party-boy

      Перед ним с легким звоном поставили бокал, наполненный доверху кубиками льда и янтарного цвета смесью. Денис знает, что это не чистый алкоголь. Он прекрасно это знает, поэтому морщится.       Рука Егора хлопает его по плечу, слабо приобнимает, и Денису удается расслышать сквозь всю громкую музыку слова Егора:       — Это Апероль Шприц.       — Это, — говорит Денис, убирая руку друга со своего плеча, и, смотря в глаза, добавляет: — хуйня.       Денис видит, как Егор вдыхает воздух сквозь зубы, и он может ощутить то напряжение, что ходило между ними с самого утра. Это не то место, где они должны были в итоге оказаться. Это вообще не то, чего он хотел.       Егор хочет как лучше — он всегда хочет как лучше. Но Денису не надо как лучше. Он не живет надеждами на это уже больше пяти лет.       — Послушай, Егор, я...       — Нет, это ты меня послушай, — он хватает его за руку, задевая большим пальцем запонки на рубашке, которые блестят получше всех этих дешевых неоновых ламп и прожекторов на потолке и стенах этого клуба, — тебе это нужно.       — Мне нужно на собрание директоров в Ригу.       — Ден, — скрипит зубами Егор, когда подхватывает его под локоть, прижимая к себе так, что у Дениса даже едва от хватки начинает ныть место где-то чуть ниже бицепсов. — Никуда твое собрание не денется, а вот твое здоровье — да. Дай себе отдохнуть. Побухай, завались домой, отоспись.       — Это не те виды отдыха, которые я предпочитаю, — шипит сквозь зубы Шмальц, когда вырывает свою руку из железной хватки Егора и упирается локтями о барную стойку.       Его план на день сегодня просто разрывается и рушится. Кажется, из задуманного он не сделал ничего, и это то, что нервировало его. Он не должен был находиться здесь. Не сейчас. Он должен работать. Его последний клуб был более года назад, и это был его День рождения, и... это было ужасно. Это уже не для Дениса. Просто не его стиль, не его формат, не его фасон.       — Ты вообще не предпочитаешь отдых, — Егор говорит буквально на ухо, и Денис морщится от горячего воздуха. Тут и так жарко чересчур, тут и так душно, ему нечем дышать.       — Мать твою, ладно, ладно, — он всё-таки соглашается. Только ради того, чтобы доказать Егору, что он не прав, и чтобы он прекратил свои потуги раз и навсегда. Если тому нравится сидеть в ВИП-зоне отстойного клубешника под рвущие уши басы — то это его личная проблема, Денис бы предпочел сюда не ввязываться. Это не для него, понимаете?       Егор пинает его носком своих дорогих ботинков о щиколотку и уходит. Ден провожает его спину в сжирающей толпе и морщится. Это грязно. Это отвратительно. Как все они друг о друга трутся, касаются, дышат в шею.       Это просто бессмысленное, бесцельное, бездумное стадо.       Они все — «без».       Потому что в них нет ничего. Они ничего из себя не представляют, и Денис никак не может понять страсти Егора к подобным заведениям.       Это для быдла.       Денису двадцать восемь, он оставил себя — того, молодого и пьяного — более пяти лет назад. И эта молодость в кармане его дорогущих штанов так не к месту, как тупой брелок с Микки Маусом, свисающий с кожаного ремня. Это неуместно и тупо.       Понимаете?       Он раздраженно закатывает глаза и выдыхает, когда кто-то врезается в его бок — буквально. Прижимается всем телом на какую-то долю секунды, и Денису так от этого мерзко, что ему кажется, будто он готов сблевануть прямо в свой коктейль, который он уж точно не собирается пить.       — Извини.       Ему говорят это «извини» — и Дену этого хватает, чтобы заинтерисованно повернуться, потому что, черт, это не то место, где можно услышать хоть что-то вежливое. Это не то место, от которого он мог бы ожидать чего-то подобного. Это не тот формат.       Ден поворачивается, скользя абсолютно ленивым и скучающим взглядом по парню перед ним. Он высокий, у него уложенная прическа, на нём черная майка, и Шмальц слишком заинтересованно заглядывается татуировками, потому что они кажутся чем-то уместным и действительно подходящим.       Они пересекаются взглядами, и этот пацан улыбается ему, чуть щурясь. Ден просто вздергивает бровь, и он принимает это как проявление интереса, и даже догадаться не может о том, насколько он прав. Ден не читается так легко, как мог бы, но он будто почувствовал едва проявляемые в матовых — потому что пустые — глазах хоть что-то, кроме равнодушия.       — Я тебя знаю, — говорит он, когда запрыгивает на барный стул, облокачиваясь на стол локтем, упираясь подбородком о руку.       Ден мысленно не дает ему даже девятнадцати. Он болтает ногами и его развязанная улыбка кажется не признаком дурновкусия, а открытости, будто бы они и впрямь могли бы быть знакомыми.       — Да ну? — Шмальц говорит. Он правда в шоке, что он говорит. И даже чуть наклоняет голову вправо, из-за чего волосы едва выбиваются из уложенной прически, но это не вина лака — Ден на ногах с семи утра, а сейчас уже около одиннадцати ночи.       — Денис Шмальц. Двадцать восемь лет. Недавно ты расстался с моделью какой-то. Она была бесподобна, Господи, не понимаю, почему ты сделал это, — он театрально выдохнул, так, будто ему действительно могло бы быть из-за этого грустно.       Ден пораженно выдохнул, потому что, черт возьми, про ту модельку ещё не узнали журналисты, и едва ли это могло бы засветиться хоть где-то, кроме его личной переписки с Егором или кем-то ещё.       — Оке-е-е-ей, — Ден слабо усмехнулся, будто бы его ничуть не напрягли слова этого парня. — Пацан, а тебя-то как звать?       — Юлик. Меня зовут Юлик, — он лениво подтянул к себе чужой коктейль, но Ден не стал бы возмущаться по этому поводу. Ему насрать на этот гребаный коктейль. Этот Юлик смотрит на него так, будто бы Денис чуть больше, чем обычный человек. Будто бы он знал что-то, о чем сам Денис не знал, и даже не мог догадываться. Он болтает ногами, и смотрит едва исподлобья, и он весь такой естественный и легкий, что у Дена что-то внутри сдавливается, потому что это так красиво, боже, это превосходно.       Ден кивает, наблюдая, как названный Юлик делает глоток, а после морщится в гримасе отвращения, вытирая рот тыльной стороной ладони и замечает, как Денис снисходительно усмехается.       — Детям вроде тебя не положено пить что-то крепкое.       — Я взрослый, если что, — он демонстративно обхватывает соломинку своими блядскими губами, и делает два глотка. Его выражение лица не меняется.       — Да ну? — Ден между делом заказывает два чистых виски со льдом — как проверку на прочность — и говорит: — Сколько тебе?       — Угадай.       Ден под звон падающего льда в стакан смотрит на то, как Юлик облизывается, а после поджимает губы. И это так невинно, так сладко — у Дена опять что-то ухается в самой груди.       Он говорит не думая, просто потому, что надо что-то сказать, потому что в голове так туманно:       — Девятнадцать.       Юлик хитро улыбается, едва щурится, и ударяется носком своих кроссовок о ножки стула Дена. Шмальц из последних сил себя удерживает, чтобы не обхватить его за щиколотку, и потянуть на себя.       Юлик не выглядит блядовато-сексуально. Он естественно-сексуальный. Это не что-то напыщенное, это не напоказ, это что-то идущее из самого нутра, по коже льющееся самым сладким медом, вызывая желание вылизать его с ног до головы.       Юлика хотелось вылизать.       Когда перед ними ставят два стакана с виски, Юлик чуть склоняет голову вбок, и его лисий хитрущий взгляд, кажется, проходится по шее Дена током — или как иначе это объяснить, он не знал.       То, что с ним происходило. Он не терял рассудок от сексуальных моделей, от самых наученных женщин, а тут мальчишка в кроссовках от адидас творит что-то неясное, непонятное, необъяснимое, и Дену голову срывает, в глотке пересыхает, и он нервно хватает стакан, делая глоток.       И тут же им давится.       Скользящим движением, Юлик наклоняется к нему, так, что он ощущает его мятное дыхание где-то у губ, а после у шеи. Юлик опирается рукой о самый край барного стула Шмальца, пытаясь удержать равновесие, и Ден словно ощущает то, насколько он горячий. Невозможно горячий.       Юлик говорит на самое ухо:       — Семнадцать. Только тс-с-с-с.       Он отстраняется с непринужденной улыбкой, и Ден следит за каждым его движением, делая ещё один глоток, раз первым ему насладиться так и не удалось.       Это безумие — гремит в его голосе. Это что-то, что ощущается кожей — не сердцем или головой. Это что-то абсолютно обнаженное, рожденное на инстинктах, и сейчас оно его сжирало.       — И как ты тут... оказался? — он аккуратно подставляет ему стакан с виски, хотя у того ещё и полный коктейль. Выглядело так, будто бы он хотел его споить, но ни в коем случае. Он просто создавал иллюзию действия между ними, беспрерывного контакта. И по взгляду Юлика, Ден понял, что он тоже знает, что он делает.       — Это клуб близкого друга моего отца.       — И он позволяет тебе... такое? — он удивленно вздернул бровь, потому что это действительно его поражало.       — У нас есть маленький секрет, так что ему приходится.       Юлик усмехнулся и подмигнул ему, из-за чего Ден едва снова не подавился виски, но пацан резко рассмеялся и добавил:       — Ничего такого. Я просто знаю, что он торгует травой.       — Ты слишком много знаешь для своего возраста, м?       — Да, это тяжело, — он утвердительно кивнул, пытаясь закончить с несчастным коктейлем, который, видимо, не особо ему нравился, — быть умнее других.       — Не насилуй себя, — Дэн за тонкую ножку бокала потянул его на себя, спасая несчастного пацана от не совсем приятного ему алкоголя.       — Это что, забота? — он сощурился, усмехнувшись, и, боже, как это было мило. В этом было что-то такое... необычное. Что-то, чего Ден раньше не мог узреть в других. Либо он слишком устал за сегодняшний день.       — О детях всегда хочется заботиться, — он пожал плечами.       — И спаивать, — он сделал глоток из подставленного ему стакана с виски.       Ден следил за ним. Буквально. За каждым движением и взглядом. В нём была особая харизма, особая пластика тела. Он в целом — особый.       — И спаивать, — согласился Шмальц, отводя взгляд.       Ему блядских семнадцать лет, а в списке желаний у него никогда не было малолетних омег.       Это же извращение, — думает Шмальц, когда снова ловит себя на том, что взглядом вылизывает его лицо.       И не то чтобы Юлик был против.       — Откуда ты узнал про Настю?       — Она подруга моей сестры.       — Господи Иисусе, — Ден устало закатил глаза, подперев щеку кулаком.       Юлик пожал плечами, мол, с кем не бывает.       Ни с кем — в принципе, напрашивается само собой.       — Ты видел меня в каком-то журнале или ТВ-шоу, или типа того? — он уточняет просто потому, что он не хочет молчать рядом с ним. С Юликом надо много делать и много говорить — так кажется Денису. Или ему просто станет скучно, а это никому не надо.       В ответ — неоднозначная улыбка, которую Ден разобрать не может, да и не хочет.       — Kann sein.*       — Kennen du die deutsche Sprache?*       — E non solo.*       — Ох, блять, — не удерживавшись, выругался Ден. Он сам знал три иностранных языка, но ему-то двадцать восемь, а этому несчастью напротив него и восемнадцати нет! Его едва напрягло такое сходство, потому что немецкий и итальянский были так же известны и Дену.       — Я читал Триумфальную арку в оригинале, — пожал плечами Юлик так, будто это был просто скучный факт, который ни капли не мог вызвать интереса.       — Ты тоже любишь Ремарка?!       — Один из любимых. Хотя самое близкое к душе Паланик, ещё нравится Поппи Брайт.       — Изысканный...       — Труп! Да, обожаю эту книгу!       Шмальц, забывшись, прикрыл рот ладонью, когда челюсть пообещала ему отлучиться до близлежащего пола, потому что, черт возьми, этот пацан читал и любил абсолютно то же самое, что и он. Если Ремарка и Паланика можно было спихнуть просто на удачное совпадение, потому что они было довольно известными писателями, то Брайт уже не был так известен.       Дух захватывало.       Юлик внезапно рассмеялся, и Ден как выпал из реальности, заслушавшись его смехом. Настолько он был естественным и простым, что зачаровывал буквально, потому что это было абсолютно по-настоящему.       — Вау, — Ден шутливо похлопал в ладоши, но, на самом деле, он был искренне удивлен подобному. Это было так... необычно. И так круто, что кто-то мог разделять абсолютно все его вкусы и даже любовь к языкам, особенно немецкому.       — Бывает же, — он пожал плечами, усмехнувшись.       Ден промычал что-то вроде «угу», сделав глоток, поднимая на Юлика взгляд.       В свете неона он такой весь... как из мрамора выточенный. Коснуться хочется. Адски. По коже пройтись кончиками пальцев, проскользнуть как по шелку. Захлебнуться бы им.       И Шмальц просто позволяет себе это.       Он касается его.       Юлик поднимает на него взгляд, когда мужские пальцы проскальзывают от его запястья выше, а после бережливо касаются костяшек. Ден смотрит в глаза, И Юлик ощущает, как в глотке пересыхает.       Это касание такое... нежное.       Не опошленное ни разу, не дерзкое, не грубое. Оно такое полноценное, такое наполненное чем-то, о чем в слух не говорят.       Юлик смотрит на него и даже выдохнуть ровно не может. Выдох выходит рваным.       А Денис....       а Денис понимает, что даже дышит с трудом, пока смотрит на него.       Черт.       Они влипли.       — Ну и что ты собираешься с этим делать?       Юлик наклоняется к нему, когда буквально шепчет. Ден ощущает его тепло, его жар, его запах. Юлий так чертовски близко, что у Дениса даже пульс ускоряется под ремешком дорогих часов.       Ден смотрит ему в глаза. Его темнеющие едва блестящие глаза. Такие... громкие. Буквально. Ден может различить в них все эмоции, все слова, все чувства.       Эти наивные огромные глаза его сканируют, и Ден просто сдается.       — Кажется, у меня и выбора нет, — Денис шепчет в чужие сухие губы, и их хочется вылизывать. Схватить за челюсть и вылизать. Блять.       от желания скулы сводят.       Настолько все плохо.       Денис расплачивается картой, когда Юлик спрыгивает со своего стула, и поворачивается к толпе. Ден смотрит краем глаза на него. Его выбритый коротко затылок, бледнющая длинная шея. Вгрызться бы в неё клыками, чтобы больно, чтобы скулил, чтобы хорошо им обоим.       Юлик вздрагивает, когда Ден касается ладонью его талии, проскальзывая вниз. Он весь такой... будто бы специально для его рук сделанный. Для Дениса это такое непривычное чувство — чего-то настолько уместного и правильного.       Это так некомфортно — пробираться через танцующих. И это так невероятно — как Юлик льнет в этой толкучке к нему ближе. В этом неоне они чуть хуже искусства времен ренессанса. Они — расцелованные неоном. Они — так предельно близко, будто под кожу друг к другу залезть хотят, стать дыханием и сердцебиением другого.       и Юлий ближе прижимающийся, брезгливо оглядывающий — так правильно.       это искусство.       У выхода из клуба Ден едва наклоняется и зарывается носом в волосы у висков, проводя ниже, по шее. Юлик вздрагивает, потому что такое слишком интимно. Юлик знает, что он делает. Он пытается почуять его запах. Он так грамотно влезает в его личное пространство, в его доверие, что это даже восхищает.       Ден судорожно выдыхает.       Юлик пахнет гребенным сладким ликером. Юлик пахнет алкоголем. Не вызывающе, не перегар, нет — тонкие сладко-крепкие ноты хорошего сладкого ликера.       Это-то и пьянит. Это-то и с ума сводит.       Это и чувствовал Шмальц своей коже там, у барной стойки.       На запястье, рядом с пульсом, у Юлика этот запах перебивается флердоранжой, и это выглядит так, будто Юлик пытался обмануть всех. Выдать желаемое за действительное.       Будто бы Юлик врал, скрывая свой запах за искусственным, имитацией или же просто очень хорошими духами.       Шмальц в итоге забивает на это, потому что это не то, в чем он хотел бы разобраться.       Хотя разница была огромной.       Запах хорошего алкоголя       и запах свадебных цветов.       Шмальц не знал, за кого себя выдавал Юлик и кем являлся на самом деле. И ему так на это все равно, когда Юлик прижимается к нему бедром и все мысли просто как-то незаметно тают и исчезают, оставляя за собой только смесь из запахов нежных цветов и алкоголя.       Он хватает его под локоть и буквально затаскивает на переднее сиденье своего авто. Он отпустил водителя и только сейчас осекся: блять, он же пил. Зависает буквально на секунду, а потом пресекается взглядами с Юликом — неясными, мутными, грязными — и ему снова срывает голову.       Он плюет на возможных ментов — откупится прямо на месте, и дело с концом — захлопывает дверь и садится за руль.       Юлик откидывает голову назад и облизывает губы. Его глаза едва блестят, и он будто сидеть на гребаном кресле не может — ерзает весь, трется. И Дену хочется, чтобы то же самое он проделывал на его коленях.       — Пристегнись, — бросает кратко Шмальц, ощущая то, как в глотке пересохло, как его всего изнутри трясет.       Он замечает, что на нём штаны тоже — от адидас. Дену даже кажется знакомой это коллекция, но он не берется утверждать — не совсем его формат. С Балмейн он дружил куда лучше. В буквальном смысле.       Юлик послушно пристегивается, и Ден заводит машину, а потом подскакивает буквально на кресле, когда его член сжимают сквозь ткань штанов. Денис хрипло выдыхает и смотрит краем глаза на Юлика. Его лицо лучше любого искусства.       То, что чувствуется на инстинктах, что вшито под кожу — оно сейчас между ними буквально натянуто, оно заставляет трястись всем телом от возбуждения.       От Юлика веет этим животным желанием, гребаным притяжением тел, и ему так сложно не поддаться. Дену так хочется сегодня проиграть.       Юлику, блять, семнадцать гребаных лет, а Шмальца так от него ведет, как от самой качественной наркоты. Это его выворачивает, это его пьянит, это его с ума сводит.       На них падает неон с вывески клуба. И Ден смотрит, как Юлик, такой красивый естественный сладкий Юлик, глядит на него из-под полуприкрытых ресниц, облизывается так призывно и Ден может ощутить, что ему хочется.       Это кажется ему безумием. Это смехотворно. И он, забывшись, говорит вслух:       — Is it me or am I going crazy?*       Юлик резко улыбается — так нагло, хитро, так сладко. Он поднимает взгляд, проводя пальцами по натянутой ткани штанов, отвечая:       — It's just you.*       Денис усмехается, подхватывая:       — This dirty city...*       — is my Sugar Town.*       — Green Day.*       — Nightlife.*       Шмальц улыбается, откидываясь на кресло, даже забывшись о руке пацана на самом интересном месте, и смотрит ему в глаза. Тот подхватывает его настроение и смеётся. Он будто полная ответная реакция Дена. То, что чувствует Денис — передается ему. Шмальц шепчет буквально:       — Офигеть, — он моргает, продолжая: — ты тоже их слушаешь?       — Да, и это моя любимая песня, — он облизывает губы снова, и вновь все возвращается на свои позиции, когда он добавляет чуть хрипловато: — I got the thing that you want, the fix that you need.*       — Блять, — дерганно выдыхает Шмальц, не удержавшись, подаваясь вперед.       Рука соскользнула по чужой ноге, к коленке, поглаживая. Ден шепчет в чужие губы:       — Ты меня с ума сводишь.       И он даже не врет.       Он целует так, как не положено. Он целует так ласково и так нежно, так недостойно для него, но это было так нужно. Нужно было поцеловать именно так. Чужая рука соскользнула по плечу, а дальше — к затылку, зарываясь в волосы и поглаживая.       никакой грязи. никакой пошлости.       Здесь и сейчас — бесконечная нежность в периметре их тел. Нескончаемое влечение в площади их касаний. Простая геометрия. Амфетамин их эмоций, которые одни на двоих — они неразделимы будто.       И Денис жмет на газ.       Он даже не собирается снимать комнату в первом попавшемся отеле. Нет. Юлик не для этого.       Шмальц даже не брезгует привести его к себе домой. Им нужна кровать и шикарный вид с панорамного окна на ночной Питер. Денису хочется все как в фильмах, потому что оно так и происходит. Он хочет соблюдать марку.       Юлик едва ли не залезает в его штаны, но Шмальц его одергивает, потому что не хочется перебиваться какой-то скудной дрочкой или отсосом, у него в планах вытрахать из этого пацана всю дурь и алкоголь.       Ноги у того заплетаются, когда они идут к лифту и Юлий буквально цепляется за его рубашку, жмется всем телом ближе и носом утыкается в шею. Ден лишь рвано выдыхает, пристраивая руку на чужой талии, легким движением руки скользит вверх, задевая выступающие ребра. Юлий кажется таким... подвластным.       В лифте они снова целуются, и у Дена что-то внутри сдавливается в приятной истоме, когда Юлик обнимает его обеими руками за шею, и он, от неожиданности, чуть подается вперед, вжимая Юлика в стену, прижимаясь к нему ещё ближе — хотя куда там.       Юлик такой весь горячий, такой весь будто специально под его руки вылепленный.       Денис скользит ладонями по телу, вдоль косых мышц, задевая пальцами шлевки штанов, и так хочется сорвать их к чертовой матери.       Они вываливаются из лифта буквально не отдаляясь друг от друга, потом что это покажется им обоим таким неуместным, что даже начинать не хочется.       Юлик сдавленно охает в чужие губы, когда его вжимают в холодную стену, а после ловко запрыгивает на него, обхватывая ногами за талию, скрещивая щиколотки у поясницы.       Ден простое дергает на себя дверь и она... открывается.       Юлик рвано выдыхает, отрываясь от губ буквально на миллиметр, когда они вваливаются в прихожую и Шмальц захлопывает дверь.       — Ты что, двери не закрываешь?       В прихожей темно и совсем ничего не видно, но Юлик предельно близок с ним, поэтому он может разглядеть его взгляд. Животный, голодный, хотящий его. Его взгляд... такой, каким на Юлия ещё не смотрели ни разу.       Он обнимает его стальной хваткой за талию, и от ощущений Юлию хочется заскулить, просто потому, что это, черт возьми, было превосходно.       — Они закрываются автоматически, — хрипит в губы буквально Ден, проводя ими по подбородку, и Юлик ощутимо вздрагивает, потому что, боже, насколько же это было нежно. — Они открываются по моему слепку ладони и отпечатку пальцев. Это моя собственная разработка. Планируем через годик сделать презентацию, впустить в оборот.       — Это что-то вроде биометрических замков?       — Вроде. Но тут не нужно никакого дополнительного оборудования, все уже встроено в ручку. Это менее громоздко и более удобно.       — Черт, — Юлик отдаляется ещё сильнее, соскользнув кончиками пальцев по едва колючей из-за щетины щеки. — Ты же гениален.       Ден усмехается, и Юлику хочется заскулить, потому что, черт, слов не найти для того, чтобы описать то, насколько сексуально это было. Блеск его глаз хитрущий, уверенность прожигающая — Юлика штормит этим буквально.       — Именно поэтому мама за меня и боялась.       — Я её понимаю.       Ден снова целует. Глубже, интенсивнее, сильнее сжимая в своих руках, и Юлику так, блять, хорошо от каждого мимолетного жеста, каждого касания.       В спальне он видит Дениса уже четче, потому что у него огромное панорамное окно, и свет ночного города дает достаточно освещения.       Они просто рушатся на кровать, и Юлик откидывает голову назад, когда чужие губы касаются внизу подбородка — и этот поцелуй отдается мурашками.       Кровать мягкая до ужаса, Юлику кажется, что он в ней утопает буквально.       Он расцепляет щиколотки за его спиной, прижимаясь голенями к чужим бокам, будто боялся, что если сократит контакт между ними, то всё это сейчас просто исчезнет. Юлик бы это просто не пережил.       Денису кажется, что Юлик в его руках слаще меда, прекраснее орхидей, невероятнее всех новых нано-разработок. Будто бы ничего более невообразимого, чем это тело в его руках, быть просто не могло.       Он неторопливо стаскивает с него эту гребаную черную майку, которую пол вечера мечтал разорвать к чертовой матери, и не может ладоней оторвать от гладкой теплой кожи. Юлик под ним изгибается, и даже не стонет, но у Дениса руки начинают дрожать от возбуждения, нетерпения и Юлика. Он не мог понять, что же, черт возьми, в нём было не так, что в нем было такого, что голову сносило, что просто... не давало быть человеком.       Денис сейчас гребное животное, и он не собирается мешать этому.       Ничего приятнее в его жизни не было.       Юлик тычется губами в его, и Денис дает ему все, что тому хочется. Он целует, когда хватается одной рукой за чужие штаны, торопливо их стягивая. Юлик помогает ему, и они оказываются откинуты на пол.       Ден опирается коленом о край кровати, нависает над ним так, что закрывает собой потолок, и Юлик тяжело дышит, когда касается ладонями его лица. Пульс стучит в самих висках. Денису кажется, что руки его просто не держат, и скоро он просто-напросто упадет на Юлика и что-нибудь ему сломает. Или себе проткнет что-нибудь о его ребра. Как повезет.       У Дена только в голове и успевает эхом разносится фраза Юлика "к черту его", когда он расстегивает его ремень, и, боже, Ден больше не хочет думать ни о чем. Хочется душу дьяволу продать за этот его голос, эхом в голове раздающийся, слух вылизывающий.       Он буквально не слышит себя, он весь — на Юлике. Всё его внимание на его голосе, дыхании, касаниях. Он такой весь правильный в его руках, и его прерывистое тяжелое дыхание разбавляется лишь звуком расстегивающейся ширинки.       Чужая рука ныряет в нижнее белье, обхватывает член, и Денис сдавленно выдыхает сквозь зубы, а после слепо утыкается в чужую шею и буквально шарит руками по всему телу. Он такой теплый, правильный, такой.... подходящий.       Верный.       Нужный.       Это всё крики его эмоций, чувств и инстинктов, но не разума. Шмальцу на это чхать, потому что это не то, что могло бы его волновать в момент, когда рука Юлика проводит по члену, а его дыхание сбивается где-то у уха, и, черт, Юлий стонет от слабого укуса за плечо. Как он стонет — боже, это стоило всего. Так сладко, призывающие, так по-настоящему.       — У тебя хотя бы был хоть кто-то? — хрипит на ухо Ден, пока он вообще в сознании, пока он хотя бы может думать хоть как-то.       Юлик внезапно усмехается, прищуривается, и Денис даже не замечает, как его нагло опрокидывают на спину. Юлик усаживается сверху, зажимая его бедра между ног.       — А у тебя?       — Ок, понял.       Юлик наклоняется к нему, целует, и Ден снова касается его — проводит от ребер к бедрам, сжимает, гладит, шлепает, оторваться не может буквально. Юлик дергано развязывает его галстук, расстегивает пуговицы так остервенело, что одну просто вырывает, и та со звонким ударом падает на пол. Юлик кусает за шею и оставляет засос где-то у ключицы. Так дико. Так... правильно. Денис совсем не против.       Он вообще не против всего, если это касается Юлика. За Юлика — всё, что угодно. Это так верно.       У Дениса в один момент просто пропадают все мысли, когда Юлик насаживается на член до самого основания и глухо стонет, Денис сам едва удерживает стон, когда откидывает голову назад и буквально цепляется пальцами за чужие худощавые бедра, впечатывая пальцы в нежную кожу.       Не хочется долгих прелюдией, не хотелось ничего — только инстинкты и один момент, в котором, блять, слишком хорошо.       Он умело выдерживает ритм, но Денис все равно подмахивает бедрами навстречу.       Денис не видит его лица, потому что Юлик где-то там — не в себе, не в нем, не тут. Он откидывает голову назад, двигается в заданном ритме, и лишь стонет гортанно как-то, низко, но так приятно.       Денис в один момент срывается, и опрокидывает его на спину. Юлик не против — он понимает это по его позе. Он просто откидывается всем телом на кровать, и вскидывая голову. Смотрит ему в глаза. Какой у него взгляд, Господи — это невероятно. Денису хотелось бы отдать за этот взгляд буквально все, потому что это просто прекрасно.       Шмальц опирается на руки, входит ритмичными точками, а после ускоряется — на дикий, рваный, бешеный ритм. Кровать под ними скрипит, кажется, что едва не шатается. Юлик цепляется за плечи, спину, волосы, портя прическу окончательно, но Дену так на нее все равно, Господи, это его сейчас вообще не касается.       От Юлика больше несет цветами, чем алкоголем — до Дениса это доходит, и ему даже совсем немного обидно, потому что у самого у запястья пульсирует нерезкий запах Бренди. Это иногда мешало, но многие уже привыкли, и он был бы рад найти кого-то со схожим запахом, но сейчас от Юлика пахнет гребаными цветами.       нежными свадебными цветами.       Но это ему шло, во всяком случае, больше, чем напыщенный запах сладкого ликера.       Юлик кончает раньше, и тут же помогает закончить Дену — он кончает на чужие бедра и живот, а после, оперевшись на локти, утыкается носом в чужую шею, шумно вдыхая запах цветов.       приятный, все-таки, запах.       Юлик — это мальчик-вечеринка. Он начинается как фейерверк, как взрыв, закрадывается неоном и алкоголем в мозг, доводит тебя до кульминации, а после — ничего. Только усталость и приятное послевкусие.       Мальчик-вечеринка уходит мыться первым, а Ден ещё долго валяется один в кровати, закуривая и пялясь в потолок. Он пытался собрать мысли в кучу, но нет — ничего. Он был уверен, что как только они потрахаются, его отпустит, но... нет. Все его мысли были забитым Юлием и странным влечением к нему. Может, афродизиаками какими набрызгался?       Хрен знает этих подростков.       Он вздрагивает, когда его пихают в щиколотку, а после Юлик падает рядом с ним на кровать.       — Это было классно, — говорит Юлик так, будто бы кому-то нужно было это слышать. Не то чтобы это было не так.       Ден делает последнюю затяжку и поворачивает голову к Юлику. Тот, как почуяв, поворачивается к нему. Они смотрят друг другу в глаза. И каждый, кажется, видит что-то свое.       Например, свое отражение.       Например, что-то большее, чем осознанное.       периферия бессознательного, самого странного и невероятного, что было в жизни у них.       Этот мальчик вечеринка внезапно улыбается. Так тепло и по-настоящему, что Денис улыбается тоже. Ему даже показалось, что было неважным то, видели ли они друг друга или нет.       Денис был уверен, что когда улыбается Юлик — улыбается и он.       Не имело смысла, были ли они рядом или нет. Просто ему так казалось.       — Ты пиздец какой красивый, — говорит Денис, и видит, как Юлик смеется.       Он садится, опираясь рукой на покрывало, и смотрит сверху вниз. Этот мальчик-вечеринка легким движением руки убирает упавшие на лоб Дениса волосы, и говорит:       — Спасибо.       Денис смотрит и понимает, что он действительно так думает. Он действительно считает Юлика красивым. Дело было не только в физической красоте, дело было в... ином. Будто что-то, что недавно срывало Дену голову, что заставляло срываться, звало к себе, очаровывало, и Денис верил.       Это заставляло влюбляться.       — Прими душ и выспись. Тебе же завтра наверняка на какое-то очень важное дело.       — А тебе?       — А у меня сплошные выходные.       Это «мальчик-вечерника» так и застывает на губах Дениса, и Юлик в ответ снова смеется. Так искренне и по-настоящему, что Шмальцу становится тепло-тепло.       Когда он выпрямляется, Юлик бегло целует его в щеку, и Шмальц улыбается. Как-то внезапно и неожиданно для самого себя.       Когда он вышел из ванны, мальчика-вечеринки уже не было. Была только смятая постель и запах цветов, который пульсировал в висках и отдавался легким шлейфом от постельного белья.       Ден рухнул на кровать, уставившийся взглядом в потолок, и тяжело выдохнул. Он ничего от этого не ждал, но надеялся, что Юлик останется хотя бы до утра. По правде говоря, он надеялся ещё и на кофе, но, на самом деле, он и не особо расстроился. В любом случае это всё ненадолго.       Это развлечение на одну ночь.       И это чувство странного притяжения должно было остаться в этой ночи навсегда, не возникая вновь. Это должно было стать чем-то далеким для того — нового Дена Шмальца. Того, что проснется утром, почешет небритую щеку и решит, что всё это какое-то дерьмо.       А пока Ден Шмальц почему-то улыбается, и ему кажется, что Юлик — где-то там, в такси — улыбается тоже.

***

      Новый Ден Шмальц сидит недовольный с кофе в рабочем кресле с закинутыми на стол ногами.       Он ощущал себя абсолютно опустошенным, и во всю винил в этом прошлую ночь и Егора, который с утра носился с какими-то хренами с горы, будто бы они могли сыграть для них какую-то важную роль. Нет. Не могли. Ден поэтому и не настаивал на продлении договора, потому что он всё равно придумал, как можно улучшить энергосбережение оборудования и без них. Он не применял свои познания на практике, но был уверен, что это будет работать.       Когда в кабинет зашел Егор, что-то бухча про то, что их акции упали на семь процентов после того, как они отказались поддержать какую-то эко-кампанию, Дениса внезапно осенило.       А был ли Юлик в ту ночь просто совпадением?       — Слушай, Егор, помнишь вчерашний клуб?       — О, да, конечно! Крутой клуб! Ненавижу его! Жаль, что я запомнил его!       — Оу, серьезно? — Ден вздернул бровь и даже убрал ноги со стола, оперевшись на него локтем, заинтересованно смотря на Егора.       — Не спрашивай, просто неудачное знакомство, — отмахнулся Егор.       — Ты знаешь Юлика?       — Юлик? Конечно, он же постоянно ошивается вокруг директора клуба. Я с ним знаком.       — С Юликом?       — С директором! Ну и про него тоже косвенно знаю. Он же типа модель. Амбассадор от Адидас ещё. Папочка его впихнул в эту нишу, решив, что морда у него подходящая. Не знаю, что не так в этой морде.       Егор пожал плечами, а Денис присвистнул.       Так значит, Юлик — не просто малолетка? Его отец какой-то влиятельный чувак, каким-то образом умудрившийся впихнуть Юлика в модельный бизнес, да и сделать лицом Адидас? Удивительно, что он не видел его ни на какой рекламе кроссовок. Хотя... он никогда её и не замечал.       — А как его фамилия? — Ден открыл макбук, усмехнувшись. Он пообещал себе забыть эту ночь, но, черт... он живет в его мыслях и душе — как и завещали Green Day.       — Хрен знает, Онешко, вроде. Но он не Юлик, вроде, а Юлий. Тебе зачем, кстати?       — Да так... Ты чего зашел, кстати? — Денис не хотел развивать эту тему дальше, поэтому лучшим решением было сменить объект обсуждения.       — А...       Егор посетовал на тех самых ублюдков, которых Ден с самого начала не жаловал, и их отказ от продления не то чтобы мог его расстроить. И тем более он не мог его расстроить в момент, когда он нашел все, что могло быть ему нужно из информации о Юлие, включая номер его мобильного телефона.       Ден не знает, к чем эту все может привести и нужно ли ему это.       И, конечно, он не знает что на следующей встрече Юлик (вернее, Юлий, но Дену больше нравилось то имя, которым он ему представился) раскроет ему маленькую тайну о том, что всё происходящее вовсе не было совпадением. Всё это было тщательно продуманным планом Юлия Онешко — богатого мальчика, который привык всегда добиваться своего. Богатого мальчика, который знал о вкусах и интересах Дена Шмальца через сотню источников. Который выучил то, что знал Ден. Который полюбил то, что любил Ден.       И, конечно же, Ден не знает, что этот богатый несносный мальчик-вечеринка не просто фанат его дела. Этот мелкий несносный мальчишка...       что-то намного большее для него. _______ *— Kann sein — "Может быть" * — Kennen du die deutsche Sprache? — "Ты знаешь немецкий язык?" * — E non solo — "И не только" * — Is it me or am I going crazy? — "Это я или я сошёл с ума?" * — It's just you. — "Это ты" * — This dirty city... — "Этот грязный город..." * — is my Sugar Town. — "мой «Шугар Таун»‎" * — Green Day; — Nightlife. — композиция упомянутой музыкальной группы. * — I got the thing that you want, the fix that you need. — "У меня есть то, что ты хочешь, доза, которая тебе нужна".