Метод Рамлоу

Солдата клинило. Брок заметил это сразу, как только тот открыл глаза, нехотя разлепив мокрые ресницы. В конце концов, Брок так долго прожил не только и не столько потому, что умел принимать верные решения (с этим как раз у него случались проебы один эпичнее другого), а оттого, что прислушивался к чуйке. Откуда она взялась, Брок не представлял, но пресловутое шестое чувство иногда подсказывало ему, что пиздец не за горами. Чаще всего тот все равно оказывался неотвратим, но происходил хотя бы без эффекта неожиданности. И вот теперь по странному взгляду из-под ресниц, изучающему, тяжелому, по тому, как Солдат смотрел, не отрываясь, как почти незаметно, выдавая огромный опыт в этом деле, сучился, расстраивая планы техников быстро привести его в чувство, Брок понимал — что-то да будет. Что-то такое, после чего опять придется замывать лабораторию и писать объяснительную. Это они уже проходили полгода назад, когда легендарное оружие, вместо того чтобы тихонько наглотаться нужной химии и отправиться на свою полку, неожиданно разнесло передвижной стенд с препаратами, приложило молоденького техника, не успевшего увернуться (Брок жалел о Патрике — сосал тот охуенно), о стену так, что мозги во все стороны брызнули, и рычал, держа его бездыханное тело, душил уже мертвого, пока не сломал позвоночник с громким хрустом. Потом взглянул на Брока, весь забрызганный кровищей и мозгами, сквозь пряди немытых патл, и сплюнул на пол, так явно нарываясь на драку, что Брок даже восхитился. Тогда его утыкали дротиками, как дикаря из враждебного племени — с головы до ног, — и отправили в крио, едва отмыв на прозекторском столе, как труп. И вот теперь, полгода спустя, становилось понятно, что Солдат — тварь злопамятная. На что бы он тогда ни обиделся, он все еще помнит, какие вокруг суки, но он пока не в форме, чтобы полноценно навести тут шороху, а потому просто развалился на своем троне так, чтобы обслуживать его было максимально неудобно. Не считая толчков локтем, будто ненарочных, от дезориентации, по только что поданному ему стакану с болтушкой; неожиданных подножек персоналу (на счету Солдата было уже два разбитых носа и ссаженный локоть) и взглядов Броку, которые тот, как ни пытался, не мог верно истолковать. Что ж, помывка и экипировка этого мудака обещали превратиться в русскую рулетку. Броку было не впервой обламывать нарывистых говнюков, да и с Солдатом он работал не в первый раз, так что нервничать раньше времени не видел смысла. — Он ваш, Рамлоу, — наконец произнес Уилкс, морщась и потирая ребра — «случайно» наткнулся на локоть бионической хваталки. Дважды. И тише добавил: — Мистер Пирс категорически против сильнодействующих препаратов перед миссией, считает, что это влияет на эффективность. Результаты опытов подтверждают его правоту. Так что справляйтесь сами. Броку было известно, что там считает мистер Пирс — транки, да и вообще сильное успокоительное негативно влияют на меткость Солдата и на его мобильность. На взгляд же самого Брока, ни одному снайперу еще не мешало успокоительное, а Солдат намеренно завалил тогда серию тестов, потому что химию не любил и техников подпускал к себе крайне неохотно. Зимний Солдат был злопамятным, опасным, хитрожопым говнюком, успешно маскирующимся то под тупую машину смерти, то под обиженную няшечку и жертву насилия. Хотя кто чаще оказывался жертвой: двухметровая «няшечка» с повадками терминатора или какой-нибудь умный, но недостаточно расторопный головастик — вопрос оставался открытым. Брок ставил на Солдата, который создавал проблемы всем и всегда, вне зависимости от того, помнил о том, что он мудак, или нет. — Идем, — Брок встал над Солдатом, всей шкурой чувствуя, что тот будет гнуть свою, одному ему известную линию. — Солдат, в душ, давай, шевели жопой. — Жопой, — повторил тот, глядя снизу вверх своими почти белыми глазами. Иногда Броку казалось, что там, за ними, и правда никого нет. Набор рефлексов и четко прописанных протоколов, периодически поражаемых вирусом и выдающих спам. — Приказ шевелить жопой. Брок, наверное, в этот момент моргнул. Потому что вот Солдат сидит в своем кресле, развалившись, как ленивый котяра на лежанке — и вот он стоит нос к носу с Броком и таращится своими белыми гляделками с расстояния в дюйм. — Вот так, — сделал вид, что удовлетворен его послушанием, Брок. — В душ, Солдат. Шокер в руке Брока предупреждающе затрещал, и Солдат, дернув уголком рта в намеке на улыбку, двинулся по коридору. Как был — в одних тонких штанах, не оставлявших простора воображению, настолько туго они его обтягивали, босой и патлатый. Брок, невольно подумав, что техники совершенно точно не особо заморачивались его мытьем перед упаковкой в холодильник, и в этих длинных волосах наверняка остались невымытые мозги Патрика Петерсона, пошел за ним, махнув Роллинзу, чтобы оставался на месте. Брок рассчитывал справиться сам. В общем, он недооценил Солдата. Ошибкой было пропускать его вперед и отставать больше, чем на два шага. Поэтому в душевой он оказался прижатым к влажной стене противно пахнущим химикатами телом, все еще прохладным после крио, как едва размороженный стейк из холодильника. Брок выкрутил шокер на максимум и с удовольствием приложил Солдата, радуясь, что стоит на влажном полу в ботинках на толстой подошве, а не босиком, как кое-кто бестолковый. Солдат зарычал, пытаясь коснуться голой кожи Брока, и вдруг сжал зубы, добравшись-таки до горла. Но не прикусил, не выдрал кадык, как можно было от него ожидать, а всосал кожу, как мощный пылесос, явно планируя оставить синяк размером с кулак. — Пасть убрал! — рявкнул Брок, пнув его в колено, но пинать Солдата было все равно что стену, и вот тут-то Брок пожалел, что не взял с собой Роллинза. Шокер упал на пол, потому что иначе он бы туда упал вместе с кистью руки — Солдат сдавил запястье так, что еще чуть-чуть — и кости бы захрустели. Дело было дрянь. — Солдат, не сучись, работы полно, хочешь, чтобы тебя опять нашпиговали химией, как рождественский окорок — чесноком? Чего тебе? Ну чего тебе не хватает? Солдат перестал слюнявить его шею и отодвинулся, глядя на Брока чуть сверху. — Этого. Того, что произошло дальше, Брок не мог себе вообразить ни в одном из душных кошмаров, которые иногда снились ему после операций с этим чудовищем. Зимний Солдат, суперсекретный многомиллионный проект, с курирования которого уходили только в черном мешке и ногами вперед… просто схватил Брока за яйца. Сказать, что Брок испытал глубокий экзистенциальный кризис — значит тактично промолчать. — И, позволь поинтересоваться, нахуя? — как мог спокойно спросил Брок. — Хочу, — просто ответил этот несущий свой дар человечеству мудак. — Ну охрененно, Солдат, — Брок начал злиться и от этого сразу почувствовал тот наплыв бесстрашной ебанутости, на котором частенько выгребал из любого дерьма. — И чего теперь? Да тебе, нахрен, нечем… Солдату было чем. Тут Брок был неправ. Пожалуй, никогда в своей жизни он еще так не ошибался, даже в тот долбаный черный день, когда повелся на деньги и ввязался во все это дерьмо. — Слушай сюда, — Брок обхватил Солдата за подбородок и сжал пальцы так, что у любого другого уже кость бы затрещала, но этот даже не шелохнулся. — Полезай под душ, уебище. Если мы не выдвинемся через час, меня выебут, и не так, как ты тут намекаешь, а мистер Пирс, без любви и смазки. Поверь, после этого от меня не останется ничего толкового — не то что трахнуть, а полапать даже противно будет. Или ты некрофил? — Кто? — переспросил Солдат, смешно двигая выпяченными вперед губами — ни дать ни взять инстаграмная уточка. — Тот, который мертвяков ебет. Солдат выпустил Брока, стянул свои дурацкие штаны и встал под душ. Брок выдохнул. Он знал, что этот говнюк никогда ничего не забывает. Обнуления не в счет, у Брока было подозрение, что после них он восстанавливается быстрее, чем это принято считать — за семь десятков лет Солдат явно нашел дыры в протоколах обслуживания и использовал их с огромным удовольствием. Так что его покладистость — это тактическое отступление, а не капитуляция. — Патлы нормально вымой, наверняка на них чего только нет, — посоветовал Брок, но Солдат никак не отреагировал, продолжая тупо стоять на кафельном полу под теплыми струями. Брок никогда не пасовал перед трудностями, но сейчас он должен был признать, что опасается засбоившего Солдата. Это было плохо. Это надо было срочно исправлять. С детства у Брока был один баг: он боялся бояться. Терпеть не мог чувство бессилия перед собственными реакциями на всякую херню. Первой была темнота. Потом к ней присоединились призраки, скелеты и драконы. Когда дело дошло до мальчишек с соседней улицы, отец посадил Брока перед собой и сказал: «Побежишь один раз — будешь бегать всю жизнь. Забиваться, как мышь в нору. Дело твое, конечно, но выбор есть всегда». Броку было семь, он болезненно обожал отца и, как дурак, верил ему во всем. Но тот совет, в отличие от многих последующих, был дельным: делай то, чего боишься, до тех пор, пока не перестанешь. Брок часами сидел в темной комнате, ходил ночью на кладбище и два раза загремел в больницу, пока парни с соседней улицы не решили, что того, кто сопротивляется и может больно укусить в ответ, бить не так уж интересно. И вот Солдату просто не дано было стать его новым страхом. Не в этой жизни. — Я сказал, — произнес Брок, — вымой патлы. Солдат не ответил. Только немного приподнял средний палец — не прикопаться, если вдруг что, но намеки Брок понимал влет. — Ах вот оно что, — бутылка шампуня оказалась в руках раньше, чем он осознал принятое решение. — Нагнись. Солдат шире расставил ноги, упираясь в стену ладонями, и наклонил голову вперед. Вода барабанила по его упрямо выставленному затылку, рассеиваясь мелкими и не очень брызгами в радиусе нескольких футов, и Брок, мысленно плюнув на то, что вымокнет, шагнул к нему. Не успел он выдавить приличную порцию шампуня, как Солдат вдруг сцапал его, прижал к мокрому кафелю и скользнул руками под футболку, разом и выдернув ее из штанов, и порвав по одному из швов. — Сука, — тихо, с угрозой произнес Брок. — Ты же в курсе, что с огнем играешь? Солдат провел ладонью по его бедру, крепче вжал плечевую и набедренную кобуры в тело и оскалился. Выглядело это как у обезьян в зоопарке. Говорят, те «улыбались», чтобы продемонстрировать зубы, а на самом деле это было угрозой. Вот и Солдат мимику подсмотрел, а повторить ее верибельно у него не вышло. — Задание, — хрипло напомнил он, вклинивая мокрое колено между ног Брока и едва не отрывая его от пола. — Куратор обязан обеспечить Агенту необходимые условия для успешного выполнения задания, — процитировал он одно из правил. — Параграф шесть, пункт три дробь два. О любых проявлениях дестабилизации Агент обязан немедленно сообщить куратору лично. — Солдат дернул бровью, будто издеваясь, и вжался своим стояком Броку в живот. Одежда давно намокла, по широченным плечам Солдата текла пена, а Брок думал о том, что же, нахрен, ему делать. — Вот что, дестабилизированный ты олень, — Брок схватил его за стояк и сжал — не сильно, но чувствительно. — Если ты вот этого лишишься, стрелять хуже не станешь. Не ссышь, что ляжешь бай-бай, а тебе это оттяпают? — Заключение по серии тестов, июнь тысяча девятьсот семьдесят первого года, — Солдат толкнулся ему в кулак, продолжая пялиться своими ужасными глазами. — Угнетение половой функции объекта номер семнадцать негативно влияет на показатели точности стрельбы, снижает агрессивность. Объект становится вялым, инертным, что снижает его эффективность. Все виды кастрации, включая химическую, признать нецелесообразными. Брока продрало от холки до копчика, и вовсе не от возбуждения. Он боялся себе представить эти тесты на Солдате, и, пожалуй, мог понять, от чего у него испортился характер. — Давай так, — Брок решил, что с него не убудет, и заключил, что дрочка в обмен на чистую операцию без профилактических пиздюлей после — это отличная сделка, — я тебе отдрочу, а ты прикинешься паинькой и сделаешь то, для чего тебя разморозили, идет? Солдат хмыкнул вполне по-человечески, а потом внезапно сделал подсечку (в этом он был профи), и не успел Брок оглянуться, как оказался вжатым мордой в стояк этого существа, по недоразумению считающегося бездушной машиной. — Сюда, — постановил Солдат и надавил металлическими пальцами Броку на челюстной сустав. — Открой. Или я ударю тут, — он надавил где-то под челюстью, — и рот не закроется два часа. Хочешь? Брок достал пистолет и ткнул этому ублюдку под яйца. — Или решим все проще, — сказал он. — Проще, — хищно оскалившись, Солдат присел рядом и вдруг добавил: — Петерсон. Брок посмотрел на его колом стоящий член, а потом открыл рот, все же продолжая держать яйца этого монстра на мушке. Они оба знали, что он не выстрелит, но так ему было спокойнее — иллюзия контроля над ситуацией. Не то чтобы Брок никогда не сосал члены — по молодости бывало и по нескольку за ночь, отрываться он умел и любил, — просто ТАКИЕ члены, да еще приделанные к тому, кто совершенно не осознает ни свою силу, ни, откровенно говоря, крайне низкую степень своего в этих делах мастерства, ему раньше не попадались. — Хваталки убрал, — снявшись с этого монстрохуя, прохрипел Брок, чувствуя, как саднит горло. Он демонстративно сунул пистолет обратно в кобуру, и Солдат с явной неохотой, но все же снял ладонь с его затылка и вернул ее на стену. Брок принялся ему отсасывать, мысленно отсчитывая минуты, отведенные на водные процедуры. Оставалось не так много. О том, что Солдат убил Петерсона нарочно, то ли застав, как тот Броку отсасывал, то ли как-то об этом узнав, он сейчас не думал — Петерсону уже полгода как все равно, он знал, куда шел работать, а вот своя шкура была Броку дорога. Солдат кончил абсолютно беззвучно, все-таки схватив Брока за затылок и засунув ему свой член едва не в пищевод. Брок давился, его тянуло блевать, он двинул этому гаду по колену, но с тем же успехом он мог двинуть по колонне Капитолия. Солдат отпустил его сам, присел рядом, задумчиво стер с уголка губ Брока каплю своей спермы, слизнул ее с пальца и вдруг неуверенно (впервые за все время, что Брок знал его, тот выглядел именно неуверенным в том, что собирается сделать) прижался губами к губам. Брок замер в охренении — даже тошнота прошла. — Я хочу еще, — испортил момент Солдат. — Не сейчас, — добавил он, будто Брок собирался его уговаривать. — После дела. Он поднял с пола бутылку шампуня и быстро вымыл и волосы, и все остальное. Откуда что взялось прямо. Сопровождая свою головную боль в оружейку, Брок думал о том, что уволиться не выйдет, отвертеться тоже. Если о подтексте сбоя узнает Пирс, у него могут нарисоваться огромные проблемы, может, даже несовместимые с жизнью. Или с целостностью задницы — тут как карта ляжет. Единственным выходом, пока что видевшимся ему, была раздача этих самых карт на своих условиях. Тем более что Солдата доставали из крио не так уж часто. Если изнасилование неизбежно — расслабься и получай удовольствие. *** Солдат экипировался без обычных своих выебонов, быстро, не требуя особой помощи. Прочел вводную, перебрал оружие, большую часть которого держали специально для него, проверил тяжелую бронебойную винтовку, из которой он один мог стрелять как из снайперской, на огромные расстояния, и, не найдя какого-то вида патронов, уставился на Брока. — С красной полосой, — ровно выговорил он. — Для стрельбы через стекло. Где. Это не было вопросом, поэтому Брок, быстро пересмотрев все ячейки, нашел ему коробку требуемых боеприпасов. Солдат чуть не обнюхал их, потом бросил Броку наушники, зарядил и выстрелил. Прямо в закрытом помещении оружейки. Когда осела пыль от выдолбленной из стены штукатурки, Брок стянул наушники и врезал Солдату от души. Тот поймал его кулак, дернул на себя и, лизнув в щеку, отпустил. Лицо у него при этом было самым что ни на есть каменным. И выражающим ровным счетом нихуя. — Это не то, — поведал ему Солдат и двинулся на выход. В дверях они столкнулись с Роллинзом, у которого было такое лицо, будто он был уверен, что стреляли в Брока. — Пристрелка, — как ни в чем не бывало, пояснил ему Брок, с ног до головы покрытый пылью штукатурки. — Где Райт? У Агента претензии к качеству боеприпасов. Роллинз отступил, давая пройти, и по его роже Брок понял: Райту он не завидует, но и не сочувствует. Всем и каждому было известно, что оружейка к выходу Солдата из крио должна блестеть, как у кота яйца. Не любил тот, когда его игрушки были не в порядке. Райт, видимо, верно истолковавший выстрел, уже шел навстречу. В руках у него была коробка, вся сплошь заставленная коробочками поменьше, с патронами. — У меня новинки, — тоном бывалого коммивояжера заявил он. — Идем в тир. Солдат молча пошел за ним. Через полчаса Райт был помилован, Солдат экипирован, а Брок доволен тем, что в график они все еще укладываются. Миссия была с перелетом. Южная Америка, трое суток на все про все, из команды — пилот, Брок и Солдат. Неприятные предчувствия скребли изнутри, но сейчас надо было думать о том, чтобы обеспечить Солдату выполнение миссии и своевременно скорректировать его поведение, если будет сбой. С момента приема параметров миссии и до момента ее выполнения Солдат слушался безукоризненно. Самое «интересное» обычно начиналось после. Стоило Солдату отстреляться, как он будто сбрасывал с себя оковы миссии и начинал оживать. Брок планировал все провернуть таким образом, чтобы это самое «оживание» произошло уже в джете по дороге на базу. Даже Агент не настолько ебанутый, чтобы затевать потасовку на борту, а на базе на него будет легче найти управу. А еще Брок собирался инициировать обнуление этого отморозка, в надежде, что тот забудет, чего от него хотел. Солдат был не из тех, кто легко отказывается от запланированного. Едва они приземлились, он выпрыгнул из джета, быстро осмотрел оставленный им автомобиль и замер около него навытяжку, ожидая разрешения выдвигаться. Брок не спешил отдавать такой приказ: пока Солдат не устранил Объект, он будет послушным. По вводной Эммануэль Кастирез, глава (судя по тому, что за ним отправили Солдата — бывший глава) одного из филиалов ГИДРы в Латинской Америке, должен был проехать по трассе в двух милях к северу от точки их высадки через час. Их задачей было дать Объекту понять перед смертью, что конкретно к ней привело, где он налажал и кто именно стоит за его безвременной кончиной. Брок не знал, чем не угодил Пирсу Кастирез, да и не его было это дело, но Солдат должен был не просто выстрелить в него с безопасного расстояния, а устроить на отрезке трассы, не оборудованном камерами, целое представление в назидание преемникам неудачливого дона. Были и запасные варианты: ночной клуб, в котором сегодня ночью должен был появиться Кастирез, его вилла на побережье и еще несколько мест — планы b, c и дальше по алфавиту. Солдат, судя по всему, собирался осуществить план a, сделать это быстро, красиво, смертоносно и получить в свое распоряжение свободные двое суток на реализацию уже своих личных хотелок. Брок был против. Трасса — это, конечно, хорошо, Солдат как никто другой умел кувыркать бронированные машины, чтобы потом выдернуть дверь и придушить жертву. Но, во-первых, этот способ был шумным, во-вторых, мог оказаться травматичным для Солдата (а за каждую его царапину спросят с Брока), и в-третьих, оставлять Солдату лишнее время на то, чтобы маяться херней, пытаясь Брока нагнуть — дураков нет. — Едем на квартиру, выспимся перед ночью. Готов зажечь, Солдат? Тот глянул на него холодно поверх маски, натянул очки и молча устроился на заднем сидении машины. Брок, отпустив пилота, сел за руль, через две мили по бездорожью вывел машину на сносное шоссе и погнал в сторону побережья, к Буэнос-Айросу. Клуб Bayside Buenos Aires, в котором у них с Солдатом было сегодня дело, находился в зеленой зоне у побережья, и поселиться рядом с местом работы у них с Солдатом бы не вышло — слишком заметные, а потому Брок, перекинув своему подопечному сумку со шмотками, велел переодеться и свернул, забив в навигатор адрес недорогого отеля в районе попроще. Номер нашелся не без проблем, но Брок достаточно хорошо говорил по-испански, чтобы предложить переплату и оставить-таки за собой последнее слово и последний свободный «полулюкс» с единственной двуспальной кроватью. Солдат в гражданском, с собранными в низкий хвост волосами и с футляром для виолончели, битком набитым оружием, напоминал героя Антонио Бандераса в фильме «Отчаянный». С поправкой на ширину плеч и каменность рожи, конечно. Осмотрев номер, Брок сразу принял душ и, врубив кондиционер, завалился спать, предварительно всунув Солдату планшет с указанием научиться естественно держаться в ночных клубах. Надежды на успех было мало, но Брок после нервотрепки с разморозкой, перелетом и заселением слишком хотел поспать хоть часа четыре, желательно так, чтобы Солдат был занят делом, а не хуйней. Проснулся он от странного ощущения чужого присутствия. Обычно на Солдата Брок так не реагировал — тот воспринимался кем-то вроде парня из отряда, страдающего аутизмом. Но теперь он всей шкурой чувствовал, что его разглядывают. Реакции оказались быстрее сонного сознания, и уже через секунду он целился в лоб чертову Солдату, застывшему в футе от него с самым обычным своим «ничего не понимаю, отъебитесь, пока не врезал» выражением лица. — Тьфу ты, — прохрипел Брок, опуская оружие. — Я тебе чем сказал заниматься? — Я готов отвечать, — шаблонно ответил Солдат, продолжая тяжело глядеть на Брока, будто хотел прожечь в нем дыру. — Да что ты, настоящий мальчик прямо, — он взглянул на часы и растер лицо ладонями. — Закажем пожрать, подрумянимся и в гости. — Есть подрумяниться и в гости, — на полном серьезе отозвался Солдат, на что Брок только хмыкнул — умел тот прикинуться бревном с глазами, будто и не он нагибал Брока в душе и обещал вернуться к этому разговору. Ужин принесли в номер. Посмотрев на то, как Солдат уминает супы, салаты и стейки, Брок мысленно себе прикидывал, какой скандал ему учинят техники, когда будут его промывать от этого всего перед крио. Но Броку чужие печали были до фени — не собирался он искать в незнакомом городе магазин спортивного питания, чтобы развести Солдату его привычную бурду. Что тот не загнется от обилия жрачки, было проверено: модифицированный желудок киберчуда переваривал почти все. Как у страуса. — Оружие брать нельзя, так что придется тебе обойтись без своей детки, — сообщил Солдату Брок, порывшись в сумке с вещами. Там нашелся отличный темно-серый лонгслив, который, судя по виду, должен был налезть на Солдата, узкие черные джинсы и тяжелый ремень в заклепках. — Но вот это, — он отделил от ремня едва заметную струну гарроты, — на тебе не найдут. Ты помнишь установку? — Объект должен знать, кто меня послал. — Точняк, — Брок стянул тонкие штаны и под делано безразличным взглядом Солдата натянул голубые драные джинсы и простую белую футболку. — Упаковывайся. Солдат удивительно плавным, будто отработанным у шеста движением выскользнул из верхней куртки и натянул лонгслив прямо поверх кевларовой нижней кофты. Высокий ворот поддоспешника задорно торчал из чуть небрежно растянутой горловины, призванной продемонстрировать ключицы. — В зеркало на себя глянь, чучело, — посоветовал Брок, упаковывая несколько ножей в голенища ботинок. Джинсы пришлось пустить поверх, и если что, доставать оружие будет неудобно, но совсем ничего с собой не взять Брок не мог. Солдат пошел к зеркалу, постоял там, потупил и наконец понял, что от него требуется. Стянув с себя все до нитки, он натянул джинсы прямо на голое тело (белья в сумке не оказалось), прикрыл свою ужасающую хваталку длинным рукавом и, забрав волосы в небрежный хвост, все-таки нацепил свои очки. Те у него были не простые, а нафаршированные, смотрелся он в них как по-современному прикинутый терминатор, так что Брок не стал его одергивать. Они молча устроились в такси, и Солдат небрежно положил свою хваталку на спинку позади Брока. Это само по себе настораживало: Солдат терпеть не мог положения, затрудняющие переход в состояние полной боевой готовности. Он всегда сидел, заведя одну ногу под стул или кресло, чтобы в случае чего можно было на полмгновения быстрее обрести устойчивое равновесие. Никогда не убирал руки за спину без особого на то указания, потому что так ему требовалось на секунду больше, чтобы выхватить оружие, а от этой секунды зачастую зависело если не все, то многое. И вот теперь он добровольно заблокировал головой Брока свою смертоносную конечность. Что-то тут было не то, но доехали они быстро, и Брок не стал заморачиваться очередными причудами Солдата, все равно того ждало благословенное обнуление не более чем через тридцать шесть часов. Стоило Броку выбраться из такси, как Солдат оказался рядом, обвил его талию левой рукой и дернул на себя. Брок так охуел, что даже рот приоткрыл, чем Солдат тут же и воспользовался, засосав его так, что охуение достигло небывалого размаха и едва не вышло на качественно новый уровень. — Надо развлечь свою красивую детку, — мурлыкнул Солдат по-испански и облизал по-блядски припухшие губы, обретшие вдруг чувственный, мягкий абрис. — Давненько мы не развлекались, верно, крошка? — О да, — прочистив горло, подал реплику Брок. — Охуеть как давно. Интернет — зло, Брок всегда это знал. Но кто же думал, что обучаемость Солдата достигнет таких вершин? Детка, блядь. Где он это вообще высмотрел? В гейских мелодрамах? Когда металлические пальцы скользнули ему в задний карман джинсов, Брок натянул на лицо лучшую из своих улыбок и пошел к пункту фейс-контроля. Как на поводок взятый металлической ладонью, сжимающей его задницу. Клуб был дорогим. Брок в душе не ебал, за что тут сто пятьдесят баксов за вход, разве что вид открывался неплохой, потому что музыка была оглушительной, коктейли дорогими и невкусными, а девки, за редким исключением, страшными. Ну или Брок был не по девкам, конечно. Солдат вдруг закинул очки на голову, ослепительно улыбнулся бармену, что-то ему сказал и, вытащив из кармана Брока бумажку, дал ему на чай столько, что в Америке они б могли на эти деньги вдвоем пообедать в неплохом ресторане. Мысль об обеде с Солдатом была странной, но тот красавчик, который сейчас наблюдал за толпой, опираясь локтями о стойку и лениво покачивая бедрами, Солдатом и не был. Это был кто-то другой. Порожденный то ли излишней тягой к знаниям, получаемым через интернет, то ли настолько глубоко упрятанными остатками личности, на основе которой Солдат был создан, что о них и не знал никто. Никто, кроме теперь вот Брока. — Танцуешь, красавчик? — Брок заметил приближающуюся к ним блондинку издалека: слишком колоритно она смотрелась тут, среди латиноамериканок, ни в чем не проигрывая даже лучшим из них. — Только со мной, — ответил за уже открывшего рот Брока Солдат, притянув его к себе вместе с высоким стулом. — Но мы угостим такую красавицу, — он по-царски махнул бармену, и тот поставил на стойку какую-то розовую бурду с вишенкой. — О, так вы идете в комплекте, — улыбнулась блондинка. — Я Лика. — Бен и Джош, — представил себя и Брока Солдат, ослепительно улыбаясь и принимаясь лапать обоих. Брок знал, что тот сейчас осматривает зал, с фотографической точностью запоминая лица и сопоставляя их с теми, которые были в досье на их сегодняшнюю цель. Ближний круг, охрана, родственники, любовницы — как только хоть кто-то из них появится в клубе, можно будет перебраться от барной стойки в нужном направлении. Блондинка щебетала о чем-то, Солдат ей отвечал, Брок тоже иногда вставлял реплики, терпел поцелуи в шею и всячески изображал любовника обаятельного мужика, приехавшего в клуб, чтобы снять им кого-то третьего. Лика явно хотела занять вакантное место между ними, и судя по тому, как тискал ее задницу Солдат, у нее были все шансы попасть под этот каток, если сеньор Кастирез не поспешит порадовать их своим присутствием. — Иди потанцуй, детка, — Солдат подтолкнул Лику в сторону танцпола, вручив еще один бокал розовой бурды. — Хочу видеть, как ты двигаешься. Блондинка чмокнула его в нос (Брок представил себе ее лицо, если бы она хоть раз увидела, как этот плэйбой выдирает глотки и добивает раненых) и, крутя бедрами, обтянутыми тесным люрексом, пошла к танцполу. — Объект здесь, — Солдат, продолжая удерживать Брока за талию, сказал это ему в шею, вызывая безотчетное желание прописать в челюсть лечебных пиздюлей. — Так займись делом, — Брок сбросил его руку с колена и поднялся. — Работаем. Солдат опять оказался рядом, притерся бедром, сунул руку в задний карман и тут же отпустил, двинулся в такт музыке, дернув Брока на себя, и повел через танцпол. Он казался расслабленным, но Брок хорошо знал цену этой его мнимой безобидности. Тот мог с места прыгнуть вперед на двадцать футов и попасть отверткой в глаз стоящему там человеку, хотя до этого сидел и смотрел в одну точку. Солдат покачался в такт музыке, чуть прикрыв глаза, как делал всегда, уясняя для себя параметры миссии, а потом вдруг повел Брока, двигаясь заводяще-плавно, сексуально и вместе с тем — по-мужски. — Нихера себе, — Брок, притиснутый к этой порнобомбе широкого действия, старался не отставать, но и не терять траекторию движения — вроде бы хаотичную, но совершенно точно лежащую через вип-зону. — Да ты прямо селебрити, Агент. Солдат не ответил. Прижался бедрами, ритмично потерся о Брока в такт, опять потащил его за собой, а потом вдруг будто случайно ввалился в один из кабинетов, поднял якобы безоружные руки, когда в него уткнулись дула автоматов охраны, ухмыльнулся, и они за семь секунд положили их всех — вырубили. Кое-кого Солдат, наверное, приложил сильнее, но Брока это волновало мало. — Да вы знаете, на кого рыпаетесь? — начал Кастирез, но Солдат просто выдернул из шлевок гарроту и сказал, прежде чем легко и быстро удавить его: — Хайль ГИДРа. Брок же сорвал булавку для галстука, украшенную значком с крошечным осьминогом, и кинул ее в бокал с виски — чтобы остальные из аргентинского филиала поняли, что делают что-то не то. Вышли они без проблем, Солдату даже удалось обогнуть по широкой дуге высматривавшую их Лику, и Брок вынужден был признать, это было нелегко — та умела не упустить добычу. Такси они поймали быстро, и Брок запоздало порадовался, что они не оказались в итоге заляпанными кровью по самые глаза и могли, не особо скрываясь, просто уехать в свой отель. С определенными предосторожностями. Например, Брок назвал адрес в совершенно другом районе, и там, зайдя в ближайший подъезд, вызвал другую машину, и уже из нее они высадились в трех кварталах от своего отеля, на параллельной улице. Это не Вашингтон, где постоянно служебные машины на подхвате. — Собираемся и сваливаем, — приказал Брок, делая вид, что не замечает голодного взгляда Солдата. — Можешь не переодеваться, нам нужно убраться из города. Он покидал в одну сумку сбрую Солдата, в другую его же оружие, кинул это все хозяину и, прихватив свое, пошел к двери, на ходу бросив: — Шевелись. Солдат с едва заметной заминкой поднялся, без особого напряга поднял сумки и двинул за ним. Броку почти удалось соскочить с далеко не метафорического хуя, на который жизнь попробовала его натянуть: в машине Солдат, получив разрешение, вырубился на заднем сидении, а Брок гнал и гнал машину от побережья к точке сбора и думал о том, можно ли считать поведение Солдата в клубе обусловленным только параметрами задания, или он просто перестал прикидываться ружьем с глазами? А, может, наоборот, начал, только теперь человеком? Вообще-то Броку должно было быть похрен, какой на самом деле Солдат, что он чувствует и какого хрена так себя ведет, тот был до того неубиваемой сволочью, что, говорят, руководство ГИДРы трижды смениться успело, а он так и остался сидеть в своем подвале, как призрак оперы, не подверженный обрядам экзорцизма. Очень злой такой призрак, откусивший столько голов, что им давно счет потерян. Брок не хотел быть следующим. Одним из тех, чье тело по-быстрому сожгут в крематории, а пепел высыпят на ближайшей свалке. Просто еще одна пешка, сожранная ферзем. И если Пирс самонадеянно думал, что контролирует ЭТО, то теперь Брок знал, насколько сильно он заблуждается. Джет должен был забрать их на рассвете, а они прибыли на место около трех ночи. Моментально проснувшийся Солдат огляделся по сторонам, взглянул на часы и вышел из машины. Открыл дверь со стороны Брока и жадно, без единого слова, никак не предупреждая о том, что собирается сделать, притянул его к себе. Конечно, они подрались — тут, вдали от камер и лишних свидетелей, Брок не собирался безропотно подставляться, даже если драка с Солдатом будет последним, что он сделает в жизни. Ну как драка? Солдат лениво отбивался, блокируя все удары, закрылся левой от пуль, сломал шокер и в один-единственный серьезный бросок скрутил Брока, как курсанта-первогодку, взял на болевой так, что сухожилия затрещали, рыкнул, призывая к порядку, но Брок, почти ослепнув от боли, ударил его головой в нос. Солдат отпустил его, но потом подхватил поперек живота, как нашкодившего кота, кинул прямо на песок плед, которым укрывался на заднем сидении, и придавил к нему Брока всеми своими тремя сотнями фунтов убийственного нетерпения. — Агент, блядь, ты что творишь?! Я тебя, нахуй, на обнуление сдам. А придушишь меня, как какого-то головастика, так следующим тебе такого зверя поставят, что ты… Сука ты! — Тебе же нравится, — задыхаясь, выговорил Солдат, вжимаясь стояком Броку в бедро. — Я знаю, нравится. Я видел. — Видел ты! Нравится, но с теми, кого сам выбираю, ясно тебе, уебок? — Я выбираю тебя, — поставил перед фактом Солдат, задирая на Броке футболку. — Ты выбрал того, в очках. А я выбрал тебя. — Ты, нахуй, не имеешь права ничего и никого выбирать. Я должен быть согласен, понял? А я тебя не то что ебать не хочу, я бы тебя вообще никогда не видел. — Я хочу, — ответил Солдат, и Брок вдруг подумал, что его, по сути, тоже никогда не спрашивали, чего он хочет. Обнуляли, обслуживали, совали в морозилку, натаскивали, как пса, только псов еще кормили и иногда по голове гладили, а ему не доставалось и этого. — Не вовремя… тебя… сука… Заклини… Когда Солдат ущипнул его за сосок, Брок дернулся, хотя руки у него были зафиксированы над головой, а ноги прижаты тяжелым коленом. — Тебя кто-то обманул, мудье, сказав, что делать в койке больно — это вполне себе кайф. Ты при такой работе должен быть ласковым, как щенок, насилия, — он облизал пересохшие губы, заставляя себя говорить, несмотря на то, что знал — оружие ГИДРы на хую вертело весь художественный свист, — тебе и так хватает. — Насилия, — едва ли не по слогам повторил за ним Солдат. — Не хочу ничего тебе ломать. — Он навис сверху, отчетливо видный в ярком свете луны. — Не вынуждай меня. Тебе же такое нравится. Когда он прикусил шею, Брок закрыл глаза и вспомнил все тесты на стрессоустойчивость, которые он успел сдать как многочисленным комиссиям с обеих сторон его двойной жизни, так и самой жизни, не раз макавшей его в дерьмо. Надо успокоиться, он не дама в беде, он вполне себе мужик, не целка, не гетеро, слава яйцам, надо вставить мозг на место, выжить с наименьшими потерями, улететь домой и сдать этого ебаря-террориста на обнуление. Отмыться. Напиться. Снять кого-то и забыть о Солдате, как о страшном сне. Мало в его жизни было того, о чем хотелось забыть? Выдохнув, Брок досчитал до десяти и попытался расслабиться. Инстинкты бунтовали — Брок терпеть не мог, когда его нагибали, и в прямом, и в переносном смысле, всегда дергался до последнего. Теперь унять свою жажду выворачивать по-своему было нелегко. — Вот что, машина смерти, отпускай, — приняв решение, приказал Брок. Солдат навис над ним, снова заглядывая в глаза. Брок знал, что тот сейчас с точностью мощного компьютера анализирует готовность Брока к сотрудничеству. Оценивает глубину дыхания, модуляции голоса — проверяет, лжет тот или нет, и наконец отпустил. С секунду наблюдал, как Брок растирает запястья, а потом рванул на нем штаны, едва не порвав, стянул вместе с бельем до колен и потерся своей шершавой мордой об и так не проявляющий заинтересованности член. Брок схватил его за волосы и процедил: — Сука, ты понимаешь, что это больно? У тебя щетина как щетка по металлу. Ты меня трахнуть собрался или до костей ободрать? Солдат высунул кончик языка, облизал губы, глядя, как показалось Броку, расфокусированно, а потом кивнул, будто что-то понял. Обхватил бедра Брока ручищами и, старательно вытянув губы дудочкой, коснулся ими около пупка, лизнул, оценивающе причмокнул и вдруг вобрал в рот мягкий член. Это было бы горячо, если бы на месте Солдата был бы какой-нибудь безобидный смазливый мальчик. Но стоило подумать, что этот киборг может гланды ему через брюшину вырвать, и живот подводило вовсе не от возбуждения. — Полегче, блядь! — заорал Брок, крепче сжав волосы в кулаке. — Ты меня кастрировать хочешь?! Солдат, хмыкнув с полным ртом, вдруг принялся коротко, жарко вылизывать его, с силой проводя языком от внутренней поверхности бедра до пупка, задевая яйца, а потом, стянув с Брока один ботинок, сдернул штанину, заставил шире развести ноги и вдруг присосался к заднице. Брок вдруг вспомнил, как Патрик отсасывал ему в последний раз: мягко, прикрывая глаза, а потом, стянув штаны Брока, толкнул его на стул, заставил сползти ниже и вылизал задницу. Брока буквально выгнуло от кайфа, когда тот с медицинской точной аккуратностью сунул в него два пальца и надавил на простату. Солдат наверняка видел их именно в тот раз. Еще недоразмороженный кусок мяса, лежащий на столе под специальными лампами. — Нет, — сказал Брок, когда тот собрался сунуть в его сухую, сжатую в "предвкушении" дырку два пальца своей левой хваталки. Глаза Солдата вытянулись к вискам от того, с какой силой Брок натянул его волосы. — Нет. Решив, видимо, что прелюдии и ласк с Брока хватит, Солдат вывернулся из штанов и лег сверху. Прижавшись кожей к коже, он вдруг затрясся, как при обнулении, заскулил тонко и удивленно, поелозил по животу твердым членом, хватая ртом воздух, и Броку стало жалко для разнообразия не себя. Поэтому он обхватил член Солдата и в несколько коротких движений довел его до разрядки. На самом пике тот вскрикнул и тут же закусил губу, будто боясь, что их услышат, а потом рухнул на Брока, тяжело дышащий, мокрый от пота, и почти стыдливо коснулся шеи губами. Прямо благодарный клиент, лишенный девственности проституткой. — Слезь с меня и воду из багажника принеси, — Броку его нежности и в хуй не уперлись, потому он столкнул этого горячего финского парня с себя и уставился в светлеющее небо, пытаясь ни о чем не думать. Для этого у него будет несколько месяцев до следующей пробудки Солдата. А если повезет, то и все полгода. Солдат послушно поддернул джинсы, принес воду и небольшое полотенце, намочил его и хотел даже сам стереть с живота Брока следы своего преступления, но ему, конечно, никто не позволил. Тому, что с него стянули второй ботинок и, дернув за щиколотку, снова подмяли под себя, Брок уже не удивился, порадовался только, что ни разу не трахался с Патриком по-нормальному, а, значит, можно надеяться, что дырявая память Солдата не сохранила, что и куда суют мужики мужикам, чтобы заняться сексом по-взрослому. Исслюнявив Броку шею и грудь, Солдат снова сжал его соски, будто повторял какой-то алгоритм, и при мысли о том, что тот снова будет пытаться его возбудить, Брока едва не передернуло. — Сядь, — приказал он, и Солдат, поколебавшись, сел на пятки. Брок, глубоко вдохнув, как перед ответственным заданием, которое нельзя завалить, перевернулся на живот и взял у него в рот, отсасывая так, как ему самому нравилось. Не то чтобы он как-то старался Солдата впечатлить, но несколько раз все же удерживал его на самом краю оргазма, зная, что рефрактерный период у того отсутствует полностью, а значит, за оставшееся до рассвета время тот может успеть сделать то, чего Броку ну никак бы не хотелось — задницу он предпочитал доверять партнерам толковым, опытным и безопасным, а не едва выползшим из каменного века неандертальцам, одной левой способным завалить мамонта. Ну или самого Брока. Этого тоже допускать не хотелось. В конце концов Солдату надоело обламываться, и он, странно, нечеловечески изогнувшись, сначала взмыл в воздух, оттолкнувшись своей левой, а потом приземлился четко на Брока, вернее, над ним, упав на колени и локти. — Акробат, блин. И чего? Солдат прижался сзади: горячий, возбужденный, вздрагивающий от напряжения, с силой потерся членом о ягодицы, то ли не понимая, что к чему, то ли не соображая ничего от желания кончить, а потом тронул пальцами правой руки задницу, обвел по кругу вход и затрясся, ощутимо прикусив плечо, заливая спину горячей спермой. На плече наверняка останется отпечаток зубов, но Брока волновало сейчас не это, а то, что его монстрохуй, имевший добрых девять дюймов длины, падать и не думал. Солдат лениво, но с удовольствием терся им о ягодицы Брока, периодически будто случайно проезжаясь головкой по дырке, шею обжигало горячим дыханием снова возбужденного, по сути, красивого мужика (если не вспоминать, как тот с рычанием душил Патрика, а потом пялился на Брока сквозь окровавленные сосульки грязных волос), а Брок бы сейчас пару лет жизни отдал, чтобы оказаться где-то не здесь. Даже если бы знал, что у него на все про все года три и осталось. Солдат все-таки вытер Брока полотенцем и, стянув с себя все до нитки, снова улегся рядом. Все такой же возбужденный. Брок понимал, чего тот от него хочет, но помогать не спешил — дураков нет подавать этому ебливому чудовищу идеи. Откуда у Солдата взялись одноразовые пакетики со смазкой, Брок понятия не имел, но когда ему на задницу полилась знакомая по консистенции субстанция, кокетливо пахнущая синтетической клубникой, он напрягся. — Сюда? — Солдат чуть надавил пальцами живой руки на туго сжатые мышцы входа, и Брок оглянулся на него через плечо, понимая, что не хочется, но все-таки придется через это пройти. — Что — сюда? — спросил он. — Я не хочу делать больно, — почти с угрозой ответил Солдат и надавил пальцами, чуть проникая внутрь. Больно и не было, скорее, унизительно. За всю его насыщенную самыми разными событиями жизнь Брока ни разу не насиловали, да и сам он не любил принуждения в койке — не понимал кайфа. — Так отъебись, — предложил ему Брок. — Потому что вот с этим, — он ухватил Солдата за крепко стоящие девять дюймов личного пиздеца, — мне неба в алмазах не видать однозначно. Не тут, в ебаной пустыне на одеяле со спятившим киборгом, который в душе не ебет, что делать. — Командир. — Где, нахуй, ты тут командира видишь? — устало спросил Брок. — Если об этом узнают, то тебя просто обнулят, а мне выпишут премию. Посмертно. Может, даже сразу, без дурацких дознаний и выпытываний, как именно ты меня натягивал, сколько раз и что при этом говорил и делал. Лицо Солдата в бледном свете раннего утра казалось очень молодым. Будто Брок и правда снял себе красивого неопытного мальчика, привез его на пляж выкупаться при луне и потрахаться с налетом романтики, а вместо этого все скатилось к каким-то нудным излияниям души и разговорам о смысле жизни. — Нет, — после длинной паузы ответил Солдат и прижался губами к плечу Брока. — Нет. Я не хочу. — Часто тебя спрашивают, чего ты хочешь? Вот и меня не особо. Еще и ты тут со своей любовью неземной. — Любовью, — повторил за ним Солдат. — Это был сарказм, — уверил его Брок. — Но по сути ты и твой хуй здорово усложняете мне жизнь. Солдат взглянул себе между ног и убрал руки с его задницы. — Мне, — не слишком уверенно начал он, и Брок вдруг подумал, что, пожалуй за эти пару дней видел его странным и неуверенным большее количество раз, чем за все предыдущие миссии вместе взятые. — Мне нужно. Это как есть или пить. Необходимо. Я мог без этого… без тебя. Долго. Как могу без сна и еды. Но функциональность… — Ебал я твою функциональность девятидюймовым болтом во все технологические отверстия, Солдат. Мне феерически похуй, доволен ты или нет. Я не жратва и не железная койка, положенная тебе по регламенту. Я не приложение к твоей охуенной сияющей жопе и не техник, которому ты можешь шею свернуть — и ни одна тварь тебе ни слова не скажет. Если бы я знал, что выживу после этого и никого не подставлю, я бы тебя убил еще в душевой. Там, на базе, когда ты бросился на меня, как ополоумевший от недотраха пес на резиновую сучку из магазина. Я не обслуживаю тебя. Я слежу, чтобы у тебя ничего не заедало. И в случае чего могу живьем тебя ободрать. Так что не заливай мне тут про функциональность. Солдат отодвинулся от него на полфута и замер, остекленев глазами, как делал при каждом сбое. Такой взгляд внутрь, отсутствие обычного напора смертоносности и обманчивая беззащитность свидетельствовали о том, что к нему возвращаются воспоминания. А кресло и чертова машина остались на другом континенте. — Пакуйся в сбрую, — приказал Брок, взглянув на часы. — Скоро за нами прилетят. Солдат вдруг навалился сверху, в момент, когда Брок осторожно предположил, что опасность оказаться натянутым на этот танк миновала, потерся членом о скользкую от смазки жопу, жадно, как голодное животное, подавая бедрами, а потом приподнялся, уперся твердой металлической ладонью Броку между лопатками и прижал головку члена ровно туда, куда нужно (не Броку нужно, разумеется), потерся, рыча, сверху снова полилась смазка, и Брок почувствовал это: неприятное распирающее чувство. Мышцы натянулись так, будто готовы были треснуть. Брок мелко, часто задышал, прикрыв глаза, надеясь, что Солдат с его проснувшейся чувственностью, окунувшийся в новизну ощущений, так и останется скорострелом. Тот не подвел: спустил, едва протиснув в Брока головку, разок дернулся, загоняя чуть глубже, и отстрелялся. Убрал со спины свою ручищу, по-животному обнюхал Брока, который, сжав задницу, из которой нехило так текло, пытался решить, порвал тот его или пронесло, и вдруг лизнул, как собака — длинно провел теплым мягким языком по дырке, сунул в нее кончик, прижался губами, со стоном выдыхая, будто жалея, что нельзя подольше задержаться в этой пустыне у черта на рогах и продолжить интересные изыскания. — Отвали, — приказал Брок, и Солдат послушно отодвинулся, а потом потерся колючей мордой лица о поясницу, едва не ободрав на ней кожу. Будто не мог решить, к чему прислушиваться: к приказам командира или к собственным желаниям. Брок его оттолкнул, сел и, вытеревшись полотенцем, принялся одеваться. Натянул перевязь с оружием и, с тоской подумав, что пристрелить Солдата не выйдет и без него лучше вообще не возвращаться, закурил. — Я тебя и голым обратно доставлю, мне похуй, — Солдат неподвижно сидел на одеяле и смотрел перед собой чуть расфокусированным взглядом существа, которого сломали столько раз, что оно готово развалиться на куски от малейшего неосторожного слова. Невольно подумалось, каким человеком тот был до этого всего, и был ли. Вряд ли его вырастили в подвалах ГИДРы, получили из пробирки, придирчиво отобрав нужные гены — слишком много багов было у него для того, кого растили специально, слишком много сопротивления осталось, будто все то, что с ним происходит — неправильно и когда-то было иначе. И вот теперь Брок видел перед собой не только охуенно подготовленного Агента, который в одиночку стоил целой армии, за ночь сращивал кости и одной рукой приподнимал тяжелый бронированный внедорожник за бампер. Теперь Брок видел и другое, хотя, если бы у него был выбор, предпочел бы по-прежнему не замечать ни этого взгляда внутрь, ни попыток проанализировать новые ощущения, ни этого склеивания себя по кускам. Солдат сбоил, сбоил круто и давно, и, наверное, обнуление, положенное ему по регламенту и которое Брок еще прошлым утром совершенно точно не собирался отменять, решит на время эту проблему, как накинутая сверху скатерть прикрывает глубокие зарубины на столешнице и отвратительные бурые пятна впитавшейся в нее крови. Но вот это все останется внутри. Брок знал об этом. Солдат же, похоже, надеялся. — Одевайся, — отворачиваясь, приказал Брок. — Обмойся водой, вытрись и, мать твою, натягивай уже сбрую. Джет прилетит через полчаса. Не выебывайся, не усложняй все еще больше. Солдат завораживающе плавно поднялся, взял бутылку и тщательно вымыл по-прежнему стоящий член, бедра, живот, насухо вытерся вторым полотенцем и быстро оделся, потом стащил одеяло и оба полотенца в кучу, плеснул бензина и поджег. Это было неглупо — оставлять тут тряпки, уляпанные спермой самого секретного проекта на свете, было идиотизмом, брать их с собой — вызывать ненужные вопросы. Обратный перелет Брок продремал, забив на пристальный взгляд Солдата, который, напившись своих коктейлей, был готов пахать еще сутки-двое. На базе Брок отчитался лично Пирсу, который, казалось, слушал вполуха и был обеспокоен чем-то поважнее покарания виновных. — Хорошо, — наконец, оборвал он Брока. — Сбои были? — Нет, — без заминки ответил Брок. — Агент функционировал в штатном режиме. Нефиг усложнять себе жизнь. С начальства станется и пустить Брока в расход, и сделать из него новый поводок для все менее управляемого киборга. Быть заложником чужих слабостей Броку в хуй не уперлось. — Идите. Проследите за подготовкой к хранению. У нас нет возможности постоянно менять техников, агент Рамлоу. — Понял, сэр. Броку на мгновение показалось, что Пирсу известна причина озверения Солдата. Но если это и так, то пока старый хрен решил ничего не предпринимать по этому поводу. Брок знал, что с Агентом тот обращался довольно вольно и многое ему позволял, как любимому ребенку-имбецилу, обладающему, тем не менее, уникальной способностью нести золотые яйца. Брок же просто очередная Мэри Поппинс. Переменится ветер — и пока, Брок Рамлоу, через неделю о тебе никто не вспомнит. Но еще, похоже, не сейчас. Солдат, видимо, отказывался садиться в кресло без него. Стоял рядом, исподлобья глядя на ощетинившийся стволами СТРАЙК, и игнорировал все попытки техников его усадить. — В кресло, — приказал Брок, и Солдат послушно перетек на сиденье. — Показания для обнуления? — тут же по-хозяйски спросил один из халатов. Брок взглянул на Солдата. Тот пялился в ответ, будто видел в последний раз и хотел унести светлый образ Брока с собой в могилу. Что ж. На этом можно сыграть, раз уж не удалось просто избежать. — Отсутствуют, — ответил он технику, но смотрел при этом только на Солдата. — Так что отмойте его и баиньки. Солдат едва ощутимо расслабился и послушно открыл рот для желудочного зонда. Даже не оскалился. И смотрел на Брока. Смотрел, пока его не накачали химией так, что взгляд остекленел. У Брока же осталось два желания: вымыться и нажраться. *** — Вот что, — сказал Брок при следующей встрече, когда Солдат, еще пошатываясь после крио, рухнул на него, как спиленное дерево на неудачливого дровосека. — Будет так, как я скажу, понял? И в этом — тоже. Солдат измученно прикрыл глаза, соглашаясь, и его стошнило Броку на ботинки той ебаной хуйней, которой его накачивали перед заморозкой. Не в первый и, как брезгливо подумал Брок, не в последний раз. Каждый божий выход из крио одно и то же. Халаты достают Солдата, тот медленно оттаивает, его стимулируют, как новорожденного (хоть не хлопками по жопе, спасибо большое), и тот, как все новорожденные, сразу избавляется от всего лишнего. Ебаное крио. Тяжело серьезно воспринимать того, кого каждый раз видишь обблевавшимся и жалким. И тем не менее, каждый раз Брок проходил этот путь от «ну что за гадость» до «нифига себе удар». В последний раз, правда, они пошли еще дальше. Так далеко Брок и не со всеми своими любовниками заходил. Отмыв свое «сокровище» и переодев в чистое и сухое, Брок лично проверил все, что в него влили и чем укололи, добавил к протеиново-витаминным коктейлям молочный с бананом и целых три секунды наслаждался сменой выражений на обычно бесстрастном лице Солдата. Так как его разбудили не для конкретной миссии, а по регламенту (раз в полгода его нужно было выпускать размяться, иначе при более поздней разморозке стандартные процессы проходили дольше и в себя Агент приходил далеко не сразу), то и спешить им было особо некуда. — Вводная, — объявил Брок, — час на набор ста процентов функциональности, потом разминка, стрельбы, обучающая программа китайского. — Брок сверился с длинным списком и взглянул на подопечного. — Силовая тренировка, спарринг, э… обед? — он посмотрел на техника, делающего вид, что его тут нет. — Мне все равно, положен ли обед ему, но у меня ланч с часу до двух. Так что давайте, подсуетитесь и для Агента. — Принято, — отозвался техник-надо-бы-запомнить-его-фамилию, одарив Брока взглядом «знаем мы таких добрых, отмывали их мозги, и не раз». — После обеда снова китайский, обучающее занятие по новым видам техники. Как понял, Агент? — Понял, — чуть заторможенно отозвался Солдат, так и не выпустив из рук прозрачный стакан из-под бананового молочного коктейля. — Тогда погнали, — Брок отобрал у него стакан, кинул его в урну быстрой утилизации и потянул подопечного из кресла. Солдат с небольшой заминкой поднялся, будто плохо соображал, но это было и не удивительно — для этой стадии вывода из крио он еще был огурцом. Брок потащил его в небольшую комнату, соседствовавшую с компактным тренажерным залом, приспособленным под единственного, но очень сильного посетителя. В комнатке стоял массажный стол, и, откровенно говоря, Брок не раз видел порнуху, которая так начиналась. Вот о порнухе он и собирался с Солдатом потолковать без лишних глаз и ушей. — Раздевайся, ложись, — приказал Брок, а потом, хмыкнув, добавил: — Здравствуй. Солдат без лишних выбрыков стянул мягкий костюм и улегся на спину. — Поза многообещающая, но все-таки давай на живот, — он выдавил на ладони изрядную порцию массажного масла и принялся разминать все, что не было сделано из металла. — Вот как все будет. Тебе мозги не отшибло? Помнишь, что было в прошлое твое охуенно удачное пробуждение? — Параметры миссии… — Нахуй миссию. Я о том, что было до того, как ты отработал, и сразу после. Спина Солдата напряглась под ладонями Брока, и он сильнее вдавил в нее ладони. — Значит, помнишь. Брок много думал о произошедшем и пришел к выводу, что это надо как-то использовать. Лучше в свою пользу. Потому как если Солдат будет продолжать взбрыкивать, то он в конце концов или порвет Брока (все равно где, его не устраивал любой из вариантов), или его прикончит, или же, защищая остатки своей и без того сомнительной чести, Брок повредит оружие ГИДРы и это закончится плохо прежде всего для него. Так что не можешь избежать — возглавь. — У тебя выбор-то небольшой, мой тайный эротоман. Либо я делаю тебе очень хорошо, либо очень плохо. Меня устроят оба варианта. Во втором случае ты, думаю, не испытаешь ничего нового — судя по вписанным в регламент карательным мерам, ты не в первый раз сучишься и слетаешь с катушек. И в той чертовой книжке есть четкие указания, как тебя вернуть в колею. Обнуление не самое страшное, да? Солдат резко высвободился и сел, внимательно глядя на него исподлобья. — А в первом? — вполне по-человечески спросил Солдат, и Брок решил, что раз с кнутом тот знаком достаточно близко, то самое время продемонстрировать пряник. — А в первом, — Брок провел ладонью по его щетине, скользнул на шею и сжал под подбородком. — А в первом будет все то, чего ты от меня добивался, но по-моему. Стреляешь ты, может, и охуенно, но в койке с тобой хуже некуда. Взгляд Солдата потяжелел, он притянул Брока ближе, схватил за задницу и ответил: — Зимний Солдат — универсальный обучаемый боец с широким спектром выполняемых задач. С очень широким… спектром. Брок его поцеловал. С силой впился в бледные после крио губы, слизал с них привкус бананового коктейля, не давая вести, объясняя правила игры. Солдат сначала замер, как делал всегда, когда сталкивался с непонятным для него явлением — собирая информацию, анализируя. А потом ответил — осторожно, будто разведку делал. Через десять минут он уже целовался так, что Брок вдруг по-настоящему осознал, что не собаку антропоморфную дрессирует, а обнимает красивого голого мужика. Который, если не брать в расчет металлическую руку, агрессивность и промытые мозги, вполне в его вкусе. Брок, конечно, не был особо переборчивым, но ебабельного мужика от неебабельного отличал влет. Солдат был вполне пригодным, несмотря на имевшийся между ними негативный опыт подобного взаимодействия. Именно поэтому Брок выбрал этот период после крио — когда тот еще ослаблен, не приведен в боевую готовность и накачан коктейлем из препаратов по самые ноздри. В таком состоянии Солдат был наиболее безопасен. Впрочем, его стояк намекал на то, что если он и безопасен для остальных, то на Брока у него имеются далеко идущие планы. — В другой раз, — Брок пресек попытку Солдата завалить его на массажный стол и осуществить эти самые планы прямо сейчас по неутвержденному сценарию. — Чтобы что-то делать хорошо, надо на своей шкуре прочувствовать, как оно — с другой стороны. Солдат напрягся, так явно желая вырваться, что Брок невольно подумал о том, откуда у того такая резко негативная реакция. Ни в одном из сотен файлов, разрешенных уровнем допуска и просмотренных Броком, не упоминалось о каких-либо действиях сексуального характера в отношении Солдата. Но это не значит, что их не было. Может, именно поэтому для него было нормально зажать и трахнуть. Брок не хотел об этом думать. Он и так слишком глубоко влез в этот колодец, и пока не решил, хорошо ему тут или плохо. Он уже жалел Солдата, который вроде как и не живой вовсе. Вроде как. Тем не менее, кожа у него с каждой секундой становилась все теплее, он дышал, пытался притереться к животу Брока своим стояком и, если не брать в расчет, что его час назад достали из морозилки, в которой обычному человеку не выжить, то он был самым что ни на есть живым. И Брок собирался с этой живой частью договариваться, а не пытаться сломать под себя. Сломать он всегда успеет, сейчас можно попытаться выгнуть. И Солдат гнулся. Позволил уложить себя грудью на стол, широко расставил на полу ноги и зафиксировал живую руку металлической. Поза говорила о том, что опыт у него имеется, и вряд ли он позитивный. — Я не буду, как ты со мной, — пообещал ему Брок, выливая на ладони масло. — Если не нарвешься, конечно. Тогда я засуну в тебя вместо члена шокер. И, поверь, это тебе не понравится. Он делал ему массаж. В порно тоже так было, и стоило Солдату начать выгибаться навстречу при каждом движении ладони по пояснице, как Броку ситуация показалась даже забавной. Он собирался не только, выражаясь фигурально, вложить свой член в Железный Кулак ГИДРы (за что можно было и выговор посмертно получить), но и по возможности получить от этого удовольствие. А при очень, очень хорошем раскладе — об этом он старался пока даже не думать — научиться его использовать, направлять с наибольшей эффективностью. С максимальной из возможных. Брок никогда ничего не делал наполовину, и тут он хотел быть лучшим. Он хотел стать почти незаменимым. В будущем, конечно. А пока… Брок научился делать массаж примерно тогда же, когда прошел курсы медбратьев, и, откровенно говоря, ни разу об этом не пожалел. Когда надо было кому-то вправить вывих (или мозги, но этому на курсах не учили), ребята из отряда знали: он справится как никто. И с Солдатом справится. Пусть и не тем методом, которого от него ждут. Задница у Солдата была вполне человеческой — крепкие ягодицы, туго сжатая темная дырка между ними. Брок размял каменно-твердые даже в относительно расслабленном состоянии булки и надавил между ними подушечкой большого пальца, продолжая наглаживать остальную задницу — медленно и спокойно. Будто это был и в самом деле массаж, и только. Он ждал, что Солдат напряжется, окаменеет под руками, но то ли его хорошо выдрессировали до Брока, то ли он отлично себя контролировал, но единственным, что выдавало его напряжение, были сжатые в кулак пальцы правой руки. У него по-прежнему стояло. Накрепко, так, что пружинящий к животу член оставлял на нем влажные пятна смазки. Брок плеснул еще масла и вдавил в жаркую тесноту офигенной задницы сразу два пальца. Солдат даже не шевельнулся: длинно выдохнул, пытаясь расслабить мышцы, и Брок, хмыкнув, поцеловал его в поясницу. Солдат напрягся, как струна, натянулся весь, а потом со вздохом подался на пальцы. — Запястье себе сломаешь, — сказал Брок, удивившись, как хрипло прозвучал его голос. — Я не буду делать больно, — он провернул пальцы, отыскивая простату, и погладил его член — едва касаясь горячей кожи, помня о том, какой возбудимостью обладает его любовник. Солдат издал странный звук: будто хотел вскрикнуть, но не посмел, и Брок крепче сжал его член у основания, продолжая толкаться пальцами в скользкую упругую тесноту. Наконец, Солдат дернулся, как от удара шокером, похотливо прогнулся в пояснице и, ухватившись руками за край стола, с силой толкнулся навстречу, вдавив лоб в мягкую поверхность, и заскулил: тихо, едва слышно. От этого почти жалобного звука, вырвавшегося из горла существа, сворачивающего шеи одним точным и быстрым движением и способным поднять несколько тонн одной левой, Брока окатило сильным возбуждением. Это было настолько неожиданно, что он прикусил белую крепкую ягодицу, и Солдат вздрогнул, сжимаясь, и кончил. Брок, зная, что тот многозарядный, продолжил гладить его изнутри, чувствуя, что член в руке все такой же твердый. — Вот так я сделаю членом, — пообещал Брок. — Удовольствие должны получать обе стороны. Усек? Солдат, приподнявшись на руках, оглянулся через плечо. Брок на мгновение замер. Чего он считал, что у Агента белые глаза? Они у него цвета расплавленного олова или серебра — светло-серые. И прозрачными он бы их не назвал ни за какие коврижки. — Усек, — хрипло отозвался Солдат и двинул бедрами, закусив губу. — Это хорошо, — Брок отпустил его член и, вместо этого прихватив за горло, поцеловал, продолжая гладить изнутри — настойчиво, но аккуратно. — Хорошо, — повторил за ним Солдат, все более нетерпеливо ерзая на чертовом столе. Брок не выдержал. Расстегнув штаны, оттянул вниз давно ставшее тесным белье, едва не застонав от облегчения, а потом, подумав, спустил все это добро к ботинкам, чтобы не уделать маслом. Солдат, почувствовав прикосновение члена Брока к своей заднице, задышал тяжело и поверхностно, как от боли, но взгляд его при этом плыл, как у мартовского кошака, почуявшего гуляющую кошку. Брок, удивляясь собственному нетерпению, плеснул масла на член и прижал его к крепко сжатому входу, дурея от покорности такого сильного партнера, от собственного желания выдрать его, трахнуть так, чтобы до дна, до изнеможения. Будь его воля, он бы увез Солдата к себе, разложил на большой удобной кровати и от души выпустил с ним пар, раз за разом кончая наживую в самую дорогую задницу страны, пусть и для этого дела не предназначенную. Он любил пожестче, и вот с Солдатом как раз можно было не опасаться навредить. И надеяться, что он сам ничего Броку не сломает «в порыве страсти роковой». — Да, детка, — Брок притянул Солдата ближе, обхватив за горло, и тот податливо прогнулся, хватая воздух своими по-блядски очерченными губами. Почему Брок раньше не замечал, какие у него губы? — Не вздумай откусить мне хуй своей стальной жопой. Я успею всадить тебе пулю в затылок до того, как скончаюсь от болевого шока. Вместо ответа Солдат плавно повел бедрами, впуская, и Брок буквально задохнулся от того, как это ощущалось: огромный сильный мужик, его горячая теснота, обманчивая податливость, твердость мышц под ладонями, заполошно бьющийся пульс. Солдат был тесным, как восемнадцатилетний девственник, впервые запершийся в сортире с определенной целью и не в одиночестве. Обжигающе, болезненно тугим и вместе с тем — сладко-покорным, чутко прислушивающимся и к себе, и к Броку. Идеальным. Брок не знал, когда точно его повело. После крайней их с Солдатом миссии он часто лежал вечерами, цедя виски и думая о произошедшем, пока не додумался до того, за что его могли пристрелить, как бешеного пса, покрывшего последнюю суку редкой породы. Мысль о том, что наоборот ему понравилось бы больше, во всяком случае, пока Солдат не научится пользоваться закрепленным на нем нестандартным оборудованием так, как это нужно Броку, не отпускала. И вот теперь он натягивает Зимнего Солдата, почти не боясь, что тот попросту вырвет ему кадык. Солдат застонал: тихо, протяжно, и Брок, прихватив зубами кожу на его живом плече, медленно втиснулся в него до конца, по самые яйца. Это было настолько охуенно, что пришлось закрыть глаза, пережидая мельтешение черных точек. Ну, и чтобы не спустить от кайфа в первое же мгновение. Он должен был дать Солдату мастер-класс, а не закрепить у него неверную модель поведения. — Да, детка, будет еще лучше, — пообещал Брок и, отпустив его горло, намотал на кулак не по-снайперски длинные волосы Солдата. Он двигался медленно, дожидаясь реакции, следя за тем, как покрывается тонкой пленкой пота широкая спина под ним, как шуршат, рекалибруясь, пластины на чертовой руке (у Брока будет теперь вставать каждый раз, как он услышит этот звук). Когда Солдат, заскулив, осторожно дернулся навстречу, выгнувшись, прижался губами к губам, Брок понял, что попал. Прочно и надолго. Поимел не только ГИДРу в Кулак, а и себя куда только можно. Массажный стол скрипел, но Брок едва ли слышал это. Солдат выдыхал ему в губы, и его глаза вблизи казались просто огромными, затягивающими, как воронки смерчей. Обычно он умел абстрагироваться от любовника, но тут провалился на самое дно, в глубокий омут к самым злым и въедливым чертям, иначе как можно объяснить то, что он оттягивал всеми силами собственное удовольствие только для того, чтобы любовник, теряя контроль, бился под ним, почти ломаясь пополам в гибкой спине, кусал губы, удерживаясь от криков, кончал от единственного прикосновения, жарко сжимаясь на члене, оставляя все глубокомысленные «за» и «против» далеко за пределами крошечной комнатки с единственным массажным столом, который они вот-вот доломают. Брок упал на широкую спину, трахая его так, как хотел с самого начала: жестко, быстро подавая бедрами, тянул за волосы, заставляя запрокинуть голову, открыв неожиданно бледное, беззащитное горло, сцеловывая кровь с прокушенной губы. Чувствуя, что в этот раз влип. Столько лет ему удавалось обходить проблемы личного характера стороной, но вот сейчас он влип самым худшим способом из возможных: смешал и без того опасную работу и личное. *** Они отработали дневную программу без единого сбоя: Солдат, больше похожий на сытого домашнего кота, а не на облезлого голодного тигра, учил свой китайский, повторяя слова, произносимые с экрана (там еще показывали иероглифы с такой скоростью, что Брока от их мельтешения тошнило), пил свои коктейли, тягал тяжести, позволил техникам осмотреть руку (никого при этом не покалечив), сдал серию тестов на мелкую моторику. С каждым часом, проведенным в штатном режиме, без сбоев и заеданий, лица техников все больше вытягивались от удивления. Брок с интересом ждал, когда эти мыши обнаглеют настолько, чтобы попытаться залезть благодушно настроенному коту на голову, но все же память об оторванных конечностях и прочих производственных травмах все еще была свежа, а потому они держались с ним настороженно. Только узнав, каким Солдат может быть, Брок, наконец, поразился его способности изображать из себя машину. Стоило им остаться вдвоем, Солдат смотрел только на Брока, продолжая при этом исправно выполнять программу: собирать-разбирать новый тип винтовки, стрелять, бежать с сумасшедшей скоростью на беговой дорожке, больше напоминавшей снятые с танка гусеницы, жать от груди почти тонну, садиться в поперечный и продольный шпагаты, метать ножи. Его должны были отправить в крио завтра вечером. На ночь, по регламенту, его следовало запереть в одну из камер, и Брок, наверное, даже рискнул бы нарушить эту часть регламента, если бы его неожиданно не дернули в ЩИТ. Ночные вызовы сами по себе не сулили никому ничего хорошего, но, выгоняя машину из подземного паркинга бункера, в котором держали Солдата, он всю дорогу до Трискелиона пытался забыть, как тот смотрел на него из-за прутьев решетки. Сначала ловил взгляд, будто пытаясь понять, как ему себя вести: притвориться послушным? Взбунтоваться, нарываясь на наказание? Подождать, пока все разойдутся и Брок придет за ним? — Я не знаю, на сколько это, — сказал Брок технику, запиравшему клетку. На самом деле он говорил это для Солдата, но как командир, он не обязан был отчитываться перед оружием, куда идет и когда вернется, это выглядело бы странно. — Крайний срок — до утра. Присмотри за ним, Уилл, чтобы без происшествий. Лучше вообще его не трогайте, пусть будет здесь. — У нас ничего не запланировано, — отозвался техник, имя которого Брок все-таки соблаговолил запомнить. — Будет ходить в своей клетке до утра. Вынужден признать, Брок, что ваши методы работают, в чем бы они ни заключались. Сегодня Агент удивительно спокоен. — В чем бы они ни заключались, — с нажимом повторил его слова Брок, — я надеюсь, мое ноу-хау останется таковым. — Не сомневайтесь, — ухмыльнулся Уилл Томпсон под пристальным взглядом Солдата так, будто был бессмертным, — ваши методы останутся при вас. В ЩИТе искали того, кто сливает инфу в прессу, Брок к этому отношения не имел и, пройдя серию тестов, в том числе и на детекторе лжи, был отпущен домой с мыслью: хорошо, что дознаватели не додумались задать другие вопросы, вышло бы неудобно. Дома он долго ворочался, несмотря на усталость, пытаясь улечься удобнее, но ему все время будто что-то мешало. Как крошки в постели, только, конечно, фигурально. Смутное беспокойство, все та же чуйка, будто толкали в бок, вынуждая подняться, натянуть остопиздившую за день форму и потащиться проверить, как там его подопечный. Он уже почти поддался тревожному ощущению, что что-то упускает, как окно бесшумно отъехало в сторону. Если учесть, что Брок жил на пятнадцатом этаже двадцатипятиэтажного дома, то само по себе это событие уже заслуживало внимания. А тот факт, что при этом не сработала его личная сигнализация, так и вообще заставил аккуратно скатиться с кровати и снять с предохранителя дежурный глок. Что ж, Агента не зря называли Призраком — в эктоплазму он, может, и не превращался, а вот летать, похоже, умел. — Тьфу ты, — тихо произнес Брок, узнав знакомый силуэт. — Чего тебе? Солдат скользнул к нему, стянул маску и впился в губы, до боли прижав ко всему тому твердому и смертоносному, чем обычно обвешивался с головы до ног. — Миссия, — едва слышно выдохнул он. — Самостоятельная. Я вернусь через час. Броку если и было что возразить, то он не успел: исчез Призрак так же стремительно и неожиданно, как появился. Еще через минуту ему показалось, что произошедшее ему приснилось, но губы все еще болели от страстных лобызаний заглянувшего на огонек Солдата. Брок потащился на кухню, щелкнул тумблером кофемашины и принялся ждать. Солдат скользнул к нему через пятьдесят пять минут. Стянул очки и маску, тихо звякнул перевязью, занявшей с боезапасом весь стол, и потянул Брока на себя. — И часто тебя так побегать отпускают без моего ведома? — Иногда, — ответил Солдат, скользя ладонью по заднице Брока, сначала поверх штанов, а потом под ними. От него пахло порохом и каким-то дымом, он был возбужден и явно намеревался продолжить начатое в бункере. Броку не хотелось его расспрашивать — мало времени, да и многие знания — многие печали. Ему, несмотря на усталость, хотелось другого. — Ты похож на панду, — Брок провел большим пальцем по темной краске на его скуле и усмехнулся, когда Солдат ткнулся лицом ему в ладонь, а потом лизнул в самый центр, мгновенно вызывая возбуждение. — Пойдем. Солдат, одетый только в краску на лице, был зрелищем незабываемым. Его серые глаза на фоне темных разводов казались еще светлее, но это была не та выгоревшая до белизны ярость, как во время его припадков, а подернутое мутью желания расплавленное серебро. Брок, решив не отказывать себе, раз уж случилась такая возможность, никуда не торопился: мял широкую спину, постепенно спускаясь к заднице, хлопнул по упругой половинке, оставляя розовый след, тут же, впрочем, исчезнувший, прижался к нему губами, а потом, плюнув на все, раздвинул ягодицы и коснулся языком темного входа. Солдат дернулся, явно сдерживая стон, но Брок сказал: — Кричи, можно, — и следующие пятнадцать минут он не затыкался ни на секунду, так искренне, так жадно радуясь удовольствию, впитывая его всем собой, каждым дюймом бледной кожи. — До чего ты горячий. Тебя потому охлаждают, а? Иначе ты бы пепелил, как напалм. Блядь, как из такого тебя можно было… Он вовремя заткнулся. Если сегодня он трахал имущество ГИДРы, то это не означает, что эта самая ГИДРа не найдет способ вытрясти из этого самого имущества все, что между ними происходило. Не стоило углублять и без того бездонную могилу, которую он, похоже, вырыл себе. Не без помощи Солдата, конечно, но того максимум обнулят, он переживет, как переживал десятки обнулений до этого. Думать о реалиях не хотелось. Не в тот момент, когда Солдат, ухватившись за кованое изголовье кровати, гибко прогибался в спине, насаживаясь на пальцы, когда трахал себя Броком так голодно и отчаянно, будто действительно соображал, в какой жопе они оказались. Оба. Господи, он был хорош. Схватывал все на лету, тут же изобретая несколько новых вариаций, казалось бы, давно заученных способов добычи удовольствия, но каждый раз умудряясь как-то чуть иначе вывернуть знакомые позы и движения, с таким наслаждением отдаваясь, что Броку вдруг показалось, что останься безымянный Солдат последним мужиком на земле, этого было бы достаточно. Они бы выжили вдвоем и сделали бы это с удовольствием. — Да, да, да, — на одной ноте повторял Солдат, как будто только это слово и выучил, только его и позволил себе для выражения всего спектра эмоций: от острейшего предоргазменного кайфа и требований драть жестче, быстрее, до почти умоляющего поскуливания с просьбой коснуться его члена, дать, наконец, рухнуть в обоюдное удовольствие. Первые два раза почти слились в один: яркий, быстрый и свирепый. От него у Брока на жопе остались синяки — Солдат прихватил его, требуя засаживать глубже и выгибаясь под Броком так, что змея удавилась бы от зависти собственным хвостом. Третий раз Брок двигался беспощадно медленно, не обращая внимания ни на скулеж, ни на откровенно угрожающий рык и попытки сломать его пополам стальным захватом длинных ног. — Эй, эй, — говорил он в таких случаях, гладил почти безволосую кожу бедер, касался губами колена, и Солдат смотрел на него неверяще, пораженно, будто видел впервые или не ожидал, что такое с ним может случиться. И стонал особенно жалобно, будто даже удивленно. Кончая, он выгибался так долго и мучительно, что Брок думал, двинется вместе с ним, в нем, от острого, выматывающего удовольствия. Наверное, он задремал, потому что рывком очнулся от поглаживаний по пояснице и чуть ниже. Ненавязчивых, будто просящих, и приятных. — Можно мне? — спросил у шеи Брока Солдат. — Можно мне тоже? Брок, конечно, понял, о чем тот. И куда собирается пристроить свои девять дюймов пиздеца — тоже. И инстинктивно поджал задницу, вспомнив, как это может быть — почти бесконтрольно, быстро и неприятно. — Я умею делать, как говорят, — Солдат, конечно, заметил его колебания. — Подчиняться командам. — Он коснулся губами плеча Брока, будто они действительно были любовниками, и у них было все время мира на уговоры. Взглянув на часы, Брок понял, что времени-то у них и нет. А потому просто вложил в металлические пальцы тюбик со смазкой и окончательно перевернулся на живот. Солдат навалился сверху: тяжелый, горячий, возбужденный. Облизал Броку шею и плечи, прихватил за задницу, раскрывая, и замер, ожидая команды, как хорошо выдрессированный пес. Фыркнув, Брок произнес, чувствуя, что необъяснимым образом снова возбуждается: — Нанеси на пальцы смазку и сделай, как я делал тебе. Там, в бункере, и тут. Или дать более подробные инструкции? Солдат в этот раз был до зубовного скрежета терпеливым, медлительным и, кажется, даже издевался немного, пока Брок не перевернулся на спину и не притянул его за бедра, почти рыча: — Давай же, мать твою, давай, Солдат, работай. Господи, это было охуенно. Солдат был вынослив, как отбойный молоток, послушно замедлялся, если у Брока глаза закатывались от интенсивности ощущений, и драл он, четко подчиняясь командам, так, как не смогла бы ни одна самая навороченная фак-машина: чутко улавливая требования любовника, играя на нем, как на капризном музыкальном инструменте, доводя до той крайней степени физического удовольствия, после которой только небытие. Оргазм вытянул из Брока все жилы, он кончал, казалось, целую вечность, ни разу не прикоснувшись к себе, задницей, натянутой на самый охуенный член, приделанный к самому охуенному любовнику из всех, какие у него были. — Я просто обязан теперь на тебе жениться, детка, — уже проваливаясь в забытье, кажется, пробормотал Брок. — После всего, что… было. Однозначно. Утром он проснулся один. Потянулся всем телом, ноющим от приятной усталости, и почувствовал себя если не счастливым, то вытраханным до дна, до самого последнего предела. На кухонном столе он обнаружил кольцо, свернутое из какой-то проволоки, и проволочный же цветок, по форме сильно напоминавший жопу. У Солдата определенно было чувство юмора — кто бы мог подумать? Кофе горчил, но это, скорее, от мыслей о том, что ГИДРа никогда не отдает свое имущество, тем более такое ценное, даром и первому встречному. Отогрев Солдата, Брок сильно усложнил жизнь им обоим. *** После пируэтов Зимнего Брока мало что могло удивить — в этом он был уверен абсолютно и прочно. Пока однажды его группу не бросили в поддержку свежеразмороженному Капитану. Тот технически, может, и уступал Солдату, но вот свободой действий, харизмой, умением командовать, воодушевлять и вести за собой, толково организовывать длинные перелеты и затяжные миссии — убивал наповал. Ну, и силен был, чего уж там. Брок бы запал, если бы не влип в его антипода так, что каждое его пробуждение ходил по лезвию, которое раз за разом становилось острее и балансировать на нем было все невыносимее. Но Роджерс завораживал. Он был настолько органично неправильным, настолько выдернутым из контекста современного мира, что просто не замечать его не выходило ни у кого. Атаку читаури на Нью-Йорк Брок почти не застал — они прилетели к шапочному разбору и успели только снять сливки. Брок нервничал каждый гребаный раз, как покидал Вашингтон дольше, чем на неделю, особенно если эта неделя была близка к дате следующей разморозки, но Солдат ни разу еще не упоминал, что его выводили из крио без Брока — о таком он бы не смолчал, и опасное для жизни балансирование продолжалось. А потом Кэпу открыли выставку. Брок пошел чисто из интереса — надо же знать, с кем имеешь дело — и вдруг буквально натолкнулся на Солдата. Тот смотрел привычно хмуро, но Брок бы его узнал и ночью со спины. Это был он. Баки чертов Барнс, дружок Кэпа, его, можно сказать, потерянный брат-близнец. Что ж, у жизни было своеобразное чувство юмора. С выставки Брок ушел, надеясь, что о его любопытстве не станет известно никому, в том числе Пирсу, потому как тот и так в последнее время что-то дофига времени стал уделять задушевным беседам с Агентом, и ни к чему хорошему это не могло привести априори. Ни при каком раскладе. Джеймс Бьюкенен Барнс. Герой войны. Мертв с сорок пятого. Его, Брока, любовник. Горячий, как лава, ласковый и смертоносный. Надежды на то, что ситуация как-нибудь сама рассосется, не было никакой, и, значит, пора было готовить отнорки. Еще более запутанные и глубокие, чем те, что уже были в наличии. Та самая чуйка намекала Броку, что такому, как Роджерс, с таким, как Пирс, очень скоро станет тесно в одной стране. И, положа руку на сердце, Брок бы поставил не на старика. *** — Помнишь, кто ты? — спросил как-то Брок, отобрав у Солдата сигарету. Тот недовольно фыркнул, выбил из пачки еще одну и прикурил. У них было валом времени: полтора суток до возвращения на базу, можно было трахаться, курить и сибаритствовать. Ну, почти: зеленая точка на мониторе показывала, что Цель — какой-то крутой инженер по разработке оружия — все еще в своей лаборатории, значит, беспокоиться особо не о чем. — Командир? — Не прикидывайся, что не понял вопроса, я на твою рожу вблизи уже два года любуюсь, и столько же тебя не обнуляют. Солдат затянулся так, что сигарета сгорела сразу до середины, стряхнул пепел и посмотрел на Брока как-то странно. Будто они были пожилой парой, прожившей вместе не один год, а тут вдруг выяснилось, что жена по молодости работала проституткой. — Нет, — ответил, наконец, Солдат. — Не помню. Не хочу помнить. Обнуление — это пиздец неприятно, поверь. — Верю. Брок видел этот кошмар один раз, и ему хватило впечатлений на трое суток запоя и последовавшей за ним алкогольной интоксикации. — А ты знаешь, кто я? — спросил Солдат таким тоном, будто не хотел знать ответ, но и удержаться и не задать вопрос было выше его сил. — Знаю, — ответил Брок, ухмыляясь. — Ты тот, кто сейчас мне отсосет. И сделает это охуенно, да, боец? — Так точно, сэр, — отозвался Солдат с едва заметным облегчением и сдернул с бедер Брока простыню. — Разрешите исполнять? — Приступай. Баки ебаный Барнс сосал просто охуенно — это Брок мог засвидетельствовать и на Страшном Суде, если такие, как они, грешники и безбожники, попали бы туда по какому-то высшему недосмотру. *** — Я знал его, — растерянно повторял Солдат, и Брока тошнило от дурного предчувствия. Чертов Роджерс, чертов упрямый осел со своим ебаным “БАКИ?!”. Какой, нахрен, Баки, зачем?! Они почти соскочили! Если Солдата сейчас обнулят… Пирс, ничего не боящийся сукин сын, врезал Солдату по морде. Брок бы и сам ему врезал, лишь бы он заткнулся — и так настроение последние несколько дней было не в пизду, еще он тут со своими воспоминаниями, но Солдат, казалось, этого даже не заметил. Как не замечал Брока, пытавшегося его вразумить. Ни в машине, ни по прибытии, ни сейчас. Стеклянные, опять почти прозрачные глаза и ебаное «Человек на мосту. Я знал его». Брок в рот ебал и расклады, когда от Капитана прилетает так, что мозг чудом в черепной коробке остается, и ядерные удары по лишь относительно нежилому району, и ебаное «Озарение», с которым — чуйка Брока была уверена — на мушке окажутся все, а не только те, кто уже был в базе Пирса. Не вовремя засбоил ты, детка, очень не вовремя. — Обнулите его, — приказал Пирс, и у Брока сердце упало куда-то в желудок. Солдат наконец взглянул на него. В его глазах был такой страх, такое отчаяние. Боялся он не боли, Брок знал это. Он боялся забыть. Хруст шеи Пирса раздался как выстрел, группа вскинула автоматы, но Брок встал рядом с Солдатом и, не давая сомнениям ни единого шанса, приказал: — Экипировка на максимум, гражданских убрать, берем, что есть, и уходим. Сжечь тут все. Роллинз смотрел остро, зло, будто спрашивая, во что Солдат втравил их и как теперь выгребать, но Брок, пристрелив одного из техников, рванувших врассыпную, повторил: — Гражданских убрать, все подчистить и ВАЛИМ! Живо! Бункер они выжгли дотла — Солдат, нацепив свою сбрую, открыл какой-то сейф, о наличии которого Брок даже не догадывался, выгреб оттуда деньги и какие-то бумаги, а потом, нажав спрятанную там кнопку, объявил: — У нас три минуты. Брок еще никогда так быстро не бегал. Тяжело пыхтевший за ним Таузиг, видимо, вообще поставил личный рекорд. Полыхнуло знатно. Если бы не бронированная дверь, закрывшаяся за ними с жадным чмоком сервоприводов, и не укрепленные под это дело стены, им бы пришел конец. Как и половине квартала. *** Как они выбирались в Старый Свет, Брок вспоминать не любил. У Солдата были вполне легальные документы, и не одни — Пирс умел использовать служебное положение в своих целях, — да и у Брока оказались, на левое имя, в том же сейфе. Остальным пришлось срочно сматываться в Мексику и там уже платить сумасшедшие деньги и работать в том числе и кулаками, чтобы получить возможность убраться от Штатов подальше, хотя бы на первое время. Брок следил за новостями и, судя по всему, Кэп наебнул-таки «Озарение», задушил в железной хватке прямо в подвалах, в которых собирали те штуковины. Пирса объявили предателем, быстро вскрыли его делишки и осудили заочно, объявив в розыск. Тело и бункер то ли не нашли, то ли сделали вид, что не нашли. Их рожи по ящику не крутили, в международный розыск не объявляли — и на том, как говорится, спасибо. Они с Солдатом обосновались в южной Италии, в первую очередь потому, что по документам, обнаружившимся в сейфе с фоткой Солдата, того звали Массимилиано Скварчалупи (Брок считал, что у Пирса, или кто там придумал ему такую фамилию, определенно было чувство юмора) и числился он уроженцем северной Италии, какого-то маленького затрапезного городка, окруженного виноградниками. К сельскому хозяйству они оба не тяготели, а потому обосновались сначала в Неаполе, а потом переехали в его предместье, сняв большой дом. Брок, хорошо говоривший по-испански, быстро выучил и итальянский, благо корни позволяли. Первые дни Солдат, то есть Массимо, еще бегал, будто солдатик на остатках завода спрятанного внутри механизма, воодушевленный всем новым, свободой, наличием Брока рядом, яркими живыми людьми вокруг, но постепенно этот местами нездоровый энтузиазм сошел на нет, и Брок все чаще заставал его сидящим в углу большой террасы, глядящим в запущенный сад. Брок его не трогал. Спать Солдат предпочитал отдельно, будто вместе с ГИДРой отпала и необходимость им двоим быть вместе, и Брок еще два года назад обрадовался бы этому, потому как привык сам решать, кого ему тащить в койку, а Солдат каждый раз плевать хотел на это: нагибал Брока, подставлялся сам, каким-то неведомым образом узнавал, если Брок за время его сна умудрялся перепихнуться с кем-то, и выходил из себя, трахая его особенно жестко, на грани грубости, но потом, будто опомнившись от крепкой хватки в волосах, снова превращался в идеального любовника. Любовника, который научился под чутким руководством Брока делать так хорошо, что никто другой и рядом с ним не стоял. И теперь Брок хотел свое назад. — Иди пожри, — нагретые доски террасы приятно обжигали босые ступни, солнце уверенно шло к зениту, дикие оливы в небольшом саду шелестели своими двухцветными листьями, можно было сходить искупаться, но Солдат сидел, как неживой, уже битый час, и Брока это, наконец, заебало. — Две недели, блядский Массимо, сколько можно пиздострадать? Солдат чуть повернул голову, обвел Брока взглядом, будто даже встрепенулся заинтересованно, и снова уставился в сад. — Солдат, подъем! — уже приказал Брок. — Давай, шевели жопой. Миссия — пожрать, натянуть пляжную экипировку и сопроводить меня на пляж, как понял? — Понял, — отозвался тот, плавно поднимаясь, и попытался улыбнуться. Да, Брок еще помнил времена, когда его улыбка напоминала оскал, а не эту гримасу грустного клоуна. Овощное рагу вышло на славу, и Брок заслуженно гордился им, но Солдат, сметя полную миску и вычистив ее хлебом, снова уставился пустыми глазами куда-то в стену. — Я тебе сейчас по морде врежу, — посулил Брок. — Пирс всегда тебя в чувство таким образом приводил. А я все в жопу тебя целую, видать, перестарался. Наконец впервые за три недели Солдат посмотрел прямо на него. — Василий Иванович, — произнес он хрипло, — был бы очень удивлен твоими методами. — Какой, нахуй, Иванович? — Карпов, — Солдат сжал металлическую руку в кулак и уставился на перестраивающиеся пластины. — Полковник Карпов, куратор проекта «Зимний Солдат» в СССР. До него были другие. Разные, — он вдруг притянул Брока за бедра, потерся лицом о живот, обжигая его дыханием, будто боялся, будто не хотел смотреть в глаза. — Я помню его. — Карпова? Да тот мудак, наверное, уже лет сто в зем… — Стива. Брок замолчал на полуслове, потому что да, он думал, что готов к этому, но оказалось, что нихрена подобного. — И? — Ты знал? Нет, не так, — Солдат… Барнс? посмотрел на Брока очень внимательно, изучающе, впервые, пожалуй, как равный на равного, а не как собака на хозяина. Пиноккио почти удалось стать настоящим мальчиком. Вопрос только в том, а нужно ли ему это. Быть настоящим — очень неудобно. Иногда даже неприятно. И больно. — Как давно ты знал? — Сразу, как выставку открыли, — Брок не считал нужным ему врать. — Года полтора набежит. Солдат отвернулся и невесело хмыкнул, зажимая непонятно откуда взявшуюся сигарету губами, которые Брок сейчас с удовольствием увидел бы у себя на члене — давненько не наслаждался видом, — прикурил и выпустил дым колечками. — И чего? — спросил Брок, так и не дождавшись другой реакции. — Поменялось что? Какая, нахрен, разница, как тебя называли до того, как. — До того, как что? — До того, как ты стал Зимним Солдатом. Невозможно перестать быть тем, кто ты есть, просто потому, что когда-то ты был другим. Ты еще вспомни, как мамкину сиську сосал. — А я помню только как член. У Стива. У Брока на пару мгновений речь отняло, но он не был бы сейчас живым и здоровым, если бы хоть когда-то лез за словом в карман. — Я скоро забуду, когда ты мой видел. Зимний, ну что ты как помолвленная деваха, попавшая под пьяного матроса — и кайф, и перед женихом неудобно. — Кайф, — хмыкнул Солдат, нет, все-таки Барнс. — Скромный ты, командир. Но с правдой не поспоришь. Вкусное рагу, кстати. — Да неужто. Рад стараться для вашей великолепной задницы. Может, обломится чего. — Раньше ты бы не ждал, пока я к тебе приду. И разрешения не спрашивал, — заметил Барнс и раздавил сигарету кончиками пальцев металлической руки. — Раньше тебя вообще мало спрашивали, да и меня тоже. Но теперь-то у нас, понимаешь, демократия, ой, прости, не хотел тебе о Роджерсе напоминать. Короче, долой тиранию. Жрачку — голодным, жопы — владельцам. Барнс — да, пора учиться называть его так — тихо, но искренне рассмеялся, запрокинув голову, и у Брока отлегло от сердца. Он вляпался в него, он увяз так, что от одной мысли, что все в любой момент может измениться, внутри неприятно, зло дергало. — Как владелец жопы, — повторил Барнс, снова обнимая его, — хочу распорядиться ею прямо сейчас. Сосал он по-прежнему охуенно, о Роджерсе и его члене думать не хотелось, и Брок до поры забил. До поры. *** Барнс оказался забавным, и с каждым днем, с каждым часом, проведенным на свободе, становился все интереснее. У него обнаруживались странные, где-то даже глупые привычки, вкусовые пристрастия и прорезался характер. Иногда, глядя, как Барнс копается в допотопном моторе задешево купленной лодки, весь перемазанный маслом, как тщательно перебирает механизмы, сконструированные, наверное, одновременно с ним самим, во времена Депрессии или чуть позже, Брок думал, что, по сути, ничего не знает о нем как о человеке. Оружием тот был не без заебов, а вот человеком оказался почти мирным, непонятно становилось, как из него такого вообще могли сделать то, что сделали. Барнс учился улыбаться, как дети учатся ходить: неуверенно нащупывая верные движения, не рассчитывая силу и толком не понимая, как это работает. Наверное, он вспоминал все больше и больше, но о Роджерсе они не говорили. Брок знал, что рано или поздно тот все равно выскочит из-за какого-нибудь угла, неудобно втиснется между ними, как делал всегда: в полной уверенности в том, что имеет право. Но пока Барнс, насвистывая какой-то древний мотивчик, удобрял свежеподстриженный газон моторным маслом, а Брок жарил стейки на открытом гриле — сиеста миновала, и Барнс обещал, что ночная рыбалка будет незабываемой. Брок бы соврал, сказав, что ему не нравится в Италии. Климат тут был не в пример мягче и жарче, чем в Вашингтоне, на двух одиноких мужиков, живущих вместе, если и обращали внимание, то из-за акцента Брока, а не из-за ориентации, люди вокруг были теплыми, смешливыми, любопытными и отзывчивыми. Все бы ничего, но пришлось задуматься о каком-то деле, иначе — Брок знал себя, как никто — сон в раю ему быстро наскучит и он начнет сходить с ума от безделья. — Эй, Барнс, — позвал он, — как насчет того, чтобы открыть какую-нибудь мастерскую? Ты, смотрю, дока в этой хренотени. Тот повернулся к нему, вытер лицо футболкой, когда-то бывшей белой, и дернул губами, пытаясь улыбнуться. — Кто пойдет к неизвестному парню чинить что-то серьезное? Тем более, если есть старый Марио. Брок знал, что убивать Барнс больше не хочет. То есть он бы, конечно, вмиг полинял в Зимнего, случись что-то из ряда вон, но вот так, по своей воле, приторговывать смертью он не хотел. И оба они ничего другого, похоже, не умели. — Давай лучше откроем тебе булочную, — вдруг предложил Барнс. — Ну, или бургерную. — Нашел подавалу. — Наймем красивую сочную официанточку, — мечтательно произнес Барнс. — Марию, например. Кстати, она на тебя глаз положила. Брок аж пивом поперхнулся. Марии было лет восемнадцать от силы, но, увидев, как Барнс ржет, он тоже засмеялся. — Иди ты, — наконец ответил он, понимая, что булочная — не вариант. — Схожу. Только обратно все соберу и отмоюсь как следует. И жрать охота. Он подошел вплотную, взглянул в глаза, как смотрел всегда в последнее время, будто спрашивая «ты правда тут, со мной?» и поцеловал. Длинно и жадно, так, будто не он угомонился за час до рассвета, когда птицы уже вовсю начали орать, прославляя новый день. И не дал поспать в сиесту, за плотно закрытыми ставнями. Барнс был чувственно-страстным, любопытным и открытым для экспериментов, так что Брок понимал до зубовного скрежета правильного Роджерса — устоять перед ним не было никакой возможности даже в их пуританский век, когда за сосание членов били током и лечили в психушке. Брок понимал его, как никто. *** Ночная рыбалка была развлечением на любителя. Конечно, они ничего не поймали, но зато накупались до одури, нанырялись в теплую темную воду и едва не утонули (ну, Брок точно был к этому близок, когда нырнувший Барнс принялся ему отсасывать под водой), и даже не очень расстроились, когда мотор, починенный Барнсом, все-таки не завелся и до берега пришлось идти на веслах. Когда они вытащили свою лодку на берег, небо на востоке уже светлело, а Брок устал так, будто двое суток провел на ногах, в полной выкладке и в удушающей жаре какой-нибудь пустыни. — Знаешь, без тебя бы ничего этого не было, — сказал вдруг Барнс, прижавшись мокрым плечом. — Ни меня, ни жизни вокруг. Я бы так и... как те семьдесят лет. Хотел сказать «жил», но передумал. Брок надежно привязал лодку к кряжистой оливе, отобрал у него ведро, в которое они накидали крупных мидий, потому что рыбу не поймали, всучил ему собранные удочки и ухмыльнулся. — Обращайся, Барнс. Твоя задница стоит любых жертв. — Тогда я рад, что решился покуситься на твою, командир. Хоть и продолжаю искупать те первые разы. В пустыне. Брок много что мог бы сказать, но слова — это просто слова. У них столько всего случилось после: Солдат вынес его, раненого, на себе, сам едва жив остался, но оба они оказались зашитыми, но целыми; он прикрывал Солдата от обнулений, один раз даже выкрутил какую-то хрень в кресле, так, чтобы напряжения не хватило как-то кардинально повлиять на память; но крик, животно-отчаянный, страшный, он помнил до сих пор — Солдату все равно было больно. — Проехали, Солдат, — он притянул его для быстрого поцелуя и тут же отпустил. — Все в прошлом. Темный силуэт на крыльце Барнс заметил первым: напрягся весь, будто перед броском. В предрассветной серости было толком не разобрать, но Брок достаточно хорошо знал его, чтобы быть уверенным: взгляд его сейчас остекленел, а желваки вспухли под острыми скулами. — Ч-ш-ш, — Брок обхватил его поперек живота, погладил, как делал последние года два, чтобы успокоить. — Может, из ребят кто-то. Чушь, никто без звонка добровольно не сунулся бы в дом, где живет Зимний Солдат, который, как известно, бывшим не бывает. На крыльце вспыхнул огонек зажигалки, на мгновение выхватив из темноты светлые волосы, нахмуренные брови, крупноватый нос, и погас. — Идиот, — едва слышно прошипел Барнс, расслабляясь. — Его из снайперки снять — нефиг делать. — В этом он весь, — хмыкнул Брок, только сейчас осознав, насколько напрягся, обнаружив чужака на своем крыльце. — Страх ему чужд. Как и здравый смысл иногда. — Похоже, ты неплохо его знаешь. — Насмотрелся в свое время. Жопа у него, кстати, вторая после твоей в моем личном рейтинге. Барнс удивленно, почти весело фыркнул и пошел к дому, нарочито шумно ступая по гравию дорожки. Фигура на крыльце шелохнулась, поднимаясь во весь рост, красная точка сигареты погасла, и все стихло. Когда Брок подошел к крыльцу, эти столетние идиоты стояли, обнявшись, и молчали. Пройдя мимо композиции «встреча», Брок открыл дверь и направился на кухню с инспекцией: завтрак должен был быть питательным. Судя по сумке, которую он заметил у ног Роджерса, следующие несколько завтраков такими и будут. Брок знал, что примет любое решение Барнса, и Роджерс, скорее всего, поступит так же. Уже тот факт, что он их искал, приехал сам, без оравы адвокатов и своих супердружков, ждал наверняка с позднего вечера до самого утра, пока они вернутся, говорил о том, что он настроен мирно. Хватит ли ему гибкости и такта, чтобы принять того, кем стал его солнечный Баки Барнс из военной хроники? Сможет ли Брок отпустить того, кого сам создал, если понадобится? Сможет ли выбрать Барнс между прошлым и настоящим? Станет ли он выбирать? Время покажет. Брок же сделал все, что мог. Он приложил максимум усилий, чтобы оно, это будущее, у них было. У него, у Барнса и даже у Роджерса. Люди всегда могут разобраться между собой, пока живы.