Love is found

      Обычное субботнее утро. За окном светило Питерское редкое солнце, а из открытой форточки доносился шум машин и голоса людей. Данила нежился в мягкой кровати, укутавшись в одеяло и оттягивая момент полного пробуждения. Соня ушла с самого утра куда-то по делам, а Дане сегодня никуда не нужно было — везде выпадали выходные и он заслуженно валялся в кровати. Рука затекла и ему пришлось перевернуться на другой бок, где коварный луч солнца прокрался меж щель в шторах и резко выстрелил точно в закрытые глаза. Парень недовольно поморщился, отодвигаясь от яркого света и приоткрывая одно склеившиеся веко. Протерев пальцами глаза, он нехотя разлепил их и потянулся. Утренняя нега не хотела отпускать, особенно когда по ту сторону сна ему было хорошо и приятно. Но всему хорошему стоит заканчиваться, поэтому отогнав розовые мысли, он откинул одеяло и слегка устало вздохнул. Давно у него не вставало от сна, однако.               Данила лениво встал, неосторожно рукой проехавшись по паху, отчего из стиснутых в раздражении зубов вылетел тихий стон и ночное наваждение улетучилось мгновенно. Юноша быстро принял душ, избавившись от проблемы сухо и без эмоций — ему было противно от самого себя, что дрочит он себе не на кого-то, а на Колю. Уже более месяца он непрерывно видел в своих снах то, что не могло случиться наяву — горячее, молодое тело и сладкий ушам голос, твердивший о желании. От этого становилось одновременно и сладко, и горько настолько, что уже не хотелось просыпаться. Возможно, будь другие обстоятельства, он бы приравнивал эти сны к кошмарам и к середине дня забывал о них, но что-то мешало ему отогнать все те горячие мысли, что потом преследовали его в течение суток. Особенно когда выдавалось встретиться с Николаем или когда у них были репетиции — каждое прикосновение становилось настолько невыносимым, насколько это возможно. Однажды на репетиции Данила неосторожно оступился во время их совместного танца «Стыд», уже готовясь улететь в дорогущую аппаратуру, но за несколько секунд его подхватывают чьи-то руки, цепляясь за рубашку и тянут на себя. Когда Даня сообразил, к телу какого человека он сейчас прижат, его обдало таким жаром с ног до головы, что казалось, его лицо было краснее помидора. Так они стояли не дольше тридцати секунд, но за это время юноша своим цветом лица успел перейти весь спектр радуги, а тело могло отказать в любую секунду. Тогда, почему-то вспыхнула ярость на себя, на эту проклятую аппаратуру и на руки Коли, что сейчас так сильно обхватывали его руку и рубашку. Тогда они поругались: он не помнил, почему, видно Николаю не понравился тон и грубый толчок от Данилы, а сам юноша был зол в основном на себя и пытался как-то освободиться от этой ярости. Тогда их разнимали в три пары рук.              Вспомнив это, барабанщик как-то грустно улыбнулся, проведя пятернёй по отрастающим волосам. Он не любил ругаться и спорить с вокалистом, но их взгляды разнились ощутимо и бывало, если не удавалось добиться понимания словами, в ход шли предметы или кулаки. До серьёзной драки не доходило, но бывали производственные травмы. Ребята в шутку называли их женатой парой, что уже пару лет живут вместе и как «кошка с собакой» в одной комнате. Даниле иногда казалось, что он знает Николая всю жизнь и в тоже время совсем его не понимает, хотя в некоторых вопросах они находят компромиссы, даже не повышая голоса. В какой-то момент от их ссор перестало веять раздражением (хотя вещами они всё ещё могли кидаться), теперь это было похоже на какое-то соревнование, кто дольше продержится и приведёт более весомые аргументы в свою пользу. От таких оживлённых и эмоциональных бесед в душе Данилы стали зарождаться такие чувства, природу которых он не понимал и не мог осознать, пока они не стали захлёстывать с головой. Сначала это было похоже на ярость, чуть позже — раздражение, а потом юноша стал замечать, что его тело очень странно реагирует на близость Коли, что хочется смотреть на него постоянно, трогать выступающий кадык и тонкие ключицы, хотелось прикоснуться к губам и почувствовать их вкус. А потом появились сны — это стало точкой невозврата, то, от чего уже нельзя было избавиться.              Встряхнув головой, Данила решил отвлечь себя от тяжёлых размышлений просмотром какой-нибудь дичи по телевизору. Развлекательный ящик ему доводилось смотреть редко, но когда он всё-таки добирался до него, мог сидеть перед ним часов пять, ни о чём не думая и полностью погружаясь в какое-то очередное трешовое телешоу. Бездумно щёлкая пультом, не надеясь найти что-то стоящее его внимания, взгляд сам остановился на канале, где в шутку переодевали мужчин в женскую одежду. Натягивали майки, джинсы с завышенной талией, юбки и платья. Ведущая что-то вещала и трепетала над мужчинами средних лет, что слегка смущались своего вида, но стойко выдерживали издевательство. Барабанщик смотрел так неотрывно и почти не моргая, что, казалось, можно прожечь в экране дыру. Телешоу не показалось ему каким-то интересным и познавательным, даже со стороны искусства там не было ничего, кроме глупого юмора — мужчины были рыхлыми, с обвисшими щеками и складками на животе, усталый взгляд напоминал старого бассет-хаунда, измученного жизнью. Они не привлекали, а лишь вызывали какое-то отвращение и раздражение, но мысль засела в бритой голове и теперь её ничего не могло вытащить оттуда, только её полная реализация. Даня решил «смеха ради» переодеться в какое-нибудь платье Сони, пока её не было дома. Открыв шкаф и слегка убавив звук на телевизоре, Данила начал доставать платья различных форм и цветов, обращая внимание на эластичность ткани и размер одежды. Хоть они с девушкой и были почти одинакового телосложения, юноша был немного полнее и платье могло закончить свою жизнь на нём, так и не начав её. Прикинув на себя несколько вариантов и покрутившись у зеркала где-то минут десять, он определился с выбором.              Чёрное короткое платье с глубоким вырезом отлично подошло ему. Он не знал, откуда у его девушки такое большое ей по размеру платье, но сейчас Данила был ей благодарен. Еле как застегнув молнию, он оправил платье у бёдер и покрутится у зеркала. Ноги стали длиннее и стройнее, а худощавое телосложение подчеркивала облегающая эластичная чёрная ткань. Почему мужчины не могут носить такие прекрасные вещи? Юноша не был приверженцем стереотипов, он не видел ничего постыдного в том, чтобы какой-нибудь парень мог бы иметь в шкафу пару платьев, особенно если бы этому парню очень они шли! Барабанщик уже пару раз облачался в платья (работа обязывала), но никогда не показывался в нём при одном единственном человеке, мнения которого боялся больше всего на свете. Конечно, возможно Николай и видел его фотографии в инстаграме, но в живую он никогда не осмелился бы надеть его, хотя юноша не был стеснительным или робким.              Всё-таки Дане так понравилось это платье и как он в нём выглядел, что даже не захотелось его снимать, поэтому он решил побродить по квартире в таком виде. Интимность момента одолела юношей, когда на пол падал лишь один лучик света, освещая полумрак комнаты и витавшую в воздухе пыль, создавая ощущение нереальности, абстрактности ситуации. Данила медленно провёл рукой по бедру, слегка касаясь его пальцами. Ткань под подушечками пальцев была мягкая и слегка шершавая, она полностью повторяла рельеф тела. Глаза прикрылись в наслаждении, а рука скользнула выше, на живот и грудь, очерчивая и лаская. Перед глазами поплыли воспоминания из сна и казалось, что можно задохнуться от одних только ощущений. Из мыслей его вытащил громкий гудок где-то под окнами, отчего барабанщик аж подпрыгнул на месте. Он ошалелым взглядом обвёл комнату, недоверчиво смотря на свою руку и рвано дыша, словно пробежал целый марафон. Ещё бы немного и пришлось второй раз идти в душ.              Взгляд остановился на чужой чёрной спортивной сумке, что лежала под кроватью. Коля должен был приехать за вещами не раньше, чем через час, поэтому взглянув на часы ещё раз и убедившись в том, что он успеет снять платье, Даня пошёл заваривать кофе и готовить себе завтрак. Готовил он себе не так хорошо, как хотелось бы, но хотя бы яйца пожарить умений хватало и на том спасибо. Когда подобие еды было отправлено в рот, Данила решил выйти на балкон и покурить. Захватив с собой кружку с коричневой жижей и достав из кармана куртки сигареты «Camel», он отправился на старенький брежневский балкон. Окон на нём не было, лишь металлические спаянные каркасы, да картон прикрученный каким-то образом к нижней части, чтобы вещи не вывалились. Тут он с девушкой ничего не хранил, хотя какие-то соседские тряпки временами отдыхали на их перилах. Он закурил сигарету, блаженно вдыхая наркотический дым и облокачиваясь о стенку позади себя. Она была холодной, но не противной, как будто так и нужно было. Кофе уже слегка остыл, хотя на вкус не так уж плох. Во дворе играли какие-то мальчишки, бросая друг другу мяч. Девочки играли в песочнице и некоторые из них пытались присоединиться к мальчикам, но те не горели желанием играть с маленькими представительницами женского пола, видимо, интересы у них были другие.        Прям как у них с Колей.        Дым расслаблял голову и теперь юноша позволял мыслям литься в свою голову медленно, обволакивая мозг. Он не цеплялся ни за одну из них, сейчас ему было комфортно и хорошо вот так стоять, смотреть на плывущие утренние облака и курить, чувствовать спиной ледяную панельную стену и слышать чьи-то голоса на площадке.              Звонок в дверь раздался неожиданно, что Данила чуть не пролил остатки кофе на пол. Он неверяще уставился на приоткрытую балконную дверь, чувствуя, что начинают дрожать колени.        Не мог же это…?              Или может ему показалось, ведь могут быть звуковые галлюцинации на нервной почве. Звонок раздался ещё раз, как в подтверждение своего реального существования и человека за дверью. Даня вылетел с балкона, даже не потушив сигарету и отставляя на стол полупустую кружку, начал нервно дёргать собачку, пытаясь расстегнуть платье. Да будь ты проклято! Чем дольше мусолил Даня замок, тем настойчивее звонил по ту сторону иссиня чёрной двери Коля. Он паниковал. Он очень сильно паниковал. В голове крутилось не пойми что, он судорожно пытался придумать отговорку, но всё было тщетно. Обречённо вздохнув, Данила медленно и осторожно направился к двери, словно на казнь.       «Да в конце-то концов! Что ты дрожишь, как осиновый лист? Может, он и не отреагирует никак, может, ему всё равно. Ты ведь мужик, а не тряпка, так возьми и открой эту ебучую дверь!» — барабанщик уже мысленно начал себя подбадривать, ведь дверь придётся открыть так и так. Взявшись за ручку, он заметил, как дрожат его руки. Дверь распахнулась и испуганный серо-голубой взгляд встретился с тяжёлыми тёмными глазами. Барабанщик испытал и прилив счастья от встречи с Николаем, и дикий страх граничащий с обморочным состоянием. Пришлось даже опереться рукой о стену, чтобы тело не тряслось. Молчание затянулось. Коля неотрывно смотрел на Данилу широко распахнутыми глазами, казалось, он даже не моргал.         — Привет, — начал разговор Данила, пытаясь смотреть хоть куда, только не на мужчину перед ним, — Ты как-то рано, я ждал тебя на полчаса позже.  — Освободился раньше, — Николай прошёл в квартиру, случайно касаясь чужой руки в попытке протиснуться мимо. Оба от этого движения вздрогнули, но виду не подали. Барабанщик прошёл в комнату, глянув на себя мельком в зеркало — выглядел он красиво и даже сексуально, но почти мертвенно бледный цвет кожи от переживаний был ему явно сейчас не приятелем. Коля снял одежду и ботинки в коридоре и двинулся за Данилой, словно хищник преследует свою добычу. Контроль терялся так же быстро, как скаковые лошади двигаются по ипподрому, подгоняемые жокеями. В комнате стоял полумрак, где тоненькая нить света прочерчивала комнату почти ровно пополам.  — У тебя же только сумка с вещами? — нервно протараторил Данила, наклоняясь и доставая её из-под кровати. Коля в этот момент на секунду забыл, как дышать, но продолжал стоять недвижимо, даже тон голоса у него не дрогнул. Внутри вспыхнул жар, сравнимый с пятью накалёнными жаровнями, шипящие и дышащие адовым пламенем прямо на нежную кожу. Николай, казалось, даже сам боялся своей животной реакции на такие обычные, казалось, действия Данилы. Не считая, что он в платье. Это была, пожалуй, самая весомая причина, почему Комягин сейчас чувствовал себя, как на нагретом солнцем металлическом листе: и стоять больно, но и идти вперёд невыносимо. Вид почти оголившихся ягодиц поверг в некий мысленный ступор, а руки чесались от желания коснуться. — Ещё пакет, — он прошёлся на середину, шлёпая босыми ногами. Руки были в карманах брюк, но все тело Николая выражало полное напряжение и напоминало струну гитары, которую через каждые пару секунд дёргают пальцем.  — Пакет? — Данила протянул лямку от сумки вокалисту, взглядом стараясь не встречаться с карими глазами, что в полумраке превратились в бездонные чёрные дыры. Коля принял сумку, отставляя её рядом с собой. — А, скорее всего Соня его запихала куда-то в шкаф, — скорее для себя, чем для гостя, произнёс себе под нос напряжённый юноша. Николай от имени девушки слегка поморщился, но отогнал это глупое мимическое движение, подумав, что кто он такой так реагировать на человека, кто близок и дорог Даниле.  — А ты чего так вырядился?  — А? — Данила повернулся к мужчине, — А, ты про платье? Да решил по приколу нацепить, а вот теперь снять не могу, — в голове была полная каша, но Дане показалось, что этот ответ был самым лучшим из того, что мог он сказать в принципе.              Николай подошёл к барабанщику вплотную, касаясь его оголённого плеча. Ладонь скользнула на открытую спину, очерчивая татуировки и поднимаясь выше, к росту волос на голове. Данила вздрогнул от такого неожиданного прикосновения, вставая и недоуменно поворачиваясь лицом к Николаю. Тот смотрел своими невероятно чёрными глазами прямо в душу, пожирая её изнутри и рукой, что ещё покоилась на затылке, ощутимо давил на себя, притягивая. Губы встретились в лёгком поцелуе, слегка нервном и едва ощутимым, словно два невинных подростка целовались за углом дома. Перед глазами всё плыло, в голове мысли начали метаться по углам сознания и трубить тревогу. Когда мужчина провёл языком по верхней губе, Данила полностью потерял рассудок, все эмоции вихрем закружились где-то внизу живота, что стало тяжело дышать. Коля прижал его к стене, буквально кусая за нижнюю губу и вторгаясь языком в раскрывшийся от удивления рот. Данила охнул, хватаясь за жилистые плечи, чтобы предательски потерявшие силу ноги не отказали. Глаза сами собой закрылись, мозг и естество Дани боялись поверить, что это все реальность, а не очередной бредовый сон. Но сон не мог сейчас так умело орудовать языком во рту юноши, а его крепкие, слегка грубые, руки водить по бокам, спускаясь ниже к краю задравшегося платья. Пальцы подцепили чёрную ткань, медленно поднимая её к бёдрам и сильнее прижимаясь пахом к паху. Данила громко вздохнул, изгибаясь на встречу манящему движению, хотя кажется, что плотнее уже некуда. Молния от брюк резко контрастировала с тонкой тканью боксёров и юноше пришлось приложить немало усилий, чтобы не начать тереться себе во вред. Николай оторвался от губ, смотря на Данилу исподлобья и загнанно дыша, как дикий зверь после удачной охоты. Барабанщик наконец смог открыть глаза, встречаясь с хищным и слегка растерянным взглядом, в котором бушевало желание где-то там, на тёмном дне. Казалось, что они оба просто сошли с ума, что превратились в каких-то изголодавшихся по ласкам демонов.         — Что… что это было? — Данила сам испугался своего голоса, настолько он был охрипшим и шершавым. Задавать вопросы было страшно и одновременно хотелось услышать подтверждение того, что вертелось в голове уже давно. Коля не отвечал буквально пару секунд, но юноше казалось, что прошёл час: невозможно было сейчас смотреть на тяжёлый взгляд напротив, что будто прокалывал изнутри.  — Стыд, — низким голосом прошептал мужчина, припадая губами к губам напротив, словно показывая, что сейчас ему совсем не хочется разбираться в ситуации. Данила решил так же — пусть будет, что будет.               Николай целовался так, как будто пытался высосать из Данилы всю жизнь и душу. Его губы были влажными, но с множеством трещин и неровностей, что заставляли огни внутри юноши разгораться с новой силой. Они вились телами, как ужи на раскалённой сковороде, тёрлись и прижимались так, что можно было раствориться друг в друге. Вокалист опустил свои руки ниже, обхватывая ягодицы и крепко сжимая их в ладонях, отчего Даню пробило электрическим зарядом и пришлось оторваться от губ, чтобы вдохнуть воздуха. Коля, воспользовавшись открытой шеей, прильнул к ней зубами, прикусывая прям под челюстью и оставляя на ней багровый след. Руки барабанщика уже поднимали тёмный джемпер Николая, шаря бесцельно по телу руками, проходясь по спине, бокам и груди. Когда пальцы случайно коснулись затвердевших от возбуждения сосков, мужчина вздрогнул и прикусил шею сильнее, будто на секунду потеряв шаткий контроль над собой. Даня воодушевился такой находкой, теперь нарочно красясь двух розовых горошин пальцами, доводя Колю до белых пятен перед глазами и подрагивающих от возбуждения ног.         — В кровать, — Николай почти прорычал эту фразу севшим голосом, отрывая Данилу от стены, в пару шагов преодолевая расстояние до кровати. Платье задралось настолько, что теперь это напоминало майку с молнией на спине, а через серые боксёры просвечивал вставший член с выступающей смазкой. Данила сел на кровать, руками расстёгивая брюки Коли и снимая их с таким рвением, что можно было подумать, это спасёт их от глобальной катастрофы. Движением ноги он откинул вещь в сторону, забираясь на кровать и укладывая юношу на спину, целуя шею, ключицы, обводит языком вычерченные на коже татуировки и останавливается на бугорке, что выпирает из-под ткани. Накрыв бугорок губами, Николай на ощупь определил — пирсинг, аккуратно продетый в сосок. Язык игриво коснулся металла, легко подвигав его и вызвав этим у Дани протяжный стон вперемешку с удивлённым вскриком. Вокалист воодушевлённо припал к соску, обводя через ткань влажным языком, прикусывая кожу рядом с чувствительным местом, руками поглаживая ягодицы и внутреннюю часть бедра. Данила вился под ним, почти что кричал: он не мог поверить, что ему могло быть так хорошо. Тело отзывалось на ласки, любое прикосновение Николая отдавало разрядом, а что творил его невероятный рот… Даня охнул, когда его второй сосок тоже обдало жаром, а искры наслаждения табуном проскакали аж до самых пят. Тут Коля уже не осторожничал, прикусывал нежную горошину, мял языком и оставлял влажные следы по всей груди. Данила уже не знал, куда девать свои руки: он гладил, царапал, сминал молочную кожу, беспорядочно шарил по телу Николая, каждый раз словно обжигаясь. Шептал на ухо пошлые и развратные вещи, за которые было стыдно, но в затмившем похотью разуме не было других мыслей, а сдерживать в себе уже не представлялось возможным. Приятным открытием стало то, что у Коли уже стояло прилично и долго, и когда он коснулся своим набухшим членом через трусы члена Данилы, оба выдохнули через зубы, настолько ярки и непривычны были ощущения.               Коля снял с себя джемпер, откидывая его в сторону и потянулся к платью Дани, но руку он так и не довёл. Он смотрел на распростёртое под ним красивое тело и ему не хотелось открывать его для себя полностью, хоть он и видел Данилу без верхней одежды на концерте. Сейчас эта чёрная ткань создавала какую-то загадочность и интимность, оставляло загадку заглянуть туда позже, заставить мозги напрячься и подумать, додумать. Даня не понял его взгляда, замерев рукой на его бритой голове и смотрел как-то испуганно, будто Коля в один момент может передумать. Но Николай опустил голову к Даниле, трепетно и чувственно целуя в губы, заставляя приоткрыть рот и сплести языки. Одной рукой он стянул с юноши трусы до середины бёдер, освобождая изнывающий по ласкам член, а второй помог себе, чуть ли не разрывая ткань от усердия. Барабанщик решил немного выйти из оцепенения, свободной рукой касаясь двух членов и соединяя их вместе.        — Ох, блять, — выдохнул в поцелуй Холодков, которого чуть ли не подбросило на кровати от вспышки наслаждения. Николай толкнулся в кулак и прикусил тонкую кожу на шее, уже не контролируя себя. Мозг отключило ровно в тот момент, когда под ним знакомый голос начал срываться на стоны и хрипы, а их ладони сплелись на двух пульсирующих кровью членах. Вокалист уже точно не помнит, сколько это продолжалось: секунду, минуту или вечность, но первым разрядку получил Данила. Белесые капли запачкали открывшуюся линию живота и чёрную ткань платья, на которой разводы смотрелись, словно капли бриллианта. Николая прошибло чуть позже, после нескольких рьяных, почти животных толчков. Оба дышали так, будто в квартире совсем не осталось воздуха. Коля согнул руки в локтях, что были по обе стороны от головы Данилы, и уткнулся ему в изгиб шеи, восстанавливая дыхание. Юноша лежал, неверяще смотря в потолок. Что это было? Он слегка повернул голову, чтобы видеть чужие закрытые веки, крепкую и изящную шею, выступающие острые скулы. Данила не верил, но думать он был не способен, не сейчас.        — Я чувствую твой взгляд, — сонливо прошептал мужчина, поворачиваясь так, что мог одним глазом видеть лицо напротив. Зрачки были расширены почти на всю радужку и Даниле казалось, что в них он видит своё отражение. — Я не могу на тебя смотреть? — Можешь, как ты всегда это и делаешь, — уголки губ вздёрнулись в полуулыбке, когда тело под ним вздрогнуло, — Да, я замечал. Всегда чувствовал твой взгляд. — И ты…? — Даня задохнулся словами от вновь вернувшегося напряжения, что билось где-то в районе сердца. — Мне это льстило и возбуждало, — он перекатился на бок, не отрывая взгляда. Рука покоилась на плоском животе, пробираясь под платье и вырисовывая какие-то странные символы. — И давно ты так думал обо мне? — Данила слегка расслабился, удобнее укладывая голову. — Я не задумывался. Думал и думал, что-то бы сейчас изменило, зная я рамки своих размышлений? — Может, это произошло бы раньше. — Все произошло так, как нужно было, — Николай пододвинулся ближе, касаясь чужих губ слегка, почти воздушно, но подловив момент, неожиданно прикусил верхнюю губу. Данила на это вздохнул и задохнулся от возмущения, кидая в мужчину то, что первое попало под руку — подушку. Коля улыбнулся, тихо посмеиваясь и оставаясь довольным своей своеобразной выходкой. — Нам нужно привести себя в порядок, иначе будут проблемы, — барабанщик только сейчас вспомнил о своей девушке, испытывая противоречивые чувства, — Поможешь снять платье? А то Соня не то подумает… — Платье — не самое страшное, — Коля нежно коснулся шеи, — На твоей коже распустились алые розы.