Никто не заметит, что нас уже нет

Крабовая котлета подлетела в воздух и, перевернувшись, с шипением плюхнулась на гриль. Аппетитный запах заполнил кухню. Осталось только соорудить бургер и подать его клиенту. Что ни говори, а Боб по кличке Квадратные Штаны любил свою работу. Любил безоговорочно со всеми плюсами и минусами, хотя в его понимании плюсов было намного, намного больше. Заказ был готов, а новых, к сожалению, сегодня не предвиделось — в такой дождливый день, как сегодня, жители Бикини Боттом спрятались по домам. Кассир Сквидвард как всегда был в мрачном расположении духа, а потому от идеи поговорить с ним Бобу пришлось отказаться. Боб вышел в зал и присел за пустой столик. Он подпёр рукой щёку и стал смотреть на капли воды, стекающие по стеклу. Он уже привык проводить большую часть своего времени молча. Боб всегда считал себя экстравертом, но с таким окружением, как Сквидвард, пришлось стать хреновертом, без лишних слов выполнять свою работу, чтобы в очередной раз не видеть презрительных взглядов коллеги. Был ещё и начальник, мистер Крабс, но большую часть дня они не виделись, лишь изредка он вызывал своего повара к себе в кабинет, при условии что Боб не занят. Например, как сейчас. — Боб, — раздался голос начальника через громкоговоритель, — Зайди ко мне. Боб повиновался. Войдя в кабинет и закрыв за собою дверь на замок, он обнаружил шефа сидящим в кресле за столом, который больше напоминал большой сундук, нежели мебель для офиса. Комната босса была обставлена небогато, но, что называется, со вкусом. Старые фотографии былых армейских времен Крабса и морские флаги увешивали деревянные стены, металлическая дверца сейфа нехотя отражала свет от лампы. Сам начальник был крупным мужчиной средних лет. Он был широк в плечах и свой средний рост компенсировал недюжинной силой. Могло показаться, что Юджин Крабс толст, но уж Боб-то точно знал, что под слоем жира находятся сильные мышцы. — Звали, мистер Крабс? — спросил Боб. — Подойди сюда, Бобби, — ответил Крабс. — Это по поводу работы? — сказал Квадратные Штаны, подойдя к шефу. Крабс отрицательно покачал головой. Его шоколадные глаза пристально осматривали Боба, будто раздевая его. — Вы выглядите таким печальным, — признался Боб. — Могу ли я заставить Вас… улыбнуться? Юджин Крабс стал поглаживать Бобу поясницу и медленно опустил ладонь ниже. Он схватил своего работника за зад рукой большой и сильной, будто клешнёй. Боб сдавленно охнул. — Можешь, — промурлыкал Крабс. — Всё в твоих руках. Боб усмехнулся и опустился на колени. Он забрался рукой под рубашку начальника и стал гладить ему живот, чувствуя, как мистер Крабс зарылся пальцами ему в волосы и принудил уткнуться носом в заведомо распахнутую ширинку. Боб торопливо приспустил резинку трусов и принялся за работу. Мерно качая головой и причмокивая, он старался доставить начальнику удовольствие, не забывая и про себя — он трогал свой член сначала сквозь ткань штанов, затем расстегнул их и высвободил своего дружка. Его щёки горели. Это было странно, ведь сам он был уже давно не мальчик, но всё равно краснел во время секса, хотя Юджин говорил, что это даже мило. — Дай мне посмотреть… — прохрипел Крабс. — В глаза твои… Синие. Боб послушно поднял взгляд. Шеф схватил его за подбородок и провёл большим пальцем по нижней губе. — Красавица. На всю длину взять сможешь? — сказал Юджин. Боб промычал что-то утвердительное. Он вобрал в себя всё ещё мягкий стержень начальника и гортанно простонал, зная, что тому понравится вибрация. Крабс с шумом выдохнул. А тем временем Боб уже вовсю наяривал у себя внизу, да так, что стало сводить руку. По виску скатилась капля пота, Боб чувствовал, как взмокла кожа головы. По крыше тарабанил ливень, Сквидвард наверняка снова читал свои журналы, одинокий посетитель доедал свой крабсбургер, и никто из них не догадывался, что происходило за закрытой дверью и как Бобу было чертовски хорошо. Эта мысль возбуждала сильнее всего. Ощущения были бы острее, если бы он не закрыл дверь на замок, но безопасность была важнее, чем мимолётное удовольствие. Но это все равно было круто. Боб уже был на пределе, Крабс, судя по тяжелому частому дыханию, тоже, и вот они уже были готовы кончить, как вдруг кто-то с силой застучал в дверь. «Твою ж!» — подумал Боб, — «Я был так близко!» Он отклонился назад и, тяжело дыша, встал с колен. — Мистер Крабс! — раздался голос Сквидварда за дверью. — Где Боб? Тут приехал целый автобус каких-то туристов и они требуют еды! Боб встретил понимающий взгляд начальника и пожал плечами, словно говоря: «Ладно, в следующий раз». Он застегнул брюки и направился к выходу, тому, который сразу вёл на кухню. — Боб, постой, — уставшим голосом произнёс Крабс. Боб остановился, положил руку на дверь и обернулся через плечо. — Ты не занят… — пытаясь отдышаться, проговорил Юджин. — Сегодня вечером? Боб удивлённо приподнял одну бровь. Ему следовало незамедлительно приступать к работе, а шеф почему-то задерживал его, и это было необычно. — Нет, мистер Крабс. Не занят. — Я хотел бы пригласить тебя на ужин к себе. Удивление Боба разгорелось с новой силой. Уже многие годы их с Крабсом связывали сугубо сексуальные отношения без обязательств. Они бессчетное количество раз занимались любовью в офисе его шефа, в его автомобиле и пару раз у него дома. Однажды начальник взял его прямо на кухне после рабочего дня, когда все ушли, но романтический ужин был чем-то новым. Поджав губы, Боб ответил: — Спасибо за приглашение, мистер Крабс. Я приду. Крабс удовлетворённо хмыкнул, но Боб этого уже не видел и толкнул дверь вперед себя. В тот момент он был безмерно благодарен планировщикам за этот проход из офиса начальника сразу на кухню. Он искренне не хотел пройти в таком виде мимо кучи незнакомых людей и Сквидварда, ведь наверняка видок этот был тот ещё. Он подтянул ослабившийся галстук и подошёл к плите, взяв в руки лопатку. — Сколько? — спросил он у Сквидварда, не отрывая взгляда от гриля. — Пятнадцать крабсбургеров и столько же газировки, — сухо отозвался кассир. Лицо Боба было мрачным. Неудавшийся оргазм и предчувствие чего-то плохого давили на него, как несколько атмосфер. Он чувствовал, как взгляд Сквидварда ощупывает его, красного и потного, и, должно быть, уже знает причину всего этого. Может быть, его коллега смеялся над ним или чувствовал отвращение, но Бобу в тот момент было плевать. В конце концов, он догадывался, что Сквидвард всё знает, ведь хранить в секрете отношения, длящиеся много лет, было непросто. Капля пота сорвалась с его носа и с шипением испарилась как только упала на гриль. Боб отвлёкся от своих раздумий и принялся за работу. До вечера было ещё далеко. К середине дня дождь прекратился, а ближе к вечеру уже вовсю выглядывало солнце, радуя жителей Бикини Боттом красочным закатом. Боб зашёл к себе домой, чтобы принять душ и переодеться, но вскоре обнаружил себя сидящим на кровати со спущенными штанами и бесцельно смотрящим в стену. Гэри ластился ему под руку и он не смог сдержать узкой улыбки. Его питомец всегда был рядом и понимал его, даже когда было всё не то, и всё не так. Например, как сейчас. Боб даже не помнил, как довёл себя до жизни такой. Десять лет назад всё было прекрасно. У него были друзья, любимая работа и светлое будущее, как ему казалось, ждущее впереди. Но за то время его жизнь претерпела небольшие, но весьма значительные изменения. Они так равномерно распределились по годам, что Боб диву давался и подумывал, что это было сделано специально для того, чтобы он опомнился только как ему стукнет тридцатник. Взять, например, доктора Планктона. Боб встречался с ним редко, но качественно. Тот был учёным, но вместо того чтобы работать научным сотрудником в какой-нибудь современной лаборатории, он конструировал неизвестные Бобу изобретения дома, и, судя по всему, вполне удачно сбывал их на чёрном рынке. Кажется, он учился с Крабсом в одном классе и именно с тех пор они друг друга недолюбливали, но Боб не знал наверняка. Планктон любил повторять, что «это немыслимо, когда толстосумы, продающие омерзительные объедки, живут лучше, чем гениальные умы». Боб на такие заявления отвечал многозначительным молчанием. Вообще Планктону были не чужды приступы злобы, но Боб прекрасно понимал, что человеком тот был непонятым и одиноким, и, что ещё хуже, крайне невезучим. Однажды доктор принялся конструировать нечто, связанное с радиоактивными веществами. Как и во все прошлые разы, Боб не знал, в чём была суть изобретения, и однажды поймал себя на мысли, что не хочет этого знать. Что-то пошло не так. Вскоре радиационный фон даже в соседнем квартале стал превышать норму и доктором заинтересовались власти. Его приговорили к нескольким годам тюрьмы за загрязнение окружающей среды в ходе работы с радиоактивными веществами и добавили ещё несколько лет за работу без лицензии. Во время их последнего разговора перед заключением, Планктон сказал ему: «Знаешь, Бобби, мне кажется, у меня внутри всё сожжено». Через несколько месяцев он умер в тюремной камере. Боб часто думал, кого мир потерял тогда: великого учёного, чьё изобретение изменило бы мир, или преступного гения, кто мог бы этот самый мир уничтожить? Размышлять об этом было бессмысленно. И больно. Хотя, вполне возможно, доктор устроил это всё специально. В последние годы у него в голове окончательно поселилась кукушка: он мог часами разговаривать с самим собой во время работы над очередным изобретением, а некую компьютерную программу он и вовсе называл своей женой. У Планктона были суицидальные наклонности и, может быть, он просто выбрал такой путь уйти из жизни. Боб не без содрогания вспоминал, как тот пытался покончить с собой, бросившись под автобус. Теперь, по прошествии нескольких лет, Боб понял доктора. У него самого внутри было всё сожжено. И дело было вовсе не в радиации. Боб переоделся и вышел на улицу. Он решил не брать велосипед и пройтись до дома шефа пешком, тем более, когда был такой прекрасный вечер. Закат окрасил небо в оранжевые и розовые оттенки, и оно отражалось в лужах на дороге как в зеркалах. Боб с удовольствием вобрал в себя свежий воздух. Он шёл совсем один и наслаждался этим, слушая пение редких птиц и любуясь небесами. Дорога шла прямо, ему не нужно было никуда сворачивать. Он уже видел дом начальника, каменный и с красной крышей, осталось только пройти несколько метров… как вдруг вдалеке он увидел дом Сенди. Тот стоял на возвышенности. Казалось, он целиком состоял из стекла и оттого отражал лучи заходящего солнца, словно гигантский кристалл, поднявшийся из-под земли. Боб давно не был у шефа дома и ещё дольше не был у Сенди, ведь прошел почти год, как она выставила своё жильё на продажу и уехала с мужем на свою малую родину, Техас. Когда-то Сенди с Бобом были близкими друзьями. Она была учёным, но совсем другого толка, нежели Планктон, и футуристичный дизайн её жилища ненавязчиво давал понять окружающим, чем по жизни занимается его хозяйка. Она учила Боба каратэ и он вроде как добился неплохих успехов в этом, пока не случилась одна неприятная история. В тот день они тренировались несколько часов подряд, пока, разгорячённые и уставшие, не услышали гневный окрик. — Кто ты такой и что тут забыл? — кричал на Боба Ларри, который переехал жить к Сенди. — Ларри, пожалуйста, Боб просто мой друг, — пыталась вмешаться она. — Просто друг? Ты меня за дурака держишь? — злобно огрызнулся на неё Ларри. Боб сдержал усмешку. По сравнению с Сенди её парень был полным идиотом, который за свою жизнь и книги-то не прочёл, а занимался лишь развитием мускулатуры. Иногда Боб удивлялся, что она в нём нашла, но не задавал вопросов, ведь это было не его дело. — Решил к моей девушке подкатить? — рычал на него Ларри, удерживая за грудки. Он был выше Боба на целую голову и прижал к стене так, что тот не доставал ногами до земли и молча висел, спокойно глядя атлету в глаза. — Да не интересуется Боб женщинами! — не выдержав, выкрикнула Сенди. Наступила неловкая тишина. Гримаса ярости медленно стекла с лица Ларри, как растаявший воск с догорающей свечи, он аккуратно поставил Боба на ноги и отошёл, недоумевающе смотря то на свою девушку, то на него. Боб, попрощавшись с Сенди, ушёл домой. По странной иронии, то было последнее их занятие по каратэ. А через месяц Сенди и Ларри поженились. Ещё через месяц выставили дом на продажу и уехали. В предпоследний день, Сенди пригласила его на чай с ореховым тортом, где они и попрощались без лишних слёз. И вот теперь Боб стоял и смотрел, как лучи заходящего солнца золотят стеклянный дом и гигантский дуб, стоящий рядом. Природа соседствовала с наукой, сила с умом, и сочетание это как нельзя лучше описывало саму Сенди, её сущность. Мысль о том, что теперь её прежнее жилище займёт кто-то менее достойный, вызывала отвращение. Солнце село. На Бикини Боттом опустились сумерки. Боб помотал головой, чтобы согнать пелену задумчивости, подошёл к двери начальника и постучал. — Открыто! — донеслось из дома. Войдя внутрь, Боб закрыл за собою дверь и гостевая комната тут же погрузилась в темноту. Мистер Крабс уже сидел за столом, который освещали лишь две свечи, стоящие рядом. Боб подошёл ближе и увидел, что шеф действительно готовился к его приходу — на столе были расставлены несколько салатов, бутылка вина, и два стейка, уже разложенные по тарелкам. — Здравствуйте, мистер Крабс. — Садись, Бобби, — отозвался Крабс. — Надеюсь, ты любишь азиатские салаты. Боб издал нервный смешок и сел. Плохое предчувствие вернулось к нему с новой силой. — Вы прекрасно выглядите сегодня, мистер Крабс, — заметил Боб. — Боб, — миролюбиво сказал Крабс. — Оставь эти формальности для работы. — Хорошо, Юджин, — ответил Боб, игриво протянув последнее слово. — Стейки сам делал, — зачем-то сказал Крабс и взял в руку бутылку. — Вино вот, тоже угощайся. Боб задержал взгляд на струе тёмно-красной жидкости, наполняющей его бокал, и вдруг его осенило. Он тревожно скосил глаза на стол и всё стало на свои места. Судя по всему, Крабс заказал салаты в ресторане, но будто того было мало, он ещё и купил недешёвого вина, только для того чтобы потчевать своего гостя. Ситуация казалась абсурдной. По сути своей, она и была таковой. Если бы ещё вчера Бобу сказали, что его шеф устроит ему ужин, да ещё и с едой не из их родного Красти Краба, он рассмеялся бы этому человеку в лицо. Но вот он здесь. Всё было бессмысленным, всё было неправильным. Юджин Гарольд Крабс, который готов был продать душу Боба за шестьдесят восемь центов, теперь поит его дорогим алкоголем. Какая-то неприятная мысль стала отдавать болью в мозгу Боба, всплывающая и тут же скрывающаяся из вида, словно хищная рыба в потоках холодной речной воды. Он не мог уловить её и вместо этого просто смотрел на начальника, чьи глаза искрились приглушённой доброжелательностью. — Ну же, Бобби, не стесняйся! Когда мы ещё с тобой так сядем, посидим… — запричитал Крабс Боб бездумно гонял горошины по тарелке — есть ему совсем не хотелось. Он пристально разглядывал своё отражение в бокале и на ум ему пришли мысли о его лучшем друге, Патрике Старе. Патрик был хорошим парнем, но слишком уж безрассудным и, что называется, без царя в голове. Он, конечно, уверял Боба в том, что они лучшие друзья, но Патрик был достаточно ветреным и общался в принципе с тем, с кем ему приспичило, наверное, это его и погубило. Когда в жизни его появился мелкий наркоторговец Флэц, Боб и Сенди хотели предостеречь своего друга-толстяка, ай да не успели. Боб помнил то утро досконально. Он зашёл к Патрику за какой-то мелочью и сдавленно вскрикнул, когда увидел его бледный труп на полу, с высунутым языком и широко распахнутыми глазами. Он помнил, как всё вокруг было завалено шприцами и каким-то мусором, как он упал на колени, прикрыв рот руками, и что-то хрустнуло под его ногой. Потом последовал звонок в скорую помощь, скромные похороны за деньги мистера и миссис Стар и Боба, который искренне скорбел по ушедшему навсегда другу, и даже что-то вроде поминок в Красти Крабе, когда все посетители ушли. Это было личной просьбой Боба и мистер Крабс легко на это согласился. На похороны приехала даже большая сестра Сэм и плакала, хотя раньше Боб не был уверен, что хоть что-нибудь на свете может пробить на слезу эту гигантшу. Из раздумий его вынул голос мистера Крабса: — Мальчик мой, мне нужно тебе что-то сказать. Боб поднял взгляд на начальника и перестал водить вилкой по тарелке. Когда мистер Крабс называл его «мальчик мой», обычно ничем хорошим это не заканчивалось — так он сообщал своему сотруднику о задержке зарплаты или о том, что Красти Краб собирается навестить серьёзный ресторанный критик. Боб почувствовал лёгкое волнение, но по взгляду босса не мог понять, что случилось. — Бобби, ты никогда не думал о том, что звёзды — это бездонные дыры, которые появляются каждую ночь, чтобы высосать из тебя жизнь? Боб удивлённо нахмурился. — Мистер Крабс, — сказал он после недолгого молчания, — Вы позвали меня, чтобы загадать загадку? Свет от свечи неровными порывами падал на окружающие предметы и лицо мистера Крабса. Тени подплясывали, будто не могли устоять на месте. Крабс медленно покачал головой и проговорил: — Да, ты прав, Боб. Ты прав. Я скажу тебе всё, как есть. Мне осталось жить полгода. У меня неоперабельный рак лёгких. Боб приоткрыл рот и выронил вилку из рук. Она звонко ударилась о тарелку, но после этого лишь тиканье настенных часов просекало тяжёлое и мучительное молчание. Юджин Крабс смотрел на своего любовника пустым масляным взглядом и молчал. — О мистер Крабс… — выдавил из себя Боб. — Мистер Крабс, мне так жаль, о Посейдон, о Нептун, почему… почему так.? — Бобби, успокойся, — наконец выдохнул Крабс. — Как давно? — смотря куда-то далеко, проговорил Боб, — Как давно вам это известно? Неужели уже ничего нельзя сделать? — Нет, — бесцветным голосом ответил Юджин. Боб почувствовал, что у него ослабели руки. Липкий холодок пополз по его спине и трудно было дышать, будто воздух стал ядовит, как ртуть. Слова Юджина снова прозвучали у него в голове. Они ранили. Ох, они ранили просто ужасно. Мистер Крабс был спокоен и невозмутим, как ледник, и на его фоне боль Боба казалась ещё сильнее. Боб откинулся на спинку стула и стал изучать какую-то точку на скатерти, рвано и отрывисто дыша. К горлу подступила горечь, а сердце будто проморозилось насквозь. Предчувствие оправдалось. В грудной клетке трепыхалась птица боли, сковывая и без того слабое дыхание. — Чёрт возьми, как же так… — смог лишь прошептать Боб. Крабс встал из-за стола и протянул руки вперёд, приглашая в объятия. Боб прижался к шефу и сомкнул пальцы за его спиной. Хотелось стоять так целую вечность, не чувствуя боли и сожаления, и просто слушать дыхание друг друга. — Эти десять лет пронеслись так стремительно, — сказал Крабс. — На Земле всё стремительно, — протянул Боб. Минуты медленно текли, пока на столе догорали свечи и две души проживали положенное им время земного пути. Вскоре Боб почувствовал, как начальник настойчиво целует его в висок. Он подставил ему шею и закрыл глаза, ощущая вереницу грубых поцелуев, от которых наверняка останется пара засосов. Затем он положил ладони на щёки Крабса и жадно впился в его губы, будто бы это была их последняя встреча. Мистер Крабс стал пятиться в сторону спальни, параллельно раздеваясь и бросая одежду прямо на пол. Боб последовал его примеру и так они, не отрываясь друг от друга, достигли постели, оставив за собой дорожку из вещей. Боб улёгся на кровать и глядел на то, как начальник включил лампу и достал из прикроватной тумбочки пачку с таблетками. Взяв одну, он проглотил её, не запивая, но, подумав секунду, съел и вторую. — О, а это не опасно? — поинтересовался Боб. — Я уже не мальчик, Бобби. И потом, хуже уже не будет, — ответил Крабс и лег рядом. Боб закинул на него одну ногу и они принялись целоваться, ожидая действия таблеток. Когда Крабс был уже готов, он смазал промежность любовника, свой стержень, и без труда вошёл сразу на всю длину. Дырочка Боба прочувствовала на своём веку всякое, но после фистинга ей было ничего не страшно. Боб лежал на спине и обхватил начальника ногами. Старая кровать жалобно заскрипела. Боб тут же подумал, дома ли дочь мистера Крабса, Перл, потому что её комната находилась в аккурат за стеной спальни. Если так, то её ждёт бессонная ночь, потому что ни его шеф, ни он сам, не собирались сдерживаться. Крабс двигался резко и ритмично, успевая целовать Боба в шею и губы. Тот в свою очередь впивался ногтями ему в спину, не от того что был на пике блаженства, а скорее от желания быть ближе. Юджин Крабс был не молод и поросль волос на груди уже была полностью седой, но как, чёрт возьми, Боба возбуждал этот крепкий, сильный, зрелый мужик. По какой-то причине именно сегодня, когда Крабс открыл ему страшную тайну, Боб вспомнил всех своих друзей. Это было похоже на жестокую шутку, словно судьба сказала ему: «Так жаль, что все твои близкие покинули тебя, заберу-ка я ещё одного». И вот теперь он лежал, едва чувствовал Крабса в себе и смотрел будто сквозь потолок, на звёзды, зная, что их тоже ждут холодные объятия смерти, ведь звёзды, как и люди, умирают по-разному. Вскоре он останется совсем один. Что заставляет людей чувствовать себя одинокими? Банальный страх общения или судьба, в которой больше не будет места новым друзьям? А может быть всё и сразу? Раньше Боб мог подружиться с любым человеком. Просто поздороваться, кинуть несколько ничего не значащих фраз, пару-тройку ласковых слов и вот у него уже был тот, с кем можно здороваться каждое утро. Однажды один из его многочисленных знакомых сказал, что он, Боб, олицетворение солнца, и всем, кто находятся рядом с ним, хорошо и спокойно. Тот парень был романтиком до мозга костей и вся его речь была буквально усыпана разношёрстными метафорами, но именно его слова помогли Бобу осознать в себе ту самую жилку, эдакую харизму, которую раньше он воспринимал как должное. Но теперь он был одинок. С его старыми друзьями его разделила смерть или тысячи километров до Техаса, а новых он заводить не торопился. Не потому что он потерял свою жилку, о нет. Всё было страшнее и прозаичнее. Он просто не хотел. В нём больше не было столько энергии, столько искренности, чтобы жить также, как и десять лет назад. Он изменился, и не сказать что в худшую сторону. Он просто стал стабильнее и спокойнее, отныне его трудно было чем-то удивить. Работа в Красти Крабе всё ещё приносила удовольствие, но воспринималась уже без восторга. Вспомнив о работе, Бобу взглянул на своего начальника и тут же заметил, что тот уже минуту как не двигается и сосредоточенно всматривается в его лишённое эмоций лицо. — Да ну нахрен, — буркнул Крабс и перекатился на другую сторону кровати. — Что? Что случилось-то? — испуганно спросил Боб. — Ты как кукла. Ты не со мной, а хрен знает где, — отозвался Крабс. — Ну бывает, я задумался, — запричитал Боб. — Давай-ка позу наездника попробуем. Мистер Крабс лег на спину, а Боб забрался сверху и замер, насаживаясь. Он не любил эту позу, но ему было немного стыдно за недавнее равнодушие, так что стоило делать дело и не ныть. Руки Крабса легли на его задницу, а сам он глядел на Боба похотливым довольным взглядом. У таблеток было долгое действие. Боб скакал уже полчаса и заметно устал, а его шеф всё ещё был бодр и твёрд, когда, запыхаясь, произнёс: — Ладно, Бобби… Давай… Раком… Становись… Боб и сам был рад сменить положение. Он встал на четвереньки и, пока Крабс устраивался сзади, стал себя ласкать. Через пятнадцать минут он кончил, лёг лицом на подушку и глухо застонал. Ещё через какое-то время его начальник, с силой толкнувшись в последний раз, издал сдавленный рык и обессиленно упал рядом. Боб заметил, что Крабс действительно был плох — на его лице была не та приятная усталость после секса, а совсем другая, вызванная болью. Боб не мог почувствовать, кончил его начальник или нет, но сам склонялся ко второму варианту. На часах было четыре часа утра, за окном стало светлеть. Боб подвинулся к шефу поближе. — Можешь прийти на час позже, — заверил его мистер Крабс, — Отоспишься. — Я не хочу спать, — коротко ответил Боб, — Вообще. Мистер Крабс удовлетворённо хмыкнул и приобнял любовника за плечи. Боб положил голову на его грудь и стал смотреть куда-то далеко. — Что ты собираешься делать эти полгода, Юджин? — Бобу нравилось называть начальника по имени. — Составишь список всего, что хочешь сделать и выполнишь его? Мистер Крабс поцеловал Боба в висок. — Когда я продал Красти Краб Говарду Бленди, я выполнил всё, что хотел, за два часа, а ещё не было и полудня, — сказал он даже с какой-то усмешкой. Боб прислушался к тому, как стучит сердце Юджина. Он хотел, чтобы его шеф остался на этом свете ещё хотя бы на десять лет. Но он ничего не мог сделать. Осознавать это было невыносимо больно. — Ты уже думал, что делать с Красти Краб? — спросил Боб, будто ничего не произошло, будто всё было хорошо и спокойно. Видимо, секс заставил его на время оставить мрачные мысли. — Если честно, ещё нет, — ответил мистер Крабс. Боб был удивлён это слышать. Ресторан был целиком и полностью заслугой его начальника, а тот вспомнил о нём, только когда Боб спросил. — Его нельзя продавать, — сказал Боб, — Это не просто ресторан, это нечто большее. — Не без твоего участия, Бобби, — миролюбиво ответил Юджин, — В таком вопросе я полагаюсь на тебя. Боб слегка улыбнулся и устроился поудобнее, уткнувшись носом начальнику в шею. — Ты ведь поможешь Перл вести бизнес? Лицо Боба вытянулось. Он медленно поднялся и уставился на начальника непонимающим взглядом. Немая сцена продолжалась минуту, пока Боб не пробормотал неуверенное: — В-в смысле? — В смысле ты расскажешь Перл как следует вести бизнес, о подводных камнях и прочем. Думаю, она будет взволнована первое время, но затем вы поладите и будете одной командой. Понимаешь меня? Глаза Боба заслезились от счастья. — О, Юджин, я знал, что этот день настанет. Я так тебе благодарен! Мысль о том, что он будет владеть Красти Крабом, пусть и на пару с Перл, грела Бобу душу. Он не мог сдержать широкой улыбки, глядя на то, как сбывается его мечта. Тем холоднее были слова мистера Крабса, прозвучавшие, как гром среди ясного неба: — За что? Улыбка медленно сползла с лица Боба. Он посмотрел своему начальнику в глаза, но не увидел там ничего, кроме лёгкого недоумения. Боб замялся. — Ну как же… Ты ведь имел в виду, что я буду владеть рестораном вместе с Перл и помогу ей советом на первых порах, — пробормотал он и продолжил уже веселее. — Я знал, что ты передашь мне Красти Краб! Я был уверен, что ты оценишь мой труд, спасибо, Юджин, ты лучший. Взгляд Крабса стал непроницаемым. — Нет. Боб замер. — Что… нет? — неуверенно уточнил он. — Не знаю, что ты там себе навыдумывал, но Перл будет владеть Красти Крабом единолично, — на выдохе проговорил Крабс и сделал ударение на последнем слове. — Но если ты попросишь, Перл позволит тебе работать в Красти Крабе и дальше. Боб продолжал тупо смотреть на шефа. Сказанные слова просто повисли между ними, неумолимо и методично разрывая сердце Боба на части. Разум его с трудом пытался осознать, что он потратил десять лет своей жизни зря. Боб медленно повернул голову и стал глядеть расфокусированными глазами куда-то сквозь стену. — Перл мне позволит, — едва слышно произнёс он. — Перл. Мне. Позволит. А затем Боб рассмеялся. И смеялся куда дольше. Его бока сводили спазмы, но он не мог никак остановиться. Он окончательно понял всю трагедию своей жизни. Лишь утерев навернувшуюся слезинку тыльной стороной ладони, он стрельнул взглядом в сторону Крабса, будто ожидая соль шутки. — Ладно, Крабс, пошутили и хватит. Как ты сам мне сказал, ты ещё не обдумывал этот вопрос, вот и поразмышляй над ним как следует. Хотя кое-что ты можешь прояснить для себя прямо сейчас. Не волнуйся, я тебе помогу. Начнём с простого: что, чёрт возьми, я получу за десять лет своего честного труда?! Крабс устроился поудобнее и мутно посмотрел на него. Он казался уставшим и даже каким-то смирившимся. Боб почувствовал отвращение к его невозмутимости. — Как я понимаю, ты хочешь получить Красти Краб. Но он тебе не достанется. — Почему же? — сощурился Боб. — Потому что я так решил. Боб, ожидавший долгих разъяснений и перечисления причин, удивлённо заморгал и отклонился. Затем он молча встал и стал надевать свои вещи, лежавшие в пределах спальни, как вдруг повернулся лицом к шефу. — Ах ну конечно! — протянул он и театральным жестом развёл руки. — Как я мог подумать, что получу твоё признание, после того как работал на тебя десять лет как проклятый! — Как и Сквидвард. — Бред собачий! — сорвался Боб. — Сквидвард со мною даже рядом не валялся! Я работал в тысячу раз лучше него и за это ты должен… — Заткни свою пасть! — закричал Крабс так, что Боб отшатнулся назад. — Запомни одну простую вещь: я НИЧЕГО тебе не должен. Красти Краб — это моя собственность. Я могу продать его, закрыть, сжечь. Не важно. Важно то, что я, и ТОЛЬКО я буду решать, что с ним делать. Я передам его Перл и это не обсуждается. В любом случае, я плевать хотел, на что ты там рассчитывал и что ты там о себе думаешь! Закончив говорить, мистер Крабс возвёл между собой и Бобом высокую стену молчания. В спальне повеяло холодом. Боб смотрел на начальника неподвижным, тяжёлым взглядом. Прошла минута прежде чем он закрыл глаза, сделал глубокий вдох через нос и осторожно, взвешенно выдохнул. Ничего не говоря, он вышел из комнаты, попутно собирая свою одежду с пола. В гостиной он оделся. Боб взял бокал с вином и выпил, надеясь, что оно избавит его от подступившей к горлу едкой тошноты. Не помогло. Входная дверь открылась и Боб увидел Перл. Она была пьяна и пошатывалась, видимо, вернулась с тусовки. Боб почувствовал к ней отвращение, которое всё же не могло сравниться с его презрением в адрес её отца. Обогнув её он вышел из дома и поклялся себе больше никогда сюда не возвращаться. На горизонте едва-едва дребезжал рассвет и Боб вдохнул в себя свежий утренний воздух, который, как ему казалось, отдавал гнильцой. Рваные когтистые облака торопливо плыли по небу и подозрительно напоминали осколки разбившийся мечты. Боб шёл по обочине, сунув руки в карманы. У него внутри всё сгорело без остатка. Его работа, его островок стабильности, теперь канул в Лету и больше не представлял собой никакой ценности. Несмотря на то, что ещё пятнадцать минут назад Боб был готов рвать и метать, сейчас ему было до странного спокойно на душе, если считать за спокойствие чувство пустоты и выпотрошенности. На задворках сознания лениво проползла мысль, что регулярному сексу без обязательств тоже наступил конец, но она будила чувств не больше, чем меню на завтрак. На сей раз тишина и одиночество, сопровождавшие Боба весь его путь до дома, действовали на его усталую израненную душу как лечебный бальзам. Зайдя домой и поднявшись на второй этаж, он рухнул на кровать и заснул тяжёлым сном без сновидений.

***

Через месяц мистер Крабс с дочерью уехал в путешествие. На время своего отсутствия он предложил Бобу управлять Красти Крабом, чтобы тот принёс дополнительную прибыль, но Боб категорически отказался. Сквидвард тоже не горел желанием работать, впочем, как и всегда, и Крабсу пришлось лишь смириться с этим, ведь больше у него не было рычагов давления на своих сотрудников — увольнять старых и искать новых не выход, когда ты одной ногой в могиле. Так у Боба начался незапланированный неоплачиваемый отпуск, к которому он отнёсся без особой радости, как и ко всему остальному в своей жизни. После той ночи он выполнял свои обязанности повара монотонно и чопорно, словно робот, и никогда не оставался на работе даже больше минуты положенного. Выдавшиеся выходные он проводил бездеятельно, чаще всего лёжа на диване и поплёвывая в потолок в компании бутылки коньяка. Боб никому не признавался, что начал пить, не то что бы это было кому-то интересно. Кот Гэри сначала суетился возле хозяина, будто стараясь остановить его, но вскоре оставил это дело и просто спал в его ногах. Однажды в один из вечеров Боб наконец прикончил всё пиво, находившиеся в холодильнике, и ему оставалось либо лечь спать и мучиться от вертолётика, либо пойти в магазин за выпивкой, но идти в такой час означало признать, что жизнь его окончательно скатилась в говно. Был ещё один вариант, достаточно экзотичный: сходить к Сквидварду за бутылкой виски, которую тому Боб подарил на юбилей. Боб великолепно знал, что Сквидвард к ней даже не притронулся, в пример другим подаркам от своего соседа, так что небрежно накинул на плечи куртку и вышел из дома прямо в ночную уличную темень. Слегка пошатываясь, он перешёл дорогу, не боясь, что его собьют, — проезжающие машины в его родном пригороде были редкостью, — и постучал в дверь соседа. Ему открыли. Боб прищурился от хлынувшего в глаза света и сквозь навернувшиеся слёзы разглядел силуэт Сквидварда. Его коллега пренебрежительно искривил рот, когда Боб схватил его за рукав халата и прижался макушкой к дверному косяку. — Сквидвард, дружище… Ик! Помнишь, я дарил тебе бутылочку виски? Через час они уже распивали виски со льдом. Боб осматривал жилище соседа и обрывки воспоминаний тех разов, что он тут бывал, объединялись с новыми впечатлениями и складывались в один образ. Квартира его коллеги выглядела чересчур идеально и пестрела приглушёнными красками, будто была родом из каких-нибудь журналов о доме и интерьере, и не факт, что Сквидвард не черпал из них вдохновение. И тут и там красовались автопортреты различной степени паршивости и в целом к любому визитёру приходило понимание, что это дом непризнанного творца, чья любовь к самому себе достигала невиданных высот. — И каково это? — спросил Сквидвард. Боб остановил блуждающий взгляд на нём. Внешность Сквидварда совершенно не сочеталась ни с его творческими замашками, ни с общим стилем его вылизанной и вычищенной квартиры: сосед Боба скорее напоминал сексуального маньяка, с его большим носом, колючими глазами и лысиной, блестящей в скупом свете кухонной лампы. Он нравился Бобу на каком-то духовном уровне, но о том, чтобы сблизиться с ним не могло быть и речи. — Каково что? — не понял Боб. — Каково тебе жить без любимого Красти Краба? — уточнил Сквидвард. — Тебя колышет? — бросил Боб и отпил светло-бурую жидкость из стакана. Сквидвард никогда не общался с ним даже на самые тривиальные темы, так что такая заинтересованность соседа настораживала. — Раньше ты бы ночевал в этой забегаловке в отсутствие Крабса, лишь бы поработать побольше, ещё и меня бы с собой прихватил. А теперь сидишь здесь и закладываешь. Поэтому я и удивлён. Уверен, что Крабсу это не понравится. — А мне плевать, что он обо мне думает, — Боб небрежно дёрнул плечом и отвернулся. — Всё равно ему недолго осталось. Он замер и широко распахнул глаза. Он не хотел никому говорить о ситуации с Крабсом, но алкоголь развязал ему язык. Посмотрев на Сквидварда, он уловил, как плавно и медленно его густые брови поползли вверх. — О. — после недолгого молчания произнёс Сквидвард. Выражение его лица сменилось с удивлённого на мрачное, колючие валики бровей рухнули на глаза. — И как.? — Рак. Полгода, — быстро проговорил Боб. — Ясно. Боб опустил голову и стал смотреть на кубик льда, плескающийся в виски. Он преподнёс стакан к губам. — Как я понял, Красти Краб тебе не достанется. — Нет, — ответил Боб и запрокинул голову, чтобы выпить. — Обидно, наверное, что твой любовник ничего тебе не оставил, да? — голос Сквидварда был полон злых и надменных ноток. Боб чуть не поперхнулся. Он поморщился от этих слов как от удара. Он подозревал, что Сквидвард обо всём догадывается, но в глубине души надеялся, что нет. Боб не мог понять, почему это его так подкосило, но решил не показывать соседу своего смущения и, отпив, непринуждённо ответил: — Это его имущество и он может делать с ним что захочет. — Ну тогда и нахрена это всё было? Все эти десять лет ты работал как раб на галерах, не пропустил ни одного дня и чуть ли не вылизывал эту крабовую дыру до блеска, и ради чего? Чтобы скряга Крабс отдал всё этой жирной шлюхе? Боб задумался. В каком-то смысле слова Сквидварда повторяли его собственные мысли, которые он не раз обдумывал в периоды особо лютой ненависти к себе. Наверное, именно поэтому у него был готов ответ: — Эта работа приносила мне удовольствие. Все десять лет. Я вкладывал в неё энергию и энергия возвращалась ко мне. Я не считаю, что всё прошло впустую. И, опять же, Крабс мне ничего не должен. — Если ты отбросишь эту эзотерику, то увидишь, что остался у разбитого корыта с голой задницей. Боб начинал злиться — странное внимание Сквидварда к его персоне выглядело странно и неуместно, а алкоголь распалял эмоции. — Не делай вид, что тебе интересна моя жизнь, — сухо сказал Боб. Между ними затянулось молчание. Боб вдруг заметил, что Сквидвард не выпил ни капли виски и даже не притронулся к своему стакану. Вместо этого коллега врезался в Боба взглядом серьёзным и сосредоточенным. — Вместо того, чтобы тратить свою жизнь в вонючей закусочной, ты мог бы хоть мужика себе нормального найти, или с кем ты там водишься. — Как и ты, — с недоброй улыбкой парировал Боб и, увидев как замялся Сквидвард, записал на свой счёт маленькую победу. — Я посвятил себя искусству. — Да неужели? Искусством ты называешь эту мазню на бумаге? — Боб указал рукой на автопортреты. — Или превращение воздуха в хрипы умирающего с помощью кларнета? Или переработка мрамора в бесформенное нечто? Не смеши меня. Будь ты хоть чуточку талантлив, ты бы уже выступал на сцене или имел свою выставку или ещё хрен знает что. Но у тебя ничего нет. Во всяком случае, я о Сквидварде Тентикалсе ничего не слышал. Потому что он бездарность. Хочешь знать, почему? В трезвом состоянии Боб и не подумал бы так распаляться, он уважал своего соседа и вовсе не считал его бездарностью. Но от крепкого напитка в голове у него был туман, сквозь который отсвечивали только два чувства: обида на соседа и злоба. Поняв, что Сквидвард ничего ему не ответит, Боб ответил на свой вопрос сам: — Потому что он занимается всем подряд и ничем нормально. Ну то есть ты. То есть он это ты. Тьфу! Ты понял, короче. Язык Боба заплетался всё сильнее, а Сквидвард по-прежнему молчал. Выражение его лица было совершенно непроницаемым и Боб никак не мог понять, задели ли его слова соседа или нет. Легче было узнать мысли горы. — А я вот делал своё дело, делал его хорошо, и теперь пожинаю плоды. У меня есть опыт, репутация… Помнишь того критика, Джина Скаллопа? Вот благодаря нему я уже давно на слуху. Кстати, меня пару раз приглашали в Нью Келп… — И в этом смысл твоей жизни? Всё, на что ты способен? Мыть полы и жарить котлеты? — Смысл моей жизни не в этом. Смысл любой жизни, если на то пошло. — И в чём же смысл? Боб замолчал и назидательно поднял один палец вверх. Тишина длилась минуту, пока Сквидвард не сказал: — Что это значит? — А то, — проговорил Боб, опустив руку. — Я не могу тебе сказать, в чём смысл жизни, потому что его нет. Поэтому и промолчал. — Смысла жизни нет? А оставить после себя след в истории — это не смысл? — История человечества по сравнению с историей вселенной всё равно что вошь рядом с квазаром. Каким бы ты ни был великим в глазах людей, твоя жизнь — миг для бескрайнего космоса. Просто представь себе — ты умрёшь, а всё останется по-прежнему. Планета разрушится, а галактике будет всё равно. Взорвётся Солнце, а Вселенная даже не заметит этого! — Неужели будет лишним, чтобы тебя помнили после смерти, чтобы ты жил в сердцах людей благодаря своим произведениям искусства, не цель ли это? Боб пожал плечами. — Мёртвому всё равно, что о нём говорят. Его уже никто, ничем, нигде не держит. Сквидвард поморщился, будто укусил что-то очень кислое. — Как легко ты об этом говоришь. Знаешь, Квадратные Штаны, я думаю что смерть — это не отдых после работы. Это холодная чёрная бездна, которой нет конца и нет края, где душа умершего обречена влачить своё существование до скончания времён. После этих слов последовала тишина. Боб выгнул бровь и посмотрел на Сквидварда. Тот варился в своих мыслях и смог вырваться из оцепенения лишь через несколько секунд, поймав на себе взгляд Боба. — Забудь, — выдохнул он. — Просто забудь. Между ними снова воцарилось молчание. Смысл слов коллеги всё-таки добрался сквозь туман опьянения до Боба и тот поник, тяжело сгорбив плечи. Все эти размышления про смерть по-настоящему опечалили его и затронули самые потаенные струны его души. По щеке Боба скатилась скупая слеза. — Мы не знаем, — медленно заговорил он. — Что будет после смерти. Знаем лишь, что нам от неё не спастись. Так стоит ли волноваться об этом? Наш век и так недолог, чтобы мучить самих себя такими мыслями. Сквидвард помрачнел лицом. — А чем ещё заниматься? Ты ведь сам сказал, что все наши дела земные бессмысленны, что никакой цели в нашей жизни нет. — Нуу, я имел в виду глобальный смысл… А так даже лучше, что его нет! Мы сами решаем, чем наполнить свою жизнь. — И чем её заполняешь ты? — спросил Сквидвард, сверкнув глазами. — Работой. Сексом. Друзьями, — ответил Боб и тут же подумал: «Правда, ничего из этого у меня уже нет». — Неплохо. Взгляд Боба упал на руку Сквидварда, лежащую на столе. В полутьме кухни его кожа казалась почти что серой. — Сквидвард, — несмело начал он. — Ты никогда не думал… Ну знаешь… Что между нами может что-то получится? Боб провёл пальцами по ладони Сквидварда и поднял на него взгляд. — Мы знаем друг уже много лет и я подумал… Что почему бы нам не побыть вместе? А? Просто возьмём и рванём куда-нибудь, да хоть завтра! Да, смерть может быть и безлика, но жизнь полна возможностей и новых впечатлений, и потом… Сквидвард легонько сжал в руке пальцы соседа, заставив того замолчать. Брови его были нахмурены и сам он смотрел куда-то в пол, словно подбирая слова. — Нет, — сказал он наконец. — Нет, уже слишком поздно. — Как хочешь, — произнёс Боб. — Просто ты меня знаешь, я не буду грузить обязательствами, любовью и прочей хренотенью. Это не в моём стиле. Сквидвард скрестил руки на груди и оскалился, взгляд его стал надменным и холодным. — А что в твоём стиле? Быть давалкой? Боб моргнул. — Что? — Я неправильно говорю что-то? Ты же был снизу всю дорогу. Хорошо, что ты меня не догадался поцеловать, а то мало ли сколько у тебя во рту было членов… Раздался звонкий шлепок. Сквидвард стал потирать ударенную щёку и обнажил верхние зубы. — Ладно-ладно, — даже как-то примирительно сказал он. — Я уверен, что у тебя во рту было не слишком много членов. Ещё одна пощёчина. Теперь обе щеки Сквидварда покраснели, добавляя его нездорово-бледной коже хоть какого-то цвета. Боб смотрел на него яростным взглядом. К его лицу прилила кровь, и трудно было сказать, от алкоголя или от злобы, но он встал со стула и принял агрессивную позу. — А ты не охренел меня осуждать?! — воскликнул он. — С чего вообще тебе так стало резко интересно что я пью, с кем я сплю. А не пошёл бы ты на…! — Да, ты прав. С чего бы я вообще стал интересоваться таким ничтожеством, как ты. — Это всё ещё делает меня лучше тебя раза в два! Посмотри на себя! Бездарный музикантишко, возомнивший себя творческой личностью! Неудивительно, что ты так рассуждаешь про смысл жизни и след в истории, потому что ты его не оставишь! Не то что в мировой истории, тебя даже из близких никто не вспомнит. Да я по сравнению с тобой вообще не знаю кто! Всё это время у меня была любимая работа, регулярный вкусный секс, у меня была Сенди, был Патрик и даже Планктон! У меня хотя бы были друзья! Пока Боб пытался отдышаться, Сквидвард посмотрел на него насмешливым взглядом и гаденько улыбнулся. Он произнёс единственное слово, которое впилось в сердце Боба, словно кинжал: — Были. По телу Боба растеклась слабость. Лицо его приняло страдальческое выражение, он упал на стул и тупо уставился на Сквидварда, который так и скалился, наблюдая за его страданиями. Он прекрасно знал о боли, принесенной его словами, но вскоре она перестала его веселить, уголки его рта опустились и Сквидвард вернулся к своему привычному состоянию — мрачному и недовольному. В уголках глаз Боба защипало и он почувствовал на щеках горячие слёзы. — Зачем это всё? — слабым голосом сказал он. — За что нам это? Мы могли бы жить как и все прочие животные: питаться, размножаться, быть свободными. Но вместо этого мы сами заключили себя в тюрьму, называемую обществом. Мы могли бы не страдать душой за умерших, мы бы не хандрили из-за надуманных причин, но Господь наделил нас разумом, сложным и хрупким, а это очень жестокая шутка. Был бы я какой-нибудь губкой морской без мозгов, горя бы не знал. Боб шмыгнул носом и смахнул слёзы. Сквидвард издал усталый стон. — Кончай ломать драму, идиот, — презрительно произнёс он. — Мозгов у тебя и так не очень много. Боб схватил стакан и с силой швырнул его на пол. Фонтан из осколков и виски несмело заблестел в свете лампы, которому было не сравниться с пламенем, пылающим в глазах Боба. — Как ты смеешь оскорблять меня?! Думаешь, я буду сидеть сложа руки и выслушивать твоё дерьмо? Такому не бывать! Сквидвард с тенью интереса наблюдал, как Боб схватил свою куртку и пытался продеть руки в рукава. — Все эти годы, я относился к тебе с уважением, — с силой проговаривая каждое слово, Боб вплотную подошёл к соседу. — Все эти годы я пытался стать твоим другом. А ты меня и за человека не считал. Ты вообще всех считаешь хуже себя и не замечаешь, насколько одинок и жалок. Ты несешь только боль. Вот твое предназначение. Но я не больше не обязан этого терпеть, — Боб подошёл к двери и открыл её, но перед тем как уйти, сказал. — Если ты хочешь сделать миру одолжение — сдохни! Хлопнув дверью, Боб устремился к себе домой, энергично размахивая руками. Ему заметно было трудно идти по прямой линии, но он всё-таки пришёл к своему крыльцу и ещё полчаса пытался вставить ключ замочную скважину. Даже в трезвом состоянии в такой темноте это было сделать непросто, а уж теперь это дело казалось совсем безнадёжным. Боб буквально чувствовал затылком, как Сквидвард наблюдает за ним со второго этажа, но не стал оборачиваться и вместо этого пытался сконцентрироваться на своих трясущихся руках. В конце-концов ему удалось зайти домой и первое, что он сделал — это побежал в ванную, чтобы проблевать. На следующее утро Сквидварда нашли повешенным. Он не оставил никакой записки. Боб стоял в дверях и, держа в руках стакан с шипучей таблеткой от головной боли, наблюдал за тем, как бездыханное тело его соседа погружают в карету скорой помощи. Утро выдалось на редкость пасмурным и холодным. Боб проводил взглядом машину, уезжающую за горизонт, в город, и запрокинул голову, глядя, как плывут по небу тяжёлые свинцовые облака. Он хотел умереть. Лишь бы не чувствовать той боли и сожаления, которые впились ему в кости, словно голодные нематоды. У него умер последний друг. И всем было всё равно. Где-то наверху умирали звёзды. И всем было всё равно. Порывы ледяного ветра заставили Боба зайти домой. Он выпил лекарство. Медленно переставляя ставшие непомерно тяжелыми ноги, он лег на диван, повернулся лицом к стене и заплакал. Мистер Крабс умер на пару месяцев раньше, чем рассчитывали врачи. На его похоронах присутствовали только родственники и Боб не знал даже, где его похоронили. Не то чтобы это было ему интересно. Вместо этого он часто навещал Сквидварда и даже установил ему памятник на свои сбережения. Это было меньшее, что он мог сделать. Он любил повторять себе, что не виноват в самоубийстве Сквидварда, ведь вряд ли его соседа довели бы до ручки несколько брошенных под мухой грубых слов. Скорее всего, его сломали одиночество, неудачи в творчестве и нелюбимая работа, выжимающая все соки. Теперь это не имело значения. Теперь ничего не имело значения. Когда Боб получил открытку от Сенди из Техаса, на его лице расцвела тёплая улыбка, чего не случалось уже очень давно. Как раз в такой день, в который он собирался на собеседование, должно было произойти что-то хорошее и оно произошло. Мысленно сделав зарубку написать Сенди ответ, Боб почесал за ухом замурчавшего Гэри и вышел из дома. Он сел на велосипед и поехал в сторону Нью Келпа, в сторону новой работы, новой жизни. Он подумывал продать свое жилье в Бикини Боттом и приобрести квартиру там, в Нью Келпе, ведь слишком много тяжёлых воспоминаний было связано с его родным городом. Он всё ещё будет помнить своих друзей. Он никогда их не забудет, до самой смерти. Потому что это и называется — вечная память. Но находиться здесь было слишком больно. Его друзья простили бы его. Боб был уверен в этом. По дороге в Нью Келп он проехал мимо Красти Краба, и дела у его некогда родного ресторана шли к закрытию. Перл не смогла справиться с бизнесом и нередко принимала очень спорные решения, которые в конце-концов разорили её. Проезжая мимо, Боб не сдержал узкой невесёлой улыбки. «Думаю, я могу немного позлорадствовать», — подумал он. В голове молнией проносились мысли о том, что бы он сделал на месте Перл, как бы он реанимировал Красти Крабс, какие бы новые блюда добавил, но эти планы были не более чем пустыми предположениями, которые покинули его, как только он проехал дальше, и оставили после себя лишь зыбкие воспоминания. Оглянувшись в последний раз, он наконец разглядел заготовленную табличку «Закрыто навсегда», но не испытал и толики сожаления. Это были не его проблемы. Вдалеке, сверкая окнами, ждал большой город и Бобу не терпелось окунуться в его жизнь. О да, отныне каждую минуту своего земного пути он проведёт в компании новых друзей, любимой работы, а может быть, и в серьезных отношениях. Всё будет именно так, Боб не сомневался. А иначе зачем ему жить? Ласковые лучи утреннего солнца светили ему в спину, свежий запах мокрого асфальта щекотал ему нос, ветер бил в лицо — Боб впервые за долгие месяцы почувствовал себя живым. У него было на редкость хорошее настроение, идеально подходящее для того, чтобы мчаться навстречу судьбе и узнать, кто он есть на самом деле. Он жив, он здоров и бодр, а значит, всё будет хорошо.