хэй, дурачок

— Хэй, дурачок. — Хэй. — Думаю, ты был в тюрьме. — Я был, — он сделал паузу, затем посмотрел на землю. — Я… — его пальцы возились с чем-то. — Вот. Он поднял руку, золотая цепочка теперь свободно свисала с его пальцев. Золотые буквы висят перед ее лицом. — Черт возьми, Уэйн, — она осторожно поднимает руки. Как будто бы если она коснется подвески, та исчезнет. Она сглатывает, ее голос низкий: — Я думала, что это дерьмо давно пропало. Он не мог отвести от нее взгляд. — Нет. Не пропало. Затем она смотрит на него с легкой улыбкой неверия на ее губах. Боже, она такая великолепная… Он двигает подвеску вперед. — Извини, если на ней есть кровь, я… Она быстро перебивает, когда он передает ее ей. — Нет. Она безупречна. Держит ее в руке. Все еще не веря, что она на самом деле смотрит на нее. — Хэй, хм, — она хватает застежку, — не мог бы ты мне помочь?.. — Она двигает два конца друг к другу. До него доходит. — О, да. Конечно. Она отдает ему подвеску обратно и разворачивается. Выжидает. Он чувствует растерянность на короткий момент. На пути были ее волосы. Он не позволяет этому остановить его. Осторожно, он перекидывает волосы с ее шеи на плечо. Он чувствовал ее легкое напряжение от прикосновения кончиков пальцев к коже. Тугой узел нервов кувыркается в его животе. Таких нервов, что он чуть не уронил чертову подвеску, но успевает поймать ее как раз вовремя. Ее голос нарушает тишину. — Спеши, я здесь не молодею. Он быстро распутывает ее и обвивает вокруг шеи. — Правильно. Когда он тянет цепочку назад и сжимает ее, пятно на коже ее шеи бросается в глаза. Внезапно он вернулся в полицейский участок в Окале. Его рука застряла под картотекой. Реджи возвышался над ней, кровь капала с его лица, пока он душил ее. Не было слов, описывающих гнев, который он чувствовал тогда. В новостях он слышал истории о сверхспособностях матерей и дерьме, когда их ребенку больно. Состояние поднять машину и все такое дерьмо. Это единственный способ, которым Уэйн может объяснить, как он вылез из-под той картотеки. Он даже не помнит этого. Все это было как в тумане. Следующее, что он помнит, как ударил Реджи молотком по голове. Ее голос вытягивает его назад.  — Ты жив там, дурачок? Его голос хриплый, когда он позволяет большому пальцу скользить по синяку. — Дел… Она поворачивается. Они сейчас близко. Его рука не покинула ее шею. С осторожностью мозолистые пальцы тянутся по желтоватому синяку. Она не могла смотреть на него. Пожимает плечами. — Эй, не беспокойся об этом. Ничего страшного. Его рука останавливается. В голове вспыхивают образы, как он избивает Реджи дальше состояния мягкой бесформенной массы. Он глубоко вздыхает и снимает руку с ее шеи. О, он собирался убить этого сукина… Он чувствует, как она схватила его за запястье. — Не надо. Слова уже летят мимо его губ. — Он… — Это не имеет значения. Я могу позаботиться о себе. — Дел… — Я в порядке. — Но он поранил те… — Я сказала, я в порядке! Он глотает слова, которыми собирался продолжить спор. Она смотрит на него. И тогда он знает, что ему нужно отступить. Слушай ее пожелания. Вот что парень сказал в пиццерии, верно? Жертвы и все такое дерьмо? Компромисс? Он вздыхает: — Извини. — Хорошо. Он делает шаг назад, потирает глаза, отворачивается, образы синяков, отпечатанных от руки, не покидают его мозг, ему необходима минута. — Боже, Дел. Он уже чувствовал, как разгорается ее гнев. — Что? Слышит, как ее ступни приближаются, и он идет к велосипеду. — Что, Уэйн? Он ходит быстрее. Гнев кипел в его венах, когда он глядел на эти синяки. Ему просто нужно было уйти на мину… Он чувствует, как она хватает его за запястье. Она разворачивает его. — Что за хрень, Уэ… Он действует, прежде чем может подумать. Руки обхватывают ее лицо. Губы прижимаются к ее. Удивительно, но она целует его в ответ. Когда он отрывается, лицо в нескольких дюймах от нее, он говорит быстро. Желая вставить слово, прежде чем это сделает она. — Дел, он… — он не может говорить спокойно сейчас. Качает головой. Руки все еще держат ее лицо: — Он сделал тебе больно, ясно? — Я в курсе, спасибо, — ровно говорит она. Он фыркает. Вся ее беспечность в этом просто заставляет Уэйна хотеть убить его еще больше. Она не должна привыкать к синякам. К любым. Не то чтобы ее отец тоже способствовал ей в этой области. Она слишком привыкла к этому. Всегда сама заботится о себе, никто не защищает ее. Не то чтобы ей это было нужно, правда. Он знал, что она справится сама, но это не остановит его от попыток. Он не мог смотреть на нее. Стыд наполнил разум. — Прости, Дел. — Уэйн, какого черта ты… — Мне жаль, что я не смог… я мог бы сделать что-то… я мог бы… — Эй, эй, эй, — была ее очередь держать его лицо. Ее большой палец скользит по его щеке. Она тянет его лицо вверх, заставляя смотреть на нее. — Ты сделал что-то, дурачок. Или ты только что забыл, где ты был последние четыре недели, а? А? Легкая улыбка изогнула его губу. Небольшой смех издается от них обоих. Затем ее руки двигаются к его плечам. Он подходит ближе. Лоб прижимается к ее. Глаза все еще задерживаются на ее синяках. — Уэйн, — говорит она, — это заживет. Я в порядке. Он все еще качает головой. Дел знает, что это выражает. То, что он так близок к тому, чтобы удалять и превращать в осколки чьи-то зубы… вне всякого ада, Реджи, гуляющего, как будто он достоин ног. По сути, он просто чувствует себя беспомощным. Стыдно. Он подвел ее. Он мог бы что-то сделать, он мог бы… Она видит, как его руки сжимаются в кулаки, напряжение в его плечах слишком сильное, он… — Эй, эй, эй, — она пытается успокоить его, хватаясь за его руки, проталкивая пальцы сквозь сжатые кулаки, — не смей ничего предпринимать. Кто ты? Чертов идиот?! Ты только что выбрался оттуда. Я… Она затаила дыхание, ее голос стал настолько мягким, что напомнил ему момент в больнице. — Я… я не могу снова потерять тебя, Уэйн. Пожалуйста, я… Тогда это задевает его за живое. Поражает больше, чем внезапность носка в живот, ноги в лицо или удара по яйцам. Он уже знал это. Он уже сказал это. Он любил Дел. Но сейчас он смотрит на нее. Жить в мире без Дел в течение четырех недель оказалось сложнее, чем он ожидал. Там был панцирь, где должно было быть его сердце. Единственным ближайшим к его сердцу была эта подвеска, висящая на шее, теперь наконец вернувшаяся к ее законному владельцу. Он скучал по ней. Так сильно. И она наконец-то здесь, сейчас. Перед ним и умоляет его держать все под контролем, чтобы его больше не забирали. Он ослабил свои руки, позволяя ее пальцам прорезаться через его. Переплетение рук. Ему вдруг пришло в голову, что они никогда раньше не держались за руки. — Извини, — повторяет он. Ее карие глаза мерцали знакомым теплом. — Чертов идиот.