Возмездие

Вика рассматривала разложенные на журнальном столике фотографии коллег, взятые из личных дел, на некоторых она нарисовала траурные черные ленточки, несколько фотографий отложила в сторону. За последние полтора месяца произошло столько страшного и непоправимого, что ей давно стало казаться — она тоже мертва. В первый раз она умерла там, рядом с Костей. Он возвращался домой, припарковал машину возле стройки, а до квартиры так и не дошел. Им повезло, они нашли тело уже следующим утром, на той же стройке, залитое бетоном. Ценных вещей при Косте не оказалось. Следователю было явно лень разматывать дело до конца, Вике было плевать, кто и за что убил Константина, так же, как и на то, что дело стало явным "глухарем". Пережив сильный стресс, она потеряла ребенка — срок был совсем небольшой. Вскоре после Кости похоронила его маму. И стала жить скорее по инерции, лишившись всего, что заставляло ее жить — любимого мужчины, семьи, работы. С каждым новым погибшим коллегой что-то умирало и внутри нее. Страшную цепочку событий запустила Русакова, точнее, Зимина, когда убила ее. Катину фотографию с траурной ленточкой в углу Вика положила первой. Вскоре после убийства Русаковой Климов устранил Терещенко. Фото Олега стало вторым. Затем свел счеты с жизнью сам Климов. Вика не без сожаления добавила третье фото. Потом выбрала из оставшихся фотографий следующую и вздохнула — Толик, несмотря ни на что, ей нравился. Да, он не был гением в юриспруденции, но обладал хорошим чувством юмора. Да и с Костей они дружили… Жизнь Толика оборвалась нелепо и как-то глупо. Он совсем не занимался своим здоровьем, и когда на очередной комиссии выявили сахарный диабет второго типа, сделал все возможное, чтобы в медицинской карте этой информации не было. Запись исчезла, но необходимость дважды в день подкалывать себе инсулин через шприц-ручку никуда не делась. На одном из ночных дежурств что-то пошло не так, и Жигаева в бессознательном состоянии нашли в кабинете. Скорая приехала на удивление быстро, оказала помощь, но спасти Толика не удалось — он прожил еще несколько часов в реанимации. Костя тогда сильно напился, разбил машину и написал несколько рапортов об уходе. Зимина ничего не подписала и все улеглось, как им тогда казалось. Четвертые похороны в «Пятницком» за короткое время испугали, кажется, даже самых прожженных скептиков. Но они умудрялись жить обычной жизнью, ссориться, шутить, сплетничать, делать вид, что все нормально. Но ничего нормального быть и не могло. Пятым как раз стал Костя. Вика провела пальцем по гладкой поверхности фотографии и положила ее к остальным погибшим. Шестые похороны состоялись вскоре после гибели Константина — Фомин так и не смог выбраться из очередного запоя. Ни Павлов, ни уговоры, ни угрозы, ничего на него не действовало. Причиной смерти оказался приступ эпилепсии, который свалил Фомина в собственной квартире. Его, ушедшего в отпуск, несколько дней никто не искал. Когда открыли квартиру, было уже поздно. Над седьмой фотографией Вика задумалась. Взяла ее в руки, внимательно посмотрела на лицо мужчины и едва сдержала слезы — каково потерять ребенка она знала не понаслышке. У Савицкого все шло сравнительно неплохо, пока одним летним днем ему не позвонил коллега из соседних Мневников. Игорь, его сын, увлекался паркуром и сорвался с крыши какой-то заброшки прямо на металлические штыри. Смерть наступила мгновенно, а скорую и полицию вызвал кто-то из друзей, не испугавшихся последствий такой прогулки. После этого Рома быстро уволился из отдела, по слухам запил и уехал куда-то под Рязань, подальше от города и людей. Седьмое фото отправилось к общему списку вместе с восьмым. Следующей была Измайлова. Против нее Вика ничего не имела, относилась достаточно спокойно. Иногда ее раздражало поведение подружки Зиминой, но в целом они существовали мирно. Вика тогда была на очередном больничном и знала историю со слов остальных дознавательниц — после приема Лену скрутил сильный приступ боли, ее на скорой увезли в ближайшую больницу, подозревая аппендицит. Но все оказалось хуже — онкология. И теперь Измайлова, оставленная мужем, находилась в хосписе. Больше всего она боялась умереть в одиночестве и Вика понимала ее страхи. С супругов свое внимание Вика переключила на Зотова. Он, чисто внешне, ей в принципе нравился, но иногда воображаемую корону на его голове хотелось поправить лопатой. Изображение вполне живого Миши легло в ряд с остальными. «Горячий» факт Вика узнала от Зиминой, и, честно пообещав никому не говорить, молчала. В одном из клубов Зотов нашел приключений на одно место и в итоге, спустя полгода, выйдя от врача-инфекциониста был морально раздавлен и разрушен. Три буквы перечеркнули будущее жирной чертой — ВИЧ. От той же Ирины Сергеевны Вика знала, что убили ее знакомого, бывшего начальника СКМ — Карпова. О его делах Вика могла только догадываться, но вписала мужчину в список тех, кто так или иначе касался палачей. По поводу Глухарева Вика так же была в курсе — новость о том, что следователь Глухарев С.В. из Фрунзенского ОВД Санкт-Петербурга, стал автором смертельного ДТП, в котором погибла его беременная жена и маленькая дочь, и водитель машины, с которой он столкнулся, потрясла ее до глубины души. Детей было искренне жаль. Тот факт, что сам Сергей остался глубоким инвалидом ее не очень-то успокоил. Погибших было не вернуть, а Сергей жил. Вика лишь усмехнулась, вспомнив, как после услышанных новостей Зимина сразу же собралась и уехала, а на следующий день и вовсе не появилась в отделе. Снимки с Карповым и Глухаревым легли в начало нового ряда. Очередной случай тронул Вику меньше всего, несмотря на то, что погиб молодой мужчина. От дежурного Олега она узнала, что Денис Антошин раньше работал в Пятницком оперативником, дружил с тем самым Глухаревым, и в принципе был неплохим парнем. И как он мог оказаться в собачьем питомнике, лежащим в собачьей будке — никто не мог понять, в том числе и сотрудники полиции, приехавшие на вызов. Антошин, еще будучи в сознании, сам себе вызвал скорую, но увы, не дождался. Когда медики нашли питомник и будку, было уже поздно, он не дышал. Но зато улыбался, как будто случилось что-то очень хорошее и он ушел счастливым. Тринадцатой ушла Зимина. Как бы тепло Вика не относилась к ней при жизни, сейчас, по истечении времени, она начала суеверно считать, что Ирина запустила по цепочке полтора десятка смертей, но при этом смерти Вика не боялась. Здесь ее ничего не держало, можно было умирать, не подводя итоги глупой и смешной жизни. Да и смерть Ирины Сергеевны показалась Вике самой легкой — легла спать и не проснулась. Но тем не менее, ее сын остался сиротой, а мать, убитая горем, потеряла то, ради чего жила. В Викиных мыслях Зимина должна была умереть в результате какого-нибудь покушения, аварии или чего-то подобного. Однако реальность оказалась простой, без спец.эффектов. Сегодня, когда Ирину провожали в последний путь, ярко светило солнце. Для конца августа погода выдалась отличной — в меру теплой, в меру дождливой. Правда Вика, погруженная в свой мир потерь и боли, ничего не замечала вокруг. На похоронах Зиминой, было всего несколько человек из отдела, кое-какое начальство и сын Зиминой — Саша. Красивые слова, упоминание заслуг, офицерские награды — все это у Вики вызывало рвотный рефлекс. То же самое ждало и ее через какое-то время. Лежащая в облаке цветов рыжеволосая женщина очень ее пугала. Гримеры конечно постарались, но Вика не могла отогнать настойчивую мысль о том, что Ирина совсем не себя не похожа. С другой стороны - смерть иногда меняла так, что узнать человека было достаточно трудно. Вика критически посмотрела на оставшиеся фотографии и пересчитала. Получалось, что семнадцать человек так или иначе связанных с «Пятницким» или умерло, или пострадало. Осталась она сама, Павлов, Исаев и Ткачев — все уволились из отдела практически в одно время. Ждать, кто из них будет следующим, Вика не хотела. В обычную жизнь после пережитого она не вернется, а дальше и дальше погружаться в бесконечный день сурка смысла не имело. Она поднялась с дивана, будто что-то для себя решила и стала наводить порядок. В последнее время она не утруждала себя уборкой. Спустя час Вика достала из шкафчика на кухне бутылку коньяка, надела форму. Подумав, сделала макияж — аккуратно подвела глаза, накрасила губы красной помадой и зачем-то брызнула на запястья любимыми духами. Но зато с спрятанным в глубине шкафа пистолетом со спиленными номерами пришлось повозиться. Руки дрожали, не слушались. Но для себя Вика уже все решила и выбирать жизнь не собиралась. Пририсовав черным маркером в углу своей фотографии черную полоску, на обороте Вика написала две даты. Подумав, хлебнула коньяка прямо из бутылки. Хотела написать Диме Исаеву, но передумала и просто отключила телефон. Села поудобнее на диван, молочно-белый, они выбирали его вместе с Костей. Взяла поудобнее тяжелый пистолет и закрыла глаза. Она ждала выстрел на внутренний счет «три», но почему-то случилась осечка.

***

В аэропорту, залитом солнечным светом, было многолюдно и шумно. Женщина в светлом сарафане в тонкую серую полоску, шедшая рядом с мужчиной, одетым в сине-красную толстовку, остановилась. Ее спутник сделал несколько шагов и обернулся в недоумении. Она что-то читала в телефоне, и новости ее явно расстроили. — Что случилось, Ир? — Ничего, Паша, — Ирина убрала со лба раздражавшую челку темно-каштанового цвета и раздраженно поджала губы. — Еще раз назовешь меня Ирой, получишь. — Ладно-ладно, — Ткачев поднял руки в защитном жесте. — Я больше не буду, Рита. Зимина в ответ лишь закатила глаза. — И вообще, куда ты торопишься? — Как куда? Нас Сашка у информ-стенда сто лет ждет. — Ты уверен? — Ира, заметившая куда раньше светловолосую девушку рядом с сыном, чуть улыбнулась. — Эх, где мои семнадцать лет… И девчонка симпатичная, как раз в моем вкусе. — Еще одно слово, и ты вернешься обратно в Москву. — Без пистолета в руке это выглядит не очень убедительно, — только и успел вякнуть Ткачев, но получил сильный тычок под ребра и перестал дурачиться. На самом деле он очень нервничал и пытаться скрыть нервозность за шутками и тупыми комментариями. Но, учитывая их прошлую жизнь и количество скелетов в шкафу, очень верил в то, что на новом месте их новая жизнь будет куда лучше, счастливее и спокойнее.