Посмертный абсурд

Человек состоит из воды. Человек состоит из беды. И там, глубоко внутри, одною своею частью, человек состоит из счастья. Но об этом не говорит. Мария Махова

Чжао Синь Цы казалось, что солнце ушло из города Дракона окончательно. Юн Лань со свойственной ему беспечностью утащил дневное светило с собой, ни грамма не позаботившись о тех, кого оставил позади. «Я защищу своих людей.» И в глазах сумасшедшим водоворотом закручивалась стальная решимость, нелепое безрассудство, сиюминутный всплеск необоснованного упрямства, который — Синь Цы знал — не опадет мягкой морской волной, а застынет горным пиком, мраморным монументом, не сдвинешь, не переубедишь. Синь Цы такое уже видел и потерял. Жизни свойственны цикличные сценарии.  — Я говорил тебе. Материн сын. Твой план изначально не был адекватен действительности. Голос Чжан Ши окружал со всех сторон, звучал одновременно в обоих ушах, в голове, в сердце. Синь Цы только поморщился. Он не желал его слышать с той же с силой, с какой не хотел загонять его далеко в глубины подсознания, чтобы заткнуть. Возможно, впервые в жизни Чжао Синь Цы испугался одиночества.  — Я думал, что он хоть чему-то научился за эти годы. Повзрослел. А он, оказывается, стал только хуже. Больше трех месяцев назад они вдвоем стояли у одного надгробия. И разговаривали. Спокойно. Что в практике их отношений буквально случай, достойный отметки в календаре. Возможно, у Юн Ланя всего лишь было хорошее настроение, возможно, ему просто была нужна любая информация о проклятом Фонаре, и он, освоив технику поведения в чиновничьих кругах, терпел. Синь Цы попеременно с Чжан Ши сгущал краски насколько мог, повествуя о фитиле и вечности страданий ни за что.  — И найдется же такой придурок, а, — махнул тогда рукой Юн Лань, по-видимому, сделав в голове все нужные пометки. Правильные пометки, как надеялся Синь Цы. Передав поводья Чжан Ши, он думал лишь о том, что «придурка» не надо искать. Он уже нашел, привел. Опять сделал за этого неблагодарного засранца всю самую сложную работу. Просто бери и пользуйся. Юн Лань же снова ничего не понял. Юн Лань вообще ничего не умел делать просто, ему обязательно нужен был какой-нибудь эффектный выверт. Вот. Вывернулся. Теперь Чжао Синь Цы стоял один перед двумя надгробиями. В голове всплыла ссора больше чем двадцатилетней давности. Си Шэнь при всей горячности характера довольно редко злилась на него по-настоящему. Может быть, всего раза три за все время их знакомства и совместной жизни. В остальном просто журила, ворчала и беззлобно фыркала. «Ты не создан ни для семьи, ни для любви, Чжао Синь Цы. Но я благодарна богам, что они соединили наши судьбы, потому что в будущем я не совершу второй такой же ошибки. И если ты, черт подери, наконец не прозреешь, я заберу Юн Ланя и уйду. А если ты попытаешься встать на моем пути, то, небеса мне свидетели, я убью тебя». Она не кричала, говорила очень спокойно, параллельно раскладывая палочки для еды, а потом вышла в коридор и позвала сидевшего за домашним заданием сына обедать. Синь Цы не придумал тогда, что ей ответить. Си Шэнь, вопреки своим словам, никуда не ушла. Синь Цы вспоминал этот монолог-предупреждение настолько часто, что давно уже понял, какого ответа она ждала. Он должен был отпустить ее, сказать, что двери открыты, что он не будет препятствовать. Итог известен. Си Шэнь не смогла исполнить угрозы, все-таки любила его, надеялась, а он не смог защитить. И сейчас это мерзко, сложно и тяжело признавать, но Юн Лань обошел его. Он свое обещание выполнил. Все, кто был жив в его отделе, остались живы. Когда резчик не так давно спросил Синь Цы о дополнительных гравировках, — изначально спецотдел предложил взять похоронные хлопоты на себя, но Синь Цы отказался, и возразить ему никто не посмел, — он, наверное, целую минуту молча пялился на то, что в скором времени должно было превратиться в последнее пристанище памяти о его сыне. Холодное и серое. Так непохожее на вечно беспокойного мальчишку.  — Ну, может быть, что-то стандартное, — попытался подсказать резчик. — Кем вам приходился покойный? «Хороший коллега», «дорогой племянник», «любимый сын»? На последнем Синь Цы едва ли не впервые в жизни чуть не уронил все свои доспехи стального спокойствия. По простой причине — больше не для кого было их держать. Партию вовремя перенял Чжан Ши.  — Не нужно ничего подобного. Просто «Хранитель». Резчик понимающе закивал, сделал несколько пометок на бумаге и, прикрепив листок к бездушному куску камня, поманил Синь Цы прочь из мастерской в приемную для оплаты.  — Прости меня, — никогда не разговаривал на кладбище, никогда не обращался к ее могиле, обычно даже не задерживался дольше пяти минут, потому что не мог долго терпеть груз собственной ошибки. «Ты останешься один, Чжао Синь Цы.» Все, что напророчила, все сбылось. Си Шэнь ушла и забрала Юн Ланя с собой. И виноват в этом только Синь Цы, которому не хватило смелости преступить глупые принципы и бороться за то, что дорого, до самого конца.

_______________

Тело опустилось на серые плиты абсолютно бесшумно. Колени не стукнулись о твердый камень, и никакого глухого удара не последовало. Возможно, мозг, лихорадочно соображавший, как, черт возьми, вывернуться из творящегося дерьма, просто отключил лишние чувства, сосредоточившись на одном лишь решении задачи. Белая тень с блядской улыбкой и знакомым-чужим лицом продолжала нести редкостную херню в духе отвратнейшего фильма, морщиться на котором начинаешь уже с заставки. Думал ли он в колледже, что занесет его в такой фильмец, да еще и по работе? Да ни в жизнь. Дальше стало только хуже. Выработанные годами инстинкты орали благим матом, но тормоза отказали в самый неподходящий момент. Его же учили, как обходиться с психами, когда от них зависит жизнь? Правила поведения при захвате в заложники. Четырнадцать основных пунктов. Тысячи проигранных сценариев перед аттестацией. Главная цель — выжить. Главное правило — не провоцировать. Не провоцировать, блядь! А ты что делаешь?! Заткнись! А что он делал, стало понятно после. Пробовал защитить единственным способом, доступным привязанному к столбу человеку, перетянуть одеяло на себя, переключить внимание психа, заставить забыть о втором хотя бы на время. Только впопыхах упустил одну важную вещь. Ключевую. Банальная тактическая ошибка. Не учел ебнутых личностных характеристик того, кого пытался спасти. Интересно, если бы в первую очередь постарался сберечь собственную шкуру, работал, так сказать, методом от противного, то, может быть, он бы остался жив? Чавкающий хруст пронзаемой плоти и треск ломающихся ребер переплелся с собственным голосом и болью, буквально расколовшую череп на двое.  — Юн Лань! Под веками мельтешило звездное небо, практически Млечный путь. Проще говоря, искры из глаз посыпались. Проснулся. Поясницей ощущалась холодная стена. Чьи-то пальцы осторожно скользнули в волосы, легко прошлись по затылку. Он дернулся, уходя от прикосновения. Больно. Голова гудела. Вот умудрился же. Рука спустилась ниже на шею и в сторону — вдоль плеча.  — Я сейчас принесу что-нибудь холодное. Далеко собрался?! Вцепиться всеми конечностями получается уже на уровне инстинкта самосохранения. Отсутствующего, как скажут многие, но тем не менее. Над головой раздался вздох, к которому замучаешься подбирать удовлетворительное описание. Что-то среднее между смиренным принятием непростых обстоятельств и «ну еб твою мать!». Юн Лань усмехнулся в темноту собственным мыслям, успокаивая чуть сбитое дыхание, и теснее прижался лбом к ключицам напротив. Минут пять, и его отпустит. Должно, по крайне мере. А вот первый раз был пиздец. И это еще очень мягко сказано. По долгу службы ему пару раз приходилось иметь дело с личностями нервными, которых в процессе допроса швыряло из смеха в слезы и так по кругу каждые секунд тридцать. Нервотрепка получалась обоюдная и бессмысленная. Добиться чего-то толкового от таких граждан никогда не удавалось. Юн Лань из-за потраченного времени бесился и подчиненных гонял с удвоенным садизмом, пока не получалось выкопать что-то, что можно было классифицировать, как дело двигающее. Но он никогда не думал, даже в самых бредовых фантазиях предположить не мог, что сам станет жертвой такой же херни. Для протокола ощущения у истерики странные и щекотные. Сперва Юн Лань ревел от страха, потому что слишком цельная картина развернулась перед глазами, что, если трезво рассуждать, неудивительно, когда снится реальность, а не какой-нибудь паук размером с дом или чего там еще нормальные люди боятся? Потом захлебывался соплями уже от того, что грудь под руками была относительно теплая и целая, а дыхание — ровным, без хрипов, да и вообще от того, что оно просто было. Смех разбирал от самой ситуации, от слез, от всего разом, от осознания, что та реальность за гранью, что ее то ли не было вовсе, то ли была, но как-то изменилась?.. В общем, истерика — это прикольно, но точно не тот опыт, который Юн Ланю хотелось бы повторить, хотя бы из-за того же бледного утреннего Шэнь Вэя, у которого поперек высокого лба сверкала неоновая надпись: «ПТСР».  — Кошмар, — осторожно попытался объясниться Юн Лань, считывая во внимательных темных глазах программу собственной реабилитации, продуманную за время, которое он после эмоционального всплеска провалялся не во сне, а без сознания.  — О чем? О том, как я проебался. О твоей смерти от рук блядского братца. После второго раза Юн Лань чистосердечно во всем сознался, как чувствовал, что эта напасть станет систематической.  — Вот зажимаешь меня к стенке, дождешься, что я тебе как-нибудь нос разобью, — сам полез ощупывать шишку, болело жутко, но не тошнило, а значит, не сотряс.  — А если с краю будешь спать, то не разобьешь? Блядь.  — К тому же, это практично. Я раньше встаю, а у тебя очень чуткий сон.  — Долго там еще? До утра. Понимание с полумысли удобно позволяло не договаривать фразы.  — Часа три.  — Может, завтрак? Секс? Что угодно. В другое время, в другой реальности Юн Лань бы подскочил и за самые сладкие утренние часы нарушил бы скоростной режим на каждой улице города, возможно, несколько раз. Но теперь кто его отпустит? Таково нелегкое бремя постоянных отношений. Сам хотел.  — Вставать, чтобы через полчаса ты уснул на диване? Правду говорил. Был уже такой опыт.  — Спи. Ты обещал Да Цину, что приедешь завтра в Отдел. О, да. Обещал. Но это не значит, что собирался приехать. Старого доброго шефа Чжао не было год, а его детище превратили в такую хуйню, что ну хоть стой, хоть падай. Юн Лань только планомерно охреневал и матерился. Пусть в глубине души и понимал, что произошедшие перемены, если не придираться к деталям, вполне соответствовали текущей обстановке. Как бы печально это ни звучало для него и счастливо для остального мира, но у ССО, как у структурной единицы, больше не было работы. В прямом смысле. Дисинцы всем довольны, сидят у себя, хотя чисто теоретически и пролезть не могут. Пока не пролезали. Шэнь Вэй на вопросы об исправности некогда рабочих порталов и появлении новых лишь нервно щурился за стеклами и сообщал, что не может знать всего. Юн Лань сильно на него не наседал. Они так-то оба бултыхались в растерянности и пытались как-то ассимилироваться с новым окружением. Выходило переменно удачно у обоих. Притом у Шэнь Вэя как-то получше, а Юн Ланю мешало не то природное желание носом перекопать все непонятное и сделать это понятным и простым, не то воспоминания. События, которые легко можно было описать как сон, бред, фантазию и дальше по списку, но для него они были реальностью. Просто другой. Не этой. Не настоящей. Хотя… тут и начинались крупные сложности, потому что все они казались настоящими. Возможно, все и были. Как выяснилось в процессе, воспоминания Шэнь Вэя заканчивались на сделке и начинались с того, что он оказывался в своем университетском кабинете перед грохнувшейся в обморок бывшей коллегой. Для Юн Ланя между сделкой и пробуждением от холода у материного надгробия прошел будто бы с десяток каких-то других жизней. Которые на самом деле он бы с удовольствием забыл, потому что ни одна из них не была даже приблизительно счастливой, кроме вот этой. Настоящей. Настоящей ли? И вот именно поэтому Шэнь Вэю удалось без особых проблем влиться в наличествующую действительность. У него, в отличие от Юн Ланя, не было страха, что в один момент все может рухнуть, как карточный домик, обратиться следами на песке, уничтоженными приливной волной.

_______________

На нос шлепнулась здоровая холодная капля, Юн Лань, содрогнувшись, открыл глаза и закрыл обратно, увидев лишь разноцветные пятна в тумане. Зрение обрело четкость после полуминутной попытки проморгаться. В спину упирался острый край чего-то… надгробия. Шикарно.  — Чего тебе еще надо, тварь, свет дарящая? — проворчал он, предприняв относительно удачную попытку встать на затекшие ноги. Огляделся. Место знакомое до зубной боли, но вызывающее исключительно головную. Он являлся сюда исправно два раза в год, всегда с букетом пионов. Мама любила эти чертовы пионы. Весь их дом был в пионах. И если бы они торчали только в вазах… К чему он вообще про это сейчас вспомнил? Вторая капля ударила по затылку, еще пара — по плечам, а через секунду полыхнула молния, раскатился гром и хлынул самый настоящий ливень, но Юн Лань даже с места не сдвинулся: стоял именно что громом пораженный. Рядом с материным надгробием появилось еще одно. Чжао Юн Лань. Хранитель. …что?  — Знаешь, светящееся мудло, ты бы хоть немного границы уважал, а? — вопросил Юн Лань, запрокинув голову к серому небу. Молния расчертила особенно темную тучу. Капля хлопнулась прямо в глаз. Зарычав и по-собачьи встряхнувшись, он, ведомый любопытством, коснулся своего надгробия, чисто проверяя на иллюзорность и окружающее, и себя. Холодное, гладкое, мраморное. Довольно настоящее.  — У меня ахуеннейшая коллекция полуантикварного двухколесного транспорта и шикарная тачка, какого хрена я должен вечно шляться пешком? Возьми из моей головы хоть что-нибудь действительно полезное и пусти на улицы таксистов, — проворчал он, зябко застегнув плащ под горло и обхватив себя руками. Его настораживала излишняя свобода мысли. Обычно блядский Фонарь вытаскивал из его головы что-то, выворачивающее наизнанку (благо, вариантов у него было море, выбирай не хочу), и мурыжил на протяжении очередной жизни-существования. Невозможно было отвлечься ни на что другое. И, как правило, Юн Лань сразу понимал, о чем новый тяжкий кошмар. Пока же самым тяжелым были прилипшие к ногам джинсы, да скрип заледеневших пальцев по мокрой плащевке слегка подбешивал. Вверх по улице пронеслась черная хонда, окатив его брызгами из лужи, за ней — такси. Юн Лань охренел так, что забыл, как голосовать.  — Если ты мне сейчас телепортируешь мою машину, то я буду пиздец как благодарен и, может быть, прекращу ныть. В конце концов, ебать мне мозги — твоя работа и мой выбор во славу солнца в Дисине. Но, алло, такси — это прекрасно, а денег-то у меня нет! Окружающие настороженно реагируют, если случайный прохожий на их пути внезапно начинает громко разговаривать сам собой, вот и шедшая навстречу бабулька под зонтиком шарахнулась от него в сторону. Он лишь проводил ее задумчивым взглядом. Это тоже было в новинку. К черту, потом разберется. Зубы уже дробь отбивали. Следующее такси он всяко не пропустит, а там как-нибудь доболтается. Первый раз, что ли. Все дороги ведут в спецотдел. Тяжеленные двери из древесины, которая если не старше города, то улицы точно, исцарапанный побитый камень стен, заклеенные окна второго этажа, полторы ступеньки недокрыльца, об которые Юн Лань сбил носки не одной пары ботинок, — все это он толком сквозь заливаемое дождем окно не видел, но представлял очень живо. Дом. Внутри зимой дичайшая холодина, но в теплых цветах коричневой кожи дивана, дубовых столов и паркета, да еще и при обеспечении горячим чаем со стороны Лао Ли выживалось просто замечательно. Ли. Твою мать. Вот что ты выбрал на этот раз, бесполезный пережиток прошлого?  — Оплата?  — Черт, прошу прощения, бумажник в кабинете. Такая неловкая ситуация вышла. Начальство выгнало работать в поле, как-то замотался с осмотром, а коллеги забыли про меня и уехали. Все мои вещи остались в служебной машине. Подождете пару минут? Я бегом туда и обратно. Войдите в положение, пожалуйста, — взгляд самый честный, выражение лица самое страдальческое, улыбка виноватая-виноватая. Мужик на водительском сидении нахмурился, но кивнул, глядя в зеркало заднего вида:  — Мухой. Юн Лань резво выскочил из машины, перепрыгнул ступеньки и вцепился в дверную ручку. Вообще-то, здесь все давным-давно автоматизировано. Ну, как давным-давно, последние годы Юн Ланевского властвования. Ему еще в первые месяцы остохерело тягать эту тяжесть. Проблему решил довольно просто, быстро и эффективно. Скинул ее на Лин Цзина, пригрозил урезанием зарплаты, и вуаля. Суть — всего-то потянуть ручку под нужным углом, вниз и в сторону, дверь сама и откроется. Мужик, конечно, либо лох, либо новичок в уличном деле. Хотя понятия, в принципе, тождественные. По-хорошему ему следовало заблокировать двери, Юн Ланя оставить сидеть, и пусть бы деньги ему из здания вынесли. А даже при учете того, что телефон Юн Лань где-то потерял, можно было бы позвонить с телефона таксиста. Эх, всему учить этих людей. После мрачного сумрака улицы желтый электрический свет больно прошелся по зрачкам. Юн Лань прищурился. Дверь за ним захлопнулась. Около десяти пар глаз оторвались от своих бумажек и по-бараньи тупо на него уставились. Нельзя сказать, что Юн Лань смотрел в ответ с более презентабельным выражением лица. Что. За. Нах.  — Вы все кто? — внезапно нахлынуло дебильное чувство, какое бывает, когда дверью ошибаешься. А может, все проще? До старших, наконец, достучались, и они выделили новое здание. ССО переехал. Никакой мистики. Здоровенная бронзовая эмблема на стене подле часов максимально прозрачно иллюстрировала, что так просто Юн Ланю объяснить происходящее не удастся.  — Это ты, блядь, кто? — прозвучал резкий голос справа. — И как ты смеешь прикидываться им? Прикидываться кем? Собой? Спросить не успел. Жесткие ледяные нити оплели оба запястья и заломили руки так, что он практически касался бессознательно сжавшимися кулаками затылка. Рефлекторно согнувшись пополам, чтобы ослабить напряжение в плечах, Юн Лань чуть совсем не потерял равновесие и не долбанулся лбом об не так давно упоминаемый паркет. Спасением послужило то, что один бесстрашный ублюдок схватил его за волосы, принуждая запрокинуть голову. В спине что-то неприятно щелкнуло. Как только они во всем разберутся, Юн Лань снимет с него скальп канцелярским ножом.  — Чу Шу Чжи, ты охуел?! — прошипел он, марионеточник чуть сильнее потянул за волосы. — С-сука. В поле зрения нарисовался Сяо Го, выскочил на шум, созданный переполошившейся толпой малолеток, из кабинета Юн Ланя. И что он там делал, интересно? Машинально отметил, что выглядел мальчишка по-старому: все тот же взъерошенный птенец, только взгляд немного изменился и осанка стала ровней. По библиотечной лестнице скатился жирный черный кот, вспрыгнул на стол и обратился тощим человеком.  — Наконец что-то похожее на работу, да, старина Чу? — Да Цин просканировал его взглядом с ног до головы, задумчиво накручивая на палец золотую цепочку. Как любой нервничающий кот, он слегка вздрагивал всем телом, готовый в любой момент сбежать или броситься в драку. — Эй, повышенец, уйми уже своих сопляков! Перевертыша никогда не видели? Разверещались. По ходу, те ограбления разными людьми с одинаковыми отпечатками пальцев все-таки по нашей части. Как ты сюда попал и зачем? Как смог пересечь барьер? Блядская ты керосиновая лампа, что это такое? Какие еще ограбления? Плечи свело жуткой судорогой. Шальная мысль сперва пнуть Чу в колено, а потом вывернуться и сломать ему нос ударом лба казалась все более привлекательной. Останавливало только то, что нитей марионеточник не выпустит и вполне может вывихнуть Юн Ланю оба плеча.  — Я третий начальник Специального следственного отдела — структурного подразделения Департамента общественных дел Хайсина Чжао Юн Лань. Ногами я пересек наш барьер. Через дверь. Дисинец из меня такой же, какие из вашей сучей компашки — приличные и ответственные сотрудники.  — Заместитель, — подошедший ближе мальчишка Го наклонился к наглому кошаку, не сводя с Юн Ланя щенячьих глаз. — Это… он не просто похож, он же разговаривает, как наш бывший шеф. Бывший? Когда он успел стать «бывшим»?  — Возможно, просто был с ним знаком или видел где-нибудь и запомнил манеру речи, — отмахнулся Да Цин, но нервозность не растерял. — Я тоже до сих пор хочу, чтобы он был жив. Но мы сожгли его тело, Сяо Го. У Юн Ланя колени подкосились и язык отнялся. Момент прямо исторический. Сожгли его тело. То есть вот его? Вот это тело? То есть как сожгли? А надгробие-то всяко не для красоты возле материного торчит. Чем бы все это закончилось, Юн Лань даже спустя время не решался предположить, но двери внезапно распахнулись, впустив промозглый сырой ветер, и изобретатель автоматического механизма Лин Цзин собственной персоной, судя по кашлю, подавился словами, который собирался сказать.  — Заместитель… Чу Гэ… Шеф?! Юн Лань понятия не имел, что происходило в дверях у него за спиной, но явно что-то очень впечатляющее, потому что Чу внезапно разжал хватку у него на затылке и развернулся, машинально потянув все еще скованного пленника за собой. Юн Лань же, воспользовавшись моментом, наклонился настолько низко, насколько мог, рук он уже не чувствовал до локтей. Перед глазами маячили пресловутый паркет в мокрых разводах, джинсовые кеды со сверкающей белой подошвой и перепутанными шнурками и туфли, начищенные до блеска, без единого залома на коже первоклассного качества, буквально точно с витрины. Такие он видел только у одного человека. Ну, вернее, не совсем человека.  — Юн Лань…  — Профессор Шэнь?  — Посланник?!  — Что здесь происходит? — раздался вопрос из толпы. Адекватный, к слову, вопрос. Пиздец тут происходит. Самый жесткий из всех возможных. Дрянь масляная, у тебя совсем ничего святого нет, а? Совсем? Под веки будто бы жгучего красного перца сыпанули, грудь словно вновь стянули веревками, как в том чертовом храме. Он не видел его. Неизвестно, как долго. Иллюзию Шэнь Вэя Фонарь подкинул всего один раз, и то настолько картонную, что Юн Лань не повелся и вполовину. А что теперь? Ну, туфли и стрелки на брюках точно те самые. И голос. Голос тот самый?  — Отпусти его, — тот самый. Попытайся возразить этому тону, и кишки твои будут развешаны на окне вместо новогодней гирлянды. Освобожденные руки повисли безжизненными плетьми вдоль туловища, восстанавливающееся кровообращение колко раскатывалось по сосудам, позволяя балансировать на грани реальности, цепляться за эту реальность. Юн Лань выпрямился. Оторвать взгляд от пола честно боялся, потому что мало ли что он собирался увидеть, какую фишечку Фонарь планировал ввернуть в этот раз. Перед внутренним взором упорно маячило фарфорово-белое лицо в порезах и с окровавленными губами. Туфли шагнули вперед, под приподнявшимися брючинами мелькнули идеально завязанные шнурки. Твою мать, Юн Лань, ты же все равно никуда от этого не денешься? Принял решение — так имей смелость тащить его последствия с гордо поднятой головой. Чем скорее привыкнешь, тем проще будет. Так вещала полудохлая полурациональная его часть. Иррациональная же матом орала, что к такому нельзя привыкнуть. Юн Лань соглашался с последней, но следовал чаще первой. Голову вскинул рывком. Уткнулся взглядом в черные глаза за стеклами очков-нулевок — он проверял. Взгляд напротив был неверящим и напуганным, бледные губы слегка прикушены. Никакой крови. Только волосы немного растрепались. Внутри у Юн Ланя что-то оборвалось, сердце грохнулось в желудок, или как там описывают ощущение пугающей легкости, когда кажется, что вот-вот подведут ноги, не то на землю упадешь, не то от нее оторвешься. Кончики пальцев колола иголками уже не прилившая кровь, а острое желание прикоснуться. Вспомнить. Не упустить чертову возможность. Фонарь определенно знал толк в издевательствах. Юн Лань качнулся вперед, замирая от ужаса, что все сейчас потеряет форму и растворится миражом, исчезнет, но ладони сжали самый что ни на есть настоящий плащ, подбородок уперся в плечо, а висок прижался к уху. Грудью ощущалось чужое порывистое дыхание. Теплая ладонь накрыла шею, забираясь пальцами во влажные волосы на затылке.  — Холодный. Простынешь, — Юн Лань чуть окончательно не разрыдался. Если бы это было очередным бредом его перманентно горящего сознания, Шэнь Вэй либо вообще ничего не сказал бы, либо сказал что угодно другое, но точно бы не включал няньку. А значит… Тело, говорят, сожгли. Надгробие. Бывший шеф. Слишком большое количество разноплановых мыслей в голове. Он боялся позволить себе поверить, только крепче вцепился в плащ, ощущая, как в ответ его теснее обхватили за ребра. Так бывает? Видимо, бывает. Юн Лань сидел на биокровати Лин Цзина в его же сменных водолазке и джинсах, хранившихся в шкафу на случай неудачного эксперимента.  — А что, были удачные? — невинно поинтересовался Юн Лань, когда ему выдали шмотки и объяснили причину их нахождения в лаборатории. — Не припомню ни одного.  — Это точно он, — обратился Лин Цзин к остаткам команды. — Абсолютно. Мне эта поганая интонация в кошмарах снится. Примерно в таком режиме последующие пятнадцать минут они перекидывались пустыми полушутками, и причина подобного поведения однозначно крылась в том, что никто из присутствующих не находил моральных сил перейти к насущным вопросам. Юн Ланю никак не удавалось собраться с мыслями; всунутая мальчишкой Го чашка чая не столько помогала, сколько перетаскивала одеяло на воспоминания о старике Ли. Отвесив себе ментальный подзатыльник, он поднял взгляд от мутно-зеленой жидкости. Чу, — будь он неладен, скотина неблагодарная, плечи все еще болели, — с извечной хмурой миной стоял, привалившись к стеллажу с приборами, и преимущественно смотрел себе под ноги. Это ему стыдно, что ли? Надо же, как необычно. Го Чан Чэн неловко переминался с ноги на ногу подле своего наставника, вопросительно поглядывая поочередно на каждого коллегу. Лин Цзин сидел в кресле у мониторов, Да Цин рядом опирался о стол. Выражения лица у всех были настолько сложными, будто бы они в уме на скорость природу шаровой молнии пытались объяснить. Шэнь Вэй не отходил от него на расстоянии более полуметра с момента, как они все-таки умудрились разлепиться на пороге отдела. Отвесив себе уже второй ментальный подзатыльник, напоминающий о том, что он, в конце концов, является лидером этого сборища тунеядцев, и если ему нужны ответы, то стоило бы начать задавать вопросы, Юн Лань с негромким стуком поставил чашку на бортик кровати. Шэнь Вэй машинально отодвинул ее подальше от края. Истинно профессорское поведение вселяло робкую уверенность в то, что Юн Лань в своих надеждах не ошибался.  — Где Чжу Хон? — спросить хотел не это, но абсолютно внезапно осознал, что острой на язык во всех смыслах этого слова секретарши в помещении не достает.  — Взяла отпуск за свой счет. Что-то связанное с делами клана, — отрапортовал Да Цин. Точно, все же закончилось тем, что девочку-змею таки обличили властью.  — Давно? — какая тебе нахрен разница?  — Уже с пару дней.  — Я так понимаю, Кошак, ты продолжаешь успешно избегать бумажной работы. Вечный Заместитель. Кого посадили на мое место?  — Ма Ливэй, — знакомо прозвучало. — Твой отец шефствовал над ним. В памяти всплыло размытое лицо испуганного хорька со здоровенными глазищами и неизменно блуждающим взглядом, стоило ему только рот открыть. «Высокие аналитические способности и развитое чувство ответственности и долга». Очередной ставленник не чета плохо управляемому Юн Ланю. Вывод из этого следовал только один: папаша не меняется, и его ориентиры — тоже. Он облажался только один раз, благодаря чему три года Юн Лань беспредельничал в Спецотделе, как хотел, теперь же порядок вновь восстановлен. Повсеместно.  — И как он?  — Долбоеб, — старик Чу оторвал взгляд от ботинок. — Выдумал эти ебучие патрули.  — Чу Гэ все никак не может смириться со своим новым положением, а нечего было рычать, что ты полевой сотрудник и не собираешься становиться бюрократом, — Чу нехорошо оскалился, выскочка Лин инстинктивно попытался увеличить дистанцию между собой и источником опасности, но воткнулся спинкой кресла в столешницу. Юн Лань прикусил губы, скрывая лезущую поперек лица довольную ухмылку. Его переполняло иррационально пугающее спокойствие вместо обычного желания залезть в темную нору и сдохнуть окончательно.  — Что за патрули?  — Обычные. Посменно шляемся по улицам, блюдем, не чинят ли дисинцы беспорядки, — хмыкнул Чу.  — Много административок выписал?  — Ни одной.  — А дисинцев много где видел?  — В зеркале в основном.  — Просто из любопытства. Вот идешь ты с патрулем, видишь, два мудака у девушки пытаются сумку вырвать, но по-обычному, руками, никакого там телекинеза и иже с ним. Каковы твои действия по положению? Мимо пройдешь? — возможно, Юн Лань схлопотал слуховую галлюцинацию, но, кажется, Шэнь Вэй издал что-то, что можно было классифицировать близко к смешку.  — Ты издеваешься?  — Нет, в твоем благородстве я не сомневаюсь. Я про бумажки спрашиваю.  — Мимо пройду.  — Отли-ично. Чем еще порадуете? Откуда у нас столько новобранцев и чем они вообще занимаются, если ни один дисинец не показывался вот уже… — а сколько собственно?  — Год, — робко подсказал Сяо Го. Юн Лань чуть не навернулся с кровати. Сколько?! ГОД?! Хотя, чего хотел. Если глянуть кругом, то из всех щелей в ответ посмотрит тотальная реорганизация. Новый начальник, новые правила, новая команда.  — Преимущественно анализом и систематизацией известной информации о Дисине, разработкой предупреждающих мер на основе опыта прошлых дел, — пожал плечами Лин Цзин. — Если по-простому, то всем тем, что шеф Чжао презирает. Ну да, Юн Лань имел свой взгляд на работу ССО, а для бумажной работы вполне пригодны и департаментские клерки, их вроде как специально этому учат и отбирают по принципу усидчивости и трудолюбия.  — Для чего предупреждающие меры? — от одного только словосочетания за километр веяло старшим Чжао. — Дисин закрыт. Я правильно понимаю?  — Номинально — да. Фактически — никто не знает, — Да Цин попеременно смотрел то на Юн Ланя, то на Шэнь Вэя. — Возможно, кто-то из вас сможет разрешить этот вопрос. Юн Лань готов был класть голову на отсечение, что Кошак имел в виду даже близко не то, что озвучил, просто не придумал, как потактичней спросить: «Какого черта вы живые, когда мы видели трупы и оттаскали траур положенное время?»  — Точно не я, я вообще все еще… — «не уверен, что вы все реальные». Договорить не получилось. Виски прострелило жалящей болью, словно невидимая рука воткнула кусок арматуры и принялась поворачивать то по часовой стрелке, то против. Один в один как в другой жизни — или в этой? как правильно-то? — при синхронизации с проклятыми святынями. Шэнь Вэй моментально оказался перед ним, не позволив свалиться на пол, и прижал к щекам прохладные ладони.  — Что с тобой? Возникшая в голове параллель со святынями на хвосте притащила за собой мысль о том, что четвертая святыня — Фонарь, которому Юн Лань душу заложил в вечное пользование.  — Ничего. Сейчас пройдет. Без паники. Никто не собирается умирать во второй раз, — каждое слово остро отдалось в затылке. А с чего ты взял, что ты вообще воскресал? Арматурный прут провернулся еще раз.  — Тебе нужно отдохнуть, — скучал Юн Лань по этой безаппеляционности. Плюс сейчас Шэнь Вэй, вероятно, сам того не осознавая, сунул ему под нос то, с чего он взял, что воскрес. Физиологический аспект. Ноющие плечи, свербящее горло после прогулки под руку с грозой (да-да, один раз промок и неделю с соплями). Отдельным пунктом можно выделить вот эту жуть, когда хочется только вскрыть череп и вышвырнуть мозг в надежде, что тогда боль отступит. Усталость, которую до этого он то ли не ощущал, то ли по привычке игнорировал, так как имелись дела более интересные. При том не моральная — не трогайте-оставьте одного, а та, когда единственное желание — это хлопнуться мордой в подушку и проспать сутки-двое.  — Твоя квартира перешла в собственность Лао Чжао, — сквозь дымку неожиданной мигрени прорвался голос Да Цина. — Там ничего не поменялось. Я присматривал.  — Все засыпал шерстью, или остался свободный угол?  — Моя зарплата от тебя больше не зависит, поэтому иди на хер. Сяо Го, вызови им такси. Ключи…  — Все в порядке. Лин Цзин отдал их мне. Юн Лань на секунду забыл про мигрень. Шэнь Вэя привез проныра Лин. А откуда, собственно, он его привез? Либо у него на лице, несмотря на гримасу, отразилось все испытываемое им замешательство, либо, сколько бы пыли в глаза ни пускал профессор, телепатия все же входила в арсенал его способностей, но он таки выдал к заинтересовавшей Юн Ланя фразе лекторский комментарий:  — Мы встретились с ним в дверях. Я отправился к тебе сразу из университета. Лин Цзин. Был. У него. О, как.  — Кошак, ничего не хочешь…  — Такси подъехало, — возвестил малыш Го. Понятно, разговор о личной жизни откладывается до лучших времен, а простыни по приезде он обязательно сменит. Вместе с кроватью, возможно. На всякий случай. Перед тем, как закрыть за ним дверь машины, Да Цин наклонился и прошептал то, о чем думать Юн Лань хотел меньше всего.  — Я должен буду сообщить об этом новому шефу, он — выше, и это очень быстро дойдет до твоего отца. Будет много вопросов. Будет? А что, их сейчас нет? У Юн Ланя валит за полсотни, а внятного ответа и получить не от кого.  — Все потом.  — Профессор, вас видел кто-нибудь знакомый помимо Лин Цзина?  — Только моя коллега, учитель Лю Мэй, но я сомневаюсь, что она будет распространяться об этом. Она испугалась и упала в обморок. Да Цин понимающе кивнул, Юн Лань сдержал рвущийся смех, опасаясь новой волны головной боли. Всю поездку он в полубеспамятстве провалялся у Вэя на плече, крепко вцепившись в его ладонь. Такое уже было. Чертово дежа вю. По правде говоря, Юн Лань ждал чего-то другого. Нового, может быть. Но клумбы у ворот ничем не отличались от тех, которые он помнил, да и сами ворота тоже, как и крыльцо, четыре лестничных пролета, коридорная плитка и горшок с фикусом в углу. Кто его поливает? Как он еще не сдох? Хлопнув себя по карману джинсов, не нашел ключей на привычном месте. Ну, так это и не его джинсы… Шэнь Вэй, следовавший по пятам молчаливой тенью, аккуратно вложил их ему в ладонь. Верхний замок — два оборота, нижний — три. Потянуть на себя. Щелкнуть выключателем слева. Беглый осмотр показал, что открыто хозяйничать в его норе не посмели. Глобально, во всяком случае, точно. Только из-под телевизора пропал склад старых Пирелли. Вэй, успевший еще до трагических событий приложить хозяйственную руку к наведению порядка в каждом углу, почему-то обошел их стороной. Имелось у него смутное представление, что профессор всего-навсего не сведущ в вопросах убитой резины и думал, что этот хлам мог еще для чего-то сгодиться. Что ж, все мы в этой жизни иногда ошибаемся по незнанию. Не желающий разбираться в вопросах техники профессор был гуру иной области — молчания. Но не в этот раз. Нет. Кто первый встал, того и тапки.  — Рассказывай. Шэнь Вэй замер, вцепившись в дверную ручку, недоуменно покосился из-под ресниц на прошедшего к стойке Юн Ланя. Тот, взобравшись на стул, отработанным движением закинул ноги на журнальный столик. Мысленно щелкнул себя по лбу. Дознавателя стоило вырубить. Практика показывала, что при взаимодействии с Вэем толку от него нет.  — Что? — Вэй с невозмутимым видом отлепился от двери и прежде, чем сесть на диван, подцепил с подлокотника небрежно скинутую туда толстовку и аккуратно повесил на крючок.  — Все, — Юн Лань, наблюдая за действом, радостно скрипнул зубами. Именно, черт возьми, радостно. Он упорно мерил происходящее своей головой. Следовательно, будь это очередным его больным вымыслом, Шэнь Вэй бы уселся сверху на эту толстовку и бровью бы не повел. — С самого начала. Больше никакого «ты получишь все ответы, но позже». Хватит. Надо же, сам от себя такого напора не ожидал, но, по ходу, аукалось не очень свойственное ему ангельское терпение, которое он откуда-то доставал в прошлой жизни… Э. Что ты несешь, Чжао Юн Лань, что ты несешь, а? Неизвестно, куда бы его завели попытки найти подходящее описание промежутку времени до связи с Фонарем, которая еще не факт, что кончилась, а не продолжается, если бы Шэнь Вэй, царапнув дужками очков стеклянную поверхность столика, не сложил руки на коленях, сжав пальцами дорогую ткань, и не принялся рассказывать хорошо поставленным лекторским голосом. Юн Лань ликовал, потому что, ну, наконец-то дорвался, достал, вы-та-щил, черт возьми. И длилась эта эйфория первые минут пять. Дальше оставалось только вгрызться зубами в кожу на костяшках, чтоб не рявкнуть: и об этом ты молчал? О тяжелом, блядь, детстве? А у кого оно вообще легким выдалось, м? О чертовой случайности, из-за которой в итоге у братца протекла крыша и в которой ты не был виноват? В груди кипел ядовитый издевательский смех. Шеф Чжао, а что ты услышать хотел? Масонское откровение? Тайну происхождения жизни на планете? Формулу лекарства от рака? И так было понятно, что история более чем прозаичная. Печальная — этого не отнять, — но знакомая каждому второму. Тем более, большую ее часть он уже слышал, когда умудрился угодить в кротовую нору, от другого Шэнь Вэя, на десять тысяч лет моложе того, что сейчас сидел перед ним. Только тогда ему осторожно выдали сухие факты, которые Юн Лань, находящийся в тот момент в своеобразном информационно вакууме относительно Шэнь Вэя, поглощал с той же жадностью, с какой умирающий от жажды человек — воду. Теперь же общая картина дополнилась красками, а события сложились в единую логическую цепочку, которая и привела к… К тому, к чему привела. Если рассуждать беспристрастно, то столько хороших и не очень людей погибло из-за ничего, сущей глупости. Хотя, многие могут сказать, что это смотря с чем сравнивать, но обладая тем, что гордо именуют неординарным подходом к решению проблем, Юн Лань не мог выдумать действительно серьёзной причины, из-за которой стоило бы развязывать войну, стоило убивать. Такой просто не существует. Всегда можно договориться. Этим же заканчиваются все войны? Переговорами. И в чем же тогда смысл всего, что им предшествует? Почему нельзя сразу…  — Тебе лучше прилечь, — он, увлекшись собственными мыслями, не заметил, когда Шэнь Вэй успел встать с дивана, подкрался словно кот. — Пойдем. Покорно поддавшись мягкой и уверенной хватке на плече, утянувшей его прочь с кухни, Юн Лань, шлепнувшись на покрывало, ухватил Вэя за запястья и уронил рядом с собой. Тот уронился довольно просто, то ли не ожидал от полусонного Юн Ланя подобного выпада, то ли и не думал противиться.  — Не смей никуда исчезать, — прошептал он, прижавшись лбом к плечу и сжав в ладони прохладные пальцы.  — Хотя бы ботинки сними, — прозвучало в ответ. Юн Лань только усмехнулся. Лишь бы придраться. Вцепился в него, значит, с такой силой, что скоро ребра затрещат, и «ботинки сними». Сам-то не лучше… Проваливаться в зыбкую темную дрему было страшно. Вдруг все это ненастоящее? В реальность (или наличествующую действительность, четкого определения у него как не было, так и нет, и не понятно, появится ли оно вообще) Юн Лань ввалился неловким рывком, как пьяный в прихожку, повиснув на дверной ручке, которая опору представляла весьма шаткую. Для него подобной опорой оказалась ладонь, накрывшая щеку. Шэнь Вэй. Хорошо. Или не очень. Мозги со сна ворочались довольно неохотно, но тонкий флер беспокойства и негодования на лице профессора принуждал к более активной деятельности.  — Это… — пришлось прокашляться, подвело пересохшее горло, — это мне мерещится?.. Шэнь Вэй перевел взгляд на дверь и, недовольно вздохнув, покачал головой. Стук, который Юн Лань сперва принял за барабанный бой в висках, повторился. Не громкий, в меру назойливый. Он хорошо знал, людям какого толка свойственна подобная четкость. Общественникам да секретарям. Сам так же стучался в квартиры свидетелей и подозреваемых, балансируя на тонкой грани между деликатным уважением к частной собственности и «не откроешь — хуже будет». Быстро они, черт возьми. Хотя, чему удивляться-то, Кошак предупреждал, что новость на местный Олимп поднимется мгновенно.  — Да пошло оно на хер, а, — простонал он, уткнувшись носом Шэнь Вэю в руку, легкие моментально наполнились едким цветочным запахом. Э, что еще за…  — Юн Лань.  — Давно долбятся?  — Минут пять.  — Сколько я проспал?  — Шестнадцать часов. Что?!  — Ты не просыпался, — пожал плечами Шэнь Вэй, безошибочно разгадав в его глазах невысказанный полувопрос-полуупрек. А тем временем терпение у личностей, которых Юн Ланю в данный момент не очень-то хотелось наблюдать вблизи себя, подходило к концу. Навскидку он мог прикинуть три варианта развития событий: свалить куда-нибудь с Вэем — раз, отослать его куда-нибудь и встретиться с нарушителями «шестнадцатичасового сна» (ахренеть) — два или не отсылать и устроить цирк — три. Первый вариант был самым соблазнительным, но Шэнь Вэй его не поддержит. От мыслей о втором передернуло с пяток до макушки. Неа, нет, дерьмо-идея. Третий вообще-то тоже далек от идеала, но вот если…. М, да. Оно. Остался только один вопрос, требующий немедленного решения: куда ж его деть-то? Точно не в ванную. И в шкафу не спрячешь. Идиотизм чистой воды же. Вот надо было додуматься купить эту коробку с открытой планировкой вместо нормальной квартиры! Ну что ж, другого выхода Юн Лань не видел. Крепче ухватив Шэнь Вэя за руку, он вполне с однозначным намерением потянул его на себя, переворачиваясь на бок.  — Что ты делаешь? — спасибо хоть, что не сопротивлялся.  — Доверься мне, — пробормотал Юн Лань, незаметно принюхавшись к коже на его запястье. Мыло, сухое тепло. Никаких цветов. Либо привык, либо примерещилось… Либо средство для мытья посуды. Кто бы знал, как сильно он надеялся на последнее и насколько был уверен, что все его надежды пойдут по известному месту.  — И веди себя тихо, — напутствовал Юн Лань, отпихивая Вэя подальше к стенке и накрыв с головой одеялом, для большей правдоподобности набросил поверх подушку. — Да уймитесь вы там! Дайте хоть трусы найти! Стук прекратился. Ну надо же. Подопнув туфли Шэнь Вэя под кровать, туда же отправил сложенный на спинке дивана пиджак. Вэй поймет и простит. Схватив со скамейки в изножье футболку, бесцеремонно сбросил с нее все, что там было аккуратно рассортировано. Поразмыслив секунду, подхватил покрывало и добавил его к беспорядку на кровати. Для большей реалистичности прежде чем открыть дверь метнулся на кухню и опрокинул на голову стакан воды. Пару секунд простоял с рукой, занесенной над щеколдой. Он слишком хорошо понимал, кого увидит по ту сторону порога. И не был к этому готов. Совсем не был. Оглянувшись на замаскированного под гору хлама и тряпок Шэнь Вэя, Юн Лань мысленно решил, что нет в затягивании этой ситуации ничего приятного, и рывком открыл дверь.  — Ну вы и громкие, — фыркнул он сквозь широкую ухмылку, отступая в глубь квартиры. — Прошу прощения за ожидание. Только из душа. Утречка. Юн Лань почти дошел до холодильника, а и в этой реальности не разлучная парочка Го Ин и отец так и не рискнула переступить порог его в данный момент абсолютно не гостеприимного жилища. Вот честно, шли бы все далеко и надолго. Он еще сам ни в чем разобраться не успел, не говоря о том, чтобы отвечать на чужие вопросы. Позади них смутно маячили еще две фигуры, на первый взгляд незнакомые. Телохранители. Первым отмер отец, широко шагнул внутрь, придирчиво оглядывая помещение. Юн Лань внимательно следил за его лицом. Что ищем? Спросил бы, вдруг он знает, где лежит. Внезапное, но по первости машинально отмеченное наблюдение ударило под дых: отец постарел. Резче обозначились морщины вокруг рта и у глаз. В бороде ни осталось ни одного темного волоса. Что-то неуловимое изменилось в несгибаемой военной выправке. Ослабло. Ему словно лет семь накинули, не меньше. А ведь прошел какой-то год…  — Что будет, если я поставлю красные цветы в гостиной? Юн Лань уже заколебался считать, сколько раз за последние сутки он умудрился упустить суть происходящего, и реагировать подобающим образом на подобные выверты судьбы тоже, поэтому вырванный непонятным вопросом из опутавших мыслей о том, как же прожил этот год Чжао Синь Цы, непозволительно долго не мог подобрать к нему удовлетворительный ответ.  — Не помнишь или не знаешь? — губы отца искривила горькая ухмылка, а в глазах промелькнуло трудно характеризуемое выражение отчаяния и разрушенной надежды. — Обидно. Похож же, очень естественное поведение… И этот туда же…  — Конечно, блядь, естественное. Потому что я — это я, — а потом его осенило, про цветы, старик, как обычно, хитер, кроме Юн Ланя этого действительно никто не мог и не может знать. — Сейчас хоть всю комнату завали красными цветами, а тогда там были бело-розовые наволочки на диванных подушках. Если бы ма заметила, то эти цветы оказались бы у тебя на башке. В лучшем случае. Красные — только для кухонных подоконников, к бордовым жалюзи. Да уж, был у мамы своеобразный пунктик.  — «Чжао Синь Цы, два цвета и две комнаты. Ты что, запомнить не можешь?» А какие цветы? Перестраховщик. Законченный перестраховщик.  — Пионы, — выдохнул Юн Лань, ошарашенный неожиданным осознанием. Вот что за цветочный запах почудился ему со сна. К чему бы?  — Это ты. Это он, — добавил отец, обернувшись к мнущемуся у двери Го Ину. Да ладно? Серьезно? Неужели? Однако он не успел озвучить ни единого слова, потому что отец с удивительной для своего, казалось бы, внешне неповоротливого и коренастого тела резвостью преодолел разделявшие их несколько метров и сжал в сильных объятиях. Юн Лань, получив от мироздания третью оплеуху за последние пять минут, машинально переплел руки у него на спине.  — Как это возможно? — он едва расслышал удивленный шепот у своего плеча. Уникальный момент в памяти хотелось запечатлеть целиком и полностью. Растерянный Чжао Синь Цы — это тянет на национальное достояние. Омрачало ситуацию то, что папаша умел задавать правильные вопросы. И самым опасным ответом был, как это ни удивительно, честный. Нельзя было признаваться, что Юн Лань сам ничегошеньки не понимает, вот вообще ничего. Он тогда от государственной шайки-лейки вовек не отвяжется. Лаборатории, исследования и тому подобное — все в лучших традициях научной фантастики. Вероятнее всего, он преувеличивал, да и не пытался этого отрицать. Но позвольте почившему-воскресшему человеку немного мнительности. — Не думаю, что я тот, кто обладает нужным знанием, — уклончиво ответил он. Отец, совладавший с внезапным порывом сомнительной родительской любви, выпрямился и отступил на полшага назад, окинув его оценивающим взглядом. Юн Лань непринужденно выдерживал маску неуверенности. К тому же, он почти и не врал. Он виртуозно выдумывал.  — Думаю, нам не стоит обсуждать подобное дело с открытой дверью на пороге. Лао Го, проходите внутрь. Отец признал меня. Я вас не убью. Не проявления гостеприимства для, а исключительно чтобы немного рассеять папашино внимание и спрятать от него взгляд, — глаза выдавали все его потаенные мысли и хитрости довольно часто, почти как уши Шэнь Вэя, смотрящий да узрит и все такое, — Юн Лань, очертив рукой приглашающий жест, прошел к дивану, небрежно хлопнулся на мягкую кожу и протянул ноги на журнальный столик. К допросу готов, уважаемые господа. Ничего не допроситесь. Отец аккуратно опустился рядом. Го Ин, определенно чувствуя себя не в своей тарелке, остался стоять. Юн Лань его почти жалел. — Где Шэнь Вэй? Ой, неудивительно. Ни как ты себя чувствуешь? Ни еще какая-нибудь белиберда беспокоящегося родителя. Действительно, раскатал губу. Сразу к делу. Обняли тебя один раз — будь доволен. — Он передо мной не отчитывается, — прошепелявил Юн Лань, прикусив ноготь на большом пальце. Конечно, не отчитывается. Зачем ему отчитываться, когда он никуда не делся, а лишь притаился под одеялом? Только не ржать. Только не ржать. Волевым усилием попытался переключить себя на более приземленные мысли. Вэю хоть есть чем дышать под кучей тряпок? Ничего, скоро это закончится. Еще минут пять, ну десять максимум. Дольше папаша здесь не пробудет.  — Куда он мог отправиться? Юн Лань пожал плечами. Ответ тот же. Следующий вопрос он предугадал:  — Причастен ли он к тому, что я здесь? Понятия не имею. Он точно ничего не объяснил. Но вполне вероятно, что это так. Го Ин и отец обменялись многозначительными взглядами. Юн Лань растер пальцами челюсть, прикрыв довольную усмешку. О, он знал, о чем они думали. Прекрасно знал. Посланник в черном вне хайсинской юрисдикции. Его в комнату с подставным зеркалом и лампой не загонишь. Не по зубам. Хотя Юн Лань вот в прошлой жизни умудрился. По незнанию.  — Что ты помнишь последним? — отец упорно старался поймать его взгляд. Юн Лань не стал прятаться, потому что и лукавить здесь не собирался:  — Ничего хорошего. Дисин. Фонарь. Света в конце тоннеля не видел. Врут писаки.  — Юн Лань, — не отвлекаться от темы, да?  — Толком я ничего не помню, — правда процентов на семьдесят, в голове болталась дикая мешанина из цветных обрывков чужих фраз и полузнакомых картинок. — Пребывание в Фонаре, — если оно окончилось, уверенности в этом у него пока ни капельки не прибавилось, — не имеет ровным счетом ничего общего с сожжением на костре, — смешно признаваться, но, когда впервые услышал про «вечные страдания на чужое благо», в первую очередь испугался физической боли. Еще смешнее осознавать, что начисто забыл про этот страх, когда… когда понял, что опять остался один. Наоборот, надеялся, перебить одну боль другой, а получилось только хуже. Как обычно. Неимоверным усилием ему удалось подавить острое желание перемахнуть через спинку дивана и проверить: не выдумал ли он себе Шэнь Вэя под одеялом, как монстра под кроватью или воображаемого друга? Из глубины сознания зазвучал мерзкий писклявый голосок: может быть, это все большущая новая ловушка Фонаря? Может быть, нет никакого воскрешения, надгробия, прошедшего года, переполненного левыми людьми отдела, постаревшего отца? Ничего этого нет. И Шэнь Вэя тоже… Нет. Нет, сейчас все не так. Юн Лань же подмечал детали, объемность реакций окружающих, иное восприятие самого себя и ситуаций в целом, более широкое. Такого не было раньше. Не было. Уж это он помнил, как его коробили прошлые плоские декорации дурацкой лампочки, собственное суженное мышление и то, как он ничего не мог с этим поделать. Так что теперь ему представлялось только два равновероятных варианта развития событий: или Фонарь эволюционировал и внял Юн Ланевским мольбам о хоть какой-нибудь правдоподобности (донылся, придурок), или воистину свершилось чудо, в которое он одновременно так хотел и так боялся поверить. Парадоксально, но измученное предыдущим опытом сознание было самую чуточку больше расположено к первому варианту. Какой-то совершенно идиотский стокгольмский синдром.  — И на что же это похоже? По всей видимости Юн Лань слишком долго молчал.  — Я не помню, — врал. Наилучшее описание — изощренная психологическая пытка. Очень простая и от того действенная.  — Когда вернется Шэнь Вэй, где бы он ни был, — отец явно поставил целью просверлить взглядом дырку у Юн Ланя в виске, — вам нужно будет прибыть в департамент для восстановления документов. И дальнейшего обсуждения ситуации. «Дальнейшее обсуждение ситуации». Юн Лань закусил усмешку. Старик может добавил пару кило, но ни капли не убавил в напористости. Если уж копать, то прорыть планету насквозь и только потом успокоиться.  — У тебя есть телефон? Юн Лань развел руками.  — Я пришлю кого-нибудь, — кивнул отец, а затем полез в бумажник и, вытащив одну из пластиковых карт, аккуратно пристроил ее на столике. — На первое время. Потому что, как я понимаю, денег у тебя тоже нет. Неимоверно хотелось ляпнуть в ответ что-нибудь язвительное, но он сумел сдержаться, переваривая довольно странное ощущение необоснованного стыда. Разве ж он виноват в том, что объявился без документов, без собственности, без всего? Но брать деньги у родителя, от которого сумел финансово обособиться больше десяти лет назад, казалось не очень правильным. Однако выбора не было.  — Спасибо. У отца при звуке его голоса заметно дрогнула рука, возвращавшая бумажник в карман брюк. Не ожидал? А вот.  — Не за что. Лао Го, думаю, нас уже заждались. Пора возвращаться. Захлопнув за незваными гостями дверь, Юн Лань, прежде чем обернуться, пару секунд простоял, уткнувшись в нее лбом. Боялся. Да. Обернувшись, почувствовал, что колени внезапно превратились в желе. Зря ж ты боишься, Чжао Юн Лань, зря, свидетельствовали пронзительные темные глаза, растрепавшиеся волосы и чуть заалевшие скулы, — видимо, жарко было под одеялом, — к которым до дрожи в пальцах хотелось прикоснуться. Прекрасен, черт возьми, абсолютно прекрасен. И жив. На подгибающихся ногах он преодолел разделявшие их несколько метров и плюхнулся на кровать.  — Причастен, значит. И каким же образом? — поинтересовался Шэнь Вэй, пока Юн Лань с осторожностью исполнял свое внезапное желание, чтобы удостовериться в хрупкой реальности.  — Пока не придумал, но это и не важно. Целью было подкинуть им хоть какую-то ниточку. Это я сделал. Пусть теперь ковыряются, как хотят, но без меня и без тебя. Примут как факт. Когда поедем за паспортами?  — Прямо сейчас можем. Я же вернулся.  — Предлагаю выждать подольше и сначала поесть, потому что иначе, — нервозность и напряжение постепенно отступали на второй план, и сквозь них явственно просачивались голод вместе с болью в желудке и затылке, — иначе я тут все-таки во второй раз помру. Шэнь Вэй, нахмурившись, перехватил его ладонь на своей щеке и крепко сжал. Н-да, шуточки про смерть лучше засунуть куда подальше.  — Холодильник пуст.  — Не беда, пойдем куда-нибудь.  — Сначала в порядок себя приведи, — улыбнулся Вэй, проведя рукой по влажным всклоченным волосам. — Пока я разберусь с тем, что ты тут устроил.  — Все во имя убедительности.  — Не сомневаюсь.  — Пиджак под кроватью.  — Великолепно. Шэнь Вэй с легкостью выбрался из одеяльно-подушечного гнезда, а Юн Лань с глупой улыбкой развалился поверх него, растирая ладонями лицо. Его по самое горло затопило ощущение чистого незамутненного счастья, несмотря даже на упрямо мелькавшие мысли о нереальности происходящего, элементарной его невозможности. Кожу что-то неприятно царапнуло. Щетина. Обычная такая. Втородневная щетина. Эка невидаль. Для тридцатилетнего мужика-то. Но когда он брился в последний раз? Год назад? Последний раз он так радовался необходимости браться за бритву в семнадцать лет. Плюс один в копилочку того, что Юн Лань не зря пытался заставить себя поверить в лучшее. Тем же вечером папашин гонец притащил два сматрфона и Вэя, мелькнувшего за спиной Юн Ланя, проводил долгим взглядом, едва ли на носки не привстал. Явно по указке. Приняв пакет государственной важности, Юн Лань сквозь зубы приказал передать благодарности, прежде чем чуть не прищемить забывшемуся парню нос.  — Биолог, не физик. Помню. Но давай ты хотя бы попробуешь, а? Я тебе все объясню и возможно даже сам в чем-то разберусь. Можем даже его разобрать, хочешь? У меня где-то были ювелирные отвертки, — сколько бы он ни ныл, Шэнь Вэй упорно оставался глух к любым увещеваниям. Да уж, его технофобия совершенно не облегчала Юн Ланю жизнь. В глобальном смысле, если выражаться яснее, но вот в назойливых мелочах восприятия реальности пришлась кстати. Шэнь Вэй, который с интересом тычется в сенсорный экран, — это Шэнь Вэй, каковым его хотел бы видеть Юн Лань. Шэнь Вэй, который вежливо отложил в сторону кусок металла и стекла размером с ладонь, — это Шэнь Вэй, который Юн Ланю был нужен больше воздуха. Время неумолимо стремилось вперед, а Юн Лань только и успевал, что отходить от одного шока и плавно перетекать в другой. В департамент они притащились на следующий день. Отца там не оказалось, но выяснилось, что Го Ин из зама переквалифицировался в министра, Гао перекинули в секретари. Ну, стандартная постпроисшественная рокировка. Юн Лань ей даже обрадовался. Го Ин всегда нравился ему больше. Он умел прислушиваться, а не талдычить одно и то же, задрав глаза к потолку. Отсканировав пальцы и расставив подписи, оба получили по конверту. Шэнь Вэю достались липовое свидетельство о рождении, паспорт и комплект дипломов с аттестатами. Юн Ланю — все то же самое, только вместо прав и разрешения на оружие в конверте выискалось направление на медицинское освидетельствование. Какого хрена, спрашивается?  — Решение Лао Чжао, — пожал плечами Го Ин в ответ на его искреннее возмущение. — К тому же, и при обычных обстоятельствах тебе все равно пришлось бы пройтись по врачам. Твоя лицензия истекает в этом году.  — Может, и на полигон сбегать, чтобы уже наверняка, — злиться на Го Ина не получалось, а вот на старика еще как. Прекрасно же понял, что не будет ему никакого «дальнейшего обсуждения ситуации», и решил пойти другим путем.  — А надо?  — Если вы обойдетесь, то я тем более. Чуть не поинтересовался, зачем ему вообще эта лицензия. Старая-то была еще с участка, и указан был в ней табельный семьдесят седьмой. Кольт же в списках не значился, номера не имел, опасность для общественности представлял сомнительную. Если только рукоятью кому лоб разбить. Даже самому не застрелиться. Кстати, где он? Наверное, перешел в наследство к новому шефу. К концу следующей недели, забрав у Гао в обмен на кипу справок из клиники недостающие документы и по загадочному звонку Да Цина отправившись в спецотдел, он получил ответ на свой вопрос. Миловидная змейка, наверняка кто-то из родни Чжу Хон, которая до сих пор не объявилась, проводила его в, эм, уже не его кабинет, в котором, тем не менее, ничего не изменилось.  — Шеф скоро подойдет, — предупредила девчонка. — Вам что-нибудь принести?  — Перебьюсь, спасибо. Согласно кивнув, змейка отправилась по своим делам. Юн Лань чуть по привычке не хлопнулся в хозяйское кресло и не полез в ящик стола за припрятанными конфетами. На полпути одумался. Прикинул, куда лучше примоститься: в кресло за круглым столом или все-таки на стул у письменного. Выбрал последнее. И даже ноги на стол не закинул. Шэнь Вэй должен им гордиться. Вэй. С утра он, конечно, отжег… Но подумать об этом не успел. Дверь распахнулась, и пришлось вставать. Что ж, изначальные его мысли оказались верными, он действительно часто видел этого Ма Ливэя в то время, когда отец еще не перепрыгнул из департамента в бюро и не увел с собой часть штата.  — Добрый день, — новый шеф сперва слегка наклонил плечи и только затем протянул узкую ладонь для рукопожатия. Юн Лань в ответ только кивнул, не из вредности, совсем не из вредности, и понадеялся, что хруст чужих суставов ему примерещился. Судя по тому, как господин Ма растер свободной рукой костяшки, в одном из утверждений он точно ошибался.  — Мне звонил Кош… Да Цин, сказал, что у вас ко мне есть дело.  — Даже два, — улыбнулся господин Ма, дернув верхней губой; ну хорек же, истинный хорек с широким маленьким носом и далеко посаженными глазами. — Присаживайтесь, пожалуйста. Юн Лань опустился обратно на стул, укладывая на столе локти, раз уж ноги нельзя. Сложившаяся ситуация дико бесила. Помимо чужого плутовства — к своему он относился с полной лояльностью — его в этой жизни до крайней степени раздражения доводила только одна вещь: неопределенность. Сейчас все его существование — это одна сплошная неопределенность.  — Начнем с главного, — хорек, покопавшись в одной из картонных папок, передал ему лист бумаги с гербовой печатью. — Вчера из департамента спустилось ваше назначение в мой отдел на должность… «Мой отдел.» Мой. Попридержите свою ревность, начальник Чжао. А потом он прочел название должности. Вэй может им гордиться. Второй раз за десять минут. Ему хватило выдержки истерично не заржать, но на лице видимо отразилось все его замешательство, потому что Ма Ливэй принялся балаболить с повышенной скоростью.  — Понимаю, звучит немного расплывчато…  — Консультант в сфере криминалистики и осуществления следственных действий, — Юн Лань прервал его резко и без капли церемоний. На вкус абсурд был кислым, а, возможно, давал о себе знать желудок. — Пизд… И что же входит в мои обязанности?  — Думаю, это следует уточнить у Ян Ми. Она заведует кадрами. Я же рискну предположить, что консультирование. Да ты ж наш золотой шутник. Юн Лань в этот момент был готов полжизни отдать хотя бы за одну из невинно-недружелюбных Вэевских улыбок. Мечты-мечты. В его арсенале был только злобный взгляд исподлобья.  — Уточню. Что-нибудь еще, шеф? — мысленно щелкнул себя по носу. Концентрацию яда в голосе стоило бы понизить. В конце концов, бедняга Ма Ливэй лично ему ничего не сделал. Отец, скорее всего, с ним не церемонился так же, как и с Юн Ланем в свое время. Поставил перед фактом. Выбросил на середине реки, и плыви как хочешь.  — Да, — на этот раз хорек полез в стол, чтобы затем с легким стуком опустить поверх протоколов кобуру из коричневой мягкой кожи. Чертовски удобную, стоит отметить. — Вот это. Он принадлежал вам. А до вас — вашему отцу. И что? Это он типа пытается вернуть реликвию в лоно семейства?  — А теперь он принадлежит вам. Кольт — основной атрибут главы Специального отдела. Я не в праве его забирать. Особенно в свете моей новой должности.  — Я уже год занимаю ваше место. Думаете, я хоть раз им воспользовался?  — Насколько я могу судить, вам просто не представилось случая. Чу с его норовом так и не переступил черту. Кстати, если бы вы его подстрелили, я бы понял. Вы и представить себе не можете, как часто у меня чесались руки это сделать.  — Боюсь, даже если бы выпала такая возможность, — Ма Ливэй задумчиво погладил пальцами застежку и выступающую матово блестящую часть курка. — Я бы не стал. Ну ладно, у Юн Ланя в силу семейно-исторических причин отношение к кольту было двоякое. А с этим-то что не так?  — Не моя стезя. О. О-о. Папаша опять облажался. Посадил в кресло начальника одного из ключевых подразделений пацифиста. Никак не может понять старый упрямец, что покорность не идет рука об руку с решительностью. Хотя, вот ему ли злорадствовать… Консультанту, черт возьми. Отжал у Вэя подработку. Как он теперь семью кормить будет?  — Не думайте, — хорек пододвинул кольт ближе к нему, — забирайте. К тому же, маловероятно, что даже вам придется его использовать. Дисин закрыт. И в голосе ультимативная уверенность. Год — не показатель, господин новый начальник. Да и к тому же, пока Дисин был открыт, чертова уйма его представителей стараниями приснопамятного Е Цзуня успела повылазить на поверхность. Юн Лань не брался утверждать, что все они обладали преступными наклонностям, но и исключать, что часть из них может иметь соответствующие свойства личности — глупость. И ничего из этого он не стал говорить вслух. Вэй может гордиться им в третий раз.  — Ну, если вы настаиваете, — широкая рукоять привычно легла в ладонь, однако надевать кобуру в его планы не входило, поэтому пока решил просто запихнуть его во внутренний карман куртки. Вооруженный консультант, где это видано вообще? — Это все?  — Да, зайдите к Ян Ми, заберите у нее удостоверение, закончите процедуру вступления в должность, — хорек поднялся из-за стола, чтобы проводить Юн Ланя, нацепив учтивую улыбку. — Рад приветствовать вас в нашем коллективе. Я ведь много слышал о том, как вы в кратчайшие сроки разбирались с довольно запутанными случаями. Читал ваши отчеты. Не льсти, а.  — Слухи преувеличены. Я раскрывал дела не в одиночку. И далеко не всегда был основной движущей силой следствия.  — Скромность — отличительная черта хорошего человека.  — Скромность — черта, отсутствующая в комплектации моей натуры, — не сдержался, а так хорошо шло. — До свидания. Вышел из кабинета и чуть не споткнулся о комок черной шерсти. Хоть что-то в этом мире незыблемо. Зазевавшийся Кошак пустился в бегство со всех четырех лап. Только бубенцы зазвенели. Бесстыжие сплетники. Зато свои. Едва переступив порог квартиры, Юн Лань моментально уловил чутким собачьим носом, что его ждал просто шикарный обед. Если еще удастся втихушку от Вэя утащить перечницу, то он с легкостью спустит карме все подкинутые на его путь подлянки.  — Еще десять минут, и готово, — предупредил Вэй, приглушив вытяжку. — Как прошло?  — Лучше, чем я ожидал, хуже, чем могло бы быть, — Юн Лань забрался на стул и, вытащив из кармана кобуру с кольтом, аккуратно пристроил ее на столешнице; Шэнь Вэй непонимающе свел брови. — О, не обращай внимания. Новый шеф — пацифист-романтик, а мне, видимо, от этой железки вовек не отделаться. И ты никогда не догадаешься, в качестве кого я завтра пойду отмазывать твой внеплановый отпуск в университете. А, да. Вот что Вэй учудил с утра. Прозрачно намекнул, что ему надо вернуться на работу. Еще прозрачней намекнул, что Юн Ланю стоит придумать легенду, объясняющую его продолжительное отсутствие. Естественно, никто не собирался ничего придумывать. К тому же, все уже придумано департаментом. Сверхсекретное спецзадание. Государственная тайна. Все на благо отечества. Морду сделать посерьезней и туману нагнать побольше. Юн Ланю несложно, а Вэй сохранит репутацию вежливого прилизанного интеллигента. Только вот Юн Ланю было бы несложно при наличии его изначального статуса, теперь же… Цирк с конями.  — Консультант в сфере криминалистики и осуществления следственных действий. Пока полностью выговоришь, забудешь начало. Псевдонормированный рабочий день, размытые служебные обязанности. Оклад неплох.  — Тебя это не устраивает?  — Пока непонятно. Посмотрим, как пойдет. Думаю, закончится тем, что буду со скуки вместе со стариной Чу шляться по переулкам. Кстати, неловко выходит, получается, что оставили тебя без допзаработка. Или можно специальный отдел переименовать в консультационный…  — Ничего страшного. Ты мне и не платил. Вэй на него даже не смотрел, сконцентрировав все свое внимание на булькающей кастрюле. У Юн Ланя же локти по столу поехали. Это как не платил? Он точно помнил, как содрал с бухгалтерии университета профессорские реквизиты и отдал их Ван Чжэн с вполне определенными указаниями. Это была официальная белая зарплата, закрепленная должность, которая теперь к нему перешла, правда, в извращенной форме.  — Сними куртку и убери кольт. Что-то не так? — его недоумение заметили.  — Не платил? Вэй медленно вытер руки полотенцем, аккуратно расправил вафельную ткань и повесил на сушку для посуды. Юн Лань за действом наблюдал немного загипнотизированно, но тренированно вернулся в реальность, услышав тот самый вздох «где-то такой умный, а где-то и в таблице умножения запутается». Вэй улыбался. Очень довольно и крайне подозрительно.  — А Лань, ты думаешь, что мне продукты в супермаркете за красивые глаза отдают? На лицо наползла усмешка, быстро переросшая в смех. Вот же хитрый засранец.  — Я так-то не требую с тебя обед из пятнадцати блюд каждый день. И я бы отдал, — добавил он, успешно выпутавшись из куртки, которую в итоге вместе с кольтом отправил в свободный полет на диван.  — Еще бы, — фыркнул Шэнь Вэй, опустив перед ним тарелку. С необъяснимого воскрешения прошла неделя. Юн Лань с переменным успехом продолжал убеждать себя в том, что все нормально, и ответы он рано или поздно найдет. Ведь когда сложное дело встречается с Чжао Юн Ланем, оно перестает быть таковым. Что-то подобное он ляпнул Чжу Хон, когда ей в срочном порядке приспичило лезть к нему с душеспасительными беседами. Кстати, о ней. Она вернулась со своих клановых разборок на третий день Юн Ланевской попытки ужиться в новом статусе. Получалось у него тяжко, но сейчас не об этом. Отец как-то сказал, что каждый лидер собирает команду под стать себе. Сказал в своей классической манере, когда хрен разберешь: похвалили тебя или завуалированно обосрали. Вполне вероятно, что все одновременно. И именно эта фраза первой всплыла в голове, когда он втащился в офис, предвосхищая очередной день, полный пустого трепа с Лин Цзином и перепалок с Чу. Вторая — блядские мудаки. Чжу Хон смотрела на него так, будто бы призрака увидела. Хотя почему будто? Для нее оно так и было. Юн Лань без особого интереса наблюдал за выпавшей из ее ладони ручкой, которая угрожающе катилась к краю стола с явным намерением с него свалиться. Упала. Негромко, но в воцарившейся тишине прозвучало довольно отчетливо. Он не успел ничего сказать; Кошак, давясь хохотом, сполз с дивана, — явно почувствовал, что Юн Лань всерьез настроен оторвать ему хвост, — и проскрипел из-под стола:  — Живой он. Да, не мерещится. Да, настоящий. Возрадуйся же этому так же, как и мы. Он и не заметил, как в главный зал сползлась вся оставшаяся старая гвардия. Чу с оскорбленным видом, порывшись в карманах безразмерной мантии, протянул Лин Цзину несколько мятых купюр.  — Был уверен, что госпожа Старейшина первым делом тебе по морде надает, — объяснился он, пожав плечами.  — Нечего судить людей по себе, — отчеканил Юн Лань, ощущая горящий взгляд, вворачивающийся ему в висок.  — Чай? В библиотеке? — святая чистая душа всея спецотдела мальчишка Го, неужели эти скоты настолько тебя испортили за какой-то год. — Ш-шеф… То есть Лао Чжао, Да Цин сказал, что вы уже встретились. Я не знал. Юн Ланю достался взгляд, полный искреннего сожаления, а Чу с Лин Цзином — ярости и недовольства на грани с презрением. Мальчишка положительно менялся в лучшую сторону.  — Спасибо, Сяо Го. Поговорим? Чжу Хон поднялась из-за стола, как загипнотизированная кобра из корзины заклинателя. Юн Лань поплелся к лестнице. С одной стороны, все какое-то развлечение, с другой, где объяснения, там вопросы, где вопросы, там ответы. А с ответами у него все очень и очень грустно. И, как было выяснено опытным путем, помочь ему с этим не может никто из ближнего круга. Ни Шэнь Вэй, который, оказывается, знает не все по обе стороны жизни, ни Лин Цзиновские записки и старые опыты над святынями. Пока за неимением другого дела он шатался по библиотеке и тайно надеялся, что все объясняющая книга просто грохнется ему на голову. Еще не свезло. Два умных студентика, приписанные к обители знаний, при их появлении моментально вспомнили о каких-то важных делах и растворились в книжном лабиринте. Малыш Го притащил поднос с чаем, бросил на Юн Ланя еще один извиняющийся взгляд, тот только отмахнулся. Невелика беда, в конце концов. Чжу Хон, пугающе молчаливая, взобравшись на высокий стул, чинно скрестила руки под грудью. Юн Лань начал потихоньку понимать, что первых слов ждали от него.  — Госпожа Старейшина, значит. И как руководится?  — Что происходит?  — Ничего, — Чжу Хон напротив недоверчиво щелкнула языком за сжатыми зубами. — Серьезно, сестренка. Ничего не происходит.  — Ты жив.  — Верно подмечено.  — Но… Как же Дисин? Фонарь? Мы же…  — Сожгли тело? Да-а, — это до сих пор было самым странным и ни хрена не укладывалось у него в голове. — Откуда я взялся? Я не знаю. Никто не знает. И Шэнь Вэй не знает. Который тоже откуда-то взялся. И подозреваю, что если эти сволочи забыли упомянуть обо мне, то о нем они тем более не заикнулись. На протяжении короткого монолога Юн Лань пристально следил за ее лицом, чутко подмечая каждое изменение. При упоминании Вэя идеально накрашенные губы дрогнули, и что-то больное мелькнуло в глазах. Только не снова, а. Ну пожалуйста. Пусть впопыхах, но они же выяснили все еще в том переулке.  — И где он?  — В университете. Вещает что-то жутко заумное будущим светилам науки. Ну или не знаю, что он там делает… Вроде бы класс ему еще не дали.  — А ты?  — Не будем о больном. Нет, кресло мое мне никто не вернул, и не знаю, собираются ли вообще.  — Жаль.  — Я за три дня еще не успел толком проанализировать ситуацию, но чем так плох господин Ма?  — Ничем. Он бесцветный и скучен до неприличия. Чу его как-то послал открытым текстом, а он ему только выговор влепил. Очень вежливо обломал нам шоу. А Юн Лань бы это шоу устроил, что ясно читалось в обращенном на него взгляде.  — Ты сама тут шоу пропустила. Чу меня чуть ли мордой по полу не повозил. Не признал, собака. Выцепи Лин Цзина, пусть поднимет записи с камер.  — Ты шутишь сейчас? — змеиное шипение прозвучало в голосе настолько отчетливо, что он бы ни капли не удивился, если бы по алым губам прошелся острый раздвоенный язык вместо человеческого. — Какого черта ты вытворил это?  — Что это?  — Ты сказал, что вернутся все. Ты пообещал. Или Чжао Юн Лань, который держит свои обещания — твоя очередная выдумка?  — Опять упускаешь главное. Насчет обещаний было условие: пока я жив.  — Вот как? Получается, что с Шэнь Вэем схема дала сбой? Как с Ван Чжэн и Сан Цзанем? Ах ты, вредная девчонка, правды захотела? Юн Лань никогда не признается в этом вслух, но среди всего его окружения только Чжу Хон обладала уникальной способностью, игнорируя толстый слой внешней шелухи, без церемоний запустить когти ему в самую душу и выскрести оттуда то, что он никому не собирался показывать.  — Все сказала?  — Ты бросил нас! — выплюнула, как пощечину влепила.  — И да, и нет. Выбор у меня был не велик. Я мог просто сдохнуть вместе с вами и целым миром. Или мог сдохнуть, но чисто в теории этим сохранить вам жизнь. И даже если бы существовал какой-то третий альтернативный вариант, я бы его не выбрал.  — Из-за него?  — Да, — язык, как часто бывает, сработал вперед головы, и теперь Чжу Хон отшатнулась словно от удара. А потом произошло то, чего он совершенно не ожидал. Святые небеса, либо при воскрешении ему пересыпали впечатлительности, либо с этим миром и в правду что-то не так. Он другой. Удивительно.  — Теперь это не важно. Ты здесь, — эти слова не принадлежали Чжу Хон, которую он знал. — Кто-то услышал наше желание и исполнил его. Я, как вернулась, сразу поняла, что случилось нечто из ряда вон выходящее, но хорошее. Да Цин, Лин Цзин, старина Чу и малыш Го — все светились как будто бы… Не знаю, словно им зарплату в двойном размере выплатили и взыскать забыли. Иди сюда, непутевый шеф. Она, плавным движением соскользнув со стула, обошла стол и протянула к нему руки.  — А ты выросла, сестренка, — шепнул он, крест-накрест сомкнув руки на тонкой талии.  — Нет, — раздалось в ответ. — Отпустила. Спасибо.  — Знаешь, о чем я думаю? — спросила Чжу Хон, отстранившись; змеиный прищур, за которым спрятались прекрасные глаза, внушал Юн Ланю определённые опасения. — Когда намечается праздничная попойка?  — Совесть имей. Мне машину не на что заправить. Когда там аванс?  — В этом месяце уже был.  — Значит, пьем в следующем.  — Запомнила. Ладно, у меня за время отсутствия накопилась целая куча дел. Пойду разгребать. Позже мне все расскажешь. И все спросишь. Я как раз успокоюсь и смогу не думать о твоем убийстве каждые десять секунд.  — Нет, стоило только потерять руководительские регалии, как все моментально такими языкастыми стали. А как же святая заповедь — не бей лежачего?  — Ты ей сам когда-нибудь следовал? Вот и молчи, — донеслось уже с лестницы. Пару секунд он еще прислушивался к перестуку каблуков на ступеньках, а потом, уставившись на остывшую чашку чая, привычно принялся сравнивать возможное с окружающим. Чжу Хон показала себя со стороны доселе незнакомой, куда более рассудительной, чем Юн Лань помнил, но при этом не изменила своей резкости и импульсивности. И поговорить о чем-то дельном стоило именно с ней, потому что теперь она являлась каналом связи с Яшоу. Тихушниками, которые знали намного больше, чем говорили. Когда уже мироздание кинет в него не камнем, а старинным манускриптом, который развеет все его надуманные печали?

_______________

Вопреки собственному скептицизму, но не иначе, как под воздействием уверенности Шэнь Вэя, Юн Лань все же умудрился выключиться еще на какое-то время. Проснулся, когда Вэй, выпутавшись из его рук, в качестве не слишком надежной замены попытался всунуть ему подушку. Виду не подал, уткнувшись носом в еще теплую наволочку. Тут же чуть не расчихался. Пионы. Блядская обонятельная галлюцинация. Он уже успел перерыть всю квартиру, надеясь обнаружить в каком-нибудь дальнем углу свалку отдушек для машины или ароматических палочек, не нашел ровным счетом ничего. Решил терпеть. Да самое очевидное. На могилу к матери ходил. Букет нес в пакете на вытянутых руках. Его и в детстве не слишком прельщали одежда и волосы, насквозь пропитанные цветочной сладостью. Теперь же вместо горьковатой ностальгии запах вызывал стойкое отвращение. Перед могилой проторчал дольше обычного. Ничего не дождался. Пытался невербально допроситься какой-то помощи. Он не требовал прямых ответов. Так слишком скучно. Задали бы хоть вектор. Указали, в какую сторону рыть, а дальше он и сам прекрасно справится. Ответа не снизошло. Кто бы сомневался…  — Просыпайся, — матрас прогнулся, едва слышно скрипнув; прохладная ладонь ласково погладила его по лбу, убирая в сторону челку. Юн Лань с неохотой приоткрыл один глаз. Он прекрасно знал, что ему сейчас скажут. «Тебя ждут на работе. Поезжай». Что-нибудь подобное. Последние дни Вэй выпроваживал его из дома в отдел, как мать нерадивого сына в школу, и отказывался воспринимать весомый для Юн Ланя аргумент, что делать ему там нечего. В конце концов, какая разница, где ему залипать в онлайн-игрушки — на домашнем диване или библиотечном? Поэтому он приготовился держать оборону и стойко цепляться за одеяло, пока его не вытянут из кровати за оба уха.  — Вчера вечером ты обещал увезти меня в университет. Но проспал. Уже не успеешь. Что?! Юн Лань вскинул голову, приподнявшись на локтях. Не было такого. Нет, он вчера всякое болтал, чтобы утащить Вэя от «изменившихся рабочих программ» в постель, но такого не припоминал.  — Может, ты путаешь? — маловероятно, скорее, искусно манипулирует. — Я мог обещать забрать. Во сколько, кстати?  — Я позвоню. В отдел.  — Можешь набрать сотовый.  — Не хочу создавать университету лишние расходы. Блядь. Вот он доведет, и Юн Лань возобновит контракт с телефонной компанией. Чтобы впредь не создавать университету лишних расходов. И совсем чуть-чуть назло. А вообще Чжао Юн Лань уже достаточно стар, мудр и, вашу мать, тоже не плохой манипулятор.  — И правда, о казённых счетах нужно заботиться, — согласился он, отложив подушку и приняв более-менее горизонтальное положение. — Но о своем тоже нельзя забывать, поэтому поеду на работу объедать государство, раз уже есть такая замечательная возможность.  — Хорошо, — Вэй, проигнорировав не такой уж удачный выпад, поднялся с кровати. — Это лучше, чем еда из ларька на соседней улице. Откуда он… Чжао Юн Лань, что ж ты сейчас так палишься своим одухотворенным лицом? Может, он блефует вообще? Хотя Шэнь Вэй и блеф… Вот именно, Шэнь Вэй и блеф!  — Ты с такой бережностью относишься к механизмам своей техники, но совершенно не заботишься о порядке внутри нее. Несколько раз мне приходилось убирать коробки из-под уличной еды с сидения.  — Один раз было.  — Больше.  — Наверное, я кого-то подвозил…  — Просто позавтракай дома и отметься на работе. Это сложно? Послышался, значит, ему звон на уровне проницательной интуиции. Звенели Вэевы нервы.  — И тебя забери из университета. Про себя-то не забывай. Нет, не сложно. Просто…  — Тогда сделай. Мне пора. Еще минута, и опоздаю. Юн Лань, страдальчески поморщившись, потер ладонями лицо. Когда опустил руки, Вэя в квартире уже не было. Вэй был в кустах за остановкой, откуда с чинным видом и портфельчиком дойдет до корпуса, как нормальный человек. Юн Лань предлагал ему для пущего эффекта возникать из воздуха прямо перед учебной доской. Предложение было отвергнуто. Жаль. Четыре цифры на экране телефона безжалостно намекали на то, что, как порядочному работнику, ему по-хорошему нужно было уже, теряя тапки и игнорируя светофоры, нестись к месту службы. Но от мысли об очередном дне сурка начинало потряхивать. Поэтому он не спеша прикинул, что если управится в душе минут за десять, примерно за столько же разведает, что Шэнь Вэй накулинарил с утра, и не встрянет ни в одной пробке, а светофоры на всех перекрестках будут приветствовать его зеленым, то, вполне вероятно, опоздает он не критично. Хотя, блядь, за ним даже никто не следит. После душа в обнимку с полотенцем по кухне он блуждал минуты три. В упор не мог сообразить, что Вэй хотел вменять ему в качестве завтрака. Кастрюли с пароварками по росту выстроились на полках. Термоконтейнеры или просто контейнеры нигде не наблюдались. Только старбаксовская термокружка гордо торчала посреди пустого стола.  — Хрень какая-то, — экспертно заключил Юн Лань, щелкнув кнопкой на крышке. Принюхался. Чай. Попробовал. Горячий, но не обжигающий. Идеально. Поднял взгляд и узрел немыслимое: Вэй оставил сковородку на плите. Да-а, кстати, индукционная варочная панель — это пожалуйста, а смартфон — от лукавого. Двойные стандарты такие двойные. Но не об этом сейчас. Отставив в сторону кружку, осторожными шагами приблизился к плите и едва ли не с опаской приподнял непрозрачную крышку… И чуть не уронил. Тосты. Вэй ему тосты пожарил. Вредные. В масле. Это что, наш ответ уличным острым шашлычкам? Рядом с приправами обнаружилась банка с джемом, а поверх нее — с таблетками, которые он употреблял в профилактических целях до стадии «ужраться обезболами и уснуть, а оно пусть само проходит». Вот просто. Просто… Уж насколько Юн Лань — болтливое нечто, которое «подберу не известные ни мертвым, ни живым поэтам эпитеты к любой ситуации», а Шэнь Вэй часто напрочь лишал его этого дара. Да что там! Дара речи, вообще. Даже когда сам вблизи не наблюдался. Как сейчас. Позже на парковке вместо того, чтобы лезть в машину и наигранно торопиться, сложил руки на капот, туда же поставил недопитую кружку. Два месяца прошло. Вэй вернул себе кабинет, порадовался тому, что все его документы и наработки не выкинули, а заботливо пристроили в архиве, получил в нагрузку сколько-то там классов и единственной своей проблемой считал Юн Ланя, одержимого решением «пустого» дела: ни улик, ни жертв, ни подозреваемых. Ну не верил он в бескорыстную благотворительность. Тем более, с призрачной неясной стороны. Не так устроен этот мир. Не бывает чудес. Юн Лань перебрал свои старые заметки о святынях, поднял все дела, извел три блокнота на то, чтобы выписать каждое упоминание святынь в книгах, развесить по стене. Над получившейся инсталляцией медитировал долго. Пару дней. Ничего нового придумать не смог. Со стороны Чжу Хон тоже не удалось выкопать никакого намека на ответы. Змеи, цветы, птицы — все твердили одно и то же. Кланы Яшоу не вмешиваются в отношения Хайсина и Дисина. Они не причастны к созданию святынь, только наблюдали, и лишь потому хорошо наслышаны, но не знают «больше, чем уже известно начальнику Чжао». Так вот и не причастны, ага. Смешно слушать… Ловить за хвост ушлого Четвертого дядюшку, напоминая про Фу Ё, не стал. Настороженность, с которой Яшоу держались рядом с ним, была видна невооруженным взглядом. Если бы он не смог откреститься от Вэевого сопровождения, наверное, вообще бы ближе чем на десять метров не подпустили. Это, кстати, успокаивало. Яшоу — паникеры. И в волшебные воскрешения не верили так же, как и Юн Лань. Как же он на самом деле уже заебался перебирать эту демагогию в голове, а. Но, как говорится, за неимением лучшего… Хотелось проветриться. Неимоверно. Взгляд упал на прикрытый брезентовым чехлом мотоцикл, мозг моментально подкинул предутреннее неисполненное желание.  — Вэя забирать, — сам себе напомнил. Плюс, если Дьявол так простоял целый год, то прежде чем садиться в седло, стоило сгонять его на техобслуживание. Полное. Вот и повод не изводить себя в отделе. Главное, время поточнее рассчитать, чтобы… Вэй не сказал во сколько. И хрен с ним. Юн Лань шустро потыкался в контактах и таки выискал необходимое. Главное в этой жизни — длинные руки и обширные связи.  — Алло, студентка, утро доброе, — ответила, как удачно, видимо попал ровненько в перерыв. — Мне очень нужна твоя помощь. Можешь проверить расписание профессора Шэня, а заодно узнать, не запланировано ли у него какого собрания? Что? Нет, ничего не случилось. Просто организовываем дружеские посиделки. И хочется, чтобы по времени всем было удобно. В течение пары часов сообщишь? Прекрасно. Отлично. Спасибо. Очень выручила. Минус проблема. Содрав с мотоцикла чехол и расчихавшись от пыли, он ласково погладил руль, побарабанил пальцами по баку. Отработанным движением щелкнул красной кнопкой на правой рукоятке. И… Ничего не произошло. Над причинами гадать не надо: во-первых, аккумулятор за прошедшее время точно сдох, во-вторых, батарейка в активном ключе давно намекала, что ей пора на покой. Справиться с первым много ума не надо, со вторым уже печальней, где пассивный ключ, Юн Лань не имел ни малейшего понятия, пин-код вроде помнил, но не был в нем до конца уверен. Да уж, как бы не пришлось в салоне еще и перенастраивать все. Ну, сейчас узнает. Повозившись с проводами и еще раз порадовавшись, что в багажнике возит хлам разной степени полезности, а не только аптечку, частично реанимировал аккумулятор. Вторая попытка добиться от Дьявола реакции на посторонние воздействия была более удачной. Верхняя панель мигнула диодами. Юн Лань подсунул ключ под сидение к самой антенне.  — Давай же, я уверен, здесь еще осталось на пару раз, — нижняя панель загорелась. — Я знал. Ожидал, что сейчас весь дисплей заполонят сообщения об ошибках, но нет, даже с шинами все якобы было в порядке.  — О, да ты, я смотрю, тоже рад меня видеть, — он забрался на сидение и старательно погнулся из стороны в сторону: не проседает ли где резина. Исключительно в целях предосторожности обсмотрел шины на предмет трещин, смазал цепь и спрыснул свечи маслом. Посветил фонариком в бак и следов коррозии на первый взгляд не обнаружил. На радостях решил отправить дилеру еще один положительный отзыв. Не обманул с качеством, а ведь Юн Лань после Харлеев откровенно сомневался в Дукати. Запустил двигатель, немного послушал. Провернул ручку газа, еще прислушался. На ТО он обязательно съездит в целях элементарной профилактики и отзыв все-таки напишет. Только вот, чтобы ехать сейчас, нужно возвращаться в квартиру за документами, а значит, глушить движок, а ключ на последнем издыхании, а пин-код помнится плохо, и не факт, что пассивный ключ валяется в документах. Поэтому…  — Покатаемся, а? — похлопал ладонью по блестящему баку, прежде чем потянуться за шлемом, предусмотрительно отцепленным от сидения. — Делать-то больше нечего. Посмотрим тебя в работе. А там по ситуации и полечимся. Дорога для Юн Ланя всегда была наилучшим лекарством от «больной» лишними мыслями головы, замечательно отвлекала и помогала не думать, а просто дышать. Он буквально растворялся в переключении передач и плавном проворачивании ручки газа, расслаблялся и сливался с Дьяволом на поворотах. Иногда настолько, что потом с недоверием разглядывал стертые об асфальт пятки ботинок. Неужто так низко ложился, что скреб ногами и по дороге, а ведь даже не чувствовал. Что ж, иногда он и вправду увлекался. В городе Дракона он знал каждую улицу, тупик и переулок. Мог по памяти карту нарисовать и никогда не пользовался навигатором. Только в камерах на перекрестках путался. Переставляют их постоянно. Да и лень запоминать, когда от штрафов легко отмазываешься удостоверением. Поворот на дорогу к отделу он успешно и без малейшего сожаления пропустил. Неохотно спустив ногу на третьем светофоре, решил, что в черте города освежить мозги не получится. Панель очень соблазнительно намекала, что бензина хватит еще аж на триста с небольшим километров, на поводу за собой вела мысль метнуться на трасу, поплутать среди частников. Сдался. Настрочил смску Да Цину, чтобы не ждали, но и не теряли, уехал на ТО. С удовольствием отметил оперативность девочки. У Шэнь Вэя было три лекции и никаких собраний. Если ворон не считать, то мог ровненько все успеть. И покататься, проверить что где барахлит, и метнуться до дома за документами и в салон, бросить там Дьявола, добраться до машины и забрать Вэя. Хороший план? Отличный план! За городом долгожданное расслабление наконец пришло, додал до сотни в час и окончательно отпустил себя. Голова не опустела, но бьющий в грудь и шею ветер уносил прочь тяжелую эмоциональную составляющую, обнажая неопровержимые факты. Два месяца абсолютно идеальной жизни. Казалось бы, живи и радуйся. Не ной и не страдай. Работа, если не придираться к деталям, есть. Дом есть. Деньги есть. Любимый человек под боком есть. Проблем существенных нет. Одним словом, утопия. Натуральный всамделишный рай, если откинуть клубок истеричных кинолент у Юн Ланя под черепушкой. Откинуть их получалось не всегда. Иногда они против его воли прорывались и захватывали эту реальность, перекрывали ее. Так случилось чуть больше двух недель назад. Отдел последнее время занимался одними студентами-практикантами, которые впоследствии уходили работать в местные участки. Постоянные же сотрудники, когда им надоедало насаждение дедовщины, развлекали себя, кто как придумает. Лин Цзин вообще со скуки клепал приложения и сайты для мелких организаций. Возвращение Юн Ланя и Вэя пусть и навело шороху, были сорваны все грифы «секретно», но ажиотаж быстро пошел на убыль, когда стало понятно, что ничего не понятно и остается только задрать башку к потолку и траурно возвестить: на все воля небес. Когда засранец Лин так сделал, Юн Лань вдарил его папкой по наглой морде, сбив очки. В тот день на рабочей кухне закончился кофе. К концу подходили припрятанные Юн Ланем конфеты. Пока он хмуро разглядывал последний леденец и прикидывал, когда уже конец рабочего дня, Чжу Хон недовольно стукнула о стол пустым контейнером из-под мяса и посетовала, что быт в отделе без дядюшки Ли просто отвратителен. Юн Лань в ответ мрачно покивал и ляпнул, что надо бы кого-то услать в магазин. Чжу Хон уцепилась за идею свалить, потом за нее уцепился и он сам, ведь все лучше, чем слоняться без дела. Правда, Юн Лань никак не предполагал, что сестрица змейка прихватит с собой подружек. На его возмущенный взгляд она ответила так, что и не прикопаешься: ты не пойдешь со мной мерить платья, верно? Верно, как было верно и то, что в таксисты он не нанимался. По итогу решил не вредничать, Чжу Хон вспомнила, что к скорому новому году надо бы прикупить новых украшений, и так вместо ближайшего продуктового магазинчика Юн Ланю пришлось крутить колеса к ближайшему торговому центру. Там его и накрыло.  — Тащи свою страдающую задницу в машину, — фыркнула Чжу Хон, впихнув ему в руки пакет с продуктами. — Не придем через полчаса, значит, нашли что-то приличное, и ты можешь сваливать. Эй, ты в порядке?  — Да. Отсчет пошел. Не явитесь, ждать не буду, — ухмыльнулся повыразительней и на нетвердых ногах поплелся к выходу, шарахаясь от каждого встречного прохожего. Казалось, что все они смотрят на него и чего-то ждут, а он и отдаленного понятия не имеет, что им дать или сказать. До машины еле доковылял, с трудом взобравшись на сидение, уткнулся лбом в руль. Выпрямившись, хлопнул себя по щекам, надеясь этим разогнать туман в голове. Перед глазами внезапно вместо видневшегося через лобовое стекло белого Вольво появилась пустая зеленая рабочая доска. Общий зал. Под спиной вместо сидения очутился мягкий угол дивана. Чжао Юн Лань. Чжао Юн Лань. Чжао Юн Лань.  — Что им всем, блядь, нужно? — собственный голос прозвучал со стороны, чужой, словно в записи.  — Они ждут тебя, — на плечо опустилась и крепко его сжала ладонь с раздражающе красными ногтями. Сестрица Хон.  — Меня это не интересует. Сделай что-нибудь, а, — в последней надежде обернулся к Чу.  — Это не я тут мир спас. Сам с ними разбирайся.  — Я не хочу. Ничего не хочу. Хренова годовщина отложенного конца света. Для всех — праздник. Для Юн Ланя — жестокое напоминание о том, что он ни черта не спас. Не он. Нет. Он позволил ему вылезти вперед. Там не было другого выхода, да. Не было времени размышлять. Некогда было выдумывать альтернативные решения. А теперь и его тоже не было. Юн Лань был один, жил один, дышал один вот уже целый год.  — Ты заслужил это, — Чжу Хон потянула его за руку, принуждая встать. — Иди. Заслужил что? Вашу ж мать, почему они все в толк не возьмут, что единственное, что он заслужил, — это пройти по этапу, блядь, а лучше сразу на эшафот, потому что не уберег, не смог, проебался. Массивные двери распахнулись как по волшебству. Юн Лань медленно спустился по ступенькам на растерзание к собравшейся толпе журналистов и просто неравнодушных. Кто-то тут же всучил ему букет, почтительно замер рядом. Нужно было что-то сказать, держать лицо, терпеть. Ляпнул банальщину общими словами, поблагодарил. Толпа вопила, сомнительно, что его кто-то слушал.  — Можно общую фотографию? Горло свело спазмом, перекрыв кислород и лишив возможности говорить. Молча кивнул. Выпрямил спину и задрал голову к небу. С гордостью неси свое бремя, Чжао Юн Лань. Того, кто мог с этим помочь, больше нет. Полуденное высокое солнце сильно обжигало глаза вместе с резкими вспышками фотокамер. По скуле соскользнула и потерялась где-то за ухом единственная слезинка. Вэй умер. Год назад спас этот пустой глупый мир и умер. Юн Лань до сих пор не придумал, как ему с этим жить. В настоящую реальность вынырнул словно из-под толщи воды, взмокший, задыхающийся и насмерть перепуганный. С минуту пытался угомонить шкалящий пульс, воззвать к здравому смыслу. Вэй был с ним. Живой. Настоящий. Со всеми выходками, привычками и нравоучениями. Тот самый. Нужный. Поверить никак не получалось. Напрочь забыв о Чжу Хон и девчонках, провернул ключ и неаккуратно дернув рычаг переключения передач, сорвался с места. В университете перескочил турникет и минут пятнадцать, как дурак, бегом кружил по коридорам, пытаясь отделаться от приставучего охранника. Еще столько же искал Вэя. Нужную аудиторию нашел ровно со звонком и, едва не поддав дверью под задницу последнему выходившему студенту, мешком повис на ничего не подозревавшем, старательно сортировавшем бумажки в папке Шэнь Вэе. Переполошил его опять, гений, пытался отшутиться, что соскучился, целых четыре часа прошло, представить невозможно же такую долгую разлуку, но, наглотавшись взглядов «я тебя насквозь вижу» и чуть заметно поджатых губ, сдался, рассказал, что голова после Фонаря опять чудит. Вэй тут же понизил градус напряжения, включил режим няньки и завел шарманку, мол, надо бы ему уже отпустить всю эту ситуацию вместе с воспоминаниями, потому что все закончилось, но… Но Юн Лань всерьез никак не мог отделаться от жуткой мысли, что если позволит себе вычеркнуть из памяти все подсознательных страшилки, то в ту же секунду прекрасная картинка пойдет трещинами, осыплется трухой. Получится очень в духе Лампочки: прикормить, успокоить и отсечь башку. Свернул с трассы, доверившись рукам — куда крутится руль, туда и едем. Пролетел деревушку, в которой три года назад вместе с Чу гоняли неведомых человекоподобных тварей. После ровного асфальта Дьявол обиженно поддал в спину задним колесом. Пришлось притормаживать. Деревенька сменилась лесом, коттеджным поселком богатых дельцов из города и опять лесом. Юн Лань, приноровившись к внезапным выбоинам, даже рискнул поднабрать скорости и внимательно высматривал их перед собой, когда дорога резко пошла с крутым уклоном вниз. Припомнил, что режим на выезде из города не переключал, и, положившись на антиблокировочную систему, спасавшую его всегда и везде, без колебаний оттормозился, предположив, что дальше скатится мелкими толчками. Как бы не так. Все-таки надо было тащиться в салон. Никакой отдачи в пальцы не последовало, рычаг покорно прижался к рукоятке, а колеса вместо того, чтобы планомерно прокручиваться, заблокировались. Юн Лань почувствовал, как управление плавно сваливает из его рук, и ему самому стоит сваливать, если нет желания оказаться прижатым двумястами кило. Держа в уме святую заповедь: падай, как хочешь, но только так, чтобы мот потом тебя в лепешку не раздавил, то бишь не перед ним, — привстав на подножках, бросил руль и, удачно успев в разворот, соскользнул с сиденья. Покатался, блядь, вольный ветер. Для протокола земля твердая. Просто пиздец какая твердая. Скатившись кубарем со склона, он пару минут просто лежал, восстанавливал дыхание и размышлял о том, что с женщинами ему не везет клинически, что судьба, что карма, обе какие-то хреновые, мягко говоря. Сильно пекло правую ногу и вообще всю правую половину тела, на которую пришлось приятное столкновение с каменисто-песочным проселочным бездорожьем.  — И чего разлегся, спрашивается, — прохрустел набившимся в шлем песком, нашарив под челюстью застежку, стащил его и отшвырнул в сторону. Попытавшись вдохнуть поглубже, решил, что во второй раз делать этого не будет: правый бок ответил на эксперимент острой болью. Только бы не ребра. Попытка сесть была более удачной, голова никаких настораживающих сигналов не подавала, шлем — все-таки вещь. Расстегнув куртку, нашарил во внутреннем кармане телефон. Экран всмятку. Что ж, он слышал хруст, когда впечатался в землю. Как раз справа. Может и бок из-за телефона болел? Потыкался во все кнопки, постучал по задней крышке — все без толку. Кирпич, и место его на свалке.  — Ахуительно, просто ахуительно. Дьявол валялся тут же, буквально в пяти метрах, уныло крутил задним колесом. Вот сейчас Юн Лань встанет как-нибудь, но чтобы поднять этого монстра, надо же движок глушить, а ключ-то сдыхает, а пин-код он не помнит, а до цивилизации километров двадцать, никак не меньше. Перспективы божественные. Все успел. И Вэя забрал. Прибьет он его нахрен. Встать получилось без проблем. Спасибо и на этом. Все конечности гнулись в правильные стороны, только местами поободрались. Мерзотненький голос из глубин сознания лениво шепнул, мол, будь при экипировке, отделался бы одним легким испугом. Подволакивая правую ногу, добрел до мотоцикла, с чувством, но легонечко пнул фару.  — Зараза. Обошел по кругу и плюхнулся обратно в песок, оперевшись спиной о бак. Смысл куда-то торопиться, если уже везде опоздал? Протянув руку, щелкнул кнопкой на рукоятке. Двигатель затих. Лотерея заведется-не заведется официально началась. Хотя нет, не началась. Надо сначала его поднять, и с учетом отсутствия практики с третьего раза у Юн Ланя точно получится это сделать. Только вот отдохнет еще чуть-чуть, а то адреналин схлынул, и заболело просто все, что могло заболеть. Полуприкрытыми глазами окинул местность: неживописные дикие кусты, пожухлая трава, слева съежившийся прудик с осокой и камышом по периметру. Это ж куда его занесло? Да, собственно, не очень важно. Оценивающе осмотрел склон, напоминавший естественно обрушившийся берег, — рыли здесь что-то, что ли? — довольно крутой. Подниматься нужно будет с утроенной осторожностью и с вывернутым на максимум трэкшном, иначе велика вероятность возвращения на исходные. Царившая кругом тишина неожиданно обрушилась ему на голову, словно накрыло ватным одеялом. Юн Лань, будучи ребенком большого неспящего города, с непривычки даже поежился. С одной стороны, отсутствие каких-либо звуков, кроме ветра в листве да собственного дыхания, приводило мысли к ассоциациям сомнительного качества о затишье перед бурей, с другой — расслабляло, опутывало, смыкало ресницы. Если уж быть откровенным, то толком он и не выспался. Легли поздно, потом кошмар, будь он всеми проклят, после него долго не мог уснуть, а когда получилось, то сработал Вэев биологический будильник, и дальше Юн Лань вылеживался, в полудреме прислушиваясь к его тихим сборам и шорохам на кухне. Вряд ли произойдет что-то непоправимое, если он выключится на полчасика, тем более на природе, может быть, даже боль и жжение в отбитых частях тела пойдут на убыль. На грани сна и реальности ему опять почувствовались дурацкие цветы. Перед глазами снова будто в замедленной съемке мелькнула белая ткань, собственный крик вымел из головы все мысли. Рванувшись вперед, заранее понимая, что не успеет, не сможет, не дотянется. На чистом рефлексе, голом инстинкте. Он чуть не воткнулся лбом в собственные колени. Проснулся. Отпихнул в сторону душное одеяло. Под потолком клубилась тьма, тускло светил фонарь, еле пробиваясь сквозь задернутые шторы. Что-то было не так. Неправильно. Вэй. Ушел к себе? Мелькнула и растворилась странная мысль, что они не возобновляли договора с арендодателем, ибо незачем, но он не стал зацикливаться на ней в судорожной попытке выискать в околокроватном пространстве тапки. Не нашел. И хрен с ними, не январь в конце концов. Выскочив в коридор, замер перед противоположной дверью. Не откроет. …некому открывать? Переборов липкий, ребяческий страх, послевкусие очередного кошмара, робко постучал, полностью готовый в случае молчания разворачиваться и уходить, но неожиданно замок щелкнул. Слишком быстро. Как будто его в прихожке караулили. В голову настойчиво лезла всякая чушь: он босиком стоял на коридорной плитке и совершенно не чувствовал холода. Почему? Развить цепочку не успел, пришлось уклоняться от двери, а то встал по центру как памятник дерьмовому будущему. Шэнь Вэй на пороге встретил его недоумевающим взглядом честных-пречестных темных глаз. Прямо как в старые добрые. Шеф Чжао, я не понимаю, в чем вы меня подозреваете, я лишь жертва обстоятельств.  — Ты зд… — слова застряли в глотке. В вороте рубашки под тонкой белой тканью явно проступал толстый черный шнурок, который Юн Лань уже очень давно не видел. И вообще не вспоминал про него. Вэй даже не шелохнулся, когда он порывистым движением залез ему за шиворот и вытащил золотистый кулон. Тут же в ужасе, перемешанном с отвращением, отдернул руку. — Не здесь. Точно такой же кулон Юн Лань сжимал в кулаке. Точь-в-точь такой же. С одним только маленьким, но существенным отличием. Этот, в его ладони, был настоящим. Последней отмашкой. Неясным ответом, не объясняющим ровным счетом ничего, но не оставляющим после себя ни единого вопроса. Вот такая она — цена за минутную слабость. Только подумал о том, чтобы отпустить, поверить, принять, черт возьми. И тут же получил по зубам. А главное ведь знал, что так будет. Иных вариантов не предусмотрено. Сил, чтобы повернуться спиной к родному, единственно нужному, вроде бы близкому, но не тому Шэнь Вэю, он не чувствовал, рискнул только на осторожный шаг назад, цепко следя за отсутствующей реакцией, все еще надеялся на что-то призрачное, а вдруг, а может быть, а если… Идиот клинический. Когда пол неожиданно ушел из-под ног, он даже не испугался, только неловко взмахнул руками и инстинктивно зажмурился, приготовившись ухнуть в черную безымянную пустоту, чтобы оказаться где-нибудь еще. Чьи-то руки внезапно вцепились в футболку у него на груди, рванули вперед, но до того, как он успел обрадоваться собственной дурной ошибке, прямо в голове зазвучал женский возмущенный голос, почти забытый, если уж на то пошло:  — А вот с последним утверждением я полностью согласна. Идиот. Абсолютный чистый незамутненный идиот.  — Ма?.. — само слово было странно произносить вслух, давно не приходилось. Очень давно. Осторожно приоткрыл глаза и тут же прищурился. Пространство вокруг заливал яркий свет полуденного солнца вместо тусклой коридорной лампочки. — Не мамкай, сюда иди, — цепкие пальцы крепко сжались вокруг предплечья, потянули за собой. — Садись. Да веди ты себя уже как человек, а не как новорожденный котенок. Не трясись. Посмотри на меня. Посмотрел. Даже узнал. Безразмерную хлопковую блузку со шнуровкой на груди и рукавами, расширяющимся к запястьям, с вышитыми трижды проклятыми пионами. Ее гордость — длинные, слегка вьющиеся, если не расчесывать, волосы, частью собранные в пучок, частью рассыпанные по спине и плечам. Насмешливый, немного снисходительный взгляд всегда по-лисьи прищуренных глаз.  — Знаешь, когда я была маленькая, то довольно нетипично думала, что вырасту и обязательно рожу себе именно девочку, и будет мне счастье правильное, какое должно быть. Судьба решила иначе. Родила пацана на свою голову, обрекла себя на вечное счастливое страдание.  — Как-то этот факт не помешал тебе полчаса в магазине уговаривать меня согласиться на розовый рюкзак с цветами.  — А толку? Приятное ты матери все равно не сделал, эгоист несчастный. А такие на нем пионы были красивые. Зачем о таком напоминать вообще? Он с замершим дыханием уставился на то, как мама ловко потянулась вперед и, выдернув из вазы на журнальном столике бело-розовый цветок, откинулась обратно на спинку дивана. Только в этот момент сообразил, что находился в гостиной отчего дома, такой, какой она была двадцать лет назад. Со светло-розовыми наволочками на диванных подушках. — Кстати, признаю, воспитатель из Синь Цы еще более дерьмовый, чем отец, но основы-то, основы тебе в башку пыталась вбить еще я. И мне хочется думать, что что-то должно было там застрять. Так объясни мне, какого дьявола, — она придвинулась ближе к нему, — мать должна смотреть, как умирает ее сын? Вопрос повис в воздухе, намотался ему на шею невидимой удавкой. Юн Лань же пару мгновений не мог оторвать глаз от материной ладони, сжатой в острый кулак, между пальцев сыпались мертвые лепестки раздавленного бутона. А потом в глубине сознания щелкнул особый тумблер, переключавший его из режима пассивного наблюдения в режим активных действий, подхлестнутый старой колючей обидой.  — Так объясни мне, как ребенок может быть старше своей матери? Мама разжала руку. То, что осталось от цветка, не достигнув обивки, распалось в воздухе и, Юн Лань был в этом уверен почти на все сто процентов, снова появилось в вазе. — Старше, — взгляд напротив растерял недовольство, наполнившись искрящимся, немного печальным теплом. — Много ли старше. Год-то там хоть есть? — Почти два. — Невежливо указывать женщине на ее возраст, юноша. — Что происходит? Что все это такое? Кто ты? — вопросы сорвались с языка сами собой. Мама саркастично хмыкнула, сложила руки на груди. — Пошла лошадка по кругу. Я безусловно предполагала, что по итогу манипуляции вне зависимости от ее исхода в голове у тебя будет каша, но не думала, что ты растеряешь все и так растеряешься сам. Ничего критичного не происходит. Не переживай. Мне просто надоело наблюдать за твоими бессмысленными и беспощадными попытками сожрать себя, а заодно и всем окружающим душу истрепать. Ты уже давно распрощался с Фонарем, а отпустить его все не можешь. Мужчины, святые небеса. Вечные страдальцы. Все плохо — страдаем, что не хорошо. Все хорошо — страдаем, что не плохо. Говорю же, девочку хотела. Де-воч-ку. Чтобы умная, чтобы с понятием. А тут… Сплошное что есть, то и люби, с тем и нянькайся. Вроде молодая, а ворчу как бабка твоя. Ты, Лань-Лань, глупостями занимаешься, роешь песок в пустыне и надеешься в нем воду выкопать. Все закончилось. Дрогнуло материнское сердце. Я не смогла уйти и бросить вас дурных с папашей. Любила же, а любовь — страшная штука. Мне ли тебе рассказывать. Ты возвращаться один ультимативно отказался, не стал торговаться. Я и раньше знала, с младенчества видела, что в тебе больше меня, чем Синь Цы, но в тот момент убедилась в этом окончательно. Поэтому пришлось выкручиваться мамке, выискивать-вытаскивать твоего Шэнь Вэя. Все для кровиночки, а кровиночка все равно в истерику. Что ты будешь делать. — Ты хочешь сказать…. — Еще раз, но без поэтических завихрений и драматически заломленных рук. Я заменила тебя в Фонаре, повздыхала над твоей одержимостью одним определенным персонажем, но в тщетных попытках переубедить решила, что твое дело, живи как хочешь, не маленький, и выпихнула в суровую реальность во второй раз. Должна отметить, что в первый получилось удачней… Остались вопросы?  — Как?  — Словами это не объяснишь. Материя тонкая, сложная, очень изменчивая. Думаешь, что в кои-то веки удалось разобраться, а она через секунду уже от основания перестроилась. И только один принцип здесь, как и везде, вечен и незыблем: было бы желание, мой мальчик, было бы желание, — мама протянула к нему руки и, неаккуратно сграбастав за шею, прижала к себе. — Не заморачивайся этим. Тебе твой Шэнь Вэй правду говорит. Сам знает и понимает меньше твоего, но чует же, чтоб ему, не будем о плохом. Отпусти уже. Все. Ничего из этого больше тебя не касается. Ты же у меня самый лучший, самый красивый, может, не самый сообразительный, но что ж поделать, нельзя выиграть в генетической лотерее по всем пунктам разом. А вот это. Последнее звучало предательски знакомо. Он это уже слышал. Притом не так давно…  — Вот сдался тебе этот дисинец, святые небеса. Один раз с улицы подобрал, как щенка бродячего, два покормил, а три одеялко подоткнул, и ты продался со всеми потрохами? — мать кружила по комнате, размахивая рукавами-крыльями. — Дешево же стоит твое сердце. Любому по карману.  — Он отдал за меня свою жизнь, — тяжело процедил Юн Лань, вцепившись ногтями в ладонь.  — Да? Какой молодец! Только вот смысл? Смысл в этом был?  — Был. Фонарь — сугубо мое решение. И если на то пошло, при нем я и останусь.  — Глупая дурная твоя голова, ты мне еще условия будешь ставить? — мама, бросив беготню, подскочила к нему, больно вцепилась пальцами в щеки, заставила смотреть прямо себе в глаза. — Хоть объясни, почему он? Почему из всей толпы, которая готова на полную ставку тебе в рот заглядывать и из дерьма вытаскивать, ты вцепился именно в него, а?  — Почему из всей толпы именно отец?  — Подарков натаскал больше остальных. Розовые замки расписал покрасивее, чем прочие. Да и сам мордашкой вышел.  — Твое сердце тоже недорого стоило.  — Так и учись на ошибках.  — У него получается говорить так, чтобы я не просто слушал, слышал и понимал, а слушался. Почти всегда. Сам в шоке. И это меня не бесит, хотя, казалось бы, всю жизнь только и делаю, что скалюсь на приказы.  — Нашел за что держаться.  — Каждому свое.  — Вот именно, но мне-то за что такое сокровище несуразное. Ладно! Ладно, будь по-твоему, — отпустив щеки, погладила по голове, коротко прижав лбом к ключицам, поцеловала в макушку, — мой самый красивый, самый лучший мальчик, не самый сообразительный, конечно, но с этим я уже давно смирилась. Будет тебе твой Шэнь Вэй. — Судя по воодушевленно-перепуганному взгляду, что-то у кого-то постепенно начало складываться в цельную картину, да? Наконец-то. Наверное, я, как всякая мать, слишком тебя идеализирую. Все-таки ты не придумал ничего лучше, как позаимствовать у Синь Цы его самое дерьмовое качество: все вокруг будут твердить, что идешь ты не в ту сторону, но даже если это так, с пути тебя свернет лишь катастрофа вселенского масштаба. А еще вот это, — мама молниеносным движением выбросила руку вперед и вцепилась ему в щетинистый подбородок. — Вот это что такое, скажи мне, а? Папаша твой бритвы шугался, будто она прокаженная. И ты сюда же?  — Какой ценой? Неприятная жуткая догадка прошлась по затылку мерзкими липкими щупальцами, заставив содрогнуться всем телом.  — Я вообще-то вопрос задала, — полушутливо оскорбилась она, поджав пухлые губы, подбородок отпустила, мягко повела пальцами вдоль челюсти.  — Если мне выбритому дают хотя бы двадцать, я уже в диком восторге. Какой ценой?  — Такой, которая не должна тебя волновать, — отвернувшись, словно прячась, снова потянулась к вазе, только вот Юн Лань успел заметить знакомую с детства тоску в ее глазах, необъяснимую и необъятную, и тот особенный взгляд в себя, какой бывал у Вэя, когда он, поддавшись уговорам, рассказывал что-то о прошлом. — Я сейчас скажу кое-что. Просто скажу. А ты сам решай, насколько правдиво это прозвучит. Немногие вещи создаются с целью навредить. Даже оружие в первую очередь выступает в качестве средства защиты и только потом нападения. Со Святынями так же. Ни одна из них не несет в себе зла. Фонарь — это зеркало. Он дает тебе лишь то, что ты у него просишь, отражает то, с чем ты к нему пришел. Ты пришел с болью, Лань-Лань, с ненавистью, со страхом. Он лишь отразил, спроецировал. Ни больше ни меньше. Я пришла к нему с другим, я даю ему другое, прошу у него другое. Мой опыт колоссально отличается от твоего. Поэтому если вдруг боишься, что я переживаю все то, что выпало тебе, то ты ошибаешься. В отличие от некоторых, я умею учиться на чужих ошибках.  — Правда?  — Да, — ответила так легко и буднично, словно они меню на ужин обсуждали; на него даже не смотрела, обдирая с бутона лепестки, которые тут же таяли в ее пальцах.  — Но, — он запнулся, — я все равно не понимаю, как…  — Я же уже сказала, что это сложно. Просто прими на веру. Чудеса иногда случаются, Лань-Лань. С теми, кто действительно их заслуживает. Рано или поздно. Планета круглая. Что я всегда говорила, когда ты жаловался мне на дворовых мальчишек или чьи-то родители приходили разбираться из-за наставленных фингалов и исцарапанных лиц?  — Каждому воздастся. Что бы он ни вытворил и во что бы ни вляпался, мама никогда не ругала его, только ласково насмехалась и каждую поучительную речь заканчивала этой фразой.  — Вот и считай, что воздалось, мой мальчик.  — Просто… Слишком просто.  — А жизнь сама по себе разве сложная? Противная, тяжелая, но совершенно не сложная. Жить просто, сложно выбирать. Решения, между которыми мы мечемся в муках выбора, зачастую элементарны. Ты уймись уже. Дыши, пока можешь, и радуйся, что тебе повезло.  — И все?  — А что, мало? Ты совесть имей, засранец, — фыркнула мама и, повернувшись обратно к нему, больно дернула за нос. — Вот находятся же те, кто говорит, что без отцовской руки матери воспитывают сыновей-эгоистов. Врут. Тут матери не было, а папаша сыночку все равно распустил. Мне тебе сказать больше нечего. Люблю. Уходи. Юн Лань не успел ни возмутиться, ни что-то ответить. Мать взмахнула рукой с цветком, ударила стеблем прям по глазам. Рефлекторно отшатнувшись, мотнул головой и… …треснулся затылком о бок бензобака. Перед взглядом раскинулось мутно-голубое небо. Солнце, светившее в спину, когда он ошибочно решил подремать, уже пересекло полуденную отметку. В голове лениво плавали ровно три мысли. Он тронулся. Серьезно, рехнулся. Полностью. Окончательно. Но, кажется, его отпустило, что подтверждает предыдущее заключение. Хотя кое-что ему еще нужно проверить. И вершиной триады выступало: Вэй его точно убьет. Как же грустно, что он все-таки не телепат… * * * Перед тем как спуститься с подиума, Шэнь Вэй, попрощавшись со студентами и разложив материалы по нужным папкам, мельком глянул в окно. Аудитория была угловой и достаточно длинной, представляла обзор сразу и на улицу перед университетом, и на преподавательскую парковку. Как туда иной раз пробирался Юн Лань — загадка без ответа. Однако приметного красного джипа не наблюдалась. Странно. Почему-то был уверен, что даже если А Лань в последний момент передумал и не добрался до отдела, что вполне вероятно, учитывая, каким недовольным тот был с утра, то к обеду должен был бы обязательно объявиться со стандартным набором расшаркиваний, клеймом святой невинности во весь лоб и искренним сожалением в глазах. Но не объявился. Тем лучше. Значит, Вэй сможет спокойно поработать оставшееся время, не отвлекаясь на чье-то присутствие, скучающие взгляды и постоянные намеки самого разнообразного содержания. И словно по закону подлости с работой не задалось. Взгляд то и дело соскальзывал с бумаг на телефон и задерживался на трубке дольше положенного. Не очень верилось в то, что Юн Лань, пусть и фактически взятый на слабо, покорно ждет его звонка в спецотделе, созерцает потолок и изредка срывается на пугливых подопечных Го Чан Чэна. Не похоже на него. Если только кто-то не решил испытать стратегию мнимой покорности. Что, впрочем, еще маловероятней. Здраво рассудив, что проще добыть информацию, чем мучать себя догадками, Вэй снял трубку и бегло набрал заученные цифры приемной спецотдела. После стандартных трех гудков вежливости незнакомый женский голос на том конце ласково пропел:  — Специальный следственный отдел.  — Это профессор Шэнь Вэй. Передайте, пожалуйста, Чжао Юн Ланю, что он может…  — Простите, профессор, но консультант Чжао сегодня еще не появлялся. Что и требовалось доказать. Неисправим.  — Хорошо. Извините за беспокойство.  — Не стоит… — договорить девушка не успела. На расстоянии едва ли достаточном для телефонного микрофона глухо прозвучал голос Да Цина:  — С кем ты там? Профессор? Профессор Шэнь? Дай мне! Профессор, — раздалось намного отчетливей, — наш бывший шеф с вами? Нашел время телефон отключать. Лин Цзин кое-что накопал, возможно, ему будет интересно.  — Нет, не со мной. Я еще в университете. Он, наверное, остался дома. Сознание неприятно царапнул выключенный телефон. Юн Лань обычно не позволял себе даже отключить звук и всегда пристально следил за зарядом. Называл это своеобразной профессиональной деформацией работника с ненормированным графиком. «Никогда не знаешь, когда случится очередное дерьмо, А Вэй. И раз уж мне посчастливилось быть ответственным за его искоренение, то нужно быть на связи».  — Странно. Утром написал, что забросит байк на техосмотр, а потом к вам. Ну и к черту его. Не заморачивайтесь, профессор. Поди застрял в салоне с механиками. С ним случается. Вмажется в железки и не отлепишь. Забывает обо всем. Поздно. Заморочился.  — Ты не знаешь, куда он мог поехать? — Вэй упрямо старался не поддаться пустой панике, в конце концов, Да Цин говорил правду, бывали моменты, когда Юн Лань, перемазавшись маслом, по шесть часов вертелся вокруг машины или мотоцикла.  — Ну, — задумчиво протянули по ту сторону трубки. — Да, знаете ли, вообще-то во всем городе есть всего два-три места с пряморукими мастерами, которых он спокойно подпустит к своему мотоциклу.  — Проверь их, — отрывисто бросил Вэй. — Я скоро буду. Первым делом переместился домой. Теплилась все-таки слабенькая надежда, что Юн Лань, наплевав на все, беспечно валяется перед телевизором. Но вместо раздражающего бормотания ящика и шуршания коробок из-под еды на вынос Вэя встретила разобранная постель и гробовая тишина. На парковке сиротливо стоял джип, вместо мотоцикла обнаружился один лишь смятый чехол. Хотелось верить в правоту доводов Да Цина о том, что Юн Лань всего-навсего потерял счет времени за диагностикой любимого байка, но кое-что внутреннее сродни интуиции и многократно обсмеянному тем же Юн Ланем шестому чувству подсказывало, что дело обстоит не совсем так. Да Цин встретил его настороженно-испуганным взглядом из-под челки и чуть слышным бормотанием о том, что обзвонил предполагаемые места, и ни в одно из них не прикатывали Дукати Диавель.  — Отследить телефон не получилось, но Лин Цзин нашел его по камерам. Он немного поплутал по центру, потом свернул к выезду из города. На северную трассу. Пересек семидесятый километр, но до следующей камеры куда-то свернул.  — Много съездов?  — Лин Цзин как раз работает с картами… Да Цин не договорил, чутко повел головой, гибко просочился мимо него к дверям. Шэнь Вэй характерный звук мотора различил только через несколько секунд и оказался на крыльце даже быстрее кота. * * * Юн Лань не верил, что добрался. Когда в третий раз, едва успев отскочить, наблюдал, как Дьявол скатывается вниз по склону, обдирая с накладок дорогущую краску, твердо зарекся соваться даже на относительно управляемом круизере на пересеченную местность. Только трасса. Асфальт, бетон, плитка. А романтику вашу — в задницу. Кое-как отлепился от руля, спину неприятно простреливало при каждом движении. Неловко перекинул ногу через седло, тут же, правда, привалившись бедром обратно к еще нагретому двигателем металлическому боку. Непослушными пальцами расправился с ремнями шлема, стянул, не глядя, бросил на зеркало, а когда поднял голову, едва сдержал позорный испуганный вскрик. Вэй материализовался прямо перед носом. Хотя Юн Ланя это как раз-таки устраивало. Не устраивало только плещущееся в его глазах «сейчас кто-нибудь умрет». Добрая половина спецотдела выглядывала из-за его спины, кто со страхом, кто с любопытством, кто вперемешку. Предвкушали развлечение, сволочи неблагодарные.  — Я могу объяснить, — вздохнул Юн Лань, задуматься о том, как будет объясняться не удалось, сорвался на писк; Вэй, до этого чуть ли не до хруста сжавший его плечи, моментально опустил руки. Юн Лань проследил направление его взгляда и слегка запутался в нахлынувших эмоциях: вроде бы с перспективой получить по башке за все хорошее он смирился еще в пригородных ебенях, но от вида исцарапанного песком шлема (менять, однозначно) и мерзких рваных серебристых пятен на не так давно идеально гладкой и блестящей черной поверхности бензобака вновь проступала едва притихшая за жалостью к себе злость.  — Упал. Не сильно. Вэй, оторвавшись от мотоцикла, медленно просканировал его с ног до головы, молчал. В общем, придерживался своей классической стратегии. Правда, Юн Лань заметил, как он на секунду задержал взгляд на его правой штанине, где светлая джинсовая ткань местами порозовела и схватилась коркой, доставлявшей те еще неприятные ощущения.  — И я в этом не виноват. О нет. Вэй не молчал. Ему просто не нужны были слова. Чуть взлетевшие вверх брови максимально четко демонстрировали саркастичное «да что ты говоришь». Справедливости ради, говорил он полуправду, ибо в каком-то смысле сам накосячил. Когда сумел-таки выбраться на ровную дорогу, первым делом полез проверять настройки режима езды и обнаружил удивительную вещь: в текущем городском уровень работы антиблокировочной системы значился нулевым. Естественно, блядь, что электроника и не подумала реагировать, когда он бесцеремонно выжал тормоза. Если бы озаботился проверкой настроек заранее, то, вероятнее всего, не слетел бы ласточкой со склона. Короче, сам себе дурак. За время обратной дороги всю голову сломал, размышляя, мог ли сбросивший заряд аккумулятор так повлиять на бортовые системы, пришел к выводу, что не мог, максимум произошел бы откат к заводским настройкам, а, значит, это сделали чьи-то шаловливые ручки. И путем недолгих изысканий виновник определился довольно быстро. Не так уж много людей и нелюдей, в принципе имевших доступ к Юн Ланевым вещам, еще меньше тех, кто был в них каким-то образом заинтересован, кроме одного каштанововолосого очкарика, который в былые времена на старенькую харлеевскую электричку косился с определенными намерениями. Только Юн Лань быстро эти намерения свел в ноль. А тут… Тут Юн Ланя не было. Лин Цзин, не иначе как на расстоянии почуявший неладное, бдительно нырнул за широкую спину Чу. Как будто бы это его спасет, наивный. Но с недоученым лентяем он еще десять раз успеет разобраться. В данный момент во главе списка значилось иное. Ловким заученным движением Юн Лань подцепил пальцами конец шелкового платка и, пока Вэй не успел опомниться, бесцеремонно его сдернул. Тот, кажется, такой наглости от провинившегося не ожидал, слегка опешил и сцапал его за запястье скорее рефлекторно, чем осознанно.  — Что ты делаешь? — однако, голос прорезался.  — Где кулон? — спросил в ответ, удовлетворенно не наблюдая в расстегнутом вороте никакого черного шнурка. Так-то Юн Лань и раньше его не видел, но мало ли Вэй мог хранить подвеску на работе, или таскать в кармане. Нафантазировать можно все что угодно…  — Я, — во взгляде промелькнуло легкое замешательство. — Я же отдал его тебе. — М-м, да, было такое, — Юн Лань согласно мотнул головой, а потом высунулся из-за его плеча и обратился к собравшейся толпе. — И так где же кулон? Стоявший ближе всех Да Цин закатил глаза, но ответил:  — Там же, где и куртка. Канул в небытие, видимо. Мерзкий Кошак никак не мог забыть, как месяц назад Юн Лань вытрепал ему нервы в очередном припадке бреда. Что называется, заняться человеку было нечем. Он принялся сравнивать и вспоминать, в каких шмотках и в каком эпизоде кошмарного сериала под опытной режиссерской рукой Фонаря дефилировал. Один черт знает как, додумался до того, что последний раз был в куртке, вернуться должен был бы в куртке, но был на нем плащ. Где куртка? Выяснилось, что сентиментальные подчиненные отправили его в обожаемой косухе в последний путь. Любимая же была, в конце концов. Значит, и кулон ему в карман засунули. Молодцы. И с этой секунды ему стало на глазеющую толпу глубоко фиолетово. Главное то… Главное все еще держало его за руку с зажатым в ней платком. Не иначе, как ждал оправданий, которых не было. Решив не предаваться лишним мыслям и следуя окончательно расслабившийся пружине где-то пониже сердца, просто подался вперед и повис на Вэе, уткнувшись носом в плечо.  — Справа не трогай, — сам он под футболку благоразумно не заглядывал и куртку не снимал, руководствовался философией об облегчающем существование малом знании. — Мне, кстати, есть, что рассказать, но ты мне, возможно, не поверишь. Не с первого раза так точно. И не злись, а. Все же хорошо. Вэй аккуратно отодвинул его от себя, предусмотрительно придерживая за левое плечо. Пару мгновений пристально вглядывался ему в глаза и, судя по разгладившейся морщинке между бровями и смягчившемуся лицу, нашел в них что-то обнадеживающее.  — Пойдем внутрь. Надо посмотреть, что с тобой. Возможно, придется ехать в больницу.  — Не, в больницу точно не надо, а вот поесть бы чего-нибудь… — задумчиво произнес он, покорно зашагав за Вэем, потянувшим его к дверям спецотдела. Толпа почтительно расступилась. То-то же, плебеи. Юн Лань прекрасно знал, что Посланника они боялись, а профессора уважали раз в десять больше, чем его самого. Но его они любили. И, черт подери, более идеального расклада он сочинить не мог.

_______________

 — Вы не можете тут остаться. Юн Лань играл в гляделки с до опизденения правильным Ма Ливэем уже минут пять, но отступать не собирался.  — Это служебное помещение. Вы не можете остаться здесь на всю ночь и использовать его в своих личных целях. Юн Лань не сумел проконтролировать приподнявшиеся брови и разъехавшиеся в стороны уголки губ. Из-за его спины кто-то, предположительно Да Цин, а может и Чу, утопил в наигранном кашле саркастичный смех. Чжу Хон проскользнула мимо с дымящимся подносом чего-то, не разглядел, но ему и одного умопомрачительного мясного запаха было вполне достаточно.  — В конце концов, Новый Год — это семейный праздник. Его принято проводить в кругу семьи, понимаете? Семьи.  — Угу, — Юн Лань и не думал спорить. — Вперед, празднуйте. Кто вас держит-то? Даже руки поднял в знак того, что не планирует вцепляться новому шефу в полу пиджака.  — Профессор Шэнь, — неужто хорек уверовал, что если их роднит приверженность к сомнительным удобствам классического костюма, то Вэй обязательно встанет на его сторону? — Хотя бы вы проявите благоразумие! Шэнь Вэй, который всем видом демонстрировал нежелание оказаться втянутым в разборки, поднял голову от созерцания подсунутых Лин Цзином распечаток какой-то научной хрени, и отстраненно произнес:  — Консультант Чжао, — Юн Лань, чуть повернув голову, недовольно покосился на него через плечо, мгновенно получив в ответ взгляд «а я просил меня не вмешивать», — уже объяснил вам, что данное мероприятие — сложившаяся коллективная традиция. Я склоняюсь к тому, что нарушать устоявшийся порядок вещей — неуместно. И снова вернулся к бумажкам.  — Я все же считаю это неправ… Юн Лань, усердно прикусывавший губы, чтобы ненароком не сорваться… Сорвался. Ситуация перестала его веселить и начала раздражать.  — Иди уже, куда шел, а. К семье. Я знаю, что делаю. Это мои люди. И это тебя не касается. Ма Ливэй одарил его уничижительным взглядом, которым Юн Лань, тренированный Вэем в модусе Посланника, не проникся ни капельки.  — Я надеюсь, что вы не допустите ничего предосудительного… Надо же, мамочка выискалась. Юн Лань почти вошел в раж, но вовремя ощутил ввинчивающийся в затылок тот самый взгляд. Учись, хорек, блин.  — Не беспокойтесь, шеф. Я проконтролирую. И вообще, с нами профессор, в высшей степени интеллигентный человек.  — Рассчитываю на вас, — сдался Ма Ливэй и с донельзя оскорбленным видом заторопился к выходу. Юн Лань дождался, когда за хорьком захлопнется дверь, и только потом обернулся к столу и замершим в ожидании сотрудникам. Чу Шу Чжи, правильно расценив его довольную ухмылку, вытащил из-за дивана ящик пива и грохнул им о столешницу. Вэй вымученно прикрыл глаза, но едва заметная мягкая полуулыбка выдавала его целиком и полностью.  — Чего ты на меня уставился? — рассмеялся Юн Лань. — Доставай. Чу никогда не нужно было просить дважды. О матери, подмене фитиля и непредсказуемой сложности взаимодействия со святынями Юн Лань сбивчиво поведал все в тот же вечер, вытерпев полный комплект премерзких медицинских процедур и радуясь тому, что от больницы удалось откреститься. Вэй молчал неоправданно долго, бездумно-механически перекладывал в аптечке скляночки.  — Если оно так, то это пример редкостной удачи, — произнес он наконец. — Нужно распорядиться данным шансом правильно. Юн Лань окончательно стряхнул с себя последние крохи напряжения. Кое-что он, правда, утаил, о странной материной реакции на Вэя. Но и зачем ему об этом знать? Дело-то потустороннее. А теперь уже вообще закрытое. Когда раздались первые отрывистые хлопки петард, к концу подходил уже четвертый ящик. Первыми из-за стола повыскакивали Чжу Хон, Сяо Го и Да Цин, перекинувшийся котом и достигший верхних ступенек библиотечной лестницы быстрее всех, за ними поднялись Лин Цзин и Чу. Налакавшийся на радостях Лин Цзин, — а повод у него был, ибо Юн Лань при виде светло-синей коробки с надписью Джони Уокер поплыл моментально и разом отпустил всем все грехи, — хотел было прихватить с собой бывшего начальника, но Чу, с проснувшейся спьяну деликатностью, уволок его прочь. Юн Лань, уютно устроившись под боком у Шэнь Вэя, тихонько поражался сам себе. К пиву он практически не притронулся, не стал допивать и первой бутылки, да Лин Цзин впихнул коробку в самом начале празднества, а Юн Лань даже пытаться не стал отказывать себе в удовольствии. Пятидесятилетняя выдержка. Рекордно небольшое количество допущенных к реализации бутылок. Где только достал, паршивец? Вот уже третий час он тянул один стакан, прогревая напиток в руке и с каждым небольшим глотком вычленяя новые оттенки вкуса от дымного, деревянного, морского, разогретого и тягуче смолистого до приторно сладкого, медового и легкого цветочного. На улице бабахнуло особенно громко. Со второго этажа послышалось одобрительное гудение. Юн Лань посмотрел на стену с часами, на тех, что висели по центру с табличкой «Город Дракона» минутная стрелка неумолимо подползала к полуночи. И он, наверное, впервые этого действительно ждал.  — Пойдем наверх? — тихо, почти шепотом спросил Вэй, осторожно тронув его за руку. Юн Лань, улыбнувшись, кивнул. Снова мелькнула дурацкая мысль о том, что Вэй все-таки умеет без спроса лазить в чужие головы. Или конкретно в Юн Ланевскую, иного объяснения тому, как он угадывал практические все его желания до момента облечения их в слова, как-то не находилось. Здание спецотдела, несмотря на ряд недостатков, требующих капитального ремонта, обладало и рядом преимуществ, к числу которых можно было отнести расположение в исторической части города, отсутствие современных высотных жилых комплексов поблизости, за счет чего создавался неплохой обзор происходящего на несколько кварталов вокруг, включая центральную площадь. С веселым свистом взвилась в темное небо красная искра, чтобы мгновением позже распуститься ярким ало-золотым цветком. Юн Лань довольно зажмурился. Чжу Хон с Лин Цзином считали секунды. Он никогда не просил у мироздания чего-то обыденного. На любую материальную вещь можно заработать, а любой физический или интеллектуальный навык проработать. Какой смысл просить то, чего можно достигнуть лишь приложив усилия? Просить нужно что-то, что находится вне сферы доступной для влияния, но без чего не обойтись никому из живущих и существующих. Юн Лань просил счастья. Не для себя. Вообще. Просто счастья. Без всяких определений, без конкретики. Мама любила все возможные праздники. Неважно, свои или чужие, официально признанные или простонародные, реальные или выдуманные. Любила любые и каждый предпочитала отмечать с размахом. Юн Ланю было что-то около семи, и, заглянув к нему перед сном, мама так и застряла, усевшись на ковре у кровати.  — Ну, расскажи своей дорогой мамочке, что ты загадал? Неужели тебе так сложно порадовать мамочку, Лань-Лань?  — Не сбудется, — бормотнул он, отодвигаясь от нависавшей матери подальше к стенке.  — Глупости! Ты же не первому встречному расскажешь, а своей любимой маме? Как оно может не сбыться? Наоборот, я тоже буду верить в него, и оно обязательно сбудется. Юн Лань помялся еще несколько секунд, нервно прикусывая щеки, о чем пожалел, потому что прикусил основательно, когда мама ловко скользнула рукой под одеяло и сцапала его за бок, подтаскивая поближе к себе.  — Ну-у, Лань-Лань! Будь мужчиной, уступи женскому капризу! — пальцы щекотно пробежались по ребрам и животу.  — Счастье! — выдохнул он между душащим смехом и бесплодными попытками выбраться из капкана щекотавших рук. — Я загадал счастье! Мама разжала ладони на его боках, чтобы мгновением позже вцепиться в щеки, принудить смотреть точно в глаза. Юн Лань резкой смены ее настроения с шутливого на серьезное испугался. Неужели он сказал что-то не то?  — Счастье? Так, Лань-Лань, скажи мне правду. Ты знаешь, я сразу же пойму, если ты попытаешься что-то утаить. Ты несчастлив?  — Нет. Это просто… Ну если я попрошу велосипед, ты ведь купишь мне его, да? Вот. А счастье, чудо…  — Не купишь, — мама отпустила его и отвернулась; Юн Ланю стало зябко на несколько секунд, но потом она, тряхнув головой, словно сбрасывая лишние тяжелые мысли, снова обернулась к нему с улыбкой. — С ума сойти… Я не заслужила такого праведного ребенка. Я загадала, чтобы волосы никогда не путались, и их не приходилось расчёсывать. Лань-Лань, не вздумай смеяться, я не шучу! С тех пор и повелось, неважно, где он был: в подсобке дядюшки Ли, один в пустом доме, потому что в голове отца не существовало иных мыслей, кроме как о работе, в гудящем общежитии колледжа, пьяном баре, на ночной трассе, в собственной тихой конуре — обращаясь к чему-то незримому, недоброму, незлому, непонятному, сомнительно справедливому и высшему, он просил только одного. Счастья. Ну и, наверное, допросился. Мироздание всегда понимало его по-своему. В тот год, перед тем, как встретить наконец Вэя, нырнуть с головой в дисинские проблемы, натерпеться дерьма и умереть, чтобы, как оказалось, воскреснуть, он тоже просил счастья. В этой же библиотеке. У этого же окна. Почти в такой же компании. С одним только отличием, в тот раз никто не обнимал его крепко за талию, прижимаясь грудью к плечу. Да, видимо, у мироздания свое определение счастья. — О чем ты думаешь? — раздалось над самым ухом. О том, что мысли ты все-таки не читаешь, А Вэй. Прежде чем повернуться, опрокинул в себя последние капли подарочного виски, хотел было на ощупь словить чужие губы, но передумал, в последний момент просто уткнувшись носом в гладкую белую щеку. У кое-кого голова начинала слегка кружиться из-за одного запаха. И как бы Юн Ланю ни хотелось поделиться с ним действительно прекрасным вкусом, навряд ли Вэй положительно оценит подобный благородный порыв.  — Ни о чем. Пойдем домой. Что-то меня в сон клонит. Уж не подмешал ли этот хитрожопый очкарик в бутылку чего лишнего. В этот раз Юн Лань не попросил ничего. Хватит ему счастья. Спасибо. Пусть теперь все останется как есть. Ведь иногда чудеса действительно случаются.