Предание зверям

The Neighbourhood — Wires — Каччан, сосредоточься. Получается у тебя хреново, — Мидория говорил в маленький микрофон на тонкой ножке, изогнутой в длинной дуге. Его палец отпустил кнопку, и звук перестал литься в небольшую комнату за твёрдым звуконепроницаемым покрытием. Бакуго чувствовал себя в одной большой клетке. На него надели повязку, лишающую возможности видеть что-либо, закинули в эту кладовку и запустили двоих противников, приказав защищаться от них. Как он, мать вашу, мог защититься, если эти болваны начали нападать ещё до того, как он смог сориентироваться в кромешной темноте? Само собой, его знатно колотили — назойливые мысли не давали ему даже возможности сосредоточиться и сфокусироваться. — Куда делось твоё прекрасное чутьё, Каччан? Ты лажаешь, — Бакуго не отвечал, не хотел отвечать. Ему нечего было сказать — он действительно лажал, но сетовать на хреновые и несправедливые условия боя было унизительно. Поэтому приходилось только молча терпеть и продолжать пытаться настроиться, сориентироваться и разобраться в ситуации наощупь. Киришима был в бешенстве. Он понятия не имел, что за хрень творится с Изуку, почему он внезапно превратился в безжалостного начальника, почему он вообще возомнил себя начальником? Насколько Эйджиро помнит, Мидория никогда не использовал гнев и ярость, даже когда он злился, в его движениях и действиях угадывалась какая-то шутка, он любил давить улыбки, пугать спокойствием и уверенностью, но теперь он полностью поменялся. Всего за какое-то мгновение Изуку словно обрёл благоразумие и перенёс на свои плечи небывалую ответственность, но вместе с этим утратил ту пугающую уверенность, которая заставляла его противников трепещать. — Ты собираешься остаться таким навсегда? — Эйджиро сначала даже не понял, что произнёс эти слова вслух. Мидория не обернулся, но он точно это услышал. Закралась мысль, что он тщательно раздумывает над ответом на этот вопрос, но, в конечном итоге, ответ Киришима так и не получил. Изуку редко можно было увидеть совсем одного, без Шото, находящегося где-то неподалёку, и это был один из таких случаев. Бакуго тренировался уже полчаса, Изуку наблюдал за ним уже полчаса, но Тодороки всё ещё не появлялся. Киришима уже раздражённо постукивал пальцами по поверхности железного стола, не в силах наблюдать за тем, как Мидория, откровенно говоря, выбивает из Бакуго всю дурь чужими руками. Это было больше похоже на грёбаное наказание и заставляло снова вернуться мыслями в Ричардсон, где пару дней назад Мидорию и заклинило. — Хокс вообще в курсе про эту тренировку? Боже правый, ты ведь просто хочешь покалечить его, я прав? Если уж надумал действительно научить его чему-то, то не стоило сразу кидать его с обрыва, как новорождённого птенца. Ты ведь даже не дал Бакуго время на то, чтобы сориентироваться, даже не объяснил ему основы. Ты и слова ему не сказал! Чёрт возьми… — Киришима глубоко вздохнул и провёл ладонью по лицу. — Впусти меня туда и убери своих вышибал. На время. Дай мне примерно двадцать минут. Мидория выгнул бровь, но голову так и не повернул, словно не мог ни на секунду оторваться от того, что происходит за односторонним стеклом. Он нажал на кнопку и автоматические створки дверей разошлись в противоположные стороны. Бакуго оставалось только беспомощно обернуться на звук. Он сидел на полу и тяжело дышал, вытирая пот со лба. Двери снова закрылись, но Бакуго по-прежнему молчал. — Это я, это я, поднимайся, — Киришима хлопнул его ладонью по плечу, затем протянул руку, скользнув пальцами по предплечью. Кацуки быстро сообразил и ухватился за ладонь, поднимаясь на ноги. Киришима оглянулся. Голые стены и ничего более, всё в тусклых серых тонах. Стекло действительно одностороннее, отсюда Мидорию совсем никак не увидеть. Внутри, кроме звенящей тишины и гулкого эха — ничего. Действительно отстойное местечко, лучше и правда находиться в нём с закрытыми глазами. — Какого хрена ты тут делаешь, дерьмоволосый? И где эти ублюдки? Конечно, Бакуго не хотелось, чтобы Эйджиро видел, как он лажает. Он бы предпочёл, чтобы Киришимы вообще тут не было. Но Киришима тут был — протягивал руку помощи, гладил плечи и успокаивал голосом. Теперь Бакуго чётко ощущал, как обострились остальные чувства — он провёл с повязкой добротное количество времени и успел привыкнуть к ней, даже несмотря на то, что два амбала почти не давали ему этого сделать. — Постарайся сфокусироваться на моём голосе. Всё нормально, тебе должны были позволить сделать это ещё с самого начала. Нельзя просто завязать человеку глаза и надеяться, что он сможет уложить всех на лопатки, — это Киришима произнёс нарочно слишком громко и рассерженно посмотрел в тёмное стекло. Он продолжал повторять «всё нормально, всё нормально», потому что знал, как Бакуго относится к тому, что кто-то приходит ему на помощь. Знал, как он ненавидит, когда другие видят его слабым или думают, что он слабый. И хоть перед Эйджиро оказаться тем, кто просит помощи, было почти не стыдно, то перед блядским Деку он этого отнюдь не желал. Но сейчас действительно лучшим решением было прислушаться к Киришиме, довериться его советам и выполнять всё то, что он говорит. — Окей, двигайся за моим голосом. Прислушивайся к малейшему шуму, к движению воздуха, вибрациям земли. Одежда всегда шуршит, обувь скользит или издаёт глухой звук — зависит от поверхности. Сбитое дыхание, громкие вдохи и выдохи — твой ориентир. Если я начну использовать нож, ты услышишь, как лезвие режет воздух, и быстро поймёшь, где я. Следующей задачей станет сократить радиус моего возможного местонахождения до определения с точностью до сантиметров. Так ты сможешь понять, где именно сейчас находится моё оружие и как конкретно можно от него уклониться. Киришима достал нож, наглядно продемонстрировал издаваемый звук, замахнувшись им поочерёдно в нескольких точках, и таким образом помогая Бакуго понять, как примерно узнать, в каком отрезке пребывает оружие. Дальше дело стояло за его инстинктами и рефлексами, реакция должна была быть не просто быстрой — она должна была быть молниеносной. Конечно, вряд ли получится так, что Бакуго действительно попадёт в ситуацию, где будет сражаться со своими противниками без возможности видеть что-либо, в то время, как они не будут такой возможности лишены, но это не мешало Изуку тренировать так, чтобы досконально освоить умения драться даже с закрытыми глазами. Он правда выжимал все соки, не просто учил основам или подтягивал до троечки, он добивался идеальных результатов, даже если это требовало огромных затрат времени и сил. — Вы можете быть свободны, — Изуку обратился к двум ребятам, стоящим рядом и обсуждающим методы тренировки Киришимы. Даже им, казалось, стало жаль Бакуго, хотя именно они жестоко отыгрывались на нём не так давно. — Думаю, они тут справятся и без нас, — из меня по-настоящему хреновый тренер, хах. Бакуго действительно начал преуспевать. Несмотря на то, что силы уже почти заканчивались, он выглядел по-настоящему сфокусированным и умудрялся не сбиваться с движений. Только когда вместе с покинувшими силами грозился уйти и соображающий мозг, он остановился. В желудке было абсолютно пусто, под ложечкой неприятно засосало. Киришима и вовсе старался никуда не садиться и не давать телу отдыхать, потому что потом он вряд ли бы вообще смог встать до конца дня. Когда тренировка, наконец, была окончена, Бакуго с Киришимой встретились с остальными у автомата с газировкой. Выглядели они, мягко говоря, потрёпанными. Хоть Изуку и сказал, что тренировки будут общими, первое время каждому была отведена своя, с учётами всех его слабых и сильных сторон. Удивительно, что Бакуго попалась именно эта — его реакция была отнюдь не слабой стороной. Ему нужно было что-то, что давило бы на психику, что-то про убийства и потребность в убийствах. Но причин не доверять Мидории во всём, что касается тренировок, не было. Все остальные так же понимали, что Бакуго, как лидеру, предстоит пройти через всё то, что подготовили им всем вместе взятым. — Изуку просто ебанулся. Не сочти за грубость, Шото, но твой бойфренд и правда слетел с катушек. Ты ведь тоже понимаешь, что происходит что-то не то, да? После того, что случилось на днях, Мидория сам не свой. Никогда не видел его таким. Нейто отпил несколько глотков и вылил воду прямо на голову, его разгорячённое красное лицо смягчилось. Шото молчал, потому что в словах Мономы сквозила правда, но он и сам не понимал, почему и отчего это происходит. Поговорить с Изуку не представлялось возможным — он ясно давал понять, что ещё не готов к разговору. Мидория старался не контактировать ни с кем по крайней мере ближайшие несколько дней. Ему нужно было отойти от произошедшего, привести в порядок мысли, выдохнуть и обрести новые силы. Почему именно это место — было ясно и понятно. Ждали конкретно его, хотели напомнить о том, что случилось, разворошить старые раны и вывести из равновесия. Конечно, Бетта сразу догадались, кто стоит за всеми этими покушениями на их людей. Но поступили довольно интересно — выманили Изуку и надавили на него, словно знали, что если удастся расколоть Мидорию — удастся расколоть и весь хренов Эвентус. Изуку отвратительно спал по ночам, забрели в гости старые кошмары, приходилось ворочаться и просыпаться в конечном итоге. Чудилось, как он стоит на крыше огромного небоскрёба, как падает вниз, расставив руки в обе стороны, и никто, совершенно точно никто не собирается протягивать ему руку, никто даже не собирается его спасать. Он падает вниз медленно, с закрытыми глазами и лёгкой улыбкой, словно ждал этого целую вечность. С крыши, которая осталась далеко наверху, на него смотрят несколько человек, лица их до боли знакомые — сердце сжимается. Мидория просыпается на выдохе и в холодном поту, шарит рукой по месту рядом с собой — никого. Из соседней комнаты слышны глухие удары, Тодороки снова тренируется, безжалостно бьёт грушу и собирается бить её целую ночь напролёт. Мидория проводит рукой по волосам, зачёсывает их назад, облизывает пересохшие губы и бредёт к нему. Шото в наушниках, чужого присутствия не ощущает, да и не в них дело — он максимально сосредоточен, вплоть до контроля собственного дыхания. Он в одних лишь шортах и без майки, по спине одна за одной стекают крупные капли пота. Изуку не в курсе, как подступиться так, чтобы не напугать его неожиданностью, но через несколько секунд обмозговывать это уже не требуется — Тодороки сам вытаскивает наушники и поворачивает голову. Ни капля удивления, ни дымка неожиданности не затрагивают его глаз, словно он уже давно знал, что Мидория проснётся, и ждал его тут всё это время. Теперь кому-то из них всего лишь требовалось начать первым. Тодороки вытирает пот со лба полотенцем, пытается привести дыхание в норму и плюхается на ближайший стул, внимательно смотря на Изуку. Мидория же просто втыкает в кафель на полу, в его сонной голове сейчас совсем пусто, ничего туда не лезет, все слова и действия выходят на автомате, оттого и приобретают лёгкий механический оттенок. — Я был хреновым парнем все эти дни, да? — он усмехается, руки его в карманах длинного чёрного халата, распахнутого и оголяющего сухой торс с рельефными кубиками. — Нет, — говорит Тодороки, но на деле хочет сказать хотя бы «немного». — Не совсем. Просто все слегка… волнуются. Ты никогда не был таким— — Таким серьёзным? Думаю, я немного переборщил. На самом деле, у меня такое чувство, будто я совсем не помню, что происходило в последние дни, словно переставал отдавать себе отчёт в своих действиях. Всё сразу так потяжелело вокруг, осложнилось. Как если бы я обрёл хрупкий груз, который нужно нести и не разбить, а осознал это только сейчас. Тодороки улавливает метафору, но отвечать не спешит. Дышит глубоко, маячит глазами, закусывает губу, непрерывно о чём-то раздумывая. Этого и добивались Бетта, они знали, что всё пойдёт именно так, что дойдёт именно до этого. Но даже учитывая то, что Мидория сам ощущает, как идёт на поводу у них, контролировать себя он всё равно не в силах. — Я слишком много думаю, вот проблема. Ответственность была на моих плечах всегда, но теперь мне об этом напомнили, и я словно завис. Не знаю, как вернуться обратно. Просто надеюсь, что я проснусь ближайшим утром и, наконец, приду в себя. — Тебе так тяжело потому, что несёшь всё это один. Думаешь, что должен нести всё это один. Но ты всегда можешь рассказать, что с тобой происходит, поделиться причинами, распределить ношу между всеми нами. Тогда будет значительно легче. Мидория слабо кивает, давит смешок, но всё равно усмехается. На часах около двух ночи, заснуть в ближайшее время всё равно не кажется возможным, так что почему бы и нет? Рано или поздно он всё равно должен рассказать. О том, что произошло; о том, что происходит сейчас и о том, что он вынашивал в голове грёбаных шесть лет. — Полагаю, нам понадобится нереально большая банка кофе. Тодороки согласно кивает и бредёт к кухне, где уже остыл электрический чайник и парные кружки уютно расположились рядом друг с другом. Мидория останавливается где-то в коридоре, прямо у дверного проёма, из которого льётся тусклый свет. Пришёл извиниться, но вышло как всегда хреново. — Спасибо за всё, котёночек. Котёночек этого явно не услышит — на кухне уже вовсю шумит чайник, но Изуку требуется галочка на очередном пункте, поэтому ответ Шото почти не имеет значения. Вообще-то, нет. Ответ Шото имеет огромное значение, и Мидория, улыбаясь, спешит усесться на стул, затащить Тодороки на колени и начать свой длинный-длинный рассказ.