Зараженные мысли

Strung out falling from the big time Welcome to the infinite black skies It's too late for a revolution Brace for the final solution

Данте не успевает понять, в какой момент обстановка в агентстве становится давящей, как в подлодке. Просто однажды пицца не влезает в горло, у пива появляется горький вкус, а он осознает, что не слышал смеха Неро уже несколько дней. Какое-то время он отмахивается от этих мыслей. Какое-то — просто смотрит. Трепливый обычно, болтающийся и развязный Неро замыкается в себе еще больше, замечая на себе его взгляды, и нехорошее предчувствие погано скребется в груди. Наконец, Данте решает поговорить. И, как всегда, использует свою любимую тактику «че кого»: — Не трогай меня! — вскидывается Неро и сбрасывает с себя его руку. Данте отходит. Он внимательно смотрит на хмурого и раздраженного племянника, но Неро молчит и только бросает предостерегающие взгляды в сторону. — Пацан, да что с тобой? — не выдерживает Данте. — Устал, наверное, — негромко говорит Вергилий, появляясь из ниоткуда. Его рука скользит по плечу Неро, слегка сдавливая все то же плечо — легко, одними пальцами, а Данте понимает, что еще никогда не видел такого выражения на лице мальчишки. — Верно, Неро? Неро ничего не отвечает и уходит, выцепив себя из чужой хватки. Данте провожает его взглядом. Он переводит глаза на брата, но Вергилий равнодушно смотрит в ответ, и туманная догадка со временем принимает свой отвратительный и четкий вид. Данте чувствует, как горло скребет от избытка слов и залпом заливает в себя пиво. Он бросает взгляд на стол, на котором сидит, поджав под себя ноги, Вергилий, но брат смотрит только в миниатюрную пиалку с чаем в своей руке, и, слегка качнув ею, пригубляет напиток. Еще в самом начале стало ясно, что Данте распаляется впустую, но он не мог заставить себя остановиться. Он объясняет и объясняет, насколько неправильно все, что происходит — пока не хрипнет сам, а Вергилию не надоедает его слушать. Он отставляет чашку в сторону и поднимается со стола. — Хорошая попытка, брат, — говорит он и проходит мимо, обжигая взглядом. — Я почти поверил, что ты сам этого не хочешь. Данте вскидывает голову, но Вергилий уже набросил на себя плащ. — Ты можешь присоединиться, брат, — негромко говорит он, выходя из кухни. — Я не стану тебя останавливать. Данте хочется догнать его, развернуть к себе и избить Вергилия, избить сильно, в кровь, выправить его чудовищную испорченность, но он стоит на месте, пришпиленный небрежно брошенным «можно», и чувствует, как что-то внутри выгорает, оставляя пепелище и смерть. Только, в отличие от настоящего огня, этот — никогда не уходит. Данте хочет сбежать, и, когда он уже почти решается на это, приходит понимание, что все, что для него дорого и имеет смысл — здесь. И для Неро тоже. Им остается только одно — охота. Неро охотится яростно, почти безумно, ликует, разнося в пух и прах целые стаи, а Данте не может перестать смотреть на него. Они отличная команда — стремительная и слаженная. Нико выстебывает их и подгоняет, когда они забираются в фургон обратно, а они весело огрызаются в ответ, довольные собой, заказом и добычей. — Знаешь, ведь так можно и весь мир объездить, — как бы между прочим роняет Данте, продолжая смеяться, и Нико что-то кричит в ответ. Неро оборачивается. Чуть помедлив, он поднимает взгляд на Данте, и Данте не отводит глаз, кивает. У самых дверей Неро снова ловит его и перехватывет за предплечье. — То, что ты сказал в машине… Ты правда имел это в виду? Данте опускает голову. Он поправляет пояс и вздыхает, будто утомленный ненужными вопросами, но на самом деле ему приходится приложить немало усилий, чтобы подавить панику. — А почему бы и нет, пацан? В конце концов, нашему дому не обязательно быть… здесь. «С ним», — хочется добавить, но Данте молчит. Неро перехватывает меч и еще раз внимательно смотрит. Помедлив, он кивает, толкает тяжелую входную дверь и замирает. У стола, загораживая своей хрупкой фигурой сидящего, стоит незнакомка. Длинные рыжие волосы замерцали под светом люстры — она оборачивается на звук их шагов и радостно вскрикивает. — Неро! — Кирие, — ахает Неро, чуть покачнувшись в объятьях. — Откуда ты здесь? — Я получила письмо — и приехала! Как ты… Она продолжает говорить и обнимать Неро, но Данте не смотрит на них. В кресле сидит Вергилий. Он встречает глазами Данте, улыбается так, как это умеет он один, и тут же переводит свой ледяной взгляд на обнимающего Кирие Неро. Данте отворачивается и уходит наверх, в свою комнату. В эту ночь Неро сам приходит к нему. Данте уже спит и не слышит его появления, только рывком просыпается, когда рядом тяжелеет кровать. Неро забирается под одеяло и придвигается почти вплотную. Он молчит. Его глаза широко открыты, но он не смотрит Данте в лицо. Данте медлит и, улегшись обратно, обнимает его, прижимаясь губами к макушке: бесконечная злость на Вергилия рвет на части, желание отомстить, злоба — и нежность к Неро. Взрывной коктейль. Наркотический и неприятный. Неро приподнимается. Он тянется вперед, аккуратно касаясь его рта своим, на что захваченный врасплох Данте пытается отстраниться, но Неро уже избавляется от одеяла и продолжает его целовать, каждым касанием отнимая отрезвляющий вдох. — Данте, — говорит он, цепляется пальцами за пояс пижамных штанов и целует снова. — Пожалуйста, Данте. Когда утром они приходят на кухню, то встречают Кирие и Вергилий. Кирие приветливо желает им доброго утра и тут же принимается щебетать о своем. Она впервые в этом городе. Она хочет осмотреть город. Вергилий окидывает их взглядом — и подливает себе кофе. В каком-то смысле, это становится уговором. Негласным пактом, соглашением на троих — с заложником. Двумя заложниками. В каком-то смысле, это становится обыденностью, но, когда Данте думает, что хуже уже быть не может, в их испорченной Вселенной снова что-то меняется, и на этот раз он сам становится тем, кто нарушает ее равновесие. Он целует Неро, вжимая его собой в Вергилия. Рука брата между их животами, расстегивает ремень: Неро пытается отстраниться, но Данте разворачивает его голову и удерживает за подбородок, рывком подтягивая к себе для поцелуя. Данте переписывает их договор. И ему нравится вседозволенность.