Сердце размером с Солнце

Клаус считает отправной точкой момент, когда Диего заявляется в особняк с щенком на руках. - Серьезно? - едко удивляется Пятый, - апокалипсис на пороге, а ты завел себе животинку? - Что ж, если всем нам суждено умереть, - отвечает ему Диего, почесывая рыжего щенка за ухом, - пусть он наслаждается жизнью последние дни. А потом почему-то смотрит на Клауса. Поздно ночью, когда измотанный ломкой, голосами в своей голове и сочувствующим взглядом Бэна Клаус лежит на кровати и смотрит на мигающие лампочки гирлянды, до него доходит - Диего всегда был таким. Незнакомцы сколько угодно могут принимать его за бандита с проблемами с контролем над гневом, но - Клаус чертыхается, - столько лет в разлуке привели к тому, что Клаус и сам забыл, каким был Диего в детстве, позволил его напускной агрессии затмить воспоминания о хорошей стороне. А теперь этот щенок. Клаус думает: может быть у него тоже есть шанс? Может быть, если Диего подбирает всех несчастных и обиженных, для Клауса у него тоже найдется место? В конце концов, делать жалобный взгляд Клаус умеет как никто другой. С этими мыслями он наконец засыпает. Утром Клаус находит на кухне Диего с его новым подопечным. - Ну, и как его зовут? - искренне любопытствует Клаус, наливая себе кружку кофе. Как же сильно он не выспался. Диего отвечает не сразу: смотрит на щенка озадаченно и недоуменно, тот не хочет пить молоко. - Санни. - Это же лабрадор? - наугад спрашивает Клаус, просто чтобы хоть что-то сказать, как-то поддержать разговор, потому что, посмотрим правде в глаза - после стольких лет, в течение которых каждый из них жил своей собственной жизнью, сложно находить общие интересы и темы для разговоров. - Золотистый ретривер. Клаус мысленно ругает сам себя, но в целом это не его вина - кто мог знать, что ему стоит изучать собачьи породы, чтобы сидя однажды утром на кухне родительского дома обсуждать с Диего его новоприобретенного щенка. Впрочем, рефлексия никогда не была сильной стороной Клауса, а вот бессмысленная болтовня - вполне, поэтому он наугад ляпает: - Он красивый, - возможно, имея в виду совсем не щенка. Теплый взгляд, которым внезапно одаривает его Диего, оказывается лучшей наградой. Вопреки всеобщему мнению, Диего удачно справляет с воспитанием Санни. Он кормит его особым собачьим кормом для щенков, покупает ему игрушки и даже выводит на прогулку. Пятый фыркает каждый раз, когда видит эту пасторальную картину: Диего возвращается в особняк с поводком в руке, а с ним рядом чинно вышагивает (старается) неловкий золотистый щенок. - Ну мы прям чертова идеальная семья, - вредно смеется он, когда Диего заходит в дом - чтобы все наверняка слышали, - начнем праздновать Дни Благодарения и дарить друг другу подарки на Рождество, и хоть тут же на баннеры "Счастливая семья". - Мы можем не дожить до Дня Благодарения, - мрачно замечает Лютер. Пятый смотрит на него злобно, но ничего не говорит. Санни громко тявкает, забегая в гостиную и пытается лизнуть смеющуюся Эллисон в лицо. Диего смотрит на него с такой непривычной нежностью на лице, что у Клауса щемит сердце. Он усердно прячет от самого себя в мозгу мысль, что это зависть - он хочет, чтобы Диего смотрел на него так же. Готов ли ты стать собачкой для Диего? - думает Клаус и начинает смеяться вслух. Никто почти не обращает внимания на него - привыкли - но все еще равно напрягаются. - Ты в порядке, Клаус? - желчно спрашивает Пятый, просто потому что он никогда не может промолчать, когда это действительно нужно. - Гав-гав, - отвечает Клаус и снова смеется. То, что Санни спит не в кровати Диего, а на коврике возле нее, Клаус узнает совершенно случайно - просто шатается по дому однажды ночью, подгоняемый очередной бессонницей, и не его вина, что дверь в комнату Диего была приоткрыта, ну может быть только немного его вины есть в том, что он не удержался, чтобы распахнуть ее пошире. Совсем немного его вины. Санни чутко реагирует на едва слышимый скрип: поднимает голову и навостряет уши, но, узнав Клауса, расслабляется и даже начинает махать хвостом. - Спи, малыш, - шепчет Клаус, сам не зная зачем, - я пришел в гости к твоему хозяину. Вообще-то - нет. Это не было его планом с самого начала, он действительно просто шатался по дому без всяких мыслей и идей, просто потому что не мог заснуть. Но теперь он в комнате Диего, и тот спит крепко, не зная, что Клаус стоит рядом с ним и думает обо всем на свете одновременно. Клаус опускается на пол рядом с кроватью Диего, кладет подбородок на самый край, как действительно большая собака у постели своего хозяина. Вот только собаки не рассказывают историй, а Клаус - может. - Помнишь, - шепчет он едва слышно, не зная, чего хочет больше - чтобы Диего проснулся и увидел его, или не просыпался до конца, - когда мы были маленькие, ты всегда притаскивал домой всяких зверей. Помнишь, ты выхаживал птенца, и когда он окреп и улетел, ты плакал, а потом хотел побить меня за то, что я видел твои слезы, но все-таки не стал? Клаус думает: сколько их было, этих бездомных кошек и собак, подобранных птенцов, выпавших из гнезд, спасенных летучих мышей, случайно залетавших в комнаты по ночам. Все, что знали окружающие про них - избранные дети, маленькие супер-герои, такие крутые, такие идеальные. Все, что они знали друг про друга - оставалось в пределах этих стен, пряталось под маски и утаивалось от строгого взгляда профессора Харгривза. - Твое сердце такое огромное, - шепчет Клаус, - оно размером с Солнце. Клаус просыпается резко, как от толчка - напуганный, дезориентированный и не сразу понимает, от чего. Ужасно ломит шею и болят колени. Только через несколько секунд он осознает, что так и уснул у Диего в комнате, в этой неудобной, унизительной коленопреклоненной позе. - Клаус, какого хрена? - Диего сонный и раздраженный одновременно, и Клаус на секунду забывает, что происходит, - что ты тут делаешь? - Я..., - и Клаус не успевает ответить, потому что его едва не сносит с ног Санни, золотистым вихрем взлетает на кровать Диего, начинает облизывать его лицо. - Тише, мальчик, тише, - смеется Диего, словно разом позабыв все свои проблемы. Клаус сматывается под шумок, но в спину ему летит строгое: - Я с тобой еще поговорю, Клаус!.. Ну, Санни, аккуратнее... Клаус несется в свою комнату и запирается там, облокачиваясь спиной на дверь, словно за ним гонится стая бешеных гиен. Но гонятся за ним только его собственные мысли, а от них дверь не спасает. Черт побери. Он завидует собаке. Диего проводит так много времени с Санни, что Клаус не выдерживает. Он болен, он влюблен в собственного брата, он завидует его собаке, и через несколько дней Апокалипсис, так что, какого черта? И Клаус идет в бар. Он напивается так сильно, что едва стоит на ногах; так, как не напивался уже давно. И ему сейчас так хорошо и просто, мир - волшебное, красивое место и он думает: почему он не сделал этого раньше? Все ведь сразу стало настолько просто. Настолько, что он возвращается домой и идет в комнату к Диего. Еще не очень поздно, потому что пить Клаус начал примерно с обеда, и Диего наверняка не спит: под дверью его спальни видна полоска желтого света. Клаус отмахивается от Бэна, который что-то упорно пытается ему втолковать ("Клаус, ты пьян... не делай... не совершай ошибок... пожалеешь... Клаус!"), но этому засранцу придется стать более материальным, чтобы остановить Клауса сейчас. Он усмехается и распахивает дверь. Вокруг Диего по кровати разложены его обожаемые ножи и еще один Диего держит в руках, и он сначала удивлен, но потом, когда понимает, что Клаус пьян, снова раздражен. - Что? - недовольно и коротко спрашивает, возвращаясь к чистке (или заточке или что он там еще с ними делает) своего ножа. И Клаус действительно настолько сильно невыносимо пьян, иначе бы полез ли он к человеку с ножом в руке? ("Конечно", шепчет подлое сознание, "если этот человек - Диего, полез бы не раздумывая"). Диего не понимает ситуацию: еще минуту назад он спокойно приводил в порядок оружие, а теперь вдрызг пьяный Клаус падает на колени прямо возле его кровати, и его приходится подхватывать, чтобы не ударился лбом об угол. Клаус вцепляется мертвой хваткой, обвивает Диего двумя руками за талию, упирается лбом ему в живот и бормочет горячечно, словно боится, что Диего его оттолкнет (а он так и сделает, когда придет в себя): - Ты же такой добренькой, ты всегда всех подбираешь. Приюти меня, Диего, а? Я могу быть для тебя собачкой или котиком, что ты хочешь? Я могу мяукать и ходить на поводке, могу облизывать тебе лицо, если ты хочешь. Из-за чего ты их любишь? Я тоже могу быть милым, Диего, если тебе это нужно, я постараюсь, я правда... "Нуждаюсь в твоей доброте" не успевает вылететь из его рта, потому что Диего отталкивает его так сильно, что Клаус кувыркается назад и остается лежать на спине посреди комнаты, недоуменно глядя в потолок. А потом ему по ребрам прилетает мыском ботинка и это так чертовски, невыносимо больно, что из глаз непроизвольно брызгают слезы. Клаус сворачивается клубком, на каком-то подсознательно уровне, прикрывая голову от ударов, и тонко скулит. Диего пинает его еще раз, уже не так сильно, а потом цедит сквозь зубы: - Проклятый наркоша. Проваливай. И это больнее всего. Клаус бредет в свою комнату, хватаясь за стены, его мутит от алкоголя и обиды. Разве он сейчас не как побитый щенок? Куда же делась доброта Диего? Пробуждение ощущается как локальный апокалипсис в маленьком глупом мире Клауса Харгривза, который раз за разом прошляпивает свои шансы. - Я предупреждал, - устало говорит Бэн, паря над креслом (делая вид, что сидит). И к похмелью примешивается ужасное, невыносимое чувство вины. Клаус хочет умереть прямо сейчас и не ждать всеобщего конца света. Он позволяет себе отлежаться целый день, варясь в собственных мыслях и духоте замкнутой комнаты, и только под вечер выбирается в коридор: ему нужна горячая, обжигающая ванна, потому что еще никогда, ни разу в своей безумной, хаотичной жизни, Клаус не чувствовал себя настолько грязным. Он наполняет ванну горячей водой, окунается головой в теплый пар, исходящих из нее, а затем медленно опускает все тело, погружается в обжигающую воду так же, как в свои больные, мутные мысли. Диего его оттолкнул - и поделом. Клаус морщится, вспоминая какую чушь нес вчера. Он не помнит все дословно, но общих черт хватает, чтобы понять, что это была катастрофическая ошибка. Наверное, Диего теперь в жизни с ним не заговорит. Клаус так глубоко погружен в собственные мысли о Диего, что когда настоящий Диего появляется на пороге ванной, Клаус едва не уходит под воду. Он все-таки хлебает немного, потому что сделал сразу две неподходящие вещи - сполз вниз и резко вдохнул ртом. Диего ждет, пока Клаус откашляется, спокойно прикрывает за собой дверь. Но ближе не подходит, так и стоит там, на входе, сканирует ничего не выражающим взглядом. У Клауса в кои-то веки нет слов. Ему некуда бежать, потому что он голый (не то, чтобы его когда-то смущало подобное, но сейчас внезапно смущает), Диего закрывает ему проход, и кроме всего прочего Клауса словно вдавливает в ванну огромным чувством вины. Диего молчит очень долго, но потом вздыхает и говорит: - Про ролевые игры в форме собак и кошечек было полным отстоем. Клаусу кажется, что он краснеет до корней волос, и внезапно из-за этого злится. В самом деле, он не невинная девочка, робеющая перед объектом своей влюбленности, и то, что он натворил вчера - ну, он иногда поступал намного-намного хуже (мысль о том, что раньше ему было просто плевать, а теперь - нет, он отгоняет). - Я ни о чем не сожалею, - говорит Клаус ровным тоном, отводя взгляд от Диего, рассматривает вместо этого край ванны и побитый кафель на стене. Диего вздыхает и подходит ближе. - Ты больной, - говорит как-то глухо, словно самому себе, - ты мог просто прийти и... я не знаю, сказать. Просто попросить. Клаус неверяще смотрит на него. - Попросить что? - выходит, против воли, очень жалобно. И вот оно: Диего смотрит на него, как на одну из своих побитых зверушек - мягко и нежно, чуть улыбается. - Если тебе нужна помощь, я мог бы тебе ее дать. Клаус со стоном откидывает голову на бортик ванны и почти не чувствует боли от удара. - Ты не понимаешь, - говорит он позже, сидя на кровати Диего. Они сидят рядом, так что Клаус иногда прижимается своим бедром к бедру Диего и в такие моменты прячет лицо за свисающим с головы полотенцем. Диего и правда смотрит непонимающе. - Так объясни мне, бро. Тебя что, надо вкусно накормить? Вывести на прогулку? Я не знаю, за ушком почесать? И да, Клаус просто решает проверить насколько далеко зайдет вселенское терпение Диего по отношению к страдающим. Он придвигается вплотную, выдыхает почти в губы брату: - Вот про почесать за ушком очень интересно... И внутри все немеет от осознания, что Диего не отодвигается. Как далеко он готов зайти? Первая секунда поцелуя неловкая, словно Диего не ожидал, что и Клаус зайдет так далеко, и потому что Клаус осторожничает, боится, что Диего оттолкнет его вновь и он просто не вынесет этого, но потом - потом Диего начинает отвечать на поцелуй и тогда уже отшатывается сам Клаус. Он смотрит ошалевшим взглядом и может только спросить жалобно: - Ты чего? Диего искренне недоумевает. - Разве это не то, чего ты хотел? И Клаус так чертовски сильно запутался. Это то, чего он хотел? Снисхождения, жалости Диего? Это бьет больнее, чем тот пинок по ребрам. - Не смей меня жалеть, - шипит Клаус, отодвигаясь по кровати и замирает, оглушенный, когда слышит спокойное: - Я и не думал. И снова Клаус думает про пропасть лет, которая разверзлась между ними, превратила их в двух незнакомцев, двух взрослых мужчин, которые сидят тут среди атмосферы неловкости и возможных ошибок, людей, которых не связывает ничего больше, кроме каких-то эфемерных, перевранных памятью по истечении лет, воспоминаний из детства. И пока Клаус загоняется, Диего кладет руку ему на бедро и просто спрашивает: - Так мы продолжим или ты так и будешь сидеть тут и рефлексировать? В тот момент Клаус подмечает еще одну черту повзрослевшего Диего: он не особо о чем-то парится. Они целуются так, как только могут целоваться два человека, разрешившие наконец все вопросы между собой и не оставившие неловкости ни лазейки. Это хороший долгий поцелуй, и Клаус мечтает, чтобы он не заканчивался никогда, но потом рука Диего ложится на его живот под футболкой и Клаус внезапно вспоминает, что есть еще множество интересных занятий. Он как раз в процессе вылизывания потрясающего, созданного самим господом богом, торса Диего, когда до него вдруг доходит одна глупая мысль. И не будь он Клаусом, если бы позволил ей остаться невысказанной. - А где Санни? Диего негромко смеется, мелкие вибрации его тела передаются Клаусу, потому что последний буквально лежит на нем, и говорит, обращаясь к потолку: - Ты такой идиот, это просто невероятно. Я отдал его в другую семью. - Зачем? - непонимающе хмурится Клаус, - ему же было хорошо здесь? Ты хорошо о нем заботился. Диего приподнимает голову, и смотрит на Клауса тем-самым-взглядом. - У меня есть, о ком позаботиться, кроме Санни. И Клаусу надо срочно подтянуться и поцеловать Диего, иначе он просто потеряет сознание от разрывающей его нежности. Диего все еще посмеивается в поцелуй, но довольно быстро увлекается. Его руки путешествуют по спине Клауса, вырисовывая какие-то неведомые узоры, и Клаус неудовлетворенно стонет. Диего опускает свои ладони ему на задницу, притискивает ближе, они втираются друг в друга бедрами и это так чертовски несправедливо, что на них обоих брюки, как бы сильно Клаус хотел почувствовать голую кожу... Но он просто не может оторваться от шеи Диего, которую прикусывает и тут же зализывает свои укусы, и отстранено думает, как же прекрасно, что Диего носит водолазки. Они оба так и кончают в штаны, доведенные до предела поцелуями, трением через слои одежды, безумным шепотом: "так давно хотел... но не мог... а ты такой... как долго... так много времени... зря... ", и не разобрать уже, кто что говорил и был ли в этих фразах глубокий потаенный смысл или не было вообще ничего. Потом Клаус думает, что ему снова надо в ванную или хотя бы в душ, но так хорошо лежать тут на узкой кровати, подложив под голову руку Диего и гладить его по груди кончиками пальцев. Он хочет сказать что-то другое, но говорит снова про Санни: - Почему ты его отдал? - Его порода, - Диего сразу понимает о ком речь, - они очень общительные. Им нужно жить в семье с детьми, в доме с лужайкой на заднем дворе, где они будут бегать за мячиком. Самые добрые собаки в мире. Я не мог ему ничего дать, не мог оставить его здесь. Клаус едва улыбается, бормочет полусонно: - Твое сердце и правда размером с Солнце.