Предание зверям

Radical Face — Black Eyes Хокс хотел выглядеть заботливым или просто мечтал о кофе вот уже который час — непонятно, но Изуку был рад перспективе переваривать итоги собрания не в одиночку. Многие из присутствующих были слишком омерзительны для того, чтобы сдерживать себя, но он сдержал — это тоже входило в пункты его работы. — Я принёс тебе кофе из Старбакса, — бумажный стакан с гофрированной бумагой посередине выглядел не очень впечатляюще. Не тем, что Хокс обычно брал, с его-то любовью к эспрессо — пятидесяти миллилитровому адскому пойлу (концентрация кофе в сто десять процентов). — Они неправильно написали моё имя, — Изуку нахмурился. — Они, да… Такое случается, — он пожал плечами, устроился рядом и закурил с небывалым облегчением, словно ждал этого весь день. Так оно, впрочем, и было. — Что у нас сегодня по программе? Очередное культурное мероприятие? — Мидория стрельнул сигарету, повторил за Хоксом, но облегчения не почувствовал. — Как долго всё это ещё будет продолжаться? — У тебя что-то вроде отпуска, наслаждайся. Полу-отпуск, больничный — называй, как хочешь. Это необходимо, вскоре ты и сам убедишься. Врач переживает, как бы у тебя не развился посттравматический синдром, это сильно ухудшит твою жизнь и помешает работе. А если ты станешь бесполезным, тебя просто выкинут отсюда. Я не могу этого допустить. Так что развлекайся, — Хокс протянул смятую цветную бумажку — очередную брошюру, на этот раз рекламку предстоящего инструментального концерта. Мидория всё ещё думал, что всё это — бесполезная трата времени. У него нет никакого ПТСР и точно не будет. Он уже переживал подобное, для него терять кого-то — не в новинку, в терапии нет никакого смысла. Но Хокс упрямо настаивал, а в Эвентусе всё равно пока установилось затишье и никаких серьёзных миссий не намечалось. Изуку как раз потянулся за кофе, когда справа от него послышался щелчок зажигалки. Статный мужчина в дорогом костюме курил сигару и смотрел до отвращения поверхностно, словно оглядывал парочку уличных бомжей. Изуку видел его на собрании — он из шестёрок главных министров, не представляющий сам по себе ничего путного. Самый отвратный тип людей. — Ты тот единственный выживший в операции по штурму археологического музея? — в голосе сквозило презрением, словно оно уже вошло в привычку. Хокс закатил глаза, отпивая кофе и отворачивая голову, Изуку по инерции поднялся, словно не хотел больше позволять этому хмырю смотреть на себя свысока. Он молчал, собеседник тоже не спешил продолжать. Повисла неловкая пауза с заметным напряжением. В глазах Мидории отчётливо читалось враждебное «а тебе-то что?» так, что Хокс внезапно подскочил и приблизился к этим двоим, но человек продолжил: — Всё это — естественный отбор, выживают только сильнейшие. Те дети не прошли его, но ты смог. Хокс почти успел приобнять Изуку за плечо и неловко посмеяться, переводя ситуацию в шутку, но Мидория был быстрее. Одной рукой он сжал толстую шею этого ублюдка и пригвоздил его к стене, запачкав дорогущий костюм белой засохшей известью. Старикан попытался бултыхнуться, но не смог двинуть ни одной частью тела. Мидория не хмурился, не улыбался, не выказывал выражением лица ничего абсолютно. Он смотрел с необычайно пугающим спокойствием, словно киллер-профессионал перед убийством своей тысячной жертвы. — Больше никогда не говори ни слова об этой операции, хренов планктон, — Мидория цыкнул, отпустил его шею и засунул руки в карманы, сгорбившись. Старикан упал на землю, выронил сигару и закашлялся. Хрипя, кряхтя и перекатываясь, он сыпал оскорблениями и проклятиями, пытаясь подняться. Хокс остановил Деку в попытке вылить горячий кофе ему на голову, а потом схватил за локоть, попрощался со стариканом кивком головы и утащил Мидорию куда подальше, где совсем не было людей, таких мерзких — тем более. — Я знаю, что ты собираешься сказать, но не нужно, окей? Мне плевать, что тот говнюк выдудлит про меня министрам, мне плевать даже на то, что они вытурят меня отсюда. Я мог убить его, но сжалился. Он омерзителен. Уверен, он бы не продержался там и секунды, такие способны только торчать в офисах и рубить бабло на сраных бумажках, — Мидория не останавливался. Только сейчас он понял, что по-настоящему хочет курить. Но он выронил сигарету ещё тогда, когда подскочил. Хокс тоже лишился своей, и тоже по его вине. Хокс уселся на землю. У него была целая пачка, он снова вытащил оттуда по одной для себя и для Изуку. Господи, храни Хокса. — Они не вытурят тебя, ты слишком ценный солдат, — он посмотрел куда-то на крыши зданий, почесал затылок, устало вздохнул. — Тебе нужно учиться сдерживать свой гнев. Я понимаю, что тебе всего восемнадцать, ты слишком юн и не видишь нужды отказываться от того, что считаешь справедливым, но это ценное умение. Попробуй выражать гнев по-другому, будь умнее и хитрее. Не знаю, прячь его за улыбкой, придумай что-нибудь. Не позволяй эмоциям манипулировать тобой — манипулируй ими. Мидория подумал, что в этом есть смысл. Он даже почти забыл о произошедшем, когда обмозговывал сказанное Хоксом. Он вынул смятую бумажку из кармана, неохотно цыкнул, но всё же вчитался в содержимое, а потом взглянул на время. — Мне, очевидно, пора идти. Грёбаный концерт не ждёт. — Постарайся расслабиться, мистер хмурая морда, — Хокс показал знак «peace» и улыбнулся. Мидория улыбнулся тоже, но показал средний палец. Стоило одеться поприличнее, как все эти фифы в вычурных платьях или их кавалеры в дорогущих смокингах, но Мидория и так особо не выкобенивался нарядом, даже снял излюбленную цепочку с чёрных джинс. Чем простая чёрная футболка уступает рубашке? Не так солидно? Что ж, он тут даже не по собственному желанию. Первый час концерта прошёл довольно неплохо. Оркестр успел исполнить несколько хитов Металлики, кто-то сыграл на скрипке каверы на знаменитые песни, другие исполняли собственные произведения — талантов хватало. Не жалеть о своём присутствии получалось довольно успешно. На перерыв зал прервался довольно нехотя. Изуку как раз вышел в огромный холл, где столпилась тьма народа, половина из которой пыталась отыскать буфет, а вторая — забрать свои вещи из гардеробной. Кто-то задел его плечом, едва не ударил локтем в глаз, но вырваться удалось. Мидория вышел на улицу и закурил у самого входа, увидев табличку «Не курить» только после второй затяжки. — Да мать твою, — он закатил глаза, спустился вниз по небольшой лестнице и отошёл подальше, отвернувшись. Его внимание привлёк визг шин, звонкий гудок автомобиля, но стоило лишь обернуться, как глаза зацепились за знакомый силуэт, остановив время вокруг. Изуку почувствовал, как порыв холодного ночного ветра ударил его в лицо. Мимо него пробежал мальчик лет тринадцати с огромным футляром для виолончели за спиной. И всё бы ничего, но он узнал эти выкрашенные в два цвета волосы и разноцветные глаза. Правда, теперь на лице у паренька красовался шрам от ожога. — Какого чёрта? Почему Бетта здесь? Он затушил сигарету подошвой кроссовка, ринулся вперёд за мальчуганом, снова прорываясь сквозь толпу, стараясь не терять его из виду, ни в коем случае не упускать. Если младший тут, значит и старший где-то неподалёку. Мидория попутно оглядывался по сторонам, выискивая выделяющегося — со своими татуировками он бы точно выделялся — парня, но никого не находил. Липкий страх за всех этих людей сковал его движения, что-то происходило. Что-то, что заставило главных шишек присутствовать на этом грёбаном концерте сегодня. Мальчик забежал в зал и уже скрылся за кулисами, куда Изуку вход был закрыт. Он раздумывал, как стоит поступить, что следует сделать. Показать персоналу фальшивое полицейское удостоверение и убедить их пустить его внутрь? Слишком запарно, если всё окажется ложной тревогой, они захотят пробить код документа, и тогда у Хокса будут неприятности. Остаётся только снова действовать по ситуации, разместиться где-то недалеко и быть готовым сорваться при первой же возможности. Перерыв закончился, все снова ввалились в зал, разместились и прекратили разговоры, стоило только свету потухнуть. Изуку безостановочно вертел головой в поисках знакомой макушки, он был уверен, что точно найдёт её где-то неподалёку, но без света это сделать было практически невозможно, так что он остановился и внимательно замер в своём кресле, напрягаясь каждой мышцей. — Чёртов Даби, надо было ещё тогда убить тебя. Не следовало оставлять тебя в живых в том музее. Концерт продолжился, софиты зажглись и осветили того самого паренька. Он сидел на стуле, расположив виолончель перед собой, смотрел в зал сосредоточенно и внимательно, ни капли эмоций не проглядывалось в его выражении лица. Слишком взрослый настрой для такого ребёнка. Изуку насторожился ещё сильнее. Ровно через три секунды Тодороки Шото начал играть. Он время от времени прикрывал глаза, время от времени его голова двигалась в такт льющейся мелодии. Он зачаровывал своей игрой, пронзал зрителей странной грустью, болью, что сконцентрировалась в звуке. Музыка была пропитана отчаянием и меланхолией, пощипывала кожу мелкими мурашками и заставляла задерживать дыхание. Мидория не понимал, что происходит, но временами забывал даже моргать. — Это всё? Он собирается… просто играть? Тодороки Шото был похож на воспитанника из богатой семьи — прилежный, серьёзный, манерный, сконцентрированный. Он был одет в чёрный костюм, который даже не помялся, хотя Изуку и видел, как быстро он бежал. Сколько уже Шото занимается музыкой? Год? Два? Такого звучания можно добиться за два года обучения? Закончив своё выступление, Шото коротко поклонился и скрылся за кулисами. Мидория почувствовал, что для него этот концерт закончен. Несмотря на то, что зал разразился в аплодисментах и выкриках, он всё ещё был насторожен. Изуку не слышал больше никого, все остальные номера проплывали мимо, ощущаясь лишь какими-то оттеночными. Может, он чересчур переволновался? Ничего не случилось. Ни через номер, ни через два и так до конца концерта. Шото был тут не от Бетты, он выступал как музыкант. Выходит, люди, которые погрязли в этом болоте всё-таки могут найти в себе силы параллельно жить совершенно обычной жизнью? — Ну что за чудо, этот мальчуган действительно потрясающий. Сделал для меня больше, чем советы всех знакомых вместе взятых. И даже не догадывается об этом. В последний раз Мидория видел Шото около пяти лет назад. Это же и была их первая встреча. Можно ли так это назвать, учитывая, что Шото его тогда даже не заметил? Тодороки в то время был совсем ребёнком, а всё так же строил серьёзное лицо и корчил из себя взрослого. Он о чём-то разговаривал с отцом, тот показывал ему лучшую на то время снайперскую винтовку модели М96. Шото завороженно водил по ней пальцами, тщательно оглядывал, просил подержать в руках, чтобы почувствовать её вес и проверить прицел. Шото было восемь. Он знал, какие бывают виды снайперских винтовок, чем они отличаются, чем характеризуется их качество. В восемь некоторые дети едва ли могут читать, но Шото знал о вариантах применения приборов ночного видения в качестве ночных прицелов или освещения сетки оптических прицелов. — Что этот ребёнок делает в нашем штабе? Какая-то новая программа по эксплуатации детского труда в целях развития теневой экономики государства? — Мидория проходил мимо. Он остановился в двух шагах от дверного проёма всего на несколько секунд, но за это время уже успел ощутимо удивиться. — Можно и так сказать, я полагаю, — человек, стоящий рядом с ним, опустил руку на его плечо. — Тодороки Шото особенный мальчик. Это сын Энджи. «Старателя», как мы тут говорим. Он необычайно одарённый, запоминает всё с первого раза и воспроизводит полученную информацию, как машина. Ты же помнишь Даби? Это его старший брат. Они сыновья от разных браков, но всё равно очень привязаны друг к другу. — И где же тогда этот Даби? — Мидория сложил руки на груди. — Здесь, — Даби стоял прямо у стены. Вид небрежный и абсолютно равнодушный, только едва различимая злоба, проскальзывающая в радужке глаз. Изуку опустил руки и подошёл к нему, внимательно вглядевшись. Они с Даби ровесники — ему об это говорили ещё давно, ощутимой разницы в росте не наблюдается. В развитии — само собой. Может, Тодороки Шото и действительно одарён, но Мидория Изуку навечно останется номером один. — И тебя это устраивает? То, чем будет заниматься твой младший брат — тебе это по нраву? — Не я тут устанавливаю правила, — Даби нахмурился. Изуку не выглядел дружелюбно. — Если Всемогущий, — он посмотрел на человека сзади Мидории, — отдал приказ, отец не может его ослушаться. — Но Всемогущий не отдавал приказа. Инициатором изначально был твой отец, — Даби округлил глаза. Этого он, похоже, не знал.