the secret

Всего несколько часов. Несколько часов от знакомства с Тони Старком до рассказа секрета, пожирающего Баки изнутри с тех пор, как он снова начал чувствовать. С тех пор как он вспомнил. Что-то мрачное, чужое, спрятанное глубоко под кожей и поднимающее свою безобразную голову, когда Баки ловит любопытные взгляды на своей новой руке. И вроде нет необходимости врать — их разношерстная компания хранит, мягко говоря, всякое, — но неизменное чувство вины и стыда побеждает. Оно зарождается где-то за ребрами, в ноющей грудной клетке, и заставляет молчать. Оно борется с голосом за право выкрикнуть всё накипевшее в лица тех, кто смотрит, но не видит. Истина должна остаться неузнанной. Это ничего не значит, и он уговаривает себя каждый день. Но страх никуда не уходит. Мысли морозят внутренности похлеще криокамеры, играют с сознанием, подсовывая картинки широко распахнутых удивленных глаз Стива, отвратительного сочувствия в чертах его — знакомого только урывками — лица, и от этого не избавиться. Нет ни единого шанса, что Стив сможет отреагировать по-другому. Вот он — невольный запрет испытывать собственные чувства, рвущие на части, иметь собственные мысли. Поэтому Баки молчит. Старк другой. Возможно. У них нет поводов для доверия, зато есть карт-бланш на любую отговорку, почему Баки некомфортно в мастерской (всё еще мерещится другое оборудование, другая комната, другое кресло), но он чувствует рядом со Старком… свободу. Спускаясь сюда, он сбрасывает напряжение, которое неизменно сковывает плечи, как надоевший тесный пиджак. Здесь он может дышать. Возможно, причина в том, что Старк — яркий человек. Гениальный, футуристический. Такое будущее Баки представлял еще ребенком, а сейчас ничего не нужно выдумывать. Старк запутанный, странный, но в некотором роде фантастический. С самого начала он реагировал на Баки не так, как остальные. Похожий на восторженного щенка, он при любой возможности тащил его в мастерскую, часами рассматривал руку, скользил по пластинам внимательным взглядом, в котором читалось неуемное желание разобрать модель по винтикам. Так ребенок смотрит на свой долгожданный подарок, лежащий под рождественской елкой. — Привет, красавица! Стив готов вцепиться Старку в горло и пробить темной макушкой парочку стен (сколько раз, еще в далеком Бруклине, они защищали друг друга?), а Баки только лающе смеется. Его предупредили о Тони Старке еще до прибытия на базу. Бессвязные объяснения. Стив выглядел крайне неловко, путаясь слишком часто — не пропустишь мимо ушей, — стараясь подготовить Баки к встрече с их именитой звездой. По его словам, Тони был невероятно эгоистичным, ненадежным человеком, который находился в шаге от того, чтобы переметнуться на сторону суперзлодеев, но вместе с тем — хорошим другом Стива, преданным, гениальным трудоголиком, который, не моргнув глазом, пожертвует собственной шкурой ради родных и близких. — Я думал, Старк был Мстителем? — терпение Баки трещит по швам. Он ненавидит моменты, когда Стив носится с ним, как с малым ребенком, пытаясь уберечь от всего плохого разом. — И построил этот дом для всех? — Он — Мститель, — Стив мнется на месте, всё еще не нажимая кнопку вызова лифта. — Он построил. — Ты доверяешь ему? — Да. — Одно слово без единого колебания. — Отлично. — Палец топит кнопку лифта, и Баки надеется, что этот разговор исчерпан. — Он просто… Постарайся не принимать то, что он говорит, близко к сердцу, вот и всё. Двери распахиваются на нужном уровне ровно через секунду после напутственных слов Стива: «Ни в коем случае не упоминай Говарда». Когда неловкость, вызванная рвением Старка, почти танцующего на месте от одной только возможности развлечься с чем-то блестящим, новым и непонятным, разбивается о неожиданный смех Баки, тот начинает беседу со своим бестелесным помощником, Джарвисом. Уследить за диалогом Баки даже не надеется, но, вопреки ожиданиям, их речь выходит какой-то гипнотической, обнадеживающей. Двадцать минут невыговариваемых терминов и круто завернутых фраз. Старк играет с голограммами, висящими в воздухе, которые появляются над головами по мановению руки. Он вытаскивает их из ниоткуда, как фокусник — кролика из шляпы, а Стив, кажется, понимает: Баки защищать не от чего. И потому перестает злиться каждый раз, когда Старк кидает какую-то неосторожную фразу. Что-то из серии: «Да, я не буду тебя так называть, Барнс, это слишком похоже на родео — абсолютно не мой профиль, — или на имя для порно-актера, тоже такое себе», «Да, видишь, что ты наделал? Теперь Стив смотрит на меня этим своим капитанским взглядом». А выглядит он и вовсе так, будто умирает со скуки. В какой-то момент Стиву прилетает вызов от Коулсона, и, кажется, он даже рад извиниться и направиться к выходу из мастерской. Пару раз оглядывается через плечо на Баки, будто они никогда больше не увидятся, а Баки тайно (чувствуя себя виноватым) счастлив. Хотя бы потому, что теперь Старк может полностью погрузиться в сканирование и диагностику. И это дает возможность наблюдать. Им даже не приходится говорить: Старк включает громкую музыку, периодически перебрасываясь фразами с Джарвисом и отдавая приказы ботам и роботам вокруг него. И это… легко. Освежает. Вопросы — только по делу («Когда последний раз были проблемы в функционировании?»), просьбы — по ходу работы («Приоткрой пластины»). Баки отвечает небрежно и делает то, что от него хотят. В большей степени это шоу, которое Баки оценивает, сидя тихо, наслаждаясь, пока они не оказываются друг напротив друга, а Старк почти баюкает его руку, диктуя заметки Джарвису. И он слишком близко. Ближе, чем нужно, чтобы просто изучить. Подушечки пальцев, загрубевшие от тяжелой работы, пробегают по внутренней стороне бионики, от локтя к запястью, и здесь ничего общего с работой. Только благоговение. Баки знает, что Старк, вероятнее всего, забыл — это не просто какой-то протез, и что Барнс — его, этого самого протеза, владелец, но прикосновение всё равно похоже на спуск автоматного курка. — Большую часть времени я не ощущаю её своей. Не ощущаю частью себя. Она, скорее, как отдельное целое. — Всего пара фраз, и внимание Старка полностью переключается: цепкий взгляд изучает лицо Баки. А тот уже не может заставить себя остановиться. — Мне... Мне это нравится. Она словно рождает цель, имеет определенное предназначение. Не просто протез. Нечто большее. Словно не он дополняет меня, а... я дополняю его. Тот не моргает, но на лице не видно жалости («О, боже, бедняжка, во что они заставили тебя поверить?»). Он просто смотрит в упор. И такое пристальное внимание должно бы беспокоить, но нет. Приятное ощущение, а карие глаза явно пытаются что-то найти, анализируют. Через мгновение Тони выпрямляется, откидывается на спинку стула, будто смог, наконец, решить сложную головоломку, а все кусочки паззла встали на отведенные для них места. Пальцы скользят вниз по руке и крепко обхватывают бионическое запястье, словно физический контакт необходим до боли. — Спорим, ты никому этого не говорил, Красавица? — Стив хотел, чтобы я постригся, — единственное, что звучит между ними, будто это объясняет всё, что творится сейчас в его голове. Самое странное — Старк просто кивает, кривится, как лимонов объелся. И, кажется, он знает, что Баки имеет в виду. — Это дерьмо, которое Стив будет разгребать сам, забей, — пальцы, наконец, размыкаются, а Старк смотрит на Баки будто впервые. И перед тем, как заговорить, он слегка сжимает его подбородок и не сводит прямого взгляда. — Если бы у меня была твоя рука, я бы всегда носил футболки без рукавов. Она чертовски шикарна. Непроизвольный смех срывается с губ Баки, когда Старк спрыгивает со стула и снова начинает играть с голограммами вокруг. Странная интимность момента исчезает. — Источник питания — дерьмо. Нам придется попотеть, — сообщает тот с лукавой улыбкой, сияя энтузиазмом. Невероятно, но Баки улыбается в ответ.