Моему Богу

Как хорошо ты помнишь тот день, когда стены Могильника выпустили тебя из своей паутины; когда Леопард отражался в рисунках на синих стенах и когда ты вернулся вместе с протезами, стесняясь этой Паучьей работы? Я помню его. Отчётливо. Даже слишком. Ведь я ждал тебя. Скучал. Да, несомненно я приставлен к тебе Лосем. Он привёл меня к скучающему мальчишке, которому я должен был стать другом. Я послушно сидел и будил тебя по утрам, умывал и причесывал. Слушал твои рассказы, почти не отвечая, ходил по пятам, как приклеенный. Просто мне казалось, что именно этого хочет от меня Лось. Но не он заполнил меня уютом и теплом. А ты, Кузнечик. Проник в моё сердце наивным характером и детской беспомощностью, от которых уже тогда веяло мудростью Сфинкса. « Серебристый, - говорил ты, - как волосы у Седого, как нити пауков, и рисунки мороза на стёклах.» Хоть именно я был приставлен к тебе, но хвостом моим стал ты. А после стал Богом. Ты наполнил меня собой и я с трепетом представлял как дотрагиваюсь до тебя своей зрячей ладонью. Чувствую быстрое биение сердца, ведь ты также взволнован. И мне настолько хорошо, что я боюсь спугнуть его, свое счастье. Но откуда мне было знать, что синие стены видели, как деля одну кровать на двоих, мокрой щекой к тебе прижимался Он? Ты забрал Его с собой из липкой паутины в наш с тобой мир. “Мы против них, они против нас. Разве ты ещё не понял?” Но я по-прежнему радовался твоему возвращению - все про себя и ничего на виду. « Чёрный, как спинки ласточек над Домом и как глаза у Ведьмы, - старался объяснить ты незрячему.» Помнишь, ты подсел ко мне тогда, в будущей спальне Чумных Дохляков и не знал как показать мне свою радость? Мне нет нужды её видеть. Я её чувствал. Чувствовал как под твоей рубашкой звонко стучит сердце, готовое вот-вот выпрыгнуть из груди, прямо мне на ладони. А чуть выше - Великая Сила, которую Седой увязал в нашейный мешочек. Помнишь, ты думал, что твой дом здесь? Где Волк и я будем ждать тебя и беспокоится, если ты задержишься надолго. Ты называл это « Райскими Гущами». Это придумал Он, неправда же? «Синий - это небо в ясную погоду, стены Могильника и озера глаз твоего Бога. - ты обучал меня цветам, как тебе и советовал Лось. Но ты кое в чем ошибся.» У нас была своя война. И нет, не из-за вожачества над стенами Дома, как, наверное думали все. Тогда мы не поделили одно маленькое прыгучее насекомое, с глазами свежей травы, что я никогда не увижу. « - Спортсмен как-то странно на нас глядит. - сказал ты мне, смущаясь своих протезов. - Пусть лучше глядит за своими. - Почему? - Потому что Волк хитрее него.» Губы его дрожали от смеха, а взгляд был серьезен. Он был таким для тебя. Улыбающийся, и готовым драться насмерть за тебя, лишь бы в твоей жизни было место для него. Лишь бы ты его помнил. Волк - хищник упрямый, безжалостный и выбирающий себе цель лишь однажды. Его целью был ты. Он знал, что уже есть тот, кто также волнуется за тебя и ждёт, срывая со стен кусочки штукатурки. Его это дико раздражало. Его раздражало ощущать чувство собственной беспомощности. Ты поместил в одну клетку Волка и Оборотня. В клетку, в которой должен остаться лишь один. Клетку, носившую кличку мальчишки, что стал светочем Дома. Потом я старался забыться. Забыть тебя, Кузнечик. Я даже пытался влюбится, но как у меня могло это получится, если во мне по-прежнему был Бог? У него был звонкий голос, большие глаза и рыжеватые ресницы. « - А есть ещё зелёный, - вскрикнул ты, - он как лягушки у реки и.. - Я знаю, что такое зелёный. - я перебил тебя. Он как глаза у моего Бога.» Я позволял клеймить себя Длинной Габи, а после и Крысе, чтобы хоть как-то вызвать в тебе то чувство, что поселили во мне Волк. Кажется, его называют ревностью. А теперь ответь мне, Сфинкс, кто из нас поистине слеп? Помнишь, что сделал Волк, когда ты, Кузнечик, не смог отказать Вонючке? Ты мочил колени, вытирая об них слезы, и он был готов сделать это за тебя, пока ты будешь сидеть и молчать. И плакать. Я понял, что ты бы никогда не простил себе это. « Пусть будет как он хочет. Пусть держит свое слово. Только пусть не ревет. » Волк не боялся испачкать шкуру, но тому, кто в ней, разве объяснить, как грязен ты внутри? Кому как не мне об этом знать. Помнишь то лето, Бог? Это было самое счастливое время, не считая, конечно, Леса. Только я, мой Бог и Лось. И хищник с седой чёлкой. Я часто задаюсь вопросом, тогда, в то лето, не замаячь призрак Могильника над Волком, ты бы остался со мной? Со временем Дом открывал для меня Изнанку и впускал в Тёмный Лес, где я выслеживал собакоголовых в обличье Оборотня. Ему нравилось это и он улыбался мне улыбкой Чеширского кота, что парила надо мной. Помнишь, что произошло на следующий день, когда увезли Лорда и в тот день, когда главный Пёс сорвался с цепи? Приход Помпея к вам был ожидаем и я знал это. Старый закон. Ты не был стороником этого дерьма, что обязывало следующим его идиотам умереть за своего вожака. Ты подводил незрячего к живой цепочке, зная, что уже поздно. Это мой бой. Личный. Без тебя. Может поэтому ты его так невзлюбил? « Я привёл тебе друга, - сказал Лось. - Он будет жить с тобой, и ты не будешь скучать в одиночестве. Это Слепой. Делаете, что хотите - играйте, беситетесь, ломайте мебель, только постарайтесь не ссориться и не жаловаться друг на друга.» Ты даже собрал все ножи и бритвы и куда-то спрятал. Даже пилки унёс. Где-то у тебя свой тайник. Ты вправду думал, что это сработает, что это остановит меня? Я бы не стал рисковать стаей. Я бы защитил её. Как и своего Бога. Я надеялся, что Он проснётся, хотя был уже обречён. Единственное, что мне оставалось, это следить за его покоем. Иногда я даже слышал Его звонкий голос и чувствовал свет Его улыбки. Он не умер в тебе, а лишь дремал. Как только я не пытался его разбудить! Чего ты добивался, тот, кто спит в моем Сфинксе? У меня был Бог, чью болтовню я мог слушать, шнуруя Ему кроссовки и наклеивая пластыри на лоб. Почему был? Потому что Кузнечика у меня забрал Сфинкс, большая мудрая кошка. Очень хитро забрал. Так сделал бы только Волк. Ты менялся и вместе с этим менял и меня, ведь однажды уже наполнил собой. Ты стал сварливей, но кое-что все-же осталось. Может в этом и заключалась Великая Сила? Вставая напротив тебя и дотрагиваясь холодной ладонью до покрасневшего уха, я ловил на себе Твой взгляд, мой Бог. Хоть я и никогда не видел зелёный, но уверен, я бы его полюбил. Ведь глаза глаза твои всегда сияли именно этим цветом. И что теперь? Теперь, переведя всех Спящих, я выслеживаю добычу в Тёмном Лесу и лакаю воду из ручья, где грел крапчатое яйцо у сердца. А в ночи, когда свежая трава дурманит голову я начинаю тоскливо выть, оплакивая разлуку со своим Богом.