Комната для обогрева крыльев

*** Адские коридоры Азирафаэль видит впервые, и непроницаемо-чёрные очки прекрасно помогают скрыть блуждающий, немного удивлённый взгляд. Во всём же остальном, за исключением этой мелочи, которую конвоиры с лёгкостью списывают на испуг, он не подаёт виду. Он в чужом гибком и лёгком теле, в аду. И да, больше, чем увиденному, он изумляется тому, что совершенно не боится. Без труда пропускает мимо ушей поддразнивающие угрозы, время от времени равнодушно-издевательски пожимая плечами. Пропускает. Почти все. — А твоего дружка сейчас жарят в Раю, — не унимается Хастур. — Делают из него ощипанную курицу-гриль. — Ты что, в самом деле, — притворно вежливо присоединяется демон, имени которого Азирафаэль не знает. — Он не его «дружок». У Кроули совсем другой вкус, правда? Он предпочитает красивых смертных, а не придурковатых ангелов в форме пирожка. Игнорируй. — Сама по себе характеристика «ангел» — весомый недостаток, — поучает Хастур. — Их же буквально некуда трах… О, приветствую, лорд Вельзевул! Преступник Кроули приведён на место суда. — И казни, — добавляет с поклоном безымянный демон. Азирафаэлю уже не до наказания. То, что он сейчас услышал, поражает его до глубины души. Как хорошо, что это вполне соответствует тому, что ожидают увидеть на его лице в такой щепетильный момент. Выходит, Кроули нравятся… стройные? Значит, Кроули не потому с ним? Значит, на самом деле ему не нравится, как он выглядит? В его глазах он всего лишь нелепый смешной пирожок, а не… а не прекрасный ангел? Азирафаэль всегда считал, что… А теперь выясняется, что он обманывался всё это время, погрязнув в самой настоящей гордыне и глупости? Кроули предпочтёт ему скорее смертного? Это чёрт знает что! И Азирафаэль разозлился. Он с чувством плюхнулся в ванну, расплескав святую воду на максимально возможное расстояние, назвал Михаила чуваком и нагло заставил его сотворить полотенце! И ему было вовсе не стыдно. Неужели Кроули смотрел на кого-то точно так же, как на него, а то и с большим обожанием и восхищением? Весь девятнадцатый век он избегал его по этой причине, а не потому что спал? У него всегда был кто-то ещё для приятного времяпровождения на равных, и не один?! У Азирафаэля никого никогда не было для этих целей! Кроме Кроули! А если есть всего один друг, то совершенно не хочется его потерять. Хочется владеть всем его вниманием, всеми его мыслями. Хочется, чтобы тот точно так же был одинок. Господи, а ведь он едва не потерял его по собственному упрямству… А теперь выясняется, что за него стоит бороться, потому что чужое тело, в котором он находится прямо сейчас… слишком хорошо. Он исподволь пару раз касается себя, изучая. Кроули ведь не узнает. Также он имеет прекрасную возможность рассмотреть его практически без одежды. И это тело красиво. Правда, очень красиво… Обитая в нём, игнорировать этот факт просто невозможно. А ещё на него полуголого, мокрого, в ванне, пялится добрая (то есть злая) половина Ада. Похоже, они разделяют мнение ангела целиком и полностью. Остальные обитатели этого места выглядят совершенно отталкивающе. Возможно, это изменится, если их отмыть и приодеть в нормальную одежду, но маловероятно, что отличившихся будет много. Однако должен же быть у них отряд профессиональных соблазнителей смертных? Он чувствует изнутри, каким образом демоны могут испытывать возбуждение (конечно, осознаёт теоретически, как возможную функцию). Необычно, неожиданно и любопытно. Не так, как у него. Свой, ангельский мир он воспринимает совсем иначе. Или, может, разница лишь в индивидуальном восприятии, как и у людей? Жаль, третьей стороны для сравнения у него нет. А потом, когда экзекуция проваливается и заканчивается, уже на Земле его настигает удушливая мысль, что Кроули точно так же осознал изнутри его ангельское тело. Ему становится стыдно, будто он сам вдруг оказался на месте Евы и Адама, в один прекрасный день в Эдеме осознавших свою наготу и несовершенство. Может, пора сделать шаг вперёд? И попробовать привлечь всё его внимание? Да. Он должен попытаться. Трудное решение принято, и он собирается его придерживаться. *** Борьба с собой, которой Азирафаэль никогда в жизни не увлекался, оказывается поразительно неприятной и непредсказуемой вещью. Он и не подозревал, как глубоко в его жизнь проросли привычки и как много мелких деталей они затрагивают, какое количество самых разных сфер и событий с ними связано. До какой степени всё это является частью его самого. Но, к сожалению, он отлично понимает, что цель стоит всех этих усилий. Он уже раз десятый за эту неделю машинально делает какао и замечает это в последний момент, когда чашка приземляется справа от новой книги. Приходится вставать и выливать его в раковину. Выкинуть банку с какао рука не поднимается: а если придёт Кроули и захочет выпить чего-нибудь горячего? — Нет, мистер ангел, так дело не пойдёт, — выговаривает он себе, вытирая чашку. — Это позволительно людям, испытывающим голод, а у меня только глупые прихоти. И вредные привычки. Нормальные ангелы так себя не ведут, тот же самый Гавриил… Он тяжко вздыхает, прекратив себя уговаривать. Лучше вернуться к книге. Её надо прочесть, прежде чем решить, выставлять ли её на продажу. Обычно это делалось под минимум одну коробку печенья и пару кусков торта, а теперь… Что ж, он должен признаться, это весьма саморазрушительно. *** Они с Кроули видятся периодами. То неохотно редко, то удивительно часто, будто их начинает неудержимо притягивать друг к другу магнитом, а вокруг вдруг оказывается огромное количество мест, которые нужно посетить. А потом, упившись общением, они разлетаются по своим делам. По крайней мере, Азирафаэль уходит со спокойной душой и совершенно удовлетворённый. Когда придёт начало следующего периода интенсивного общения, больше похожего на артиллерийскую атаку приглашениями, ангел предсказать не берётся. Даже если упорно приглашает сам. Поэтому Азирафаэль выпадает в натуральный осадок, когда одним прекрасным вечером после посещения оперы обнаруживает демона прямо у себя на кухне. И не просто сидящим в позе нападения на его винные запасы, нет. Все свободные поверхности заставлены посудой и припасами разной природы — мука, яйца, шоколад, сахарная пудра, ванилин, сливки — и ещё много, много вещей, запахи которых прекрасно знакомы Азирафаэлю по кондитерским и кофейням. — О, привет, ангел! — Кроули умудрился вскрыть большую часть пакетов и не просыпать на идеально чёрную одежду ни крошки. — Зашёл по дороге, а тебя нет дома. Ну, думаю, не уходить же восвояси? Сохо — это далеко не по дороге. Хотя... Смотря куда стремиться. — А… это что? — растерянно обводит рукой беспорядок хозяин. — Эксперимент, — он самодовольно улыбается и небрежно облокачивается на столешницу, не глядя избегая испачканных участков. — Какой эксперимент? — ангел настороженно заходит в глубь кухни, всматриваясь в беспорядок и начиная видеть в нём вполне очевидную закономерность. — Понравятся ли тебе те бисквиты, которые я готовил Магу, когда был его адской нянечкой, — проникновенно выдаёт Кроули. В тесном пространстве он стоит довольно близко. И, несмотря на чёрные очки, Азирафаэль уверен на сто процентов, что тот сверлит его взглядом. Лишь какого характера этот взгляд, остаётся неизвестным. И он, наконец, выцеливает из общего хаоса то, о чём говорит Кроули. Действительно, блюдо с бисквитами. Горячие. В тесте, кажется, какие-то шоколадные вкрапления… или это изюм? А сверху розовая и белая глазурь. Мда. А ведь он уже довольно долго и успешно обходится лишь чаем с сахаром. И даже лёгкую тоску частенько вытесняет чувство похожести на Гавриила, который отказывается «осквернять своё тело». Так что можно смело сказать, что редко когда в жизни Азирафаэль испытывал подобную всепоглощающую неловкость. В придачу он ощущает себя жутко неблагодарным. Никогда раньше демон для него не делал ничего подобного. То есть, конечно, он выручал его в некоторых весьма неприятных ситуациях, но готовка не имеет ничего общего со спасением жизни или репутации. — Кроули, я… должен признаться, — начинает Азирафаэль, понимая, что не стоит молчать о таких довольно знаковых изменениях в его мировоззрении. Тот мигом замирает, подбирается с видимым напряжением, как гончий пёс или настороженный хищник. — В чём? — Я решил, эээ, завязать с этим всем, — он невольно совершает абстрактный жест. — Всё же ангелу довольно неприлично, да? — торопливо произносит он. — Совсем уж погружаться в человеческие слабости. Извини. Кроули сильнее откидывается поясницей на столешницу, складывает руки на груди и оценивающе-скептически смотрит на него поверх сползших на нос очков. Наверное, он удивлён этим решением. Или, скорее всего, полагает, что его пытаются разыграть. И изумляется уже тому, что Азирафаэль зачем-то этим занимается. — Но это безобидное увлечение, — уверенно возражает он, внимательно просканировав его лицо и не обнаружив признаков обмана или веселья. — От этого же никому плохо не становится. Что такого? Я же не прекращаю пользоваться смартфоном только потому, что остальные демоны в этом ничерта не шарят и безбожно тупят? — Тут несколько другое… — уклончиво добавляет Азирафаэль, нервно перебирая пальцы одной руки другой, а затем и вовсе садится на мягкий стул у обеденного стола, заваленного последствиями готовки. — Не хочешь говорить? — приподнимает бровь Кроули. — Твоё дело. Главное, чтобы этой своей великолепной логикой ты не пришёл к выводу, что и общаться со мной — непозволительная для небожителя слабость. Ибо тогда я рассержусь. Очень рассержусь. — Нет, я вовсе не собираюсь прекращать общение, — чуть поморщившись, уверяет его Азирафаэль. — Это было бы очень глупо в свете недавних тревожных событий, которые нам посчастливилось пережить. — Что ж, это хорошая новость, — демон делает короткий облегчённый выдох и распутывает сложенные на груди руки. Возникает звенящая пауза, наполненная отборной недоговорённостью. И они, словно по команде, одновременно смотрят на остывающий десерт. — Ну, просто попробуй, — легкомысленно предлагает Кроули. — Есть не обязательно. Зря я, что ли, учился готовить? Правда, не исключено, что без долгой практики получилась та ещё гадость, тогда смело выкидывай в мусорку. Азирафаэль отчётливо осознаёт, что его нежданно-негаданно загнали в угол. Он либо должен объяснить своё поведение, выложив Кроули сразу всё (чего совершенно не хочется делать, так как это грозит полноценным сгоранием от стыда). И получить наиболее вероятный вариант развития ситуации (ты мне друг, ангел, как тебе могло прийти в голову, что я могу думать о тебе в таком ключе?). Либо он может тупо отказаться и выставить себя отъявленным негодяем и поганцем, которому место в Аду, и обречь себя на столетний обиженный игнор, пока Кроули, наконец, не остынет сам, так как никаких извинений принимать не станет. Конечно, он не делает ни того, ни другого, застыв на стуле, как буриданов осёл. — Ангел, — строго тянет Кроули. — Что не так? Я всё вижу. Азирафаэль всеми фибрами души надеется, что Кроули сам придумает удобоваримое объяснение его поведению, раз знает его шесть тысяч лет с хвостиком. И, пожалуй, эта надежда нечаянно проступает во взгляде, когда он встречается с ним глазами. Кроули задумчиво хмыкает, снимая очки и пряча их в карман. — Нагляделся на обитателей Ада и решил, что ни в чём не хочешь на них походить, вдруг скатишься по скользкой дорожке смертных грехов? Азирафаэль с радостью хватается за эту версию и делает сложносочинённое выражение лица: «да, это ужасно меня напугало, ты такой проницательный молодец, что сходу догадался о моих переживаниях». Он забывает только о том, что Бог будто специально создала Кроули, чтобы решать его проблемы, настоящие или надуманные. — Я знаю, что делать, — победно щёлкает пальцами демон спустя несколько секунд напряжённых размышлений, не более. — Как можно попробовать и чтобы это не было греховным или чем-то… — он неопределённо вертит кистью. — Чем-то, в чём ты считаешь себя виноватым, а потому не делаешь. Я всего лишь демон, в моей природе соблазнять. Тогда ты можешь с чистой совестью сказать себе, что проиграл в неравном бою, что тебя вероломно заставили. Например, вот так. Он отыскивает на столе вскрытую упаковку шоколада (как назло, одной из любимых марок ангела), демонстративно кладёт дольку на узкий язык, но вовсе не жуёт и не проглатывает. Вместо этого он резко наклоняется к Азирафаэлю, опуская ладони ему на плечи и приближаясь так, что они почти соприкасаются носами. Ангел распахивает глаза от ужаса и понимания. Впервые за всё время демон действительно собирается его поцеловать? С шоколадом внутри рта? Что ж, если он так хочет… Азирафаэль закрывает глаза, чуть подаётся навстречу и накрывает его горячие губы своими, чувствуя, как крупно вздрагивает демон в ответ. Будто поражённо. А потом ангел раздвигает языком его губы и всё, что он чувствует — это острый вкус шоколада, от которого внезапно до боли ноет под нижней челюстью. Растворяющаяся плотность шоколада на удивительно нежном, как шёлк, языке, что змеёй обвивает его собственный. Азирафаэль быстро забирает сладость в свой рот, но тут же отдаёт обратно. Потому что самое приятное в этом — слизывать его из чужого рта, давать ему плавиться между языками. Интересно, приятно ли это Кроули, он ведь не любит чувствовать вкус? Конечно, львиную долю шоколада Азирафаэль всё же выедает сам, а потом с готовностью слизывает остатки с гибкого и такого мягкого раздвоенного языка. Он не прекращает исследовать его рот, пока вкус окончательно не пропадает. И с неохотой отстраняется, напоследок облизнув губы и не обнаружив на них никаких потерявшихся шоколадных крошек. Азирафаэль бы никогда не подумал, что обычный шоколад становится настолько вкуснее, если его есть вот так. Сразу же захотелось повторить. Но Кроули глядит на него совершенно обескураженно, так, словно ему изо всех сил треснули по лицу, и он никак не может восстановить равновесие. Щёки раскраснелись, а губы припухли. — Что? — с чертовски нехорошим предчувствием разглядывает его Азирафаэль. — Я думал, ты меня отпихнёшь, — севшим голосом выдаёт демон. Его ладони, кажется, заклинили у него на плечах, а потому никак не расцеплялись. — То есть ты не собирался?!.. — в панике вскрикивает ангел. — Ты так пошутил, а я! Волосы на голове мгновенно встают дыбом от ужаса. Ох, как он мог так ошибиться, это даже фатальнее и очевиднее, чем с ребёнком-антихристом, что же теперь… — Тихо, тихо, — Кроули впивается пальцами в его плечи, с силой удерживая на стуле от запланированного побега. Шок с его лица быстро пропадает, стоит ему увидеть реакцию ангела. — Я пошёл на риск. Я бы никогда не стал целовать тебя сам, потому что… — он долго и мучительно подбирает объяснение, поглядывая на потолок, но так не разогнувшись и по-прежнему нависая над Азирафаэлем. Наверное, всё ещё боится, что он сбежит. — Потому что… это не то, что ангел примет от демона или простит ему. Особенно, если этот ангел — ты. Азирафаэль не знает, что сказать. — Послушай, а где ты так научился целоваться? — продолжает Кроули. — Ты из меня душу вынул. Я едва на ногах устоял. Неужели он говорит правду? — Тогда, может тебе стоит сесть? — предлагает ангел, опуская руки на его бёдра и несильно подталкивая к себе. — Азирафаэль… — почти стонет Кроули с непонятным выражением, срываясь на лёгкое шипение, но принимает жест и устраивается на его коленях, оседлав их. Зрачки Кроули округлились и расширились, потеряв форму вертикальных щёлочек. Неужели это всё из-за него? — Ты не мог бы сесть немного повыше, пожалуйста? — просит он. — Ты уверен? — усмехается Кроули как будто с опаской.  — Прости, но у тебя задница немного… острая. — Я, конечно, пересяду, но звучит это двусмысленно, — он понижает голос и произносит, глядя ему в глаза и делая ужасающе длинные, тягучие паузы между словами. — Ведь тебе… нравятся… сладкие. И он сдвигается так, как попросили. Тогда-то до Азирафаэля запоздало доходит смысл осторожных возражений. Они сидят вплотную, и прямо ему в живот упирается кое-что очень твёрдое и горячее. Он надеется, что у него получается сделать вид, что это его вовсе не смущает. Для этого лучше всего пойти в атаку: — Неужели ты полагаешь, что я в принципе разглядываю чьи-либо задницы, да ещё во множественном числе, и их каталогизирую? Это не моя прерогатива, а твоя. — О, неужели тебе никакие не нравятся? — Не нравятся! — упрямо заявляет тот. — Ладно, — терпеливо произносит Кроули. — Сейчас я сижу, оседлав твои колени, а твои руки сжимают мои ягодицы. — Я придерживаю тебя, чтобы ты не упал, — с достоинством отвечает ангел. Кроули закатывает глаза, а после делает такое лицо, будто прямо сейчас решает какое-то сложное математическое уравнение. — Хорошо, — наконец, выдыхает он. — Хочешь ещё шоколада? Таким же способом. — Да, хочу. Строго говоря, для этого ты тут и сидишь. — Жестоко, — хмыкает Кроули, чуть повернувшись и нашарив на столе две нераспечатанные плитки. Он смотрит на них серьёзно, как на какой-то особо сложный, вычурный приказ Ада. — Обещай, что я не сдохну после этого. — Почему ты должен сдохнуть? — искренне не понимает Азирафаэль. — Это всего лишь шоколад. — Ага. Всего лишь шоколад. Дольку он отламывает слегка подрагивающими руками. Азирафаэль едва дожидается, пока он поместит её в рот, и тут же целует его, глубоко забираясь языком. Язык Кроули ему тоже нравится, наравне с лакомством. Они здорово дополняют друг друга. Таким методом они приканчивают все две шоколадки целиком и подряд. Зрачки демона превращаются в бездонные, расширившись и затопив почти весь глаз. Он дышит так, словно ему немедленно требуется перерыв. Он льнёт к нему совершенно инстинктивно, прогибаясь, когда ладони Азирафаэля соскальзывают на его талию или бёдра. — Кроули, с тобой все в порядке? — Издержки демонической формы, — небрежно бросает тот. — О. Кажется, я понимаю, — ангел припоминает, каково быть им. — Тебе ведь нужно что-то большее? — Нет. Мне не нужно. Мне и так кажется, что я вот-вот откинусь от передоза. Ты вообще имеешь представление, что чувствует демон, когда ангел касается его вот так? Азирафаэль качает головой. — Это самое мучительное и прекрасное, что когда-либо со мной происходило, - признаётся Кроули. Да, а он всего лишь хотел помочь ему «согрешить», не нарушая собственных правил. Он не стал выяснять и допытываться, что это конкретно за правила и откуда они взялись. Или высмеивать их, или по-настоящему пробовать переубедить его. Он сразу смирился с их наличием и предложил решение. Неужели между ними всегда всё было так? Когда Азирафаэль насыщался их взаимодействием и в глубине души уже желал побыть один, Кроули тут же покидал его, хотя ангел не произносит ни слова об этом. Ему очень трудно переносить поцелуи ангела. — Существует ли вообще на свете что-либо, что ты не сделаешь ради меня? — со слегка печальной улыбкой произносит Азирафаэль. — Я хотел улететь с тобой на Альфу Центавра, пока этот мир сгорает в огне, но ты его слишком любил. Поэтому мне пришлось проехать через дьявольски горячее огненное кольцо. — И остановить время… Азирафаэль улыбается более свободно, касаясь его лба своим. Кроули снова его целует, на этот раз без шоколада, обхватив лицо и поглаживая щёки большими пальцами. Ангел проходится по его огненным волосам, которые так хороши на ощупь… Внезапно хочется быть ещё ближе, чтобы между ними вообще не осталось никакого свободного пространства. Кроули тяжело дышит, бездумно и совершенно бесстыдно подаётся под его ладонями, поглаживающими его по талии и спине. И пониже спины, что скрывать, тоже. Как определяет Азирафаэль, ему это нравится не меньше остального. Он прерывает бесконечный поцелуй, от которого уже почти больно губам, чтобы обвести татуировку на его виске и спуститься ниже, по линии шеи. Кроули не прекращает смотреть ему в глаза, будто видит впервые за очень долгое время. Азирафаэль проводит по его груди, чтобы в конечном итоге опустить руку на тонкую талию, но, видимо, его движение выходит слишком неловким или каким-то неправильным. — Блять, — отчётливо произносит Кроули растерянным тоном, и зрачки его расширяются ещё сильнее. Он внезапно прижимается к ангелу сильнее, вцепившись в спинку стула за ним. По всему его телу прокатывается несколько по-змеиному гибких и сильных волн-судорог. И на последней из спины выстреливают чёрные крылья, раскрываясь и устраивая в небольшой кухне локальный ураган. И едва не перевернув стол. — Что случилось? — ангел прижимает его к себе, удерживая на месте. — Кроули? Сильно ударился? Он, не задумываясь, жестом возвращает разбросанное на место, и бережно прикладывает ладонь к чёрному крылу, тут же подтянутому ближе. Гладит по перьям в местах удара, усмиряя боль. Но Кроули, кажется, боли вовсе не замечает, пряча лицо у него на плече и шее. — Кажется, я кончил, — спутанно признаётся он. — Я не собирался, но ты… прости за выражение, проехался прямо по моему соску всеми, блять, пальцами поочерёдно. — Ох, а разве так бывает? Я не знал. — Азирафаэль… — страдальчески стонет Кроули. — Я не невинен, в отличие от тебя. И если тебя беспокоит иная сторона вопроса, это был сухой оргазм. Конечно, Азирафаэль краснеет до состояния помидора, и хорошо, что демон этого не видит. Он сидит на нём, совершенно непринуждённо развалившись в его объятиях, и ангел обнимает его в ответ, давая время на отдых. Он вслушивается в дыхание, чтобы понять, когда оно придёт в норму. Когда ритм более-менее восстанавливается, Азирафаэль понимает, что если он не скажет сейчас, то не скажет никогда. — На самом деле, я заметил, что тебе по душе более, кхм, стройные… индивиды. И тогда я подумал, что надо бы и мне… Он осекается. По мрачному взгляду встрепенувшегося Кроули, которым тот впивается в него, можно с уверенностью сказать, что его сейчас кинутся душить. — И прости, что я, получается, обманул тебя, и принудил к таким вещам, — поспешно пищит ангел. — Мы ведь, получается, могли обойтись и без шоколада? Но мне не приходило в голову, что ты…  — Ооо, — тянет Кроули, и понимание постепенно проступает на его лице. Он тянется, чтобы зарыться и погладить белые короткие кудри, нежные, точно облачная пена. — Как всё запущено. Я не занимаюсь сексом со смертными. Я бы сказал, что это скука смертная. Кто тебе наплёл о моих якобы пристрастиях? — Да так, слышал от одних знакомых, — старательно легкомысленно произносит он, чтобы избежать более конкретных вопросов. Потому что если он ответит, то выставит себя полным дураком. Поверил каким-то демонам! — Не проще ли было спросить меня прямо? — вкрадчиво, почти срываясь на шёлковое шипение, продолжает тот. Внутри он явно злится на этих «знакомых» и намерен при случае выяснить имена и адреса, чтобы жестоко покарать. — Тогда ты бы спросил, почему я интересуюсь. — И что бы ты ответил? Азирафаэль открывает рот, но тут же его закрывает. Он никогда раньше не думал над этим. Кроули с усмешкой ждёт его реакции. — Хм, я ответил бы, что проверяю, вписываюсь ли в эту категорию, — после паузы произносит ангел. — В категорию твоих представлений о прекрасном. Я боялся, что ты ответишь «нет». — Но я тебе «даже не нравлюсь», — утвердительно цитирует Кроули с грустноватым смешком, в котором оттенки горечи тщательно отретушированы, но не до конца. — Передумал? Или желаешь, чтобы это конкретно ты мне нравился? — А я нравлюсь? Кроули отводит взгляд, гласящий «ты идиот?», скользнув ладонями ему на грудь, сглатывает и, наконец, выдыхает: — Чёрт побери, да. Ты же видишь, насколько сильно. Это почти невыносимо. Я будто иду по святой земле, а она охватывает жаром всё моё тело. Блаженным, почти парализующим жаром. — Кроули… Он снова ощущает сильное, почти необоримое желание прикоснуться, прижаться кожей к коже, максимально близко, чтобы не осталось глухих преград в виде одежды… Он хочет быть с ним единым целым. Гибкое с негибким, твёрдое — с мягким, хладнокровное — с горячим… Он сам не понимает, как его пальцы расправляются с пуговицами чёрного пиджака, жилетки и буквально выпутывают несопротивляющегося демона из всей одежды выше пояса. Ангел проводит по его прессу, вверх по середине груди, и останавливается на ключице, а затем присасывается поцелуем к трепещущей на шее жилке. Потрясающие ощущения. Это вкуснее и лучше, чем любой десерт. Столько удовольствия в нескольких прикосновениях… Почему он никогда не делал этого раньше? Но наваждение неизбежно спадает, причём довольно быстро, сменяясь мучительным смущением. — Должен же я видеть, где находятся твои… соски, чтобы не задеть их в неподходящий момент? — поясняет он, стараясь не замечать, как они возбуждённо напряжены и как пьяно смотрит на него Кроули. — Мда, это для тебя чересчур. Пожалуй, одна из самых прекрасных вещей в тебе. И при этом тебе хватает запала всё же проделывать со мной все эти бесстыдства. Потому что, выходит, ты сам этого хочешь. В жёлтых глазах цветёт такой голод, который бывает, когда ты почти уже положил в рот кусок блюда, которого жаждешь, но к нему всё ещё нельзя прикоснуться. Можно сколько угодно держаться, когда это далеко, но так тяжело, когда это слишком близко. Это невыносимая жажда и такое же невыносимое терпение. Кроули раскалён и возбуждён, как адский пламень. И при этом послушается любого его слова. — Ты очень красивый, — признаётся Азирафаэль. — Как любая тварь божья? — уточняет демон. — Как ты сам, — солнечно улыбается он в ответ. Азирафаэль скидывает свой пиджак на пол и даже расправляется с жилеткой, пока Кроули неотрывно, немигающе ласкает и пожирает его глазами. Распутывает узел бабочки, но на пуговицах рубашки останавливается. — Если не хочешь, то не снимай, — тут же произносит демон. Азирафаэль награждает его таким признательным взглядом, что внутри у того всё тает, и это даже заметно со стороны. — Наверное, мне нужно время, чтобы привыкнуть и снять что-то ещё, — оправдывается Азирафаэль. Вечно так. Он всегда тот, кто делает два шага вперёд и один назад. И это ещё хорошо, что один. Тем не менее ему так не хочется разочаровывать Кроули… Он совершает небольшое усилие и аккуратно раскрывает крылья, пристраивая их в оставшемся пространстве кухни и навесных шкафчиков. Кроули зачарованно смотрит на это белое великолепие в самой неуместной обстановке среди всех возможных. Тянется, чтобы провести по сгибу крыла, а затем просто подгрести его к себе так, чтобы ткнуться в тёплые перья лицом. — А через одежду я могу тебя трогать? — уточняет он оттуда. — Да. Неужели ты отказал себе в удовольствии изучить меня, когда был в моём теле? Демон выдыхает через ноздри. — В том-то и проблема, что не отказал. И теперь я не могу перестать об этом думать. Дьявол, как мы до этого дошли? Мне хочется превратиться в змею, чтобы оплести тебя как можно туже и всего целиком. И ещё чтобы ты накрыл меня своими крыльями… — Я это сделаю, — Азирафаэль целует его висок. — Пошли. Я покажу тебе мою спальню. Учитывая, как редко он спит, в отличие от Кроули, «спальня» — большое преувеличение (как и комната типа «кухня» в доме демона). Просторное помещение, практически лишённое того нагромождения всяческих милых предметов, которыми завалены остальные части магазинчика. Здесь есть лишь огромное окно в пол, паркет, и лежащий на этом паркете огромный матрас. Занимающий буквально половину комнаты, от стены до стены. Приходится категорически избавляться от ботинок. — Что это за место? — озадаченно оглядывается Кроули. — Ты тут действительно спишь? — Нечасто. Я называю это «комната обогрева крыльев». Тут их можно раскрыть во всю ширину, а из этого окна всегда льётся свет. — Не самый обычный, я полагаю? — Именно так. — Это напоминает мне… — Да, — Азирафаэль с улыбкой ловит его взгляд. — Очень давние времена. — Нет. Террариум! — широко, зубасто ухмыляется Кроули. Азирафаэль подходит ближе, гладит ладонью по щеке, и демон тут же притирается к ней, прикрыв глаза от ласки. — Ну же, делай, что хотел, — шепчет он. — Я изрядно помучил тебя сегодня своими поцелуями. Покажи, что ты умеешь. По тому, как вздрагивают ноздри Кроули, Азирафаэль понимает, что слегка перегнул с последним замечанием. — Я ничего не буду делать, — мгновенно опровергает его догадки Кроули. — Мне достаточно находиться рядом с тобой. Но только если очень рядом. — Я понимаю. Всё сразу и правда будет скорее неприятным опытом. Он готов согласиться на это ради Кроули, потому что тот так сильно хочет. Но вот Кроули на такие условия не пойдёт. Азирафаэль для него… видимо, слишком много значит. Нет таких условий, на которые бы он не пошёл. Азирафаэль тянет его за руку, и они заваливаются в столб тёплого света, льющегося из окна, пару раз прокатившись по простыням до середины матраса. Мышцы в крыльях приятно напрягаются, они рады любой разминке и растяжке. Ангел и секунды не остаётся без контакта — Кроули подбирается и оплетает его собой, всё так же уткнувшись лицом в его перьевой подпушек под крылом и дыша прямо в него. — Ты пахнешь очень чистой птицей, — выносит он неразборчивый вердикт. — Это так приятно. — Точно, ты же говорил, что знаешь мой запах. Я в этом не так силён. — Это только потому что я не зажарен или не испечён. Тогда бы ты мигом распознал змеятинку. Это он специально! Азирафаэль не может удержаться от смеха, а вынырнувший из-под крыла Кроули смотрит на него смеющегося больными, влюблёнными глазами. Он прикрывает веки от Эдемского солнца и лижет ангела в подбородок, под челюстью, дёрнувшийся кадык и шею, специально вытянутую и подставленную для этого. — Тебя невозможно не целовать, — шёпотом признаётся Кроули в промежутке. — Как я держался всё это время? — Забудь об этом, — Азирафаэль ловит его ладонь и целует костяшки пальцев. У демона становится такое выражение, будто он готов умереть здесь и сейчас. Поцелуи Кроули спускаются ниже, а руки выполняют то, что хотели и на что получили дозволение — ласкают его через тонкую преграду одежды. Честно сказать, Азирафаэль не думал, что в этом будет какой-либо толк лично для него. Но Кроули знает те части тела, чувствительность которых вовсе не притупляется, и они получают полноценные приятные ощущения иного рода. Азирафаэль обрывает мысль о том, как Кроули этому обучился, и напоминает себе, что тот просто изучил его, когда был в его теле. И снова — не думать, насколько досконально! Собственные ощущения и радуют, и пугают своей интенсивностью, но в итоге умудряются оттеснить неуместное смущение на задний план. Они съели две шоколадки совершенно неприличным способом, и кто был главным инициатором и получателем сладкого? Кроули самозабвенно мнёт его грудь, и соски, потревоженные через ткань самыми кончиками пальцев, напрягаются и реагируют на прикосновения будто сами собой. Когда Кроули нежно потирает их в первый раз, Азирафаэль вздрагивает от неожиданной вспышки удовольствия, разлившейся по всем уголкам его тела. Он ничего не может поделать — ему определённо хочется ещё. И Кроули отлично замечает всё по его реакции. И безмерно собой доволен. — Твоя грудь такая мягкая и упругая одновременно, — мурлычет демон, потираясь носом об него. — Такая округлая… Я схожу с ума, лаская её даже не напрямую. Возможно, в этом даже больше секса, чем прикасаться к обнажённой. — Грудь? Но я же мужчина? — растерянно замечает Азирафаэль. Когда с ним проделывают такое, думать трудно. — Ты пухлый мужчина, — без обиняков выдаёт Кроули. — И, как оказалось, пухлый в стратегически важных местах. Твой чёртов плащ, я бы его сжёг. От пошлых комплиментов Азирафаэль всегда краснеет. Даже несмотря на то, что в магазинчике у него и правда есть полка с надписью «порнография» (и с неё книги расходятся только так, отвлекая от более ценных экземпляров). Или же от того, что Кроули, демонстрируя собственные слова, выразительно гладит его по заднице. Соски, как назло, зудят, а верхняя расстёгнутая пуговица выглядит скорее издевательством над ними обоими. Азирафаэль, не добавляя лишних комментариев, расстёгивает рубашку под внимательным взглядом отстранившегося и, наверное, залипшего Кроули. Чем он так поражён, что даже слегка приоткрывает рот? Азирафаэль отправляет рубашку подальше и снова смотрит на демона. — Что не так, Кроули? — Да так, — бросает он легкомысленно, отмирая и, наконец, ответив на взгляд ангела. — Всегда готов был поспорить на собственную голову, что умру раньше, чем увижу тебя раздетым хотя бы наполовину. — Тебе было так больно? — улыбка его гаснет, он тянется к демону. — Я ведь не знал. Прости… — Мы сами виноваты в своих желаниях, — отвечает Кроули, давая увлечь себя в поцелуй. Он прижимает Азирафаэля к матрасу, и вот оно — кожа к коже, жар к жару, гибкое к мягкому. Такое долгожданное, острое и запретное, незнакомое. — Наши тела так не похожи на человеческие… — выдыхает он от затопивших их обоих ощущений. — Как хорошо всего лишь от… это же чистое блаженство… ты чувствуешь тоже? — Да, я… чувствую, — с трудом отзывается Азирафаэль и поясняет: — Всё потому что для соединения… ооох… друг с другом они используют плоть, а мы… души. Его руки держатся за основание чёрных крыл, самозабвенно ерошат огненные волосы на затылке. Он сглатывает и подставляет шею, и Кроули сразу же впивается в неё жадным ртом с умелым сильным языком. Мир вокруг расплывается, постепенно заполняясь сиянием и теряя фокус. Язык спускается ниже, как нежная влажная кисть, и решительно охватывает его сосок. Азирафаэль испуганно замирает, внезапно понимая, что балансирует на грани невозможного. Тело больше его не слушается, оно будто начинено светом, точно осенний плод — соком. Остриё непознанного наслаждения, что разорвёт его на куски, что прибьёт, словно бабочку к полу — холодит его нервы. Он знает, что демон охвачен тем же самым — знает через их соприкасающиеся бессмертные души, через соединённую кожу. Кроули не отступит. Кроули с безумной нежностью и страстью затягивает в рот его сосок, и мир тут же разлетается грохочущими осколками. Кажется, Азирафаэль протяжно кричит, и всё вокруг в свету, в бьющихся крыльях и поднятых в воздух перьях. Так долго, что он уверен, что не выдержит тока, разрывающего вены и все нервы до единого. А потом оно откатывается, как волна, и он может вздохнуть до следующего вала, который уже оказывается немного слабее. И так он дышит через раз, пытаясь не умереть от этого пугающего удовольствия, пока оно не превращается в тихий прибой где-то на границе его замершего сознания. Тогда он осознаёт, что Кроули крепко держит его, прижав к себе. И что этот ослепляющий свет исходит от его ангельской кожи, и светящих крыльев слишком много, и он видит слишком многое одновременно. Демон с зажмуренными глазами, сжавшийся рядом. Ему, должно быть, больно от этого! — Кроули, я сейчас, — он говорит так тихо, что не уверен, что вообще произнёс что-либо. Конечно, он умеет успокаиваться. И закрывать всю тысячу век, и прекращать сиять так, что люди от страха падают на колени и молят о пощаде. И умеет убирать лишние крылья. — Кроули, — зовёт он обеспокоенно, заглядывая в его лицо. Жёлтые глаза открываются и смотрят умиротворённо и радостно. — Всё в порядке, ангел. Азирафаэль колеблется и уточняет: — Ты… тоже? — Да. О, дьявол, я тоже. Он облегчённо выдыхает и расслабляется, откинувшись на спину. Один минус — в штанах теперь ужасно неуютно. Несомненно, у Кроули на этот раз та же самая проблема. И решает он её по-своему, принимаясь расстёгивать ремень: — Ничего не поделать, нам обоим придётся снять всю оставшуюся одежду. Азирафаэль согласно улыбается. Не возражает, как возразил бы раньше, намекая, что они могли бы просто «сколдовать» что-нибудь. Пожалуй, больше не хочется ничего, кроме как лежать, слушая, как разгорячённая кровь остывает и приходит в норму. В нём самом и в Кроули рядом. Свет в окне не заканчивается даже ночью, лишь становится не таким жарким. Тем более, у ангелов и демонов нет циркадных ритмов, и он не может помешать их утомлённому и расслабленному сну. У них впереди так много времени — гораздо больше, чем его оставлено позади. Кроули засыпает, крепко обхватив его руками и ногами, спрятавшись внутри тёплого кокона, ведь белые крылья накрывают его снаружи, как и было обещано. *** Условным утром, чувствуя себя помятым, как никогда в жизни, Азирафаэль прибредает на кухню, влекомый съедобными ароматами. За окном разгар трудового дня Сохо. Он вспоминает, что вчера магазинчик всё же запер. Что же, сегодня можно и не открывать. Санитарный день или день санитаров, как говорят в таких случаях? Раздрай на кухне устранён, и Кроули уже сидит за столом и попивает свой кофе. Как обычно, только кофе или чай. Или спиртное. Значит, эти ещё горячие сэндвичи на тарелке — точно для него. И вчерашние бисквиты, которые совсем не выглядят как нечто вчерашнее. — Не благодари, — произносит демон. — Я знаю, что тебе нравится. Азирафаэль садится рядом, стараясь явно не коситься на его фигуру, развалившуюся на стуле, который в жизни таких поз на себе не знавал. Тем более, что Кроули одет в одни лишь джинсы — немного другого покроя, чем вчерашние, но тоже очень чёрные. И они определённо более обтягивающие, хотя куда уже? В сэндвиче — мягкий сыр, индейка и помидоры. Таинственные вкрапления в бисквите оказываются и изюмом, и кусочками шоколада. Азирафаэль замирает, серьёзнеет. — Кроули, — почти обвиняюще выговаривает он. — Ты хорошо готовишь. — Эээ, правда? — удивляется тот (по большей части притворно и самодовольно). — Мне не на ком было проверять, псевдоадский малыш называл отстоем практически любой предмет в галактике, включая саму галактику. — Знаешь, а вот теперь мне хочется его убить, в отличие от того раза. Даже сэндвичи… у меня никогда не получалось таких. Видимо, это твой талант как демона — уметь соблазнять в том числе едой. — Для этого стоило пасть, правда? Азирафаэль смотрит на него возмущённо, понимая, что это шутка, но совсем не одобряя такой подход. — Ты всегда разглядываешь меня, когда я ем, — переводит он тему. — Будто любуешься. — Отчасти это так. Я просто размышляю, божественное чудо ли это или нетривиальная физическая конституция, что при такой норме потребления десертов и прочего… — Кроули! — Окей. Я без ума от твоей мягкой груди. Она такая… Азирафаэль всё-таки давится бисквитом, стремительно краснея, и получает щедрый хлопок по спине. — А не надо было всухомятку набрасываться, вот же кофе стоит, — назидательно произносит демон. — Или сделать тебе какао? Где там оно у тебя хранится? — Вон там. Кроули встаёт и тянется к верхней полке, а лишённые сдерживающего пояса джинсы от этого движения чуть сползают вниз, демонстрируя ямочки на пояснице. И даже ещё немного ниже… Да, понимает Азирафаэль. Сама Господь направила его руку, когда он решил не выкидывать заветный продукт, а просто переставить его повыше.