— Я сплю? — Нет. — Так и знала… Во сне она была бы со мной.
Когда Лиззи было семь, она впервые увидела чужую жизнь со стороны, словно смотрела собственными глазами. Когда ей было семь, она увидела, нет, почувствовала, боль. Чужую боль. Она видела просторную комнату и большую кровать, на подобие той, на которой спали родители, словно для взрослого человека. И еще она увидела маленькие руки и капельки воды на полу. И кровь. Когда девочка проснулась, она сразу побежала к маме рассказывать о своем соулмейте, которого ждала целых семь лет. Та ласково улыбнулась и присела, заглядывая дочери в светившиеся от счастья глаза: — И что же он делал? — осторожно с легкой улыбкой спросила мама, отбрасывая белокурые волосы за спину. Девочка на секунду задумалась, а потом резко погрустнела. — Плакал.***
У нее никогда не было детства, которого знали все остальные дети. Никогда не было кукол, чаепитий. Были лишь разодранные вещи, кровь на губах и пульсирующий страх глубоко в груди. Бегство. Погони. Переезды. Драки. Убийства. Когда Хоуп было семь, она впервые использовала свои силы во благо семьи. Когда ей было семь, она впервые услышала голоса в голове и стала видеть кошмары, пробирающиеся в кромешной темноте через чертоги разума, мешая спать. Все, что спасало в тот момент — маленькая девочка с белыми, как крылья ангела волосами и прекрасной улыбкой, озаряющей все вокруг своим ярким сиянием. Она уже тогда знала, ее соулмейт — девчонка, но этот факт ее совершенно не смущал. Так даже проще.***
Лиззи становилась все старше и уже через несколько лет перестала отличать свои кошмары от чужих. И примерно в пятнадцать она узнала, что маленький хрупкий мальчишка, кричащий по ночам — отнюдь не мальчик. Когда ей было пятнадцать, она все чаще стала видеть рыжие волосы во снах. И решив, что пришла пора рассказать маме с папой, она подошла к ним вечером, испуганно стукнув пару раз костяшками об дверь. — Что такое, золото? — ласково спросил отец, разрешая войти. — Это… Это девочка, пап, — пискнула она и опустила голову, закусывая губу. Родители переглянулись и через какое-то время немого диалога глазами, мама спустилась с кровати и подошла к дочке, приобняв за плечи: — Ну, ты чего? — Но ведь… — их взгляды встретились. — У Джо тоже… девочка. Ее близняшка, казалось, знала свою родственную душу еще с пеленок. «Черные волосы и невероятной красоты каре-зеленые глаза» — так она, запинаясь, произнесла в пять лет, взволнованно смотря на родителей. «И я видела ее уже давно». И вот уже как три года они встречают друг друга в столовой на первом этаже и идут вместе на уроки, держась за руки. — Дорогая, это не важно. Главное, чтобы вы обе были счастливы, нам этого достаточно.***
Когда Майклсон было пятнадцать, она потеряла маму. С того дня каждая ночь сопровождалась новыми кошмарами, болями в груди и громким шепотом голосов в голове, заглушающих ее собственные мысли. Иногда, в самые холодные вечера, когда тёплый плед не грел замёрзшие от страха руки, а сердце снова предательски быстро колотилось из-за мыслей в голове, она вспоминала те уютные фрагменты из снов, в которых ее обнимали крепкие объятия родителей, и где громкий смех сестры заглушал весь остальной мир. Даже если это был не ее мир.***
Когда Зальцман было шестнадцать, она поняла, кто ее соулмейт, но отчаянно отказывалась этого признавать. Когда ей было шестнадцать, она больше не видела снов со счастливым концом, не зависимо от того, спит Хоуп или нет, казалось, что эти видения преследуют ее даже во время бодрствования. Когда ей было шестнадцать, она почувствовала, как болит голова. Лиззи встала посреди ночи за обезболивающими, но когда дошла до лазарета, все прошло в мгновение ока, словно вся эта неистовая боль мигом возвратилась обратно к хозяйке. Снова. Когда ей было шестнадцать, она каждый день видела смерть Хейли. От ее руки. А потом она просыпалась, оставляя снова и снова маленькую одинокую душу совершенно одну против целого мира.***
Когда Хоуп наступило семнадцать, она потеряла своего отца. А вместе с ним и его брата. Когда ей было семнадцать, она хотела умереть.***
Когда Лиззи было шестнадцать, в школу вернулась осиротевшая Майклсон. С рыжими мягкими волосами до середины спины. И прекрасными зелеными глазами.***
Когда Зальцман наступило семнадцать, Джози ушла к своей девушке в комнату, оставив близняшку одну в дождливую ночь. Капли дождя громко стучали по карнизу и крыше особняка, а за окном подозрительно шуршала листва. Интересно, что она сейчас делает? Лиззи уже боялась знать. Она не хотела засыпать, ведь каждую ночь она видела, как съежившись на полу, в полном одиночестве, в полной темноте, погрузившись в свои мысли, сидела Хоуп, обнимая себя за ноги так крепко, что белели конечности. Негромкий стук прервал ее поток мыслей, вырвав из дремоты. — Открыто! Она надеялась, что это что-то важное, потому что правая рука была голова швырнуть в незваного гостя подушку. С минуту ничего не происходило, и она уже хотела пойти и высказать, что думает, как вдруг дверь открылась и перед блондинкой предстал трибрид. — И-извини, если разбудила. — Я не спала, — нахмурившись, пробормотала близняшка, приподнимаясь на локтях. — Чего тебе? — Джози у Пенелопы, и я… не знала к кому еще могу пойти, — рыжеволосая переступила с ноги на ногу и смущенно посмотрела на ведьму. — Во время грома мне… неспокойно. Словно в подтверждение ее слов, за окном громыхнуло, и девушка, на миг вздрогнув, отошла подальше от окна, сбивая рукой стопку книг на комоде около двери. — Черт, прости. Дрожащими руками она принялась судорожно поднимать их, проклиная себя за то, что вообще пришла сюда, слыша, как скрипят зубы блондинки в нескольких метрах от нее. — Оставь, — девушка махнула рукой, вздыхая, а после постучала по одеялу, — иди сюда, хватит уже притворяться. — Ты знаешь, — смеясь ответила Майклсон, прикрывая дверь. — Конечно, тебя сложно не узнать. Кровать, нагретая девушкой, встретила ее ароматным запахом духов, кондиционера и чувством уюта. Приобняв Майклсон за талию, Лиззи уткнулась носом в ее шею и, щекотя теплым дыханием, произнесла: — Здесь безопасно, не бойся, — а после еще тише добавила: — Спокойных снов, Хоуп. — Спокойных, Лиззи, — прошептав ответила она, улыбаясь краешком губ. Когда Лиззи наступило семнадцать, она впервые не видела ночью смерть неизвестного ей человека. Когда Хоуп было семнадцать, она впервые уснула с наступлением темноты под громкие раскаты грома и игру молний в небе, не боясь того, что вернутся ее призраки. Когда им было семнадцать, они впервые не увидели во сне мир со стороны.Когда им было семнадцать, они наконец нашли друг друга.