставив после себя сухое и колкое раздражение. Абсолютно точно RK был виноват в том, что Гэвину приходилось шататься по дрянным барам и блевать в толчке одного из них вместо того, чтобы проводить вечер своего выходного дома, с банкой холодного пива, матеря начальника и наконец-то позволяя себе расслабиться за просмотром какого-нибудь боевика. С появлением в его жизни Ричарда, как бы прискорбно это ни звучало, о подобном времяпровождении смело можно было забыть. Ричард, мать его, имеет непревзойдённый талант к пересиранию жизней, а в особенности — жизни Гэвина Рида. Гэвин держится за край кабинки, рычит, проклиная это гребанное заведение, и огрызается, стоит только Ричарду озвучить свое сучарское: — Вы в порядке, детектив? «Я, блять, в порядке, — думает Гэвин, выблевывая желчь из себя вперемешку с паршивым виски. — Лучше, нахуй, не бывает.» Его мутит слишком сильно для того, кто выпил лишь полбутылки. Раньше крепче был. А ещё мысли одна за другую цепляются слабо, и озвученные минуту назад слова вспомнить уже сложно. Гэвин вытирает рот тыльной стороной ладони, а другой рвано ерошит взмокшие в душном баре волосы. — Просто прекрасно. — Вы лжёте, детектив, — Ричард стелит мёдом каждое слово, но лезвием проходящееся по грудной клетке и нервным сплетениям. Тяжёлый запах блевотины и палёного алкоголя окутывает, пропитывает одежду и пробивается к костям, отчего становится чуть сильнее, чем просто паршиво. За обветшалой дверцей кабинки сортира слышится надсадное дыхание Гэвина, и Ричарду хочется выломать её к чертям. Но выламывать не приходится. Проигнорировав реплику андроида, Рид, склонившись над унитазом в последний раз, самозабвенно отправляет всю эту вечернюю дрянь вместе со сливом, размашисто толкая дверь и окуная голову под холодную струю воды у ближайшей раковины. Все это отрезвляет не хуже ртутного взгляда стеклянных глаз в спину, который Гэвин, к собственному удивлению, слишком легко научился не замечать или, в крайнем случае, игнорировать. RK900 совершенно бесшумный, абсолютно выбеленный и уж точно не вписывающийся в местный интерьер с преобладанием заплесневелой плитки. Приглушённый говор из бара монотонно затекает в слуховой модуль, но андроид не обращает на это внимания. Он молча наблюдает за тем, как чуть пошатывающийся детектив со злостью хлещет ледяную воду из-под крана, и подходит ближе. Совершенно внезапно для Гэвина касается чужой поясницы и чувствует, как под пальцами вздрогнули, напрягшись, мышцы. — Руки нахуй убрал, — рычит Гэвин, глядя исподлобья в мутное отражение Ричарда в зеркале перед собой. В стеклянных глазах андроида он видит знакомый и не предвещающий ничего хорошего огонек, и лишь воспаленное алкоголем сознание тормозит реакцию Гэвина. Ричард прямого приказа ослушивается и тут же смахивает всплывший перед глазами программный сбой. На его лице отчётливо читается угроза, и у Гэвина что-то обрывается внутри, когда андроид прижимается к нему сзади резким движением и вжимает в край раковины. «Блять», — думает Гэвин, рыпаясь в цепком захвате. Он знает, что теперь сопротивляться нет смысла, как и не было до этого, но он давно себе постановил, что добровольно не отдастся этой ёбнутой машине, как бы ему на самом деле ни хотелось. Знакомый липкий страх вызывает спазмы. Гэвин опирается руками о раковину и лишь мимолетом замечает, как они дрожат, цепляясь за края. Андроид замечает это намного раньше и склабится ужасающе. Знает всеми трубками в голове, что у Гэвина на него стоит, но в этом он никогда не признается и будет рваться до самого конца. Но это чертовски заводит — пресекание силы, унижение и подчинение, особенно такого человека, как Гэвин Рид. Его хочется сломать по мелким косточкам, тотально уничтожить даже мысль в его голове, что он может что-то изменить. Что может сопротивляться и не подчиняться. Ричард поднимает руки выше, грубо и с нажимом оглаживая поджарые бока, ловя кончиками пальцев крупную дрожь и наслаждаясь своей властью над детективом. Склоняется ниже и проводит кончиком носа по изгибу шеи, отчего детектив в его руках снова дёргается и что-то шипит. Тириумный насос качает голубую кровь с удвоенной силой, и Ричард захлёбывается как в первый раз мыслью, что он сильнее и что обладает тем, кого может усмирить только он один.  — Ну же, детектив, не противьтесь своим желаниям. Даже если нас поймают — что Вам до того? Вам всегда было безразлично мнение окружающих. И… — RK900 прикрывает глаза и наслаждается звуком стучащего в висках тириума. Языком проводит совершенно неожиданно, широко и влажно. — И не правда ли, что вам нравится трахаться в подобных местах? — андроид чувствует датчиками на бледных пальцах, как вздрагивает каждый миллиметр человеческого тела. — Я уже дважды имел удовольствие слышать, как в кабинке сортира участка Вас имел офицер Крис Миллер и называл, дословно, «грязной сукой», — Ричард гадко улыбается, видя в отражении засмальцованного зеркала побагровевшее от алкоголя и стыда лицо детектива. Прикрывает глаза, чувствуя гудение насоса в висках, и склоняется к такому же красному уху Гэвина. — Может, мне тоже Вас так называть? И Гэвина срывает. Срывает резко, бросая из одной крайности в совершенно другую. Срывает до дрожи в подгибающихся коленях, до резкого оборота, до сбитого дыхания почти в самые губы Ричарда, до непозволительной мысли снова совершить ту же самую ошибку. Рид поднимает взгляд, скользя им по лицу андроида с идеально точеными чертами, улавливая даже в расположении родинок четкую закономерность, и встречается с его взглядом. Глаза в глаза. Как бы Гэвин хотел разбить эти две стеклянные призмы и вырвать из глазниц Ричарда путы проводов и микросхем. За дверью льётся баритон певца из колонок, а они в отражении надтреснутого зеркала выглядят до безобразия гротескно. Ричард подхватывает детектива под бёдра и поднимает его так легко, что Гэвин находит место в сознании, чтобы этому удивиться. Но в следующий миг RK900 грубо вжимает Рида в стену возле раковины, отчего он больно бьётся затылком в грязный кафель и глухо стонет. Ричард держит его на весу, вылизывая открытую шею, как преданная собака. А после, вдоволь наигравшись, впивается острыми клыками чуть выше переката плеча. От острой боли Гэвин жмурится и тихо шипит проклятия, цепляется непослушными руками за рукава киберлайфовского пиджака до тех пор, пока его не затыкают болезненным, но от этого не менее крышесносным подобием поцелуя. Ричард обращается с Гэвином, как со своей собственностью. Будто все должно быть именно так, а не наоборот. Для Гэвина это настолько противоестественно и унизительно — трахаться с ёбаным роботом-садистом, и быть при этом нижним, — что даже сейчас, даже в этот момент он все ещё пытается бороться, игнорируя дикое возбуждение. Но Ричард видит и знает точно: его хотят, и хотят одурительно сильно. Он на корню обрубает любые попытки отстраниться и, придерживая Гэвина одной рукой и подставив колено, тянется к его брючному ремню. Гэвин дергает бедрами и сипло выдыхает: — Блять… Нас увидят, Рич. Но андроид говорил, что Гэвину абсолютно безразлично чужое мнение, и он был прав. Детектив лишь предпринимал последнюю попытку с несуществующим шансом остановить всё это. И наверняка благодарил кибербога, что у него не получилось. И как только звук расстёгнутой бляшки ремня рикошетом отражается в его сознании, Гэвин понимает, что протяни Ричард ещё на пару секунд дольше — и он просто сойдёт с ума, растекаясь абстрактной субстанцией по холодному кафелю вечность, заключенную в паре мгновений. Воздуха в лёгких определённо не хватает, а риск быть пойманными разжигает в крови адреналин и желание. Ричард, этот сукин сын, медлит специально. Дразнит и оттягивает удовольствие, удовлетворяя свои садистские желания. Он толкается бёдрами ближе, и Гэвин снова пытается не сорваться. Ричарду приходится опустить Рида на ноги, дабы было удобнее, а Гэвин с трудом держится прямо, твёрдо цепляется за чужие плечи и ищет опоры, словно боится упасть. Пусть и знает, что RK900 этого никогда не допустит. Андроид не отвлекается на нежность и аккуратность, а грубо сдергивает брюки до середины бедра. Стоящий член выделяется под тонкой тканью трусов, и Ричард накрывает его ладонью. Гэвина трясет, Гэвин словно в лихорадке, судорожно отзывается на каждое грёбанное прикосновение. Хотеть кого-то так сильно и одновременно отторгать. Его буквально разрывает на части антитезой эмоций, он готов умолять Ричарда прекратить медлить, но вместо этого прикусывает саднящую губу и, чёрт возьми, приглушенно скулит, ловя на себе взгляд горящих ледяными языками холодного пламени глаз, вторящих миганию диода. Гэвин плавится, поддаваясь прикосновению, уже не имея ни возможности, ни желания отстраниться. Понимает, что сам, сам, чёрт возьми, невербально просит его об этом. Своими действиями и откликом на каждое, даже мимолётное и случайное прикосновение. Андроид дразнит его умело и со вкусом, проводит рукой вверх от паха и забирается рукой под приставшую к разгорячённому телу кофту. Под пластиковыми пальцами перекатываются мышцы, судорожно сокращаясь, и мелкие боевые шрамы дразнят рецепторы на подушечках, заводят. Ричард позволяет себе на несколько секунд отвлечься, прислушиваясь к шуму за дверью, тяжёлому дыханию Гэвина сквозь стиснутые зубы и собственным ощущениям. Импульсы тириумного насоса приятно отдают во всём теле. Он замечает отстранённо, как агонично мерцает турмалином диод на виске. — Детектив, откройте рот, — внезапно раздаётся в глухой полутишине, но до Гэвина слова долетают издалека и почти теряют смысл. Он замыленным взглядом упирается в спокойное лицо Ричарда, которого выдают только горящие адским пламенем стеклянные глаза. Но разобрать неожиданно прозвучавшую фразу Гэвин не успевает — до этого лишь дразнящие прикосновения под кофтой неожиданно приобретают более агрессивный характер, оставляя умосводящие царапины вдоль поджатого живота к ребрам, заставляя Рида раскрыть рот в жадном и порывистом глотке воздуха, смешанным с хрипотцой. Ричард пользуется этой оплошностью тут же: пальцами одной руки проникает в горячий рот. Гэвина будто пробивает током, когда андроид проводит своими холодными и неживыми пальцами по острым клыкам, ребристому нёбу и давит на язык. Паника в глазах Рида забавляет его. RK ухмыляется и плавным движением проталкивает пальцы глубже, чувствуя на них горячий язык. — Вам ведь так нравится отсасывать, детектив, — вкрадчиво произносит андроид, наклонившись к самому уху, — так что же сейчас халтурите? «Сукин сын», — хочет прошипеть Гэвин, ничуть не имея какого-либо права выбора и не ощущая сейчас ничего, кроме тупой похоти, заглушающей остатки встрепенувшейся гордости. Низость тембра голоса буквально опаляет ухо, и даже несмотря на тщетность своего положения, Гэвин продолжает трепыхаться пойманной в ладони птахой, промычав протестующий и красноречивый посыл куда подальше. Такая попытка протеста Ричарда смешит. Глупый человек, возомнивший себя доминирующим существом. И как приятно это человеческое высокомерие ломать, уничтожать и стирать в пыль, оставляя за собой лишь приказ подчинения. Гэвин противится и откровенно нарывается, проводя языком по фалангам медленно и нехотя, поэтому Ричард сам вдалбывается во всю глубину, трахая чужой рот и вырывая из глотки надсадные хрипы. Это — услада для его ушей, высшая мера наслаждения. Ричард опускает взгляд и замечает на трусах капельку предэякулянта. Игриво косится на Рида и ловко запускает руку за резинку, сжимает пульсирующую горячую плоть и тягуче медленно проводит вдоль всего ствола. От таких действий приглушенные хрипы Гэвина сменяются на сдавленный стон, а он уже, ни черта не сдерживаясь, толкается бедрами навстречу, вбирая в рот чужие пальцы. Ни одна вменяемая мысль не связывается с другой в гудящей голове, лишь поток неозвученных вслух желаний, которые, Гэвин уверен, Ричард считывает, словно с абсолютно открытой книги. Теплая рука двигается болезненно медленно, заставляя прижатого к холодной стене Рида прогибаться в судорожно-жадном порыве, вторившем где-то под коркой мозга своим «ещё ещё ещё». Он об этом обязательно пожалеет. Но ему понравится. И Гэвин, черт возьми, отдаётся этой идее, смаргивая капли злых слёз с уголков глаз. В вязком, отяжелевшем воздухе, сквозь вырывающиеся из глотки стоны Ричард слышит неразборчивое: «Сука, сука, ненавижу тебя…». Эти слова больно врезаются в слуховые модули, словно ядовитое лезвие. Но RK900 плевать, ведь он знает: это не больше, чем хорошая игра на публику, и Гэвин актёр не промах. Внезапно дверь уборной чуть приоткрывается, впуская в помещение запах алкоголя и обрывки попсовой музыки. Рида пробирает дрожь по всему телу, а в глазах плещется янтарно-чистый ужас, от вида которого Ричарда ведёт пуще прежнего. Он не поворачивает головы в сторону нежеланного гостя, но отчётливо слышит, как дверь снова захлопывается, и, что удивительно, с обратной стороны. Какие-то секунды между ними висит напряжённое молчание, в котором Ричард ловит каждым датчиком сбитое, до одури горячее дыхание Рида на своих пальцах. И он наконец вынимает их под убийственным взглядом Гэвина. И Гэвин, забывшись на мгновение, невольно тянется за ними, прежде чем абсолютно точно протрезветь от ужаса, слыша в повисшей между ними тишине бешеные удары своего сердца и сбитое гудение тириумного насоса напротив. Страх, несомненно, завёл человека и андроида чуть ли не до самого края, и Гэвин так же позволил бы трахать себя руками, если бы не осознание, что его, блять, застали в таком унизительном положении. Зажатого между раковиной и исписанной телефонными номерами и всякой дрянью туалетной кабинкой. С одурительно горячими пальцами Ричарда в глотке и такими же на его члене. Гэвину это настолько надламывает собственную самооценку, что он грубо пытается отпихнуть андроида, максимально отстраниться от него, будто это что-то сможет изменить.  — Ты, блядь, к херам девиантнулся, грёбаная машина. Ты понимаешь, что только что могло произойти?! — Но не произошло ведь, — лукаво улыбается Ричард. Он снисходительно осматривает разгоряченного, со сбитым дыханием и лихорадочным блеском в глазах человека, и, кажется, вот-вот готов получить девиацию снова. Задней мыслью осознаёт, что положение он выбрал не совсем удачное, и, пользуясь замешательством Гэвина, рывком переворачивает его и прижимает всем телом к грязному кафелю. Рид успевает разве что в очередной раз протестующе дёрнуться, но андроид зря времени не теряет. Гэвин напряжённо замирает, чувствуя прохладные пальцы, касающиеся прохода. Внутри всё привычно предвкушающе обрывается и выбивает из лёгких весь воздух. Пальцами второй руки Ричард снова обхватывает сочащийся предэякулянтом член и делает несколько ритмичных движений. Чувствует скином, что Гэвин, как похотливая девица, уже почти дошёл до края. Но RK900 не хочет заканчивать так быстро.  …Он входит сразу двумя пальцами и растягивает медленно, но проникая глубоко и касаясь простаты. Тело под ним дрожит от невысказанного, животного желания, а из осипшей глотки вырывается надсадный хрип, и он больше не может сдерживаться. Ричард убирает руку с члена, срывая глухой выдох и тихий мат, и расстёгивает свои брюки. Третий палец входит туго и болезненно, но Риду, кажется, эта боль приходится по душе. Ему сносит крышу абсолютно и безвозвратно. И Гэвин в данный момент ненавидел бы себя за то, с каким болезненным желанием его тело отзывается на движения Ричарда, если бы все эти мысли мгновенно не покинули его голову. С полузадушенным всхлипом и закусанной губой Гэвин принимает в себя пальцы, чуть ли не самостоятельно насаживаясь на них. Шершавая кафельная плитка царапает щеку, и, господи боже, всё, что он только сейчас ощущает всем своим существом — он хочет его. Хочет до грёбаного мозга костей, до сбитого дыхания, до тягуче-острой боли и ощущения власти над собой. Гэвин-чертов-Рид, ты возненавидишь потом себя за это. До абсолютной крайности и сбитых в кровь костяшек ты будешь проклинать себя за то, что захотел этого. Что сейчас ты совсем не сопротивляешься, хотя твои руки уже свободны. Что вместо очередной попытки отдать Ричарду приказ прекратить, ты жадно глотаешь воздух, хрипло постанывая на выдохе в такт с агрессивными толчками. Гэвин не раз упоминал, что Ричард самый настоящий садист и извращенец. RK900 знает и понимает это каждым нейроном, но  лишь сейчас может доказать правдивость этих слов. В капельках пота на виске Рида отражаются и придают антуража алые отблески диода. Гэвин, наверное, не знает, что настолько блядски красив в этот момент, что крышу сорвало давно и не один раз. Дразня, Ричард в последний раз толкается пальцами как можно глубже, а после вытаскивает с хлюпающим противным звуком и на скорую размазывает слюну по своему члену. Детектив не успевает опомниться, как пластиковая головка касается растянутого прохода и входит до половины легко и приятно. В программе летит всё, что ещё было цело, и разбивается где-то на задворках сознания снопом искр крышесносных ощущений. Он целует Рида в загривок, сжимает влажные волосы в пальцах, с которых скин сходит раз через раз, и наслаждается каждым звуком со стороны человека. Голос Гэвина — услада для его слухового модуля, который рябью звуковых волн идёт, когда Рид стонет во весь голос, не сдерживаясь. И лишь потому, что сейчас ему уже абсолютно всё равно, застанет ли их кто-нибудь. Да хоть весь Детройт — Рида это уже не остановит. Лишь только быть здесь и сейчас с Ричардом, чувствовать его прикосновения, его сухие поцелуи, его пальцы и член внутри себя. Лишь бы зацикливать этот момент на повторе, растягивая его в бесконечность. RK держит его сильной, почти ломающей кости хваткой, и Гэвин не решается опустить руку и довести себя до оргазма раньше. И он полностью отдается ему, сгорая от желания и выстанывая «быстрее блять блять блять», хоть ему и казалось, что он совсем утратил способность сейчас внятно произносить что-то. Пара последних, словно издевательски неспешных толчков, вызывают по всему напрягшемуся телу мучительно-сладостную судорогу, которая заставляет человека коротко вскрикнуть и до крови прокусить губу, прогибаясь в спине и запрокидывая назад голову. Ричард запускает пальцы во взмокшие и разлохмаченные волосы, тянет назад до болезненного хрипа из чужой глотки и тихого хруста шейных позвонков. Прижимает Гэвина к кафелю всей грудью, отчего тот не может сделать нормального глотка воздуха. Вдруг андроид останавливается, сделав пару совсем медленных и тягучих толчков. Он проводит пальцами по выступающим рёбрам и мускулистой спине, собирая напряжение и силу самыми кончиками. Ведёт носом невесомо вдоль позвоночника и ощущает, как Гэвин нетерпеливо сам пытается двигаться, доведённый до самого края, но Ричард его останавливает: кладёт руку на поясницу, а другой чуть сильнее сжимает волосы. Проводит носом от загривка до шеи, касается скулы и проводит по ней влажным языком. Его горячий и такой громкий шёпот на ухо вызывает у Рида табун мурашек и очередную волну сладостного, но не дающего кончить, возбуждения: — Попросите хорошо, чтобы я помог Вам кончить, детектив. Детектив дрожит, тяжело дышит и слизывает кровь с обкусанных губ. Невыносимо медленные, отвратительно не удовлетворяющие, легкие покачивая бедрами Ричарда взад-вперед бросают его в жар, пробивая на умоляющий скулеж. Гэвин готов просить, умолять его, и Ричард прекрасно знает это, с упоением наблюдая за колебаниями своего детектива. — Да пошёл ты, — вместо этого брызжет ядом. Тихая злоба за то, что Ричард с такой легкостью смог пробить всю его защиту, сдернуть маску презрения и яда, обнажить нечто настолько личное и не доступное для других, глушит всё остальное, из чего он создан. И Гэвин возненавидел бы его за это… Если бы не ждал. Ричард тянет за волосы ощутимо сильнее, почти вырывая их, и одними губами шепчет: — Не совсем так. Но я терпелив, подожду, сколько надо. А вот как Вы?.. Сейчас нужные слова в голове подбираются невыносимо тяжело, но андроид никуда не спешит и не торопит его, подцепляя зубами мочку уха. Мысли поддаются анализу тяжело, озвучить их кажется чем-то нереальным. Затуманенным взглядом он смотрит в потолок, моргая несколько раз, и наконец выдавливает сорванным голосом, прикрыв глаза: — Прошу… Сдал-лай это. Помоги мне… Ричи. Андроид скалится почти ужасающе, и слава богам, что Рид этого не видит. Он с гортанным рыком впивается в шею Гэвина чуть ниже кромки волос и оставляет яркий след от острых зубов. Человек вскрикивает от неожиданности и крупно вздрагивает, болезненно стонет. И срывается почти на скулёж, когда Ричард наконец-то продолжает двигаться. Андроид чувствует, как каждым миллиметром Гэвин ощущает его, отзывается на ласку пальцев в своих волосах. Как кожа спины, испещренная мелкими боевыми шрамами, под ладонью RK900 плавится раскалённым металлом, но требует ещё и ещё. И Ричард даёт. Он перемещает руки на бока, вцепляется до боли в тазовые кости и оставляет белёсые следы. Двигается глубоко и быстро, почти срываясь на звериное бешенство, и подчистую выбивает из Рида любую связную мысль, позволяя только чувствовать телом. Когда человек тянется ладонью к своему члену, болезненно отдающему накалившимся возбуждением, RK900 грубо хватает его за запястье, только одним этим жестом ставя перед фактом, что он сможет кончить только от члена в своей заднице. И Риду не остаётся ничего, кроме как болезненно зажмуриться, выдыхая задушенные стоны. Он кончает совсем скоро, всего после нескольких особо глубоких и сильных толчков. Перед глазами рябит снопом несуразных пятен, и звуки и всё вокруг отключается на слишком долгие мгновения. Гэвин жмурится и кричит в прижатую ко рту до побеления ладонь, чувствует почти непосильную слабость, и на периферии сознания думает, что вот-вот свалится на грязный пол. Но Ричард, выходя из него, продолжает крепко прижимать детектива к стене, смахивая сотни системных сбоев перед глазами и пытаясь успокоить тириумный насос, разошедшийся не на шутку. RK чувствует, как сильно дрожит человек, упираясь в стену лбом и шумно дыша сквозь стиснутые зубы. И моргает совсем удивлённо, когда Рид вяло пытается его отпихнуть. — Свали нахер, консервная банка, — рычит Гэвин тихо и рвётся сильнее, пытаясь как можно быстрее подтянуть приспущенные брюки. — Свали! На его удивление, Ричард слушается приказа и медленно отходит назад, будто боится, что Рид всё ещё может упасть. Детектив, пошатнувшись и заточившись на бок, с трудом встаёт ровно и тут же вылетает из уборной, и, судя по крикам свалить с дороги, из бара. Ричард смотрит на закрывшуюся за Гэвином дверь и неспеша застёгивает собственные брюки. Тириумный насос почти не гудит, а системные ошибки перестают выскакивать так часто и в большом количестве. Андроид переводит взгляд на своё мутное отражение в грязном зеркале. Смотрит в свои же неживые глаза и понимает, что, в общем-то, врать на благо не совсем уж плохо. И на чьё благо — не очень важно. И отдавать самому себе приказы следить за Гэвином в нерабочее время для «его же безопасности» было не такой уж вшивой идеей, как казалось изначально.